Т
— Ну как ты? — Дри заходит на кухню, где я, вооружившись бутерами, плиткой шоколада и крепко заваренным чаем, просматриваю на ноутбуке видео-материалы по удалению селезёнки. — Гляжу, ты прямо переживаешь, как бы не скинуть пару сотен драгоценных грамм после лёгкой тренировки. — Лёгкой тренировки, говоришь? У меня буквально всё тело болит, будто не я битой махал, а кто-то ею махал по мне. Здорово будет, если завтра меня из-за дрожащих рук к операции не допустят. — Делай выводы, надо всё же давать своим мышцам нагрузку периодически, чтобы чуть что - не помирать. — Я не помираю, просто переживаю за работу. — Всё будет хорошо, дам тебе мазь, помажешь руки на ночь, завтра будешь в форме. Когда со своей кружкой устраивается рядом, пододвигаю шоколад ближе к ней, хотя точно знаю, что всё равно откажется. У неё свои сладости в шкафу, полезные, к которым и меня пыталась приучить, но я не заценил эти финиковые “конфеты” и цветом и формой напоминающие шарики, которые катает жук-навозник. Нет, если моя сущность требует шоколада - она получает шоколада, и никакие заменители не смогут провести её. Весь день не виделись с Дри, так как после игры и небольшого совместного с обеими командами отдыха она уехала по своим делам, я же, ещё немного погуляв чисто четвёркой практикантов, отправился домой. — Эй, я хотел сказать тебе спасибо. Кажется, всем было весело, — кладу голову ей на плечо, и тоже склоняется ко мне своей, прижимаясь щекой к макушке. — А тебе? — И мне. Без тебя ничего подобного бы точно не случилось. — Теперь будешь слушать меня безоговорочно? — Не дождёшься. — Чёрт, а я уж надеялась, — театрально вздыхает, после чего на долгую минуту повисает тишина, не давящая, а абсолютно уютная. — Что скажешь по поводу ваших обжиманий на глазах у всех? Лишь молча пожимаю плечами. Ну а что мне ей сказать? Что я этого хотел, очень? Что нагло воспользовался случаем? Что боюсь обнадёживать себя тем, что с его стороны это тоже не было обусловлено только азартом игры? Обнадёживать боюсь, и всё равно это делаю, в воображении рисуя, как он ждал, выискивал возможность прикоснуться ко мне, что наши тела, прижатые друг к другу, для него так же желанны, как и мне. — Кстати, той мадам, что сидела на трибуне, не понравился ваш публичный перфоманс. Случайно глянула на неё, так она прямо губы в нитку сжала, заработанный вами балл её явно не обрадовал. Кем она приходится Арми? — Я не знаю. Видел их пару раз обедающими вместе, ну и с семьёй его она определённо знакома. Думаешь, они вместе? — задаю вопрос, но сам же отрицаю мысленно, ну вот нисколечко они на пару не похожи. Дри того же мнения. — Нет, не думаю. Скорее всего, просто друзья, хотя, не исключаю, что она надеется на большее. Со стороны твоего доктора никаких сигналов в её направлении не заметила. — Он не мой, — говорить это неприятно и как-то неправильно. Произнесённое же в противовес, пусть даже только и про себя, “он мой” дарит ничем не обоснованное чувство гармонии и веры. — Пока, ты хотел сказать? — ухмыляется, слегка дёргая плечом. — Сегодня после игры я увидела своего племянника, готового ради заветной цели идти в наступление. Или мне показалось? — Не знаю. А что я должен делать? — поднимаюсь с её плеча и смотрю в глаза. — Я же ему прямее некуда сказал, что он мне нравится, а в ответ услышал, чтобы не рассчитывал ни на что, кроме профессиональной помощи. Боюсь, если ещё раз подниму эту тему, то могу лишиться и того малого, что у меня сейчас есть. — Тогда что, продолжишь поддерживать товарищеское общение? — Чтобы прописаться во френдзоне? Ну уж нет, нафиг, у меня другие желания. И после сегодняшнего мне почему-то кажется, что наши желания могут совпадать. Возможно, его всего лишь нужно немного подтолкнуть, показать, что я не против, — смотрю как Дри куксится и словно собирается прослезиться. — Ты чего? — немного сбит с толку. — Не знаю, что-то вспомнилось как мелкая бежала быстрее со школы, чтобы успеть с тобой понянчиться подольше, как перебирала твои крошечные пальчики, каждый целуя в подушечку, как катала тебя в коляске по вашей квартире, потому что по другому ты не засыпал, а теперь мы можем вот так сидеть и разговаривать о том, как бы тебе заполучить желанного мужчину. Знаешь, я очень рада, что у нас сложились такие доверительные отношения. Я очень тебя люблю, и всегда буду поддерживать и помогать в чём могу. — Ну тогда хватай верёвки и скотч, едем похищать доктора Хаммера. Улыбается, чего я и добивался. — Уверена, ты справишься и другим методом. Но если вдруг нет, то мой мини-набор похитителя всегда наготове. Обхватываю её обеими руками за плечи, притягивая ближе к себе. — Люблю тебя, и буду ещё много-много раз благодарить за всё, что ты делаешь для меня. И так, совсем между прочим, по поводу доверительных отношений, не хочешь ли ты мне рассказать, о чём вы так мило беседовали с Ником, прогуливаясь по полю ото всех в сторонке? — Да просто болтали, о чём могут говорить люди, которые только что познакомились? Где родился, где учился, кем работаешь, в общем - самый обычный трёп. — И чем он занимается? — У него своя компания, изготавливают мебель из металла и натурального дерева. Показал мне фотографии их изделий, действительно очень здорово и современно выглядит, только вот, что сайт, что страница инстаграм, оформлены просто ужасно. А так как я спец по продажам в инсте, предложила ему свою помощь в корректировке страницы. — Ого, шустро вы для людей, которые только что познакомились. — Ну, во-первых, это ещё ничего не означает, во-вторых, а чего тянуть кота за яйца? Мы два взрослых человека, заинтересовавшихся друг другом, попробуем общаться, а дальше видно будет. Отстраняюсь от неё и слегка наклоняюсь вперёд, обхватывая себя обеими руками за живот, будто заболел резко. — Погоди, мне надо справиться с приступом острой зависти. Пихает меня плечом и негромко смеётся, оценив моё выступление.***
Следующие три недели были волшебными, наполненными моментами, которые бережно собирал в сейфовые ячейки своей памяти, чтобы потом, наедине с собой, аккуратно извлекать их и трепетно оглаживать, заостряя особое внимание на мельчайших деталях, пополняющих копилку моей веры. Да, чаще всего я сам провоцировал, чтобы такие ситуации возникали, а иногда нужно было лишь вовремя воспользоваться подвернувшейся возможностью, но будь реакция Арми другой, копилка так и оставалась бы пустой.***
Первую неделю после бейсбола я работал в отделении кардиологии, что соседствует на этаже с детским отделением, поэтому имел возможность периодически забегать, чтобы навестить ребят, с которыми познакомился на прошлой неделе. И вот так однажды, поболтав минут пятнадцать с Полом и Диланом, лежащими в одной палате, уже собирался уходить, чтобы вернуться к своим непосредственным обязанностям, но лишь приоткрыл дверь из палаты, как совсем рядом раздался знакомый голос, обращающийся к моему доктору. — Доктор Хаммер, можно с вами поговорить? Голос Дина я почему-то узнал сразу, хотя помимо того первого раза общались с ним ещё всего раз. Голос его узнал, и тут же расхотелось выходить из палаты и встречаться с ним. Не могу сказать, что он был мне неприятен, скорее обескураживал своей прямолинейностью, на которую я не мог ответить взаимностью. Дверь, что уже почти наполовину открыл, медленно и неслышно вновь прикрываю, оставляя небольшую щель, и весь обращаюсь в слух, любовно сливаясь с косяком. — Доктор Шаламе, что с вами? — мальчишки с любопытством таращатся на меня, привстав с подушек. — Тсс… — прикладываю палец к губам. — Там доктор Хаммер. Тоже переходят на шёпот. — А вы его боитесь что ли? Блин, я с ними так весь разговор пропущу. — Нет, но с ним человек, которого боюсь. А теперь тихо, дайте послушать. Замолкают, но прямо затылком чувствую, как прожигают заинтересованными взглядами. — … поэтому, думаю, через два дня можно будет выписывать. Ваша мама сказала, что она сейчас не работает и сможет приглядывать за Треем. — Да, всё верно. Долго ему придётся ходить с катетером? — В среднем недели три, раз в неделю нужно будет приезжать на осмотр и замену трубки, как только увидим, что всё зажило, уберём его. — Хорошо. Спасибо вам. — Пожалуйста, Дин. — Доктор Хаммер, — Дин произносит громче, предполагаю потому, что Арми уже собирался уходить. — Я на этой неделе не видел здесь доктора Шаламе, у него всё в порядке? Весь напрягаюсь, услышав своё имя. Небольшая пауза. — Да, всё хорошо. Сейчас он работает в другом отделении, интерны должны пробовать себя во всех направлениях. — Понятно. Ладно. — У вас был какой-то вопрос лично к нему? — Нет, просто я переживал, вдруг он из-за меня перешёл в другое отделение. — Из-за тебя? У вас произошёл какой-то конфликт? — Да нет, мне кажется, я слишком настойчиво проявлял к нему интерес, тем самым напугав его, — со стороны Арми тишина. После небольшой паузы Дин добавляет. — Вы не знаете, у него есть кто-то? Ещё больше прилипаю к косяку и задерживаю дыхание, в ожидании ответа. Если Арми сейчас сосватует меня Дину, то к херам полетят все мои ожидания и надежды. — Я не в курсе личной жизни доктора Шаламе, — после небольшой паузы продолжает. — Но он сейчас в начале своей практики, а это очень напряжённое время, и, возможно, он просто не готов в данный момент отвлекаться на построение новых отношений. А теперь, прошу меня извинить, но мне нужно к пациенту. До свидания, Дин. — Спасибо, доктор Хаммер. До свидания. Ещё немного послушав тишину, разворачиваюсь к ребятам, продолжающих молча пялиться на меня. — И чтобы никому об этом не рассказывали, иначе фигушка вам будет вместо эклеров. Послушно кивают, и я, помахав им на прощание рукой, выскальзываю из палаты. Счастливый лечу в кардиологию, буквально паря над полом от мысли, что он отвадил от меня другого мужчину. Да, доктор Хаммер, я помню ваши слова про практику и время новых отношений, только вот Дину вы сказали противоположное, не потому ли, что хотите себя видеть на том месте, на которое метил он? Какой же всё-таки замечательный сегодня день!***
План, чтобы доктор Хаммер прошёл в этот промежуток времени именно по этому коридору, был подобен тому, как хищник в одиночку или стаей загоняет жертву в ловушку. В роли мини-стаи выступили я, Саманта (после чего не могу её называть никак, кроме как боевая подруга) и ни о чём не подозревающая медсестра из детского отделения. Сейчас же, когда добыча уже двигалась в мою сторону, оставалось вовремя и достаточно громко отыграть свою роль, привлекая её внимание. — Чёрт! Да какого хрена! — кажется, довольно громко получилось. Пара секунд, и краем глаза вижу, как в проёме заведомо открытой двери появляется высокий силуэт. — Доктор Шаламе, что-то случилось? — выглядит действительно озабоченным (ты ж моя прелесть заботливая). Совсем немного, чтобы не переигрывать, вздрагиваю будто от неожиданности. Вот если бы не медицина, точно бы в актёры подался. Поворачиваюсь к нему, когда он уже почти подошёл к столу, за которым стою. — Завтра буду ассистировать доктору Палуцци, и она сказала, что если утром покажу ей три идеальных сосудистых шва на тренажёре, то разрешит мне участвовать в полной мере, а не только посмотри/подай (абсолютная правда). И если инвагинационный шов у меня получается идеально, то шов Карреля полный отстой (полнейшая брехня, оба шва я умею делать прекрасно). Обходит стол, вставая с противоположной от меня стороны, и облокачивается на предплечья, провокационно оттопыривая задницу. Точнее, могу лишь предположить, что провокационно, вот если бы стоял позади него, то утверждал бы с полной уверенностью. — Давай, покажи мне, как делаешь с самого начала. — Точно? Я не хочу отвлекать вас от более важных дел. — Всё хорошо, я свободен сейчас. — Ладно. Начинаю проделывать все манипуляции с нуля и чувствую, что пальцы слегка потряхивает, не оттого, что он так внимательно смотрит, а оттого, что может понять, что я вру. Когда заканчиваю, сам искренне кривлюсь от результата. Несколько секунд рассматривает, что получилось, и выпрямляется. — Так, ну я здесь вижу две проблемы, — медленно обходит стол и встаёт позади меня. — Первая: ты слишком напряжён, у тебя всё тело словно каменное, — кладёт одну руку мне на надплечье, второй обхватывает мою правую руку чуть ниже ската. — Расслабься, — звучит совсем близко, и мне кажется, что если я действительно позволю себе расслабиться, то просто рухну, как подкошенный, к его ногам. Начинает круговыми движениями разминать мне плечо, и лишь оставшиеся крохи самообладания не позволяют мне блаженно простонать и откинуться на него. Проделывает то же самое со второй рукой, после чего разминает трапециевидную мышцу, с нажимом, до лёгкой боли, впиваясь пальцами, и голова всё же сама собой откидывается чуть назад, встречаясь с его подбородком. Столкновение срабатывает отрезвляюще, тут же весь подбираюсь, вставая по стойке смирно. — Извините, — рад, что не нужно в этот момент смотреть в его глаза. — Все нормально, зато нашли твои расслабляющие точки, — напоследок проводит пальцами по позвонкам почти до самой поясницы и отходит, вставая сбоку от меня. — Вторая проблема, — продолжает как ни в чём не бывало. — Ты слишком натягиваешь нить, из-за этого почти точно будет сужение сосуда в области шва, что может привести к некрозу тканей, а ещё шов становится неравномерным, и нить может выступить в просвет сосуда. А чем это грозит? — Образованием тромба. — Молодец. Давай начнём заново. Делай стежок, но не затягивай, — делаю, как говорит. — Так, а теперь положи нить на указательный палец, вот так, — обхватывает мои пальцы своими, зеркаля положение, вытягивая свой указательный палец вдоль моего, укладывает на них нить. — Тяни, пока чувствуешь скольжение нити. Стоп. Чувствуешь? Доктор Хаммер, знали бы вы, что я сейчас чувствую. Киваю только и хочу угукнуть, но звук вылетает такой, словно пытаюсь прочистить горло. — Хорошо. Давай дальше сам, я посмотрю.***
— Зак, подскажи сколько времени? — Миранда Хилл, одна из старших операционных медсестёр перегибается через стойку, чтобы взять ручку. — 14.40, а ты почему ещё здесь, у тебя же смена утром закончилась? — Привезли ребёнка на экстренную операцию, поэтому задержалась вместе с доктором Хаммером, — тут я, заполнявший отчёт для доктора Палуцци, стал прислушиваться к чужому разговору внимательнее. — Он вообще после суточного дежурства был, но так как доктор Филбин была уже занята на плановой, пришлось снова идти в операционную. Ну а куда он, туда и я, сам знаешь. — Как истинная хирургическая жена, — подхихикивает Зак. Факт, что многие хирурги стараются работать в связке с какой-то конкретной “своей” операционной медсестрой, и выбор тут падает больше не из-за профессиональных качеств, хотя и они безусловно важны, но в не меньшей степени важно, чтобы хирург и сестра были, так сказать, на одной волне. Хирург в операционной сосредоточен только на выполнении операции, на обдумывании каждого последующего действия, его старшая сестра отвечает за всё остальное, от контроля санитарного режима всей бригады до того, под каким углом к столу должна стоять тележка с инструментами для конкретно этого врача. Когда операционная медсестра работает с хирургом длительное время, они понимают друг друга без слов. Ему не нужно говорить, какой инструмент подать, он только протягивает руку, а она уже знает, что туда вложить. Поэтому недаром операционных медсестёр зачастую называют “вторыми жёнами” хирургов. — Ну, за неимением основной жены приходится и вне операционной о нём заботиться. Заставила после операции пойти поспать в комнате отдыха, а то дурачина собирался за руль садиться после тридцати часов без сна. Дам ему ещё время отдохнуть до трёх и пойду будить. Дальнейшую их болтовню я уже не слушал, думая только о том, что там, этажом выше, на узкой постели спит уставший, расслабленный доктор Хаммер, и что мне чрезвычайно, просто до крайности, нужно посмотреть на него. Я просто взгляну и всё, увижу его таким, каким ещё не видел, и сразу же уйду. Так я себя успокаивал, добираясь до заветной комнаты. Взявшись за дверную ручку, медленно-медленно проворачиваю её, чтобы щелчок язычка был как можно тише. Чувствую себя при этом сексуальным маньяком на минималках. Быстро втягиваюсь во мрак комнаты и аккуратно притворяю дверь, чтобы коридорный шум не успел заскочить вслед за мной. Пара секунд чтобы глаза привыкли к темноте. Комнатка совсем небольшая, без окна, где почти всё пространство занимали две двухъярусные кровати, стоящие вдоль двух стен перпендикулярно друг другу. Смотрю на него, растянувшегося на нижнем ярусе, и зубы сводит от умильности картины. Лежит на спине, закинув за голову одну руку, вторую пристроил на слегка оголившемся из-за приподнявшейся робы животе. Беззвучно делаю шаг от двери, не в силах отвести взгляда от дорожки волос уходящей от пупка под резинку трусов, что сейчас виднеются над штанами. Веду взглядом ниже, вынужденный только силой воображения представлять, в какую волшебную страну меня могла бы завести эта тропка. Интересно волосы у него в паху такие же русые или темнее, он их стрижёт, бреет или предпочитает естественную поросль? А член, какой он у него? Большой, маленький, средний? Я, как врач, точно знаю, что все эти мифы о взаимосвязи телосложения мужчины и размера его полового члена являются абсолютной выдумкой. Ответ на данный вопрос можно получить только непосредственным изысканием. От яркой картины такого исследования, представшей перед глазами, бросило в жар. Я на коленях перед кроватью, тяну шнурок на штанах, развязывая бантик, захватываю одновременно ткань тёмно-синих брюк и резинку трусов, спуская их ниже, и сразу вбираю весь, всё ещё мягкий, член в рот. Носом упираюсь в лобок, пока язык ведёт свою игру с ощутимо твердеющим органом, сглатываю, потому что слюны становится слишком много. Сглатываю и на секунду жмурюсь, прогоняя манящее видение. Перевожу взгляд на его лицо, такое расслабленное и безмятежное сейчас, что кажется лет на десять моложе. Рот слегка приоткрыт, чуть слышно выпуская воздух. Не могу это ничем объяснить, кроме как помешательством, но в одно мгновение оказываюсь рядом, сидящим на корточках и держащим пальцы в нескольких сантиметрах от его губ, чтобы просто почувствовать движение горячего воздуха на них, почувствовать его дыхание на себе. Когда так близко, практически невозможно справиться с искушением хотя бы просто вдохнуть его. Рука, что ближе ко мне, закинута за голову, открывая полный доступ к подмышке. Поразглядывав волоски, выглядывающие из-под задранного короткого рукава, наклоняюсь и совершенно беззвучно втягиваю воздух, ведя носом от его рёбер до подмышечной впадины. Запах антисептика, пота и очень отдалённо горчинка парфюма. Отстраняюсь, остатками разума понимая, что пора уходить, и натыкаюсь на внимательный взгляд небесно-голубых глаз. — Что ты делаешь? — говорит тихо, скорее шепчет, а для меня гремит как гром среди безоблачного неба. — Ничего, — подскакиваю, чудом не долбанувшись о верхний ярус кровати. — Миранда попросила вас разбудить. Мне пора, — разворачиваюсь и пулей вылетаю из комнаты. Резко подскочивший уровень адреналина колошматит всё тело, так, что кажется от вибрации внутренних органов сейчас вырвет, а с лица не сходит сумасшедшая, с подёргивающимися уголками губ, улыбка.***
Середина августа ознаменовалась аномальной жарой, асфальт плавился, пружиня под ногами, металл автомобилей потрескивал, еле выдерживая испытание температурой, улицы опустели, разогнав всех по кондиционированным помещениям. Вечер в такие дни не приносил никакого облегчения, воздух, разогретый за весь день, будто только уплотнялся, выжимая из тебя литры пота, что являлось естественной реакцией организма, чтобы хоть как-то нормализовать температуру тела. В один из таких вечеров, выйдя после смены из приятно-освежающей атмосферы больницы в душное марево улицы, моментально весь покрылся налётом липкой испарины, и не помогали ни свободные шорты, ни футболка, толщина ткани которой больше напоминала марлю. Но особо не обращал внимания на этот дискомфорт, с самой раздевалки уткнувшись в телефон и пытаясь вызвать такси, но приложение настойчиво утверждало, что свободных машин поблизости нет, либо у всех поплавились колёса, либо горожане массово решили поберечь свой личный транспорт, прибегнув временно к услугам извозчиков. И надо было Дри именно в такой день договориться с курьером о доставке каких-то дорогущих аксессуаров для рекламы на её странице, когда сама к тому же улетела на несколько дней в прохладный Нью Йорк. Продолжая раз за разом обновлять поиск машин, не сразу заметил притормозивший в паре метров чёрный мотоцикл. — Тимоти, ты чего здесь? Наслаждаешься погодой? — обворожительно улыбается, не оставляя ни единого шанса не расплавиться окончательно. Машу в воздухе телефоном, одновременно другой рукой стирая капли, выступившие над верхней губой. — Жду, когда появится свободное такси. — Тебе домой? — утвердительно киваю. — Давай подвезу. — Правда? Я бы не хотел напрягать тебя. — Тим, я же сам предлагаю. Всё хорошо. Давай, доставай шлем и садись. Подлетаю к нему в два шага. — Спасибо тебе! Ты меня очень выручишь. Вытаскиваю из кофра уже знакомый шлем, на его место кидаю сумку. Только оказавшись у него за спиной, понимаю, что сейчас всё не так как в прошлый раз. Нет всех этих защитных слоёв в виде куртки, плотных джинс и худи. Мои голые колени касаются его бёдер лишь через тонкую ткань брюк, чуть опускаю взгляд, мазнув им по загорелой шее, и задерживаюсь у него между лопаток. Там, на светло-серой футболке проявились влажные, более тёмные точки, небольшие, потому что ткань не прилегает плотно к коже, и до зуда в кончиках пальцев хочется провести всей пятернёй вдоль его позвоночника, почувствовать, как жар его тела частично переходит ко мне, как волокна впитывают его пот, а потом поднести чуть влажные пальцы к лицу и очертить ими свои губы, мечтая и о других его жидкостях на них. Пришлось задействовать всю свою выдержку, чтобы сдержать себя, а вес шлема на голове напомнил, что не стоит и пытаться наклониться, чтобы украдкой втянуть его запах. Пока медленно выезжали с парковки, я не опускал визор, чтобы подольше полюбоваться Арми вблизи, но когда выехали на дорогу, вспомнил, что мне же дано разрешение использовать его тело в качестве средства удержания, поэтому, быстро вытерев слегка вспотевшие ладони о шорты, кладу их на его бока. Твёрдое тело при касании моих рук ещё больше напрягается. Лишь через одну ткань футболки чувствую его так хорошо, как втягивает резко живот, при этом рёбра, наоборот, немного расширяются, позволяя всей длиной пальцев ощутить их рельеф. Даю ему совсем немного времени привыкнуть и продвигаюсь десятью разведчиками ещё вперёд и ниже, кончиками пальцев натыкаясь на пояс брюк. Морально готовлюсь, что в любой момент съедет с дороги на обочину и устроит мне разнос, но почему-то не испытываю при этом страха, а если и да, то всё равно желание касаться его намного сильнее. Не останавливается, и даже не одёргивает мои руки, отчего во мне просыпается спортивный интерес, докуда я смогу дойти без последствий. Теперь, точно зная, что он не против, наглею окончательно и съезжаю на сиденье ещё вперёд, всего каких-то пара-тройка сантиметров, но теперь совсем-совсем близко друг к другу. Одной рукой продолжаю держаться за его талию, второй веду вдоль пояса обратно к боку. Тормозим на красный сигнал светофора, и по инерции слегка впечатываюсь в него. Поползновения рук тоже останавливаю на время, будто запрещающий движение свет горит и для них. От силы стоим секунд сорок, а кажется что целую вечность. Зелёный. Стартует так резко, что инстинктивно для удержания равновесия вжимаюсь пальцами ему в живот. Рука-ревизор, что терпеливо дожидалась возобновления движения, опускается ниже, оглаживает сгиб бедра и растопыренными пальцами ложится сверху, так, что средний и указательный забираются прямо к нему в карман. Дёргает поспешно головой вбок, в ту сторону, где провожу исследование, но хорошо, что оба в шлемах, работают сейчас не только как защита от потенциального удара, но и как заслон от демонстрации сложно-скрываемых эмоций. Не знаю точно, что у него - недоумение, злость или раздразнённый азарт, а вот у меня - расползшаяся, как от дозы, чернота зрачков, пересохшие губы и струйкой стекающие по вискам капли пота. Решаю на этом остановиться, тем более что уже въехали в мой район и впереди виднелась густая зелень, очерчивающая границу территории кампуса Университета Джонса Хопкинса, а в конце неё и мой дом. Будто очнувшись от дурмана, до меня начинает доходить, что ещё пара минут и мне надо будет как-то смотреть Арми в глаза. Начинаю всерьёз обдумывать вариант, чтобы сбежать в квартиру прямо так, в шлеме, а потом выслать его ему федэксом с благодарностью, что подвёз, и пожеланиями хорошего дня. Так, стоп. Выдохни, Тимоти. Ты хочешь этого, ты хочешь его. Ты признался ему словами, ты показал своё желание на действии. Теперь его очередь, либо послать меня, либо дать нам шанс. И если он скажет, что не заинтересован, то что ж, я взрослый мальчик, я справлюсь и буду двигаться дальше. Паркуется в нескольких метрах от подъезда. Медленно слезаю с мотоцикла и сразу лезу в ящик, вытаскивая из него сумку и укладывая на освободившееся место шлем. Снимает свой, взъерошивая чуть влажные волосы, но не оборачивается, чтобы посмотреть чего так долго копошусь у него за спиной, а вместо этого достаёт сигарету и прикуривает. Щелчок замка кофра не даёт возможности и дальше прятаться позади него. Как бы ни храбрился сам с собой, а влажные ладони всё равно выдают волнение. Делаю два шага, чтобы оказаться сбоку от него, и, наконец, смотрю ему в глаза. — Спасибо, что подвёз. Пристально сканирует меня взглядом, словно хочет через глазное яблоко залезть мне в мозг и понять, для чего я всё это творю. Просто спроси, и я отвечу тебе. Отвлекаюсь на поднесённую к губам сигарету, и тут же дав себе мысленную оплеуху, возвращаюсь к его глазам. Щурится немного, не спеша затягиваясь, и выдыхает дым прямо между нами, даже не пытаясь отвернуться, но и я держу позицию в этой молчаливой игре в гляделки. Скажи уже что-нибудь. — Не думал обзавестись личным транспортом? В этом городе это тебе сильно бы упростило жизнь, да и при твоём графике тратить ежедневно по полтора-два часа на дорогу непростительная роскошь. Серьёзно? Серьёзно?! Сейчас тебя больше всего интересует моя логистика?! Таращусь на него недоумённо, до сих пор не веря, что он вот так решил съехать с темы. Чувствую, как внутри начинаю распаляться от обиды. — Если тебе было сложно меня подвезти, то я не просил, ты же сам… — Да я же не об этом, — перебивает меня. — Балтимор не Нью Йорк, где свой автомобиль будет скорее доставлять неудобства, чем облегчать жизнь, здесь городской транспорт не так развит, и иметь возможность передвигаться без привязки к нему очень удобно и экономит кучу времени. Я просто проявил заботу, извини, если обидел тебя этим вопросом. Ты меня обидел совсем другим. — Нет, всё нормально. И да, я думал про свой транспорт и, на самом деле, прямо сейчас занимаюсь этим вопросом, — вскидывает вопросительно бровь. — В конце той недели я сдал теоретический экзамен и теперь имею ученические права на вождение мотоциклом. Удивляется ещё больше. — Хочешь ездить на байке? — Да, меня всегда привлекали мотоциклы. — А опыт какой-то есть в вождении? — Немного. Ещё в Нью Йорке с другом ездили за город на специальные трассы, чтобы погонять на эндуро. — Круто. Ты не рассказывал. — Да как-то к слову не пришлось. Так вот, а чтобы получить постоянные права, нужно иметь свой транспорт и сдать езду по городу, поэтому последнюю неделю занимаюсь поиском подходящего мотоцикла. — С моделью уже определился? — Скорее всего Kawasaki 300-ой серии, — хочет встать, чтобы выкинуть окурок в мусорку, до которой метра три, но останавливаю его. — Давай, — протягиваю руку, а он смотрит растерянно. — Я выкину. Аккуратно передаёт мне затушенный остаток сигареты. — Спасибо, — повышает слегка голос, когда отхожу от него. — Неплохой выбор для начала, лёгкий, манёвренный. — И недорогой, — возвращаюсь к нему. — Тоже плюс для начинающего водителя. — Ага. Замолкаем оба как-то резко, словно, наконец, доходит, что вообще не о том говорим, о чём стоило бы. Смотрю на него и не собираюсь первым прерывать тишину. По спине вдоль позвоночника скатывается капля пота, заканчивая свой путь внизу поясницы, где впитывается в мягкую ткань шорт. Ну же, Арми, поговори со мной. Проходит ещё несколько долгих безмолвных секунд. Вижу, как меняется выражение его лица, будто всё же решился на что-то. — Я не знаю, что… Прерывается, когда из моего кармана начинает трезвонить телефон. Стараюсь как можно быстрее его достать, чтобы отключить звук, но, как это всегда бывает, когда торопишься что-то сделать, обязательно прокопошишься дольше обычного. Нервно дёргаю молнию на кармане, с которой в прошлые раза не было никаких проблем, и которая сейчас ни в какую не поддавалась. — Ты можешь продолжать, я тебя слушаю, — наконец-то извлекаю смартфон и собираюсь скинуть звонок. — Ответь, я подожду. Нервно сдвигаю бегунок в сторону зелёной трубки. — Да! — от такого “да” любой собеседник должен пожелать закончить разговор как можно быстрее. — Это я. Да, я на месте, можете подъезжать, — скидываю звонок. — Это курьер, должен привезти что-то для Дри. Так что ты хотел сказать? — Хотел предложить, что когда купишь мотоцикл, я мог бы тебя немного поднатаскать перед экзаменом, показать некоторые нюансы в городе, ну и на автодром могли бы съездить, если нужно. Блядство! Уверен, что разочарование на моём лице можно было прочесть без напряга. Киваю обречённо, понимая, что ничего мне больше сейчас не светит. — Да, это мне действительно очень бы помогло. Спасибо. До свидания, Арми, — поспешно прощаюсь, опасаясь, что могу не сдержаться и сказать что-нибудь резкое. — Пока, Тим. Разворачиваюсь и ухожу в подъезд не оглядываясь.***
Спустя пять дней, когда рассказал Арми о своём новом двухколёсном приобретении производства японского мотопрома, он не отказался от своего предложения, а напротив, вполне воодушевлённо распланировал нашу совместную будущую субботу, делясь со мной, где нам из-за низкого трафика лучше начать, и какие места надо обязательно проехать, обращая внимание на их неоднозначность. Суббота. Суббота стала моей точкой ожидания, моим днём икс. В субботу я припру его к стенке и не отпущу, пока он не ответит мне на все интересующие меня вопросы. Оставалось ждать каких-то четыре дня, не так уж и много по сравнению с несколькими неделями терзаний. Ждать оставалось недолго, но до субботы случился четверг. Утро в этот день прошло стандартно: обходы, анализы, подготовка к предстоящим операциям, а ближе к обеду всем поступило сообщение, чтобы, кто имеет возможность, подошли к 13.50 в лекционный зал. По пути туда Саманта в шутливой форме поинтересовалась у доктора Хейс, не ждёт ли нас вторая лекция на тему венерических заболеваний и важности использования презервативов, и по тому, с каким мрачным видом наш наставник посоветовала ей просто идти без лишних вопросов, стало понятно, что, во-первых, она уже знает причину, во-вторых, ничего хорошего ждать не стоит. В 13.55, когда зал был почти полностью заполнен, зашёл шеф хирургического отделения Чарли Вествик и сразу направился к кафедре. В первый момент я и не узнал его, настолько у него был измученный вид, серая, словно бумага, кожа и глубоко залёгшие под глазами тени. Без долгих предисловий нам было объявлено, что сегодня ночью ушла из жизни доктор Дайан Хаммер. После этого шла небольшая речь о том, какой неоценимый вклад она внесла в жизнь больницы, и каким преданным была другом и наставником для многих здесь находящихся. К сожалению, я слушал уже невнимательно, думая только о том, каково сейчас Арми. После долгих сомнений, ближе к вечеру я написал ему сообщение, так и не решившись позвонить. Спустя несколько часов от Арми пришло ответное: “Спасибо, Тим”, и после этого я ничего не слышал о нём целых восемь дней. Через неделю, рано утром в пятницу, подходя к больнице, я услышал, а потом и увидел знакомый мотоцикл. Зарулив к дальней стороне парковки, он остановился. Арми слез с байка, а вот его пассажир (в моём шлеме!) съехал на водительское, вполоборота наблюдая, как тот укладывает свой шлем в кейс. Хоть припарковались они достаточно далеко от меня и таинственный спутник так и не снял с головы шлема, но по всем признакам было видно, что это мужчина. Арми подошёл к нему вплотную, зажимая его колено у себя между ног, поднял зеркальный визор и положил руки по бокам на чёрный глянец, словно обхватывал не шлем, а голову своего спутника. После чего склонился, касаясь лбом поднятого забрала, так, чтобы максимально близко смотреть глаза в глаза, и что-то говорил ему. Радость от того, что вновь вижу Арми, в этот момент сменилась резко полоснувшей по сердцу горечью осознания. Это он. Тот, по которому скучает хозяин моих грёз.А
— Спасибо за ужин, всё было очень вкусно, — захожу в гостиную, после того, как загрузил посуду в мойку. — О, я рада, напишу хороший отзыв итальянскому ресторанчику “Trattoria i Fratellini”. Смеюсь, устраиваясь рядом с ней на диване. — Твоё итальянское произношение такое же ужасное, как и готовка. Как ты вообще нас вырастила с абсолютно нулевыми кулинарными навыками? Шлёпает меня шутливо по бедру. — Эй, я вообще-то умею варить кофе и намешивать мюсли с йогуртом, — поднимаю руки, сдаваясь. — Ну, и еда на вынос была во все времена, просто раньше мы могли себе её позволить слегка другого качества. Но ничего, вон вы какие у меня два красивячих здоровяка выросли. По поводу здоровяков действительно не поспоришь, оба под два метра ростом, и когда стоим с ней рядом, невысокой, худенькой, хрупкой, некоторые выражают искреннее недоумение, что мы её сыновья. А мы её сыновья от макушки до кончиков пальцев, выносила нас, вырастила, воспитала, в общем-то, неплохими людьми, и всё одна, от и до. Отца у нас никогда не было, и не думаю, что когда-то узнаю о нём что-либо. Все те разы, когда эта тема поднималась, она отчётливо давала понять, что не хочет об этом говорить. Я её чувства уважаю, да и нет у меня уже давно желания знать, кто был носителем сперматозоида. Но был период в подростковом возрасте, когда думаешь только о своих потребностях, совсем не задумываясь о желаниях и чувствах даже самых близких тебе людей, тогда я изводил её вопросами о нашем биологическом отце. Особенно когда мы с Александром резко ушли в рост, и стала невооружённым взглядом видна разница между нами и мамой. Только с возрастом, осознав, кто для тебя самый дорогой человек в мире, все ненужные вопросы отпадают враз за ненадобностью. — Доставили эти два здоровяка тебе головных болей выше крыши. — Это нормально, сынок. Дети - это не всегда безоблачная радость, это и бесконечные переживания, а ещё и злость, и обида, и страх сделать что-то не так. Когда-то ошибалась я, когда-то вы, это жизнь, мы все иногда совершаем ошибки. Смотрю сейчас на вас и такая гордость распирает, что вы мои, — хлопает меня по коленке. — Давай сюда свои длиннющие ножищи. В детстве, лет до одиннадцати, частенько с ней вот так устраивались, она, сидя на диване, и я, лёжа растянувшись на всю длину и сложив ноги на её колени. Мама поглаживала мне голени, водя рукой от щиколоток до колен и обратно, при этом болтали обо всём подряд, чаще всего, конечно, я трещал о своих увлечениях, не особо заботясь, интересно ли ей это слушать. Потом переходный возраст, и такие вещи стали казаться ненужной глупостью, ну а дальше университет и отдельная взрослая жизнь. Возобновились такие посиделки лишь когда вернулся в Балтимор из Лос-Анджелеса, когда пришло понимание, что мамы не будет со мной всегда, тогда такие глупости стали необходимостью. Ложусь, но не складываю на неё ноги, а полусогнутыми ставлю над её. Оглаживает по направлению роста волос, и я прикрываю глаза, наслаждаясь моментом. — Арми, ты счастлив? Открываю глаза и закидываю под голову руки, чтобы удобнее было на неё смотреть. — Что ты имеешь ввиду? — Всего лишь то, что и подразумевает этот вопрос, счастлив ли ты. Знаешь, вы с Александром добились действительно многого в своих профессиях, и я верю, что всё у вас там будет хорошо, плюс у Алекса есть семья, которая будет ему поддержкой, — не проговаривает вслух “когда меня не станет”. — У него есть действительно всё, чтобы быть счастливым, только он в этой вечной гонке к новым высотам порой забывает об этом. За тебя я переживаю больше, не хочу, чтобы ты остался один. — Мам… я счастлив, правда. Не переживай за меня. Ну а по поводу того, что я один - может я пошёл в тебя и не чувствую потребности в человеке рядом с собой (вру), может мне, как и тебе, одному комфортнее. — Врушка, я же вижу, как ты общаешься с друзьями и с Лили, у тебя же хроническая потребность заботиться о ком-то. Тебе нужен человек рядом, на которого ты сможешь выплеснуть всё своё нерастраченное внимание и нежность. — Это не происходит по заказу. Подходящий человек не появится, лишь стоит мне пожелать. — А ты желаешь? — молча смотрю на неё, не готовый к этому разговору. — Читала, что у Хэла появилась девушка. Про мою голливудскую пассию знают лишь самые близкие друзья и мама, но она почти никогда сама не поднимала тему о нём. Рассказать о нём ей я решился после года регулярных тайных встреч, когда поняли с Хэлом, что то, что между нами, это не просто дикая жажда ебли, и что желание быть рядом как можно чаще только растёт. Когда встал вопрос о переезде в ЛА, тогда-то я и решился поговорить с ней. Казалось бы, уехав в другой город, становилось намного проще скрывать от неё свою личную жизнь, и нет надобности открываться, но год пряток, терзаний и сомнений высосали из меня все соки, и мне просто хотелось уже поделиться с близким человеком тем, что происходит со мной. О том, что я бисексуал, и что открыл это во мне не абы кто, а сам Хэл Флендер, мама узнала за раз, отреагировала на обе новости на удивление спокойно, поинтересовавшись лишь, как и сейчас, счастлив ли я. А я был ахуеть как счастлив тогда, предвкушая почти совместную жизнь с любимым человеком. — Этот роман только для новостных колонок, между ними ничего нет. — Ладно, — кивает, соглашаясь. — И тебя такое устраивает? — не дожидаясь от меня ответа, продолжает. — Извини, я знаю, что ты не хочешь обсуждать это, но я слишком долго молча наблюдала за всем, что у вас происходит, что происходит с тобой. Арми, сынок, ты заслуживаешь большего, чем это. Ты умный, красивый, добрый, один из самых отзывчивых людей, каких я знаю. Ты достоин быть любимым открыто, а не только за закрытыми дверьми. Милый, я верю, что у вас чувства, и что всё не просто, но Хэл выбрал свой путь, и ты там не в приоритете. Я человек науки, я не верю в перерождение и во второй шанс в другой жизни, но зачастую до нас это доходит слишком поздно. Я мама, и для меня самое важное, чтобы мои дети были счастливы. Её глаза наполняются слезами, и я, быстро скинув на пол ноги, принимаю сидячее положение и притягиваю её к себе. — Мама, ну ты чего, — целую в висок и успокаивающе поглаживаю по тонкой спине. — Не хочу, чтобы через несколько лет ты оглянулся и разочаровался в своей жизни. — Эй, так не будет. Я обещаю тебе. Зачастую нам не дано знать, какие наши слова сказанные близкому человеку станут последними. А даже если знать, то как, каким магическим способом вложить в них всю любовь, что мы испытываем, всю благодарность, преданность и нежность? Уходя в тот вечер, я обнял её у порога и совершенно привычно произнёс: “Спокойной ночи, мама. Увидимся завтра”. Спокойной ночи, мама.