Т
Просыпаюсь по будильнику ещё до звукового сигнала, лишь от вспыхнувшего за доли секунды до мелодии света экрана, и моментально пробравшегося под закрытые веки. Протягиваю руку и выключаю до того, как громкость возрастёт до той, которую уже сложно будет проигнорировать. Если честно, был уверен, что вообще не усну этой ночью, боясь потерять связь с этой идеальной действительностью, в которой Арми рядом, в моей постели, прижимается к моей спине, действительностью, в которой его тёплое дыхание гуляет по моей шее, провоцируя движение микроволосков на ней, действительностью, в которой его ладонь накрыла мой пупок, а кончики пальцев лениво перебирают волоски, дорожкой тянущиеся вниз к лобку. Думал не усну и тогда, когда дыхание за моей спиной стало более размеренным, а пальцы остановили свою игру, теперь просто недвижимо услаждая своей тяжестью. Думал не усну, но организм, уставший от изнуряющих переживаний, от долгой смены в больнице и от восхитительного, высасывающего остатки сил, секса, потребовал отдыха. Поэтому не заметил, как провалился в дрёму, всё же периодически выплывая из сновидений, чтобы в который раз удостовериться, что мужчина грёз моих всё ещё здесь, совсем рядом. Выключив будильник, замираю на какие-то мгновения. Его тело не касается моего, никак, ни грудью, ни рукой, ни даже кончиком пальца ноги, но всё равно чувствую его, словно его тепло может обволакивать меня и на расстоянии. А ещё его посапывание позади меня, слушаю его, и на лице расползается широченная улыбка, такая, что не сдержать никак, такая, которой по всем законам мироздания не может быть у человека в пять утра. Приходится уткнуться лицом в подушку, потому что кажется, что ещё немного и разражусь громким счастливым смехом, а это будет совсем уж диковато для первого совместного утра. Перебарываю порыв бурной радости, и шестерёнки в голове со скрипом начинают своё движение, заставляя мозг мыслить логически. Как бы ни хотелось, но поваляться подольше в кровати, а тем более предаться неспешному утреннему сексу, не получится, времени до дежурства в обрез, и придётся всё же будить Арми. Боже, я же сейчас заспанный, и изо рта воняет, а вдруг ещё и след от подушки на пол-лица? Можно попробовать неслышно выбраться из постели и сбегать умыться, но что-то мне подсказывает, что так не получится. Стараясь производить как можно меньше движений, тянусь рукой к лицу и убираю непривлекательные следы сна из уголков глаз. Так, если не ошибаюсь, то в верхнем шкафчике прикроватной тумбы должны лежать освежающие пастилки для рта. Длины руки хватает, чтобы дотянуться и немного приоткрыть его, сжав при этом губы, будто так получится сделать это тише, а вот чтобы иметь возможность покопаться в ящике, нужно всё-таки немного подвинуться ближе. Губы всё также сжаты, дыхание остановлено, сдвигаюсь на каких-то пятнадцать сантиметров, стараясь не сделать ни одного лишнего шуршания или резкого движения, чувствую себя при этом Джеймсом Бондом на задании. Фортуна оказывается на моей стороне - сразу нашариваю упаковку в ближайшем углу. — Что ты делаешь? — от внезапного нарушения тишины вздрагиваю и резко отдёргиваю руку. Обнимает за талию и одним движением притягивает к себе. Всё, стоило лишь почувствовать его своей кожей, и логические цепочки посыпались, а здравомыслие шлёпнулось в эмоциональный обморок. — Ничего, — всё внимание теперь сконцентрировано на поглаживаниях моего живота. — Ты почему не спишь? — спрашиваю, не поворачиваясь к нему лицом, потому что пастилки так и остались в ящике. — Так ведь будильник прозвенел. — То есть ты сразу проснулся? И молчал? — Ну, я специально не собирался скрывать, что проснулся. Думал, ты повернёшься ко мне и увидишь. Но после того, как ты попищал в подушку, мне стало интересно, что ещё я могу увидеть, — хрипло усмехается, а я, кажется, с головы до пят покрываюсь стыдным румянцем. — Расскажешь, чего там искал, и почему до сих пор так и не повернулся ко мне? А, да чего теперь уже увиливать. — В ящике лежат пастилки для рта, и не поворачиваюсь я, потому что кое-кто так и не дал мне ими воспользоваться. — Вот такой ты значит подлый человек?! Сам бы благоухал свежестью, а меня бы заставил неловко отворачиваться? Ну уж нет, вонять так вместе, — на пару секунд сжимает меня сильнее в объятиях, после чего отпускает. — Повернись, хочу видеть тебя. И в мыслях нет противиться ему, разворачиваюсь, сразу утопая в его голубых глазах, смешливо прищуренных. Вот так, в двадцать пять лет вдруг начинаешь понимать героев каких-нибудь ромкомов, со всеми их остановками дыхания, пересохшими губами и учащённым сердцебиением. Вот так, в двадцать пять лет на тебя вдруг сваливается самое настоящее счастье. — Привет. — Доброе утро. Вновь обнимает меня и сразу целует, и тут же становится абсолютно плевать на всё остальное. Обхватываю его за шею одной рукой, вторая же остаётся придавленной собственным телом. Сжимает меня крепче и перетягивает полностью на себя, сам же первый выстанывая от давления наших полуэрегированных членов друг на друга. Как же хорошо делить с ним температуры наших тел, нашу слюну и одно желание на двоих. Как же хорошо, вот так быть на нём. Хочу исследовать всё его тело, излазить его вдоль и поперёк. Уже начинаю всерьёз подумывать, не прикинуться ли больным и выпросить один выходной, но Арми останавливается раньше, чем мысль полностью сформируется. — Тебе пора собираться, не стоит опаздывать, — оставляет ещё парочку быстрых поцелуев в челюсть и похлопывает по моей голой заднице. Мученический, совсем не наигранный стон прилетает ему в шею. — Это же пытка, сейчас взять и отпустить тебя! — туда же в шею. Кожа так близко, и так уютно пахнет, что не сдерживаю себя и провожу по ней языком, тут же самым кончиком чувствуя проявившиеся мурашки. Сжимает обе моих ягодицы и немного подкидывает бёдра, увеличивая и так сильное давление. — Не искушай меня, Тим, у меня-то смена начнётся только вечером, и я почти готов никуда тебя не отпускать. “Не отпускай, не отпускай!” - хочется умолять его, но приходится признать совсем другое. — Блять, в восемь операция с доктором Демори, нельзя пропускать. — Давай, иди в душ, — напоследок оглаживает ягодицы и поднимает обе руки, как бы показывая, что больше не держит. — Тебе приготовить что-нибудь быстрое на завтрак? — Нет, уже не успеваю, в больнице перекушу. Сможешь сварить кофе? — Да, тебе какой? — Обычный американо и немного молока. — Хорошо. — Спасибо, — чмокаю в губы и всё же заставляю себя слезть с этого шикарного тела. Душ, чистка зубов и одевание занимает от силы десять минут, потому что, во-первых, действительно тороплюсь на дежурство, а во-вторых, ну алё, у меня там в квартире мужчина моей мечты, а я тут буду под струями воды рефлексировать? Неа, не мой вариант. Заглянув в кухню, ловлю себя на двух мыслях одновременно. Первая “расстроенно-возмущённая” — Арми тоже уже успел облачиться и в брюки, и в футболку, а так хотелось полицезреть его здесь совершенно обнажённым. Вторая мысль “себяхвалибельная” — всё-таки я молодец, что вчера не поленился спрятать всю грязную посуду в посудомойку. Хвостом ко второй мысли прицепилась ещё одна — похоже, кое-кого вечером ждёт грандиозная уборка. Арми стоит у столешницы ко мне спиной и не оборачивается, видимо, не услышав моего появления, тихонечко подхожу к нему, и сначала лбом утыкаюсь ему между лопаток, а потом уже обнимаю руками за талию. И всё это кажется таким правильным, таким само собой разумеющимся, будто и нет другого варианта, чтобы начинать новый день. — Спасибо тебе, — потираюсь лицом о его футболку, и чувствую, как мои руки, сцепленные в замок на его животе, накрывает большая тёплая ладонь. — Мне было не сложно. — Нет, спасибо, что приехал. Это был самый лучший подарок на день рождения за всё время. Только, — сухо сглатываю, немного опасаясь, к чему приведёт мой последующий вопрос, но всё же уверен, что лучше сразу всё решить, а не мучиться догадками весь день или даже больше. — День рождения прошёл, и… я не знаю… ну… это был разовый подарок или мне достался бессрочный сертификат? — хорошо, что ко мне спиной, иначе заикался бы ещё больше. Хмыкает, слегка дёрнув плечом, и разворачивается, вынуждая расцепить замок из рук. — Чувствую, что на мне не хватает большого атласного банта. — Прости, — не могу взглянуть на него, опуская взгляд в район солнечного сплетения. Пальцем поддевает подбородок и всё-таки заставляет посмотреть ему в глаза. — А чего ты хочешь сам, Тим? — Хочу быть с тобой, так долго, насколько ты позволишь, — говорю прямо, без увиливаний и кокетства. — Отлично, потому что я хочу того же, — целует пару секунд и отстраняется. — Скрепим наш союз чашечками кофе? Смеюсь и киваю, после чего он берёт обе кружки и несёт к обеденному столу, я же задерживаюсь у шкафов, чтобы достать свой любимый сироп. Наблюдает, как добавляю в свой кофе сладости, и хмыкает. — Ну да, как я мог забыть, что ты сладкоежка. — Хочешь? — Нет, спасибо. Заглядываю в его кружку. — Просто чёрный кофе, без молока и подсластителей. Окей, буду знать. Смотрю в его глаза, и не могу взгляд от них отвести словно заворожённый. На каком-то автомате делаю большой глоток кофе, и мои собственные глаза вдруг наполняются слезами, потому что нафиг обжигаю себе весь рот! Бодрящий напиток, ничего не скажешь! — Блять! — открываю широко рот, втягивая воздух, и машу рукой как опахалом. — Господи, ну что за бедолага, — быстро отставляет свою кружку в сторону и придвигается ближе ко мне. Обхватив обеими руками мою голову, чуть тянет на себя и начинает дуть в мой приоткрытый рот. Наши лица совсем близко, его взгляд направлен на мой рот, мой же на его изумительные длинные ресницы, по которым очень хочется провести пальцем. Ресницы взмывают вверх, являя мне две светло-голубые льдинки, но не обжигающе-холодные, а, наоборот, тёплые, словно напитанные солнцем. — Лучше теперь? — Да, спасибо, доктор Хаммер, вы буквально спасли меня, — чувствую, как на словах “доктор Хаммер” его пальцы на моей голове слегка дёргаются. — Хорошо, — рот мой всё так же приоткрыт, поэтому обхватывает своими губами мою верхнюю и слегка мажет по ней языком. — Давай, пей аккуратно и пора ехать. На выходе из квартиры суетимся и торопимся, и то, что нормально с ним не попрощались, а в моём понимании это с объятиями и поцелуями, до меня доходит уже на улице, когда подходим к моему байку. И от этого осознания накатывает такая грусть, ведь я не знаю, готов ли он проявлять внимание прилюдно или же предпочитает оставлять всё это за закрытыми дверями, мы не поговорили об этом, мы вообще ещё ни о чём не поговорили. Словно читает мои мысли, или же у меня на лице всё и так написано, подходит ближе, и приобняв за талию, притягивает к себе. — Ты мало спал, уверен, что стоит садиться за руль? Я бы мог тебя подвезти, но тогда ты вечером без транспорта будешь. — Всё в порядке, чувствую себя вполне бодро, не переживай, — оглаживаю его руки, пробегаясь по складкам рукавов куртки, а так хочется по голой коже, по всем узорам, к которым у меня теперь есть доступ. — Ладно, тогда до встречи вечером, надеюсь получится увидеться в конце твоей смены. — Я буду ждать. Целует меня по-настоящему, и ещё один грузик неопределённости растворяется в ничто, будто и не было. Всю дорогу едет прямо за мной, словно барышню провожая после свидания, а мне пиздец как приятно, хоть лыбиться в шлеме не очень-то и комфортно. И только за квартал до больницы, моргнув мне на прощание дальним светом, уходит в разворот в сторону своего дома. Так, всё, Тимоти, возьми себя в руки, пора настроиться на работу.***
— Привет! — врываюсь в раздевалку, сразу отмечая, что в ней только Вэл. Уверен, что остальные уже на посту. — Доброе утро, Тим, — выглядывает из-за дверцы шкафчика и с прищуром приглядывается ко мне. — Ого! А что это мы светимся аки солнышко? — захлопывает дверцу и смотрит в упор. — А ну признавайся, ты всё-таки праздновал с кем-то свой день рождения, а нас прокатил с вечеринкой? Закатываю глаза и на ходу снимаю куртку. — Не говори глупостей, Вэл, я весь вечер и ночь тусил в своей кровати, — Я соврал? Нисколечко. Просто не уточнил, что мои ноги при этом были на плечах доктора Хаммера. — Ну-ну, значит хорошо потусил. Определённо на данном этапе не собираюсь кому-либо рассказывать про нас с Арми, разве что Дри, поэтому стараюсь перевести разговор в другое русло. — Как прошло знакомство? Вэл со Стивеном признались в своих отношениях лишь в середине декабря, как объяснила мне потом подруга при личном разговоре, они не хотели открываться, пока сами не поймут, что это действительно серьёзно и надолго. И вот вчера должно было состояться её знакомство с родителями Стивена, которые приехали в Балтимор, чтобы отпраздновать Рождество со своими детьми. — Вроде неплохо. Папа у них очень общительный, сразу видно в кого Саманта такая болтушка. А вот мама больше на Стивена похожа, очень сдержанная, но это не значит, что холодная, просто видно, что привыкла говорить только по делу. Кстати, даже Саманта вроде начала оттаивать по отношению ко мне. — Я тебе уже говорил, у неё нет к тебе личной неприязни, она просто переживает за Стивена, а учитывая, что связь у близнецов намного более сильная, то и справиться ей с вторжением нового человека в жизнь брата сложнее и требует какого-то времени. — Думаю, она, наконец, поняла, что я не играю со Стивеном и не пользуюсь им. Уверена, рано или поздно мы сможем с ней нормально общаться. Уж кому-кому, а русскому человеку терпения не занимать, поэтому я подожду, — улыбается открыто. — Я тоже уверен, что всё у вас будет хорошо. Новый год будете вместе праздновать? — О, кстати, про Новый год. Пока тебя не было заглядывала Хейс и объявила, что в новогоднюю ночь дежурят Саманта и Крис, на что он, конечно же, посокрушался, но быстро смирился. Поэтому мы будем со Стивеном вдвоём. Если хочешь, присоединяйся к нам, Дри ведь будет ещё в Нью-Йорке? В связи с последними событиями абсолютно без понятия чего ждать на новогоднюю ночь, но даже если провести её с Арми не получится, становиться третьим лишним между Вэл и Стивеном точно нет никакого желания. — Спасибо за предложение, но если честно, не особо планировал праздновать, думаю, проведу тихий вечер дома. — Ну, если после такого вечера ты будешь также сиять как и сейчас, то я совсем не против, — разбираюсь в этот момент со шнуровкой кроссовок и рад, что не обязательно смотреть на неё, а ещё немного жалею о прежней длине волос, за которой можно было бы спрятать горящее лицо. — Так и не поделишься причиной своей радости? Пожимаю слегка плечами, всё так же не поднимая взгляда. — Просто хорошее настроение, такое бывает, — извини, подруга, но пока что я оставлю эту радость только для себя. — Ладно, сделаю вид, что поверила. Давай ускоримся, через две минуты планёрка.***
Доктор Х: “Ты освободился? Сможешь подняться на крышу? Тим: “На оба вопроса ответ ДА )” Доктор Х: “👌 жду” День пролетел на удивление быстро, хотя думал, будет тянуться бесконечно долго в ожидании нашей встречи, но стоило ему написать - и сразу кажется, что не видел его уже целую вечность. Игнорирую лифт и взбегаю на четвёртый этаж по лестнице, быстрым шагом вдоль коридора, по пути прихватив с крючка куртку, ещё лестница и дверь, за которой меня ждёт он. И действительно, ждёт прямо у двери, а не там, где обычно сидим. Улыбается, увидев меня, и качает головой, предлагая пройти в противоположную от нашего места сторону. Останавливается в укромном уголке, скрытом стеной какой-то технической будки и сложенными рядом сетчатыми штуками, которые летом используют для вьющихся растений. Сам опирается спиной на стену и тянет меня на себя, хотя меня и без этого как магнитом к нему притягивает. Смотрит на меня пару-тройку секунд, бегая взглядом по всему лицу, после чего накидывает мне на голову капюшон и, так и не отпустив меховушку, дёргает за неё, вовлекая в поцелуй. Оглаживает мой язык своим, я же оглаживаю его восхитительное тело, пробравшись руками под расстёгнутую куртку. Хорошо, очень хорошо, но как же мало, чувствую, как во мне начинает расти жадность до его ласк. Мне, мне, всё мне, и как можно больше! К сожалению, не слышит моих внутренних позывов и, коротко чмокнув напоследок в уголок губ, отстраняется. — Как прошёл твой день? Как утренняя операция? — Всё хорошо, если не считать, что очень скучал по тебе. Операция прошла успешно, доктор Демори всё больше доверяет мне самостоятельных процедур, но если чисто между нами, то мне всё-таки больше нравится работать с доктором Палуцци. Ещё неизвестно, когда она выйдет? Вижу как лицо Арми вдруг становится серьёзным, а между бровей проявляется вертикальная складочка. — Точно не знаю, но, думаю, ещё пару недель придётся тебе без неё работать. — Ладно, — догадываюсь, что он обладает большей информацией, но не лезу с расспросами. Опускаю взгляд и замечаю, как из треугольного выреза робы выглядывают пара завитушек тату и тёмно-русые волоски, рука тут же тянется потеребить их и очертить кончиком пальца чёрный контур. — Ты без кофты и без халата, на операцию сейчас? — Да, буквально через пять минут уже идти. Ты завтра как дежуришь? — С утра до вечера. — Я тоже до вечера. Может, потом поедем вместе ко мне? — Ты же будешь после суточной смены, уставший, я тебе точно не помешаю? Смеётся, бархатистыми звуками лаская мой слух, и притягивает к себе сильнее. — А я тебе нужен только полный сил и энергии? Я-то думал, что ты не против со мной даже просто поспать, эх, а меня оказывается планировали использовать только как секс-машину, — надувает губы в наигранной обиде. — Перестань! — тыкаю ему пальцами под рёбра. — Ауч! — чуть сгибается от щекотки, и лицо теперь совсем-совсем близко. — Ты мне нужен любой, и я хочу с тобой всего, и секса, много секса, и просто спать рядом, и совместных приёмов пищи, и мыться хочу с тобой, и разговаривать обо всём, — резко прерываю себя, понимая, что вся эта речь на слишком уж серьёзное признание смахивает. А вдруг его это испугает? Вдруг он не готов к такому? Замолкаю и просто смотрю на него. Видно, что слегка подвис от моих слов, но смешинки в глазах позволяют спокойно выдохнуть и расслабиться. — Значит, поедешь ко мне? — Да, я поеду к тебе. — Хорошо, — чмок в нос. — Мне пора бежать, — чмок в правую щёку. — Поезжай домой, — чмок в левую щёку. — И обязательно напиши, как доедешь, чтобы я не переживал, — обхватывает губами мой подбородок и так и остаётся на время. — Отпусти меня, Тим, — туда же, чувствую кожей движение его губ. Смеюсь и развожу руки в стороны. — Я тебя не держу. — Ещё как держишь, — с лёгким рыком оставляет последний поцелуй под подбородком и отлепляется от стены. — Всё, пока, до завтра. — До завтра. Наблюдаю, как уходит к двери, но не дойдя, разворачивается вновь ко мне. — Не забудь написать! — Хорошо, доктор Хаммер! Стрельнув плотоядным взглядом, всё же уходит, а я продолжаю стоять и лыбиться как дурачок. В памяти всплывает воспоминание, как уже стоял на этой крыше, раздираемый неожиданно привалившим счастьем, но сейчас уверен на все двести процентов, что не получу от него сообщения, где он просит всё забыть. Сейчас точно нет.***
За весь следующий день ни разу не получается пересечься в больнице, сначала меня ссылают в приёмный покой, где неожиданно происходит наплыв пациентов, а после обеда Арми на несколько часов уходит на какое-то годовое совещание глав всех отделений. Только перекидываемся несколькими сообщениями, которые больше походят на деловое общение, где договариваемся о месте и времени встречи. — Алло? — Привет. Ты освободился? — Да, сейчас уже буду спускаться на парковку. — Хорошо, я уже в машине. Точно поедешь сам, а то могли бы вместе? — Мне завтра утром в больницу, а у тебя выходной. От тебя, конечно, и пешком можно дойти, насколько я помню, но лучше я на колёсах. — Ладно, адрес я тебе скинул. До встречи. Очень хочу тебя увидеть. — И я очень хочу. Я скоро. Только успеваю повесить на плечо рюкзак и захлопнуть шкафчик, как вновь раздаётся вызов. Отвечаю с гарнитуры, не доставая телефон из кармана. — Эй, если будешь так названивать, то только отсрочишь нашу встречу, — смеюсь, но натыкаюсь на полное молчание с той стороны. — Алло? — Тимоти-дери-тебя-за-ногу-Шаламе, на встречу с кем это ты намылился, скажи пожалуйста своей любимой тёте. — Дри, привет! Рад тебя слышать! — Конечно, рад, но от вопроса не увиливай. — С Самантой? — теряюсь и говорю первое, что в голову пришло, только почему-то ещё и с вопросительной интонацией. — Это ты меня спрашиваешь? Тогда я отвечу, что точно не с ней. Давай, Тим, колись, эти сладкие нотки в твоём голосе были предназначены точно не для одной из твоих подружек. У нас так и не было возможности обсудить с Арми все нюансы, в том числе и насколько открытыми будут наши отношения, поэтому пока что не чувствую, что в праве рассказывать об этом даже Дри. — Прости, я не могу пока сказать. Молчит несколько секунд. — Но у тебя всё в порядке? Мне не стоит беспокоиться? — Всё хорошо, клянусь, волноваться не о чем. — Ладно. Но ты же мне скажешь, если что-то будет не так? — Конечно, ты же мой человек, — спускаюсь по лестнице, опасаясь, что в лифте связь пропадёт, но чтобы и не терять времени. — Ник уже прилетел? — Да, сегодня утром, угулялись за весь день так, что валяемся в гостинице без задних лап. — Ой, вот можно без интимных подробностей! — Да я ещё и не начинала! Вот слушай… — Ла-ла-ла-ла! Имей совесть, я же твой маленький племянник! — Мой маленький племянник на ночь глядя собрался встречаться с какой-то таинственной личностью, и есть у меня подозрения, что не судоку разгадывать вы там собираетесь, так что не тебе говорить про совесть. Ладно, я поняла, что ты спешишь, поэтому не буду отвлекать, тем более Ник уже ванну с пеной нам набрал. — Дри! — Пока, Тимми, люблю тебя. Если что, звони, — сбрасывает звонок, а мне приходится тряхнуть головой, чтобы прогнать из неё образ Ника в шапочке для душа и с белыми пенными пирамидками на месте сосков. Бррр, жуть какая. Дорога до дома Арми занимает пять минут, и это ещё с учётом, что не меньше минуты стоял на светофоре. В который раз всплывает мысль, что пора бы и самому перебираться поближе к больнице, тем более, что теперь не будет чувства вины, что оставляю Дри одну, а возможно, она даже будет рада. Мысль правильная и назревает уже давно, но, как говорила своенравная Скарлетт О’Хара: “О том, что будет завтра, я подумаю завтра”, а сейчас меня ждёт мужчина моей мечты - это я уже добавил от себя. Паркуюсь рядом с его джипом, убираю шлем в кофр и закрываю его на ключ. Звонок в интерком, и после первого же звукового сигнала мне открывают. Табло оповещает, что лифт сейчас на четвёртом этаже, но не смогу просто стоять и ждать, пока он приедет ко мне, в то время, как могу двигаться навстречу своему счастью, поэтому сразу сворачиваю к лестнице и начинаю подниматься, перешагивая через ступеньку. Дверь в его квартиру приоткрыта, но хорошо, что не стоит у неё, ожидая меня, потому что мне требуется несколько секунд, чтобы привести дыхание в порядок. Перешагиваю через порог, но и там никого. — Тук-тук! — Тим, проходи! — доносится из недр квартиры. Разуваюсь, оставляю куртку на вешалке и иду на голос. В гостиной на обеденном столе уже выставлены какие-то контейнеры с едой и посуда, слышу, как в закутке, где расположена небольшая кухня, выключается вода, и оттуда выходит Арми, на ходу вытирая руки полотенцем. — Я взял на себя смелость заказать нам еду на своё усмотрение. Надеюсь, ты не имеешь ничего против сёмги и жареного риса с сельдереем? Господи, да с твоих рук я съем и кусок покрышки, если предложишь. — Я совсем не против. А ещё я не против, если ты меня уже наконец поцелуешь, потому что сил больше никаких нет ждать. Пока произношу это, он подходит совсем близко, приобнимает и быстро клюёт в губы. — Теперь лучше? — вижу, как очень старается не засмеяться, но глаза его полностью выдают. — Только хуже сделал, — тяну за футболку на себя. — Раздразнил рецепторы и сбегаешь? Ну уж нет, — тяну ещё немного, и он без сопротивления льнёт и наклоняется, позволяя накрыть его губы в нормальном поцелуе.***
Ужинаем в сопровождении непринуждённой беседы в стиле “как прошёл твой день”, пока я всё же не решаюсь свернуть к теме, в которой мне просто позарез как нужна некоторая конкретика. — Я тут заметил на столешнице рядом с кофемашиной три запечатанных бутылки с сиропами. Это ты для меня постарался? Такой невинный вопрос, а его щёки покрываются розовым румянцем. Очаровательно. — Хочу, чтобы тебе у меня было вкусно, поэтому да, сиропы, а также сливки, шоколад, зефирки и печенье теперь имеются в наличии. — Круто. Спасибо. То есть ты подразумеваешь, что я буду иногда у тебя бывать? — продолжаю копать. Хмыкает и откидывается на спинку стула, буравя меня своим взглядом. — Да, именно это я и подразумеваю. И если говорить именно о моих желаниях, то я хотел бы, чтобы это “иногда” было как можно чаще. Теперь моя очередь вспыхивать, и совсем не от смущения, а от щекочущего все нервные окончания восторга слышать такое. — Хорошо, — немного теряюсь в ликующей прострации, на мгновение забывая к чему я собственно веду, но всё-таки беру себя в руки. — Раз ты даже закупил для меня сладостей, а это капец какой серьёзный шаг, я осмелюсь спросить, какими ты хочешь видеть наши отношения, точнее, насколько открытыми? — и стоит только произнести вопрос вслух, как чувствую, что начинаю волноваться и переживать, что скажу что-то не то, или что он меня не так поймёт, оттого начинаю частить. — Только ты не думай, что я от тебя что-то требую или давлю на тебя, я просто хочу понять, как мне себя вести, могу ли я кому-то сказать про нас или нет? И вот Дри, она же самый мне близкий человек, а я не знаю, что можно говорить, потому что мы не обговорили этот момент. А она меня застала врасплох, и я чуть не спалился. И… — делаю резкий выдох, будто с тарзанки прыгать собрался. — Просто скажи, как ты хочешь, и я соглашусь на любые условия. Бесконечных три секунды смотрит молча на меня, а потом отодвигается на стуле от стола, и мне на какое-то мгновение кажется, что он сейчас встанет и уйдёт. — Иди ко мне, — хлопает себе по коленям, и я, словно на низком старте ожидавший этой команды, тут же перебираюсь к нему, и расслабляюсь, чувствуя тёплые поглаживания по спине. — Тим, ты мне очень нравишься, и я безмерно рад, что наши желания быть друг с другом совпадают, — целует под челюстью, а я проклинаю водолазку, что решил сегодня надеть. — Если речь в целом о том, стесняюсь ли я или хочу ли скрывать, что у меня отношения с мужчиной, то мой ответ нет. Это мои чувства, это мои желания, они не оскорбляют того человека, к кому направлены, а мнение всех остальных, это их личное дело, если для кого-то это неприемлемо, ну что ж, это его право - не принимать меня таким, какой я есть, но изображать кого-то другого из себя или играть в угоду чужому мнению я не хочу и не буду. Что касается конкретно тебя, я хочу открытых отношений, я хочу познакомить тебя со своими друзьями, я хочу говорить о тебе, например, с Ником, и да, мне будет приятно, если тебе захочется поделиться о нас с Дри или с другими своими близкими людьми. Я хочу по-нормальному, Тим, по-настоящему, — играется с тканью на моей спине, ногтем перескакивая от одного рубчика к другому. — Единственное, что в больнице всё-таки необходимо поддерживать чисто профессиональные отношения, никакого снисхождения и покровительства, как мой парень, не жди. Но знай, что я готов подсказывать и помогать тебе, как и раньше, как и любому из интернов. — Твой парень. Мне очень нравится как это звучит, — целую его, сразу глубоко, чтобы понимал, насколько мне нравится быть его парнем. Когда отстраняюсь, с неким удовлетворением наблюдаю, как бессознательно ещё тянется вслед за поцелуем. — И я не собираюсь использовать наши личные отношения в угоду профессиональным. — Я знаю. И ещё, что касается больницы. Администрация не очень положительно относится к личным отношениям между сотрудниками, что уж говорить про отношения между интерном и главным хирургом отделения, поэтому моё предложение - на работе не светить нашими новыми статусами, а если почувствуем необходимость и уверенность в нас, то можно будет подать официальные заявления в отдел кадров, что думаешь? — а я только и думаю о его руке, пробравшейся под водолазку и оглаживающей каждый мой позвонок. — Ммм… Ага… Я согласен, — в голове туман, словно там накурили какой-то дурманяще-сладкой травой, и бёдра уже сами собой начинают движение, добиваясь возбуждающе-сладостного трения. Делает пару раз шарк-шарк носом по моему уху. — Мне кажется, ты меня уже не слушаешь, — целует туда же и отстраняется, заглядывая мне в глаза. — Кстати, что ты имел ввиду говоря, что чуть не спалился? — Сразу после нашего разговора позвонила Дри, а я думал, что это снова ты, в общем, вроде выкрутился, и она ничего не заподозрила. Задумывается на пару секунд, а потом начинает смеяться, запрокинув голову назад. — Нет, Тим, ты спалился. — Что? Почему? — Потому что примерно в то же время мне написал Ник с предложением почему-то именно сегодня созвониться по видеосвязи и поболтать о жизни. — А ты? — А я отказался под предлогом, что сейчас уже лягу спать после суточного дежурства. Но мне кажется, эти два Шерлока всё правильно сопоставили. — Боже, — утыкаюсь лбом в его подбородок, но тут же снова поднимаю лицо. — Но это же ничего страшного, да? — Совершенно, абсолютно ничего страшного, — обхватывает руками мою голову и утягивает в поцелуй. Перестаю ёрзать и просто вжимаюсь в него, давая понять, чего хочу. — Так, — отстраняется и делает вдох-выдох, чтобы выровнять сбившееся дыхание. — Давай я быстренько уберу со стола и пойдём в спальню. Хочется, как капризный ребёнок, захныкать и сказать, что ну её эту грязную посуду, ничего с ней за ночь не сделается, но и свою свинотную сущность тоже раскрывать перед ним раньше времени не хочется. — Ладно, — нехотя слезаю с него, становясь на ноги. — Могу я воспользоваться твоей ванной комнатой? — Конечно, и тебе не надо спрашивать на это разрешения. Уже на подходе к его спальне, вдруг догоняет мысль, что я, наверное, как воспитанный гость, должен был предложить ему помощь по уборке. Но тогда не смогу сделать то, что задумал буквально минуту назад. Что ж, думаю, он справится без меня, и надеюсь, его мнение обо мне не испортится из-за такой мелочи.***
Колени холодит ткань покрывала. Держусь за изголовье кровати пока что одной рукой, чтобы иметь возможность повернуться и поразглядывать его комнату, пока есть такая возможность. Обстановка, можно сказать, почти аскетичная, минимум мебели и кругом идеальный порядок, разве что синяя футболка, оставленная валяться на подоконнике, даёт понять, что хозяин просто аккуратист, а не носитель диагноза ОКР. Уверен, у него и за дверцей шкафа всё чётко рассортировано и аккуратно сложено, у меня же одёжные полки - это зона активности тряпичных тайфунов. Прикроватная тумба только с одной стороны и тоже в минималистичном стиле, на длинных ножках, лишь с одним небольшим выдвижным ящиком. Интересно, хранится ли там то, что нам, я надеюсь, в ближайшее время понадобится? Как бы ни было интересно, но не полезу шариться без разрешения. Сверху лежит книга, тянусь, чтобы рассмотреть обложку - “Клуб неисправимых оптимистов”, совершенно не знаю о чём она, но название мне нравится. Пофантазировать на тему, как должны проходить встречи в таком клубе, не успеваю, потому что слышу приближающиеся шаги за дверью. Быстро разворачиваюсь и принимаю нужную позу, уже двумя руками опираясь на изголовье. Дверь открывается, и меня тут же всего заключает в прямоугольник света, исходящего из холла. Не двигаюсь, не поворачиваюсь, только кажется ягодичная мышца слегка дёрнулась от азартного напряжения. Он, где-то там за спиной, молчит и всё ещё стоит в дверях, судя по тени, недвижимо застывшей у моей руки. Но вот световой прямоугольник начинает сужаться, превращаясь в тонкую полоску, а потом щелчок замка, и мы оба окунаемся в будоражащую темноту. Совсем не слышу, как приближается, поэтому слегка вздрагиваю и прикусываю губу, чтобы сильно не лыбиться, когда матрас прямо позади меня прогибается. Прямо как тогда. — Тимми-Тимми-Тимми, — неторопливо и вкрадчиво. — Не боишься повторить участь первой попытки? — скользит пальцами от шеи по позвонкам вниз. Оттопыриваю зад, чтобы и его не обошёл вниманием своими поглаживаниями. — Ту, где ты меня выставляешь на диван в гостиной? — собака такая, огладив ямки крестца, уходит пальцами на талию и вперёд. — Угу, — прилетает уже невнятно, потому что одновременно с ответом зарывается носом и ртом в мои короткие волосы на затылке, а ладонью давит на низ живота, настойчиво прося прогнуться ещё и упереться обнажёнными ягодицами в грубоватую джинсу. Громко выдыхаю, когда рукой опускается на лобок и чуть сжимает основание члена между разведёнными указательным и средним пальцами. — Не боюсь. Ты не посмеешь. Прикусывает кожу у линии роста волос и уже сам вжимается в меня, давая прочувствовать его стояк, оттопыривающий ширинку. — Ты прав. Не посмею. Ни за что не совершу такую ошибку ещё раз. Уходит вдруг резко от меня, и мне буквально всем телом становится холодно без его прикосновений. Очень хочу смотреть на него, любоваться, но сдерживаюсь и не оборачиваюсь, потому что вот так, только слыша его и осязая каждое его касание, тоже хочу. На какое-то время даже прикрываю глаза, слушая шуршание одежды за спиной, и не могу сдержать удовлетворённого стона, когда, раздевшись, сразу льнёт ко мне, прижимаясь максимально возможной поверхностью своей кожи. Спина полностью укрыта им, задница идеально вписалась в его пах, даже задняя часть бёдер теперь покоится на его ногах, а его руки, обе, уже оплели меня, одна поглаживает низ живота, вторая всей пятернёй проходится вдоль шеи, большим пальцем с нажимом обрисовывая кадык. — Мне очень нравились твои волосы, Тимми, — говорит у самого уха, так, что чувствую прикосновение его губ к завитку. — В них можно было бы зарываться, накручивать локоны на пальцы, и, взяв в кулак, тянуть на себя, когда ты недостаточно близко ко мне. Но знаешь, что мне безумно нравится в тебе с короткими волосами? — запускает пальцы в волосы и ерошит их против роста. — Твоя длинная, — поцелуй за ухом. — Пленительная, — почти не отрывая губ ведёт ниже. — Манящая и возбуждающая шея, — прикусывает кожу у самого основания, где уже переходит в надплечье. Момент безумно сексуальный, учитывая что при этом ещё чувствую, как по члену, идеально устроившемуся между моих ягодиц, стекает несколько капель предэякулята, и небольшими движениями размазываю их между нами, облегчая скольжение. Момент сексуальный, но Арми совершает стратегическую ошибку, ну и я, полностью отдавшийся удовольствию, не успеваю её предотвратить. Его рука, ласкавшая то живот, то лёгкими касаниями проходившая по моему члену, в какой-то момент поднялась выше, и самыми кончиками пальцев, почти невесомо огладила левый сосок. Я не виноват, это всего лишь защитная реакция моего тела! Левая рука машинально сгибается в локте и ударяет покусившегося на мои сосочки в рёбра. Сзади раздаётся больше удивлённый, чем болезненный, “кряк”, и Арми сгибается, сгибая и меня вместе с собой. — О господи, прости меня пожалуйста! Я не хотел! Это непроизвольно, рука сама! — лепечу извинения куда-то себе в колени и проклинаю, что испортил такой момент. Арми быстро выпрямляется и отвечает совсем не зло, а даже с усмешкой. — Ничего, всё нормально, сам виноват, ты же предупреждал, чтобы никаких поглаживаний сосков. Наглядный пример, думаю, у меня лучше зафиксируется, чем просто слова, — собираюсь тоже подняться, но останавливает меня, обхватив длинными пальцами шею и надавив. — Нет, останься так, мне нравится. Продолжает держать за шею, а пальцами второй руки круговыми движениями обводит каждый выступающий сейчас позвонок, по цепочке спускаясь всё ниже. Пройдя копчик, сухие горячие пальцы опускаются в расселину между ягодиц и, нежно касаясь, согревают сжатые мышцы ануса. Хочется податься назад в поисках большего давления, но держит крепко, поэтому остаётся только закусывать нижнюю губу, прерывисто дышать и ждать, когда наиграется. Наваливается на меня, но лишь для того, чтобы дотянуться до того самого одинокого ящичка, в котором, как я и предполагал, хранит свой джентльменский набор. Голова неудобно упирается в изголовье, и он, заметив это, одним слитным движением сдвигает меня на пару десятков сантиметров, а у меня крышу сносит от преобладания его физической силы надо мной. Прохладная смазка ложится на кожу, и сразу двумя скрещенными пальцами ввинчивается в меня, вырывая утробное невнятное мычание от микса лёгкой боли и кайфа от проникновения. — Не могу от тебя, — начинает плавно, но сразу на всю длину входить в меня, слегка проворачивая пальцы. — Готов кончить от одних твоих звуков. — Ммм… — на словесный ответ нет сил, поэтому просто сжимаю его внутри себя, чтобы понял, что слышу его. — Сжимай не сжимай, а всё равно буду в тебе, детка, — разводит пальцы, массируя и разминая стенки. Томит меня ласками как на медленном огне, то вот-вот доводя до кипения, то тут же сбавляя температуру, и так по кругу. Когда всё накопленное терпение иссякает, всё же нахожу в себе силы сиплым сорванным голосом попросить. — Арми, сейчас, прошу тебя. Повторно просить не приходится. Пальцы быстро сменяет член, заполняя более полно и нужно. Тянет меня за плечо, чтобы поднялся, и припечатывает спиной в свою грудь, начиная размеренные толчки. Закрываю глаза, ловя под веками разноцветные пляшущие пятна, и отдаюсь двум ощущениям - то, как восхитительно движется во мне, и то, как его большая тёплая ладонь полностью укрывает мою шею, слегка сдавливая. Закрываю глаза и знаю, что меня ждёт фейерверк.***
— Воу-воу-воу, что это творится! Мой племянник САМ мне позвонил! Да ещё и мордашку свою довольную не скрывает! Ну давай, я вся внимание, рассказывай. 31 декабря, время близится к обеду, а я всё ещё валяюсь в кровати, так как больница одарила меня двумя выходными за дежурство в Рождество. — Привет. Просто хотел поздравить тебя с наступающим новым годом, вдруг позже не получится созвониться. — Ага-ага, и почему это есть вероятность, что я не смогу до тебя дозвониться вечером? Давай уже колись, где и С КЕМ будешь праздновать? — улыбается своей лисьей улыбкой, и сразу понимаю, что она уже всё знает. — Ты знаешь, да? — Что знаю? — вскидывает удивлённо брови, но не верю ей нисколечко. — Дри. — Давай-давай, я хочу, чтобы ты сам это проговорил вслух. Не знаю, почему мне от этого так неловко, но опускаю взгляд на скомканное на коленях одеяло, прежде чем сказать. — Я буду с Арми. Мы вроде как встречаемся. — Даааа!!! — динамики разрываются от её ликования, и я непроизвольно морщусь неподготовленный к звуковой атаке. — Боже, Тимми, обожаю как ты смущаешься и краснеешь, — натурально смеётся надо мной. — Знаешь, что? — ставлю телефон на одеяло, прислоняя к более высокой складке, и посылаю ей жест Росса из сериала “Друзья”. Просто отмахивается и продолжает на своей волне. — Когда? Когда это началось? Как это случилось? Мне нужно знать всё, Тимми. А то Ник мне просто выдал сухой факт и всё, типа ему не интересно было у Арми расспрашивать про все подробности, а мне вот очень интересно! — Началось на мой день рождения, но подробностей я тебе рассказывать не собираюсь. — Ээээй! — По крайней мере, по телефону. Вот если привезёшь мне рогалики с грецким орехом, те, что продают в пекарне на углу девятой авеню, помнишь, которая напротив художественной галереи? Вот тогда, быть может, и заслужишь некоторые детали. — Идёт! Будут тебе рогалики! — широко улыбается и разглядывает меня, будто несколько лет не видела. — Что? — Ничего, хотела спросить счастлив ли ты, но вот смотрю на тебя, и ответ сам собой на твоём лице читается. Я очень рада за тебя, Тим, так отрадно видеть тебя таким, ты весь аж светишься. — Перестань меня вгонять в краску, пожалуйста. Я, если честно, ещё не готов это всё обсуждать, моментами кажется, что это всего лишь прекрасный сон, и что вот-вот придётся просыпаться. Мне нужно время, чтобы действительно поверить, — понимающе кивает на мои слова. — Лучше расскажи, какие у вас на сегодня планы? — Заедем с Ником к маме ближе к вечеру, она, кстати, в полном восторге от него и, кажется, уже готова променять дочь на нового сына, — закатывает глаза, но я-то вижу, что на самом деле ей это доставляет удовольствие. — Потом поедем на вечеринку к моим друзьям. Вопрос, где встречать полночь, пока что открыт, по поводу него у нас всё ещё ведутся горячие дебаты. Ник хочет встречать на Таймс-сквер, купить какие-нибудь идиотские светящиеся очки, смотреть, как опускается долбанный шар, и целоваться в толпе. Я же пытаюсь до него донести, что это полный гадюшник, а у меня платюшко от Тома Форда. Смеюсь, представляя нарядную Дри среди беснующейся толпы. — Ну, если это его первый Новый год в Нью-Йорке, то мне кажется тебе придётся ему уступить. Это, знаешь, как закрыть гештальт, поставить галочку и успокоиться. Сама-то не раз именно там и встречала. — Да знаю я, но я всё же ещё немного побрыкаюсь, чтобы поддерживать его в тонусе, — подмигивает, хитро ухмыляясь. — А у вас есть какие-то особые планы, если не секрет? — На самом деле никаких, Арми работает до девяти вечера, поэтому проведём тихий вечер вдвоём у него дома. Он дал мне ключи от своей квартиры, чтобы я мог приехать пораньше и встретить курьера из ресторана, вот как бы и все планы. — Тихий вечер вдвоём, и поэтому ты предполагаешь, что будешь недоступен для связи. Всё с тобой понятно, племянничек. — Так, ещё один намёк непристойного характера и я отключаюсь! — Ладно-ладно, больше не буду. Хочешь, покажу тебе своё платье? Оно просто бомбезное! Ща, погоди, скину тебе фотку.***
— Фухх, сейчас, я полежу минут десять, и буду снова полон сил. Сижу на его кровати, прислонившись спиной к изголовью и вытянув вперёд ноги, и наблюдаю, как выходит из ванной весь такой великолепный и желанный. После душа прикрылся лишь полотенцем, дразня меня своим голым торсом с манящими влажными волосками на груди, исписанными руками, по которым просто до невозможности хочется прогуляться языком, и бесконечными ногами, от которых раз за разом ловлю приступ восхищения. Дико хочу его, с самого порога, где встретил после работы, но сдерживаюсь, потому что невооружённым взглядом можно было увидеть, насколько вымотанный. Сдерживаюсь и не накидываюсь на него, когда только разулся и придавил меня к стенке, приветственно целуя. Сдерживаюсь и не напрашиваюсь вместе с ним в душ. Сдерживаюсь и сейчас, когда растянулся рядом на кровати, выставляя напоказ свои аппетитные полупопия обтянутые влажной тканью. Надо держать себя в руках, я ведь не какой-то сексуально-озабоченный маньячина, я и просто полежать рядом могу, и разговоры поразговаривать тоже. — Тяжёлый день? — запускаю пальцы в его волосы, в который раз удивляясь, насколько мягкие. У меня вот намного жёстче, и когда короткие это особенно заметно. — Угум.. — мычит утвердительно в подушку, после чего поворачивает лицо в мою сторону. — Шесть операций и какой-то нескончаемый поток консультаций. Но сейчас не хочу думать о работе, — обхватывает мои ноги чуть выше колен своей рукой, и большим пальцем поглаживает через ткань брюк. — Я рад, что ты здесь. — И я рад, — провожу по руке, что на мне, от плеча до запястья и обратно. — Налить тебе выпить? Я купил шампанское и пиво видел в холодильнике. — Нет, не хочу, чтобы ты уходил. Сейчас тело немного восстановится и вместе пойдём в гостиную, — пытается размять плечи, но из положения лёжа не очень получается. — Хочешь, сделаю тебе массаж? — Тимоти, ты не умеешь делать массаж! Озабоченная ты душонка, всё равно ищешь способ полапать это тело! Бессмысленно спорить со своим внутренним голосом, потому что он совершенно прав. — О да, было бы здорово, а то все мышцы словно каменные. Арми убирает с меня руку, вытягивая её, как и другую, вдоль тела, а я немного притормаживаю, думая, как изобразить из себя мастера по делу, которым не занимался никогда. Подползаю к нему на коленях и, спустя секундную заминку, приподнимаю его полотенце выше, оставляя прикрытыми лишь сами ягодицы. Да-да, только лишь для удобства, чтобы не намочить свои брюки, устраиваясь верхом на его ногах. Кладу обе руки ему на поясницу и веду вверх вдоль всего позвоночника, по пути собирая несколько капель воды, оставшихся на коже. Пройдя лопатки, симметрично заворачиваю, и с уже большим нажимом прохожу вниз до самого полотенца. Начинаю мять его, как могу, и изо всех сил стараюсь не концентрироваться на его довольных, тихих постанываниях. Дверь в спальню открыта, и из гостиной доносится музыка - рандомный плейлист, что запустил на Spotify, в кратком описании утверждал, что данная подборка идеально впишется в ваше настроение. Моё настроение сейчас - сорвать с Арми этот абсолютно лишний кусок ткани, вытащить из тесноты брюк свой вполне уже налившийся кровью член и войти в его горячее нутро, ещё и таким образом присваивая его себе. Но нет, разносящаяся в данный момент по квартире песня вещала о меланхоличном состоянии двух людей, застрявших в отношениях, и ни одной строчки про невыносимое желание слиться телами в единое целое. Перекатываю по спине волну, заходя на трапециевидную мышцу, и с каким-то нездоровым наслаждением отмечаю, как покраснела кожа в промежутках между завитками татуировки. Пытаюсь отвлечься на слова песен, или же перечислять в уме названия всех мышц спины, но ни то, ни другое не помогает игнорировать набатом бьющее “хочу его!”. Наклоняюсь вперёд сильнее, чтобы размять его надплечья, и совершенно бессовестно впечатываюсь стояком ему между ягодиц. Замираю на короткое мгновение, опасаясь его реакции, но от него доносится очередной протяжный стон, и тазом, клянусь, подаётся слегка вверх, навстречу мне. На пробу делаю небольшое качание, и снова никакого сопротивления. Тогда уже, окончательно забив на псевдомассаж, почти ложусь на него и засосом впиваюсь в седьмой шейный позвонок, напоследок оставляя ещё и клеймо зубов. Лбом утыкается в подушку, нежа мой слух неравномерным дыханием, и прогибается сильнее, сдавливая, где и так слишком тесно, до звёздочек в глазах. Опускаюсь почти непрерывающимися поцелуями до границы тату и вылизываю её, как хотел сделать уже очень давно, широкими длинными мазками от центра в каждую сторону, будто разглаживая. Нащупывает рукой мою ногу и поглаживает вверх-вниз заднюю сторону бедра, и я принимаю это как одобрение продолжать. Выцеловываю всю спину, и рад, что свет включен, потому что так ни одна родинка или конопушечка не останется без внимания. Каждый поцелуй, как отдельное признание в любви. Дохожу до ткани и теперь уже без малейшего сомнения сдёргиваю её и откидываю в сторону. Дааа, вот он мой священный грааль! Припадаю губами к самому верху впадинки и остаюсь так на несколько секунд, вновь давая ему возможность остановить меня, если он этого не хочет, но лёгкое движение бёдер говорит, что всё хорошо и что хочется большего. Немного отодвигаюсь от него, давая пространство приподняться на коленях и развести ноги, и от представшей картины буквально физически чувствую, как загорается всё тело. Почему одежда на мне до сих пор не воспламенилась и не превратилась в прах, не понимаю, хотя это было бы совсем не лишним, потому что давит уже повсюду, и очень хочется избавиться от неё, но никак сейчас не смогу оторваться от него и на полминуты. Пробегаюсь ногтем по шовчику в промежности, накрываю мошонку ладонью и сдавливаю весьма ощутимо, а потом подныриваю дальше и обхватываю уже колом стоящий член. — Как твои мышцы? Лучше? — вопрос не ради ответа, а чтобы просто услышать его голос, и ещё раз удостовериться, что всё в порядке. — Ммм… Определённо лучше, но уверен, что ты можешь помочь ещё, — подаётся назад, и сомкнутые в кольцо пальцы съезжают к самой головке, указательным пальцем проходясь по уздечке. — Я могу, — слегка давлю второй рукой ему на поясницу. — Давай, прогнись ещё немного. О дааа, теперь совсем отлично. Первое прикосновение кончика языка к его сжавшимся мышцам сопровождается громким хриплым выдохом. Вылизываю его длинными дорожками, периодически совсем немного проникая внутрь. Опирался до этого на ладони, но, видимо, последние силы покинули его, и упал головой на согнутые теперь в локтях руки - хороший знак. Возвращаю одну руку на член, беря головку в тугой кулак, чтобы, если и будет подаваться, то лишь с малой амплитудой, языком же начинаю активнее проникать в него, иногда отстраняясь и трепетно наблюдая, как чуть раскрытые мышцы вновь медленно сужаются. Набрав во рту новую порцию слюны, вновь припадаю губами к его входу, и почему-то именно в этот момент до меня отчётливо долетают слова композиции, звучащей сейчас на всю квартиру, и да, в этот раз не обманули, действительно попали в настроение, потому что я тоже не могу противостоять своему желанию, и тоже не собираюсь бежать от себя и своих чувств. Песня настолько попадает в точку, что начинаю напевать её вместе с исполнителем, больше, конечно, намурлыкивать в такт, но с очередным припевом практически кричу в анус своему мужчине, что он МОЙ и что умираю каждую ночь, что провожу с ним рядом. Арми совсем обмякает и тянет протяжно моё имя, то ли прося ещё, то ли остановиться. Спросить его нет возможности, потому что припев начинается снова, и снова я активно подпеваю человеку, поющему такие правильные и своевременные слова. По всей видимости, звуковые волны, ударяющиеся о стенки прямой кишки, тоже могут доставлять вполне себе ощутимое удовольствие, по крайней мере, абсолютно разобранное и расслабленное тело Арми именно об этом и говорит. Ну, или же, сам факт спетой ему мной серенады так повлиял на него. Пользуясь его состоянием, смачиваю слюной один палец и медленно, но на всю длину, ввожу в него. — Так нормально? — Нет, — на долю секунды леденею. — Тим, больше. Совсем не бережёт мою психику, чертяка. — Сейчас, погоди. Молнией стягиваю с себя все шмотки, за десять секунд устроив в его комнате бардак, а он за это время дотягивается до чудо-ящичка и кидает к моим коленям всё необходимое. Арми настолько расслаблен, что после совсем недолгой растяжки, чувствую, что его тело готово ко мне. И хочется со слезами на глазах благодарить его, что он так доверяет мне, так безо всякого сомнения отдаётся. Подходящие слова не формируются, поэтому просто выцеловываю его поясницу, пытаясь тем самым донести, насколько это важно для меня. Первое проникновение тугое, с ощутимым сопротивлением. Придерживаю член у основания, и войдя лишь головкой, вытаскиваю её, наблюдая за сужением мышц, вхожу снова, и опять выхожу, и так ещё несколько раз, любуясь словно заворожённый, пока Арми чуть не рыком требует, чтобы вошёл нормально. Вхожу до предела, чувствуя, как наши яйца соприкоснулись, и замираю совсем на чуть-чуть, чтобы прикрыть глаза и глубоко выдохнуть. Оглаживаю его горячую спину, после чего, впившись обеими руками в его бёдра, начинаю движения, плавные и размеренные. Хочется именно вот так, трахать его не спеша и с оттяжкой, ощущая каждое трение и каждый его судорожный вдох. В какой-то момент вскидывает резко голову, хрипло выстанывая, и стараюсь повторить траекторию, чтобы вновь пройтись по чувствительному бугорку. Выгнутая шея провоцирует ускориться, не позволяя ему сделать ни одного полного вдоха, чтобы задыхался от жажды меня так же, как я от него. Тела мокрые, звуки в комнате совершенно пошлые, воздух словно уплотнился и напитался концентратом секса. Обхватываю его член, влажный и очень горячий, и тут же сжимает меня в себе, так, что в глазах темнеет. Растираю смазку и синхронизирую движения на нём и в нём. Пульсация его члена и тёплая сперма, покрывающая мои пальцы, становится последним шагом, чтобы с силой впечататься в него и кончить, сорвано, с содроганием выдыхая из себя остатки воздуха. Любовь. Кажется, именно она.***
Доставленные курьером блюда остыли и потеряли свою аппетитность, шампанское всё ещё прохлаждается в холодильнике, Райан Гослинг поёт рождественскую версию “I’m Just Ken”, а мы лежим на совершенно разворошённой кровати и целуемся, не в силах оторваться друг от друга. — Сокровище, ты моё сокровище, — Арми покрывает поцелуями всё моё лицо, и всё, что я могу сделать в ответ - крепко его обнимать и до боли в скулах широко улыбаться. Где-то на улице раздаются залпы фейерверка и радостные возгласы людей. — Кажется, мы проебали наступление нового года. — Да уж, проебали в прямом смысле. Не могу сдержать счастливый хохот и утыкаюсь Арми в подмышку. Он лучшее, что случалось со мной в жизни.