Эффект Соколофского (теперь с Эпилогом)

*** Ей снится кошмар. Она падает. Медленно, бесконечно, неотвратимо. И этот ужас падения захлёстывает всё её существо. — Эй, поаккуратнее там с моей девушкой! Кто-то пытается её удержать, протягивает руку. Итан? Она всматривается, но из черноты липкого тумана проступает другое лицо. Она пытается рассмотреть и не видит, но точно знает: он очень дорог ей. Этот кто-то силится дотянуться, но его рука ускользает. Он падает. Еще секунда и она потеряет его. Это он падает, а не Лилиана! Удаляется, всё дальше и дальше, растворяется в бездонной черноте. И Лилиана кричит от ужаса и безысходности. От невозможности что-либо исправить и вскидывается на кровати, открывает глаза. Сон. Всего лишь дурной сон. Она встает тяжело, будто тащит на своих плечах неподъемную ношу. Да еще эта мигрень, а к ней в придачу непонятное, тревожное чувство из ночного кошмара. Нужно проверить всё еще раз. Это подсказывает интуиция Лилианы, которой она доверяет всегда. Почему-то сегодня ей не хочется надевать ни один из своих деловых костюмов, да и зачем? Чтобы протискиваться между стальных конструкций сцены и бояться зацепить дорогущую ткань? Она надевает джинсы и простой свитер. И строго, и удобно. — Доброе утро, Лилиана! Как спаслось? — Ким Хэ Джун, прежний начальник охраны, опытный и надежный, которого Лия вытребовала у ШиХёка, после того как обстановка вокруг концертов резко обострилась, приветствует её у входа. — Нормально. — Я вижу. — Хэ Джун помогает ей сесть в автомобиль. — Может не поедете сегодня? — Я не надолго. Просто посмотрю своими глазами на все ещё раз. — Как скажете. — Вы сегодня чем-то обеспокоены, Ким. — От взгляда Лилианы тоже ничего невозможно скрыть. — Рассказывайте. Вы же не просто так сегодня решили ехать вместе со мной. — Снова угрозы. — Чёрт бы их всех побрал, — Лилиана не может скрыть своей досады. — Кому угрожают на этот раз? Юнги? — И да, и нет. — Как это возможно? — Угрожают ШиХёку. Требуют, чтобы он не лез в нишу с сольными турами. Ведь кампания по сути монополист на рынке индустрии развлечений, а теперь она может оттяпать ещё один кусок сытного пирога. — А к Юнги это, как относится? — В последнем письме требовали отменить два заключительных концерта, как согласие с выставленными требованиями. — Что сказал ШиХёк? — Отказался. — Понятно. Лилиана молчит. Смотрит в окно. Интуиция никогда её не подводит. Но как понять насколько опасно то, что происходит. Или не происходит. И кто может пострадать — зрители? Персонал? Артисты? И когда? — Ладно. Будем работать с тем, что есть, — она смотрит на Ким Хэ Джуна, — Вы же так говорите. Тот кивает. — У нас нет другого выхода. Концерт набирает обороты. Огромный стадион скандирует и подпевает. Сияет в свете фиолетовых переливов арми-бомбочек в руках фанатов. Взрывается ликованием от каждого жеста своего кумира. Лия видит в мониторы, что Юнги немного устал, но бесконечно счастлив. А еще видит яркий румянец, так не свойственный его бледной коже. Значит не отказался от своей затеи. Ну, что же, есть вопросы, в которых у Лилианы Сигл нет полномочий, а только обязательства. Но эта новая краска в его лице, делает его еще притягательнее. А свободные движения и провокационные жесты заводят публику не на шутку. Зал разогрет, как никогда, и эта лавина страсти захлёстывает всё вокруг. — Юнги, три минуты! Тебе нужно поторопиться. В этом номере поменяли выход. На месте старого уже стоит следующая декорация. Сектор четыре, он к, сожалению, дальше. Придется бежать. — Как я его найду? — Всё просто. Это единственное место с большим проемом, в который видны верхние трибуны, Чан Джи тебя проводит! — Быстрее! Быстрее! — Уходим вдвоём! Суматоха не задевает Лилиану, она стоит спиной, чтобы не встретиться с Юнги глазами. Все разговоры потом. Она идет мимо длинной вешалки с костюмами, зачем-то пересчитывает. Один, два, три. Ведёт ладонью, касается каждого, и когда её пальцы задевают жесткий шов на рукаве кожаной куртки она вздрагивает. Куртка. Черная. Кожаная. Куртка… Всё остальное проносится перед глазами Лилианы сплошным потоком: — Вы тоже вопреки правилам не надели… Я ненавижу, когда просто… Юнги..? И да, и нет… Уходим вдвоём… Это единственное место где… В открытом проёме! Верхние трибуны!!! Лилиана срывается с места и бежит, сбивая людей, перепрыгивая через препятствия, которые даже не может рассмотреть, просто толкается всем телом и, кажется, почти летит над землёй. Этот нескончаемый коридор — будь он проклят! Тысячу раз! Она бежит, как спринтер на короткой дистанции, вкладывая все свои силы, толкаясь от земли так, словно преодолевает земное притяжение. А безликий голос из прошлого монотонно повторяет: запомните, дальность... ... составляет от трехсот до семисот шестидесяти метров... Музыка гремит, а трибуны беснуются. Ревут и скандируют, как будто там не концерт артиста, а настоящий кубок УЕФА. Юнги стоит в толпе окруженный менеджерами, но взгляды всех устремлены только к выходу, в этот зловещий проём между двумя бьющимися на ветру полотнищами. И никто не видит красную точку, которая перемещается по груди Юнги от шеи вниз. Медленно, но верно находит область поражения. — Ю-н-г-и-и-и-и... Н-е-е-е-т... Лия врубается в эту толпу, сбивает одного из охранников и вытягивает руку вперед, тянется всем телом, закрывая собой, и в последний момент её плечо взрывается фонтаном крови. Она вздрагивает и обрушивается на Юнги, падает, подминая его под себя. Телохранители бросаются к нему, поднимают на ноги, чтобы оттащить на безопасное расстояние, но Юнги кричит и отбивается, как может. — Это не моя кровь! Не моя-я-я-я!!! Да отпустите же!!! Это Лия! Охрана стадиона бросается на неё, как цербер, почуявший добычу. Они вздергивают Лию вверх. Но Юнги рвется из рук менеджеров, отталкивает ненужную больше бестолковую охрану стадиона и подхватывает оседающее безжизненное тело. — Это не она .... Не она!!! Убира-а-а-йтесь! — он запрокидывает голову, готовый выть от бессилия. — Лия! Лия! Зачем? Он прижимает её к себе. — Открой глаза! Пожалуйста! Смотри на меня! Её глаза смотрят и не видят, она просто что-то шепчет пересохшими губами. — Останься со мной! Лия! Будь со мной! Ты не можешь... Не сейчас... Юнги сжимает пульсирующую кровью рану и наклоняется ближе. — Скажи что-нибудь! Только не молчи… — Отпусти меня, Итан… Мне больно… Последнее, что она видит — алое на белом. Дальше только тишина. ***