Эффект Соколофского (теперь с Эпилогом)

*** — Нет, нет. Не-е-е-т! Они убили его! За что? Почему они должны все время страдать? Почему? Майя дрожит всем телом, дрожат губы и руки, и в этом приступе истерики она съезжает на пол. — За что?! Почему они? Горе захлёстывает её, давит реальностью происходящего, наваливаясь невыносимой ношей, не дает дышать. И она кричит, рыдает и бьется в припадке отчаяния, бьет руками об пол, сдирая кожу в кровь. — Так не должно быть, не должно! Соколофский ударяет по кнопке вызова, и санитары почти молниеносно оказываются в его кабинете. Поднимают её на ноги, но Майя отбивается, выламывается из их рук с такой силой, что ни с трудом могут удержать её. — Шприц! Быстрее! — кричит Соколофский ассистенту. — Нужен укол! Двигайтесь! В таких ситуациях всегда спасает только заученные до автоматизма движения: вскрыть лекарство, установить иглу, набрать нужное количество! Ассистент действует быстро, профессионально. И вот уже на самом конце иглы повисает капля сильнейшего нейролептика. — Не всю дозу, — командует Соколофский, — четверть! — Почему? — в глазах ассистента такой испуг, что ему самому впору колоть успокаивающее. — Но этого мало! — Я хочу, чтобы она понимала, что я ей говорю! Санитары удерживают её голову, руки, ноги, чтобы Майя не пострадала, не нанесла себе травму в состоянии накрывшего её припадка. — Майя, Майя! Слушайте меня — он жив! Вы слышите! Юнги жив! Это вы пострадали. Вы! Юнги жив! Игла впивается ей в плечо. Минута, другая и она перестает сопротивляется и теряет опору, не может удержаться и санитары слегка ослабляют свою железную хватку, просто поддерживая её. — Она вряд ли сейчас будет реагировать на свое имя! — ассистент, кажется, уже взял себя в руки и способен соображать трезво. — Попробуйте другое. — Лия! — Соколофский всматривается в глаза, видит, как расширяются зрачки! — Он жив! Смотрите на меня, слушайте, что я говорю! Юнги жив. Повторяйте за мной. Она смотрит только на Соколофского в его глаза, в душу, в самое сердце. Шевелит губами. Кажется, повторяет. — Хорошо, отлично! Лия! Она что-то шепчет, снова и снова. — Лия? Вы же Лия? Она кивает головой — Вы меня слышите? Он жив! — Юнги, Жив? — слов почти не разобрать, но Соколофский читает по её губам. — Да, Лия! Вы же Лия? — упорно повторяет свой вопрос доктор Соколофский. Она снова кивает головой, но её губы и руки всё ещё продолжают мелко дрожать, и дышит она так, как будто захлебывается, не может сдержать рыдания, но слез нет. — Хорошо, — Соколофский сосредоточен только на ней, на мельчайших проявлениях рефлексов понимания, узнаваемости, мозговой деятельности. — Просто повторите за мной. Юнги жив! — Юнги жив… – она не говорит, она просто перебирает губами эти спасительные семь букв. Шепчет, шепчет и, внезапно, после сотни повторений её взгляд становится осмысленным и глаза широко распахиваются. — Где он? — Вам лучше присесть. Садитесь, пожалуйста. Соколофский кивает санитарам, чтобы те, наконец-то, усадили её в кресло. — Вы же помните, Юнги? — Конечно. Где мой мальчик? — И помните, что произошло в тот день? Она закрывает глаза и плотно сжимает губы, сдерживаясь, чтобы не закричать, как от боли. Выражение лица становится таким несчастным, измученным. Она осматривается, чтобы понять где находится. — Я помню… я всё помню… Мне нельзя забывать. — Хорошо, — доктор указывает всем помощникам на дверь. — Всё правильно. — Как вас зовут? — Лилиана Сигл. — Вы помните? Она опять кивает, но глаза беспрерывно бегают, она смотрит сквозь Соколофского, как будто видит на экране молниеносно сменяющие кадры. Кадр, за кадром. Один за другим. Воспоминания. Воспоминания на сумасшедшей скорости проносят перед её взором. — Юнги жив, — уже спокойнее говорит Соколофский. — Пострадали только вы, Лия. Она улыбается. Почти неразличимой, нервной улыбкой. — Мой мальчик… я успела… — Вы успели добежать. Вы это помните? — …успела. Итан всегда говорил, что я бегаю, как чемпион. — Вы помните Итана? — …он погиб. Она замирает и, внезапно, начинает так горько плакать, что у Солофского, не мало повидавшего в этом кабинете, сжимается сердце. — Несправедливо, — шепчет она сквозь рыдания. — Почему смерть так несправедлива… — Поэтому вы постарались забыть своё прошлое. — Если бы я могла, доктор. Но я помню. Я всё помню. — Значит память возвращается. А теперь вам нужно отдохнуть. Он подает знак, кивает в её направлении, давая разрешение ассистенту уколоть полную дозу успокаивающего. — Сейчас вы уснете! А когда проснетесь, все будет хорошо. Лия? — Да, доктор, я очень хочу спать, я устала, не спала много дней, а мне нужны силы, мне нужно вернуться… У меня плотный график. Лекарство медленно уменьшается в шприце, и голова её опускается, касается подбородком груди. Ещё минута и Лия спит крепким сном. Её перекладывают на каталку и увозят в палату, больше похожую на уютную комнату, созданную благодаря настоятельным требованиям уважаемого Мин Юнги. Нового попечителя и спонсора клиники. — Значит она выбрала быть Лилианой Сигл, — тихо, словно может потревожить уснувшего пациента, говорит ассистент доктора Соколофского. — А как же Майя Каплински? — Она давно перестала ей быть. — Почему? — Чтобы жить дальше. — Но теперь она будет помнить. Вы все-таки сделали это. — Что? — Эффект Соколофского... — Что вы сказали? — удивляется доктор. — Так в медицинских кругах называют ваш метод. — Ерунда. Метод не мой и не мной придуман,лишь немного изменен. Лечение, которое может строиться только на новом эмоциональном переживании случившегося. Всегда нужен новый эмоциональный всплеск. Нужно пройти вместе с пациентом шаг за шагом все события, которые привели к случившемуся. К стрессу. — А она его переживёт? — Это зависит от того, чувствует ли она себя виноватой. — В чём? Она же успела. Защитила. Спасла ему жизнь. — Но у нее есть старая травма от прошлого события. Они слишком схожи. Момент гибели одного дорогого ей человека наложился на стрессовую ситуацию в настоящем. А мозг отключился и сигнал о положительном исходе не закрепился. — Что вы будете делать? — Метод Соколофского, или как вы там его называете? — Искать триггеры? Задавать вопросы? — Пусть будет так. Только уточню. Правильные вопросы, — доктор улыбается. — Вот как вы сейчас.