Последствия падения

      Кастиэль молча принимает новые приказы, хотя и не понимает, почему они изменились. Он осознаёт, что ему не стоит оспаривать волю Господа Бога.       — Ты — избранный посланник, Кастиэль. Твоя судьба — принять эту важную роль.       Кастиэль решил, что протесты против решений Гавриила были бы грешными. В конце концов, у него есть право и ответственность назначать Уриила или любого другого ангела для выполнения задач. Мысли о том, что это может представлять опасность для Дина, неприятно тревожили Кастэиля, однако он знал, что это его долг перед другом.       — Я послушен Господу, — говорит он, делая поклоны.       Конечно, он никогда не видел лица Бога. Бог не говорил ему лично, что таковы Его желания. Но очевидно, что так должно быть, и Кастиэль смиряется с собственным невежеством и неадекватностью. Достаточно просто служить. Было бы отвратительным высокомерием ожидать, что Бог будет объяснять Своим ничтожным слугам Свои планы.       Задание — его похвала, хотя, в отличие от задачи освобождения души от уз ада, оно ощущается как признание неудачи. Кастиэль ощущает на себе внимание серафимов и херувимов, ангелов и архангелов, престолов, сил и властей. Его снова выделили, но он до сих пор не знает, почему Бог выбрал именно его из всех остальных ангелов. Ведь он никогда не был среди высших. Это нарушает его спокойствие и вызывает беспокойство.       — Дин Винчестер верит в тебя. Он считает тебя своим другом, — звонкий голос Уриила выражает всю полноту уморительности глупости Дина. — Не ждёт ли его теперь неприятный шок?       Кастиэль не отвечает, но эти слова вызывают у него странное чувство уязвленности. Он снова кланяется Гавриилу.       — Мне пора в путь.       — Желаю тебе успеха, — в последнее время Гавриил мало общается с людьми. В нём нет ни капли легкомыслия Уриила. — Благослови тебя Господь.       Когда Кастиэль выходит из чистого сияния собрания, ему приходит в голову мысль, что никто из них ему никогда особенно не нравился.       Он чувствует, что существо, которое Винчестеры знали как Анну, пристально наблюдает за ним.       Кастиэль не идёт выполнять приказ напрямую. Это не неповиновение, потому что не было конкретного упоминания о сроках, и, естественно, он собирается подчиниться приказу. Но всё же — он знает, что Уриил не одобрит его промедления. Он знает, что от него ждут немедленных действий. Но они не велели ему действовать сразу, и Кастиэль выигрывает немного времени, чтобы восстановиться.       Без особой причины он садится на ничем не примечательную скамейку в парке, наблюдая за игрой человеческих детей. Он находит их беспечную энергию и неистовые страсти странно трогательными. Дети бегают, кувыркаются, прыгают и кричат, они хрупки, как яйца в голубой скорлупе в гнезде над головой, маленькие, совершенные и мучительно смертные, и совершенно не замечают суровой реальности своего мира. Маленький мальчик с гладкими чёрными волосами и кожей цвета жжёного сахара мечется взад-вперёд на качелях, бросая вызов силе тяжести, его маленькое личико восторженно светится неистовой радостью полёта. Он не в состоянии представить, что его хватка может ослабнуть, что его подбросит в воздух и он разобьётся о неподатливую землю внизу. Кастиэль не может решить, что это — невежество или невинность, но ему жаль ребёнка, которого в этой жизни ждёт целая череда разочарований, потрясений, огорчений и больших и малых мук. И, вполне возможно, в следующей.       Прекрасный осенний день. Конечно, Кастиэль находит прекрасными все времена года, созданные Богом, — и солнечный свет, и снег, и муссонные дожди — всё это благословения. Даже в разрушительной силе циклона, молнии, цунами видна рука Бога. Перемены могут быть болезненными, но они необходимы для роста. Осень завершает свой путь: пышные листья увядают и падают на землю, рассыпаясь золотым, янтарным и пунцовым дождём, украшая траву и удобряя почву. Пусть они оставляют после себя голые ветви, резко выделяющиеся на фоне горизонта, но это всё равно простая и нужная смерть. Дерево продолжает жить. Всё это — часть Божьего замысла.       Лёгкий ветерок разбрасывает опавшие листья, подхватывая некоторые из них, и они кружатся в воздухе, словно шквал огненных перьев. На какое-то время кажется, что они могут упасть не вниз, а вверх, раствориться в синеве, невесомые, блестящие и подпрыгивающие на фоне облаков. Но это всегда иллюзия. Они всегда опускаются обратно на землю, чтобы быть растоптанными, измельчёнными в мульчу, их смелые краски вымываются, превращаясь в нечто грязное, новое и нужное. Такова природа вещей.       — Ты медлишь, — Кастиэль не слышал прихода Уриила, и это само по себе говорит о том, насколько он отвлёкся. Он сглотнул. Уриил пристально смотрит на него. — Ты позволил обезьянам развратить себя. Ты тратишь время Господа.       — Я лишь погрузился в созерцание дел Отца нашего, — честно отвечает Кастиэль.       — Убей их, — говорит Уриил, пристально глядя на него. — Убей их сейчас же, или, да поможет мне Бог, я сделаю это сам.       — Господь назначил меня, — ровно говорит Кастиэль.       — Тогда приступай к делу!       Уриил уходит, но его присутствие разрушает хрупкий мир, который Кастиэль воздвиг вокруг себя. Он трещит от нервной энергии, в голове масса вопросов, которые невозможно задать. Заимствованное сердце бьётся в груди слишком быстро. Что, если они неправильно поняли инструкции? Что, если это испытание? Что, если Господь ошибается?       Он замирает, затем судорожно пытается отбросить эту мысль. Но она не отступает.       Что, если Господь ошибается?       Он закрывает глаза. Господь не может ошибаться. Стыд ошпаривает Кастиэля. Он слишком долго медлил. Уриил прав: он позволил этим людям соблазнить себя сентиментальностью так же, как Дин Винчестер позволил демону Руби соблазнить его и доверился ей. Они не из одной стихии. Между людьми и ангелами не может быть взаимопонимания.       Кастиэль поднимается. Он не смотрит на скамью, где когда-то сидел Дин Винчестер и слушал его исповедь. Он не предаётся размышлениям и сожалениям. Он не теряет времени. Вместо этого он расправляет крылья и бросается из этого места в другое.

***

      Когда Катиэль находит их, они уже спят. Уродливые коричневые шторы задёрнуты, чтобы не пропускать яркий свет полудня; братья бессильно раскинулись на кроватях, не обращая внимания на незваного гостя в номере мотеля. Это неудивительно. Кастиэль знает, что за последнюю неделю они спали всего несколько часов, и победа прошлой ночью далась им с большим трудом. Он удивлён, что у кого-то из них хватило ума повесить на дверь своей маленькой грязной комнатки табличку «Не беспокоить». Ботинки Сэма лежат у изножья кровати, но он забрался под одеяло полностью одетым. Дин раскинулся поверх одеяла на своей кровати, босой, а его рваная футболка висит на спинке стула рядом. Его джинсы покрыты засохшей грязью. Раны на когтей на спине свежие, и, похоже, он заснул, пока Сэм их обрабатывал. У Винчестеров, похоже, всегда есть свежий запас бинтов и патронов, чего бы ещё им ни не хватало.       Он должен сделать это сейчас, пока они спят. Так будет лучше. Силы Сэма значительны, но он измотан и беззащитен, а его демоническая любовница находится в трёх штатах от него. Он должен сделать это сейчас, чтобы не смотреть в глаза Дину Винчестеру и не видеть в них отвращение.       Но Кастиэль спокойно садится на уродливый стул, не обращая внимания на загадочные пятна на обивке, и долго и пристально смотрит на двух молодых людей, которых его послали сюда, чтобы убить.       Сэм Винчестер по-прежнему не даёт ему покоя. Демон поглотил его, и Кастиэлю трудно смотреть на это постоянное ощущение неправильности; но он знает, что парень не виноват ни в своих способностях, ни в своей тьме, и он наблюдает за тем, как Сэм пытается сделать что-то хорошее из своего проклятия. Это разочаровывало и пугало Кастиэля, потому что вся суть в том, что Сэм должен стараться жить как человек, что он не должен обращаться к этой силе — но он понимает, что Сэм Винчестер пытался творить добро. И он слышал, как парень молится, хотя и не в последнее время. С тех пор как он встретил ангелов во плоти.       Уриил презирает его. Кастиэль с неохотой начинает его жалеть.       Его взгляд медленно, неотвратимо перемещается к Дину. Подошвы его ног все в мозолях, а грязные джинсы отчаянно нуждаются в стирке. Спина его поднимается при каждом вздохе, а полоска света из щели в шторах скользит по верхней части тела, золотя волосы и кожу в тех местах, куда попадает. Кастиэль смотрит на лопатки Дина и мышцы его рук, на ушибленные костяшки и стёртые ногти на руке, подпирающей его щеку, и на той, что крепко вцепилась в одеяло, и снова удивляется тому, как прекрасно человеческое тело. Какое чудо. Какая хрупкая вещь.       Он чувствует кровь, крики, боль, стыд. Безнадёжность. Отчаяние. Кастиэль не понимает и никогда не поймёт, почему Бог посылает своих людей на страдания. Единственный способ, которым ангел может вынести эту кажущуюся бессмысленность, — это вера; вера в то, что есть причина, что есть план. Что справедливость Господа непостижима для Кастиэля. Но чем дольше он проводит время с Дином Винчестером, тем больше Кастиэль сочувствует Дину, чувствуя в нём гнев на Господа. Тем больше он ценит минуты, проведённые с этим человеком, и странную смесь подозрительности, привязанности и товарищества, которую Дин проявляет к нему. Его трогает мужество Дина и его преданность младшему брату почти так же сильно, как и разочаровывает упрямство Дина.       Дин Винчестер ударил монтировкой демона Аластера — лицо самых отвратительных кошмаров и самых постыдных воспоминаний, пока Кастиэль задыхался и корчился на земле, в поры его просачивалась тьма, а Уриил оставил его на произвол судьбы.       Кастиэлю нравится Дин. Он не может назвать его другом, потому что у ангелов не бывает друзей, но Дин Винчестер заставляет Кастиэля тосковать по такой роскоши, как дружба.       Но это чистое самообольщение, и совсем не важное. Кастиэль знает волю Бога, и его честь — исполнить её, какой бы жестокой и бессмысленной она ни казалась. Независимо от того, как сильно он хотел бы убежать. Как бы ему лично ни хотелось дать Винчестерам ещё один шанс. Это его долг, и послушание — вот что его определяет. Это цель его существования.       Он как раз повторяет себе эти слова и готовится к предстоящей работе, когда Дин открывает глаза и смотрит прямо на него. Кастиэль видит, как лицо Дина на полсекунды озаряется светом (несмотря на недоумение по поводу того, что он заслужил собственного ангела-хранителя, Кастиэль почувствовал, как в глубине души Дина расцветает неуверенный восторг от того, что он оказался особенным. Избранным. Что его спасли. Дин Винчестер начал ослаблять бдительность), пока не включилась рефлекторная настороженность.       Недостаточная настороженность, думает Кастиэль, глядя в зелёно-золотисто-карие глаза Дина. В полумраке комнаты его зрачки огромны, но Кастиэль всё равно может различить все оттенки цвета ранней осени в его радужке и сосчитать ресницы, которые обрамляют глаза. Он думает о маленьком мальчике, парящем взад-вперёд на качелях в парке, и пытается понять, как это возможно, что, снова и снова решая встать между беспомощными душами и силами, которые могли бы их разлучить, Дин и его брат обрекли себя в глазах Господа.       Это заставляет его чувствовать стыд.       — Я предупреждал тебя о том, что будет дальше, — беспомощно произносит он, и Дин в мгновение ока садится, вникая в тон Кастиэля. — Я сказал, что ты должен остановить всё это, иначе мы вмешаемся.       Сэм вяло шевелится при звуке его голоса, но он слишком сильно устал, и в любом случае внимание Кастиэля обращено не на него. Из светильников вылетают искры электричества, занавески начинают трепетать, и Кастиэль собирается с силами. Он слишком поздно замечает понимание на лице Дина, видит, как Дин бессмысленно сует руку под подушку, чтобы достать свой драгоценный клинок, и Кастиэль задумывается, не уничтожить ли ему себя вместе с ними.       Дин стоит босиком между Кастиэлем и Сэмом, бесполезно сжимая в пальцах клинок, и под его отчаянной бравадой проглядывает выражение обнажённой боли. Но он не выглядит удивлённым. Кастиэль слышит дикий стук сердца Дина и видит, как трепещет его пульс во впадине горла, отмеряя мгновения его жизни. Сэм что-то говорит, начинает вырываться из-под одеяла, но никто из них не слушает; Кастиэль понимает, что Дин Винчестер никогда не считал себя достойным спасения, всегда думал, что должна быть какая-то ошибка, какой-то подвох, и именно это, а также безнадёжная решимость Дина защитить своего младшего брата окончательно подрывают Кастиэля. Он склоняет голову.       — Я буду сдерживать небесное воинство столько, сколько смогу, — тихо произносит он, чувствуя, как его вселенная начинает разрываться от этих слов. — Но не сомневайся, очень скоро они всё равно придут за тобой, — он знает, что это совершенно бесполезно. Это поможет Дину и его брату прожить ещё немного времени, а ему будет стоить всего того, чем он является или когда-либо надеялся стать. — Сейчас тебе нужно спрятаться от небес любым способом, — он видит, как глаза Дина расширяются от изумления.       Сэм уже на ногах, стоит рядом с братом, полувытянув перед собой одну руку.       — Иди! — рычит Дин, подталкивая Сэма к сумкам, и о том, как много лет они провели вместе в дороге, говорит то, что Сэм действительно повиновался, быстро и без споров. Дин всё ещё смотрит на Кастиэля. — Это из-за прошлой ночи?       Сэм напрягается, но продолжает быстро запихивать в сумку те немногие вещи, которые у них остались.       — Они все считают, что Сэм пропащий, — говорит Кастиэль. — И ты вместе с ним, — он сопротивляется порыву схватить их обоих и запихнуть в машину. — Идите! — огрызается он.       — С тобой всё будет в порядке? — спрашивает Дин, и Кастиэль видит по его лицу, что он прекрасно знает ответ. Он жалеет, что не может побольше узнать Дина Винчестера. Он хотел бы научиться быть настоящим другом.       Он отводит взгляд от глаз цвета осени.       — Уходи, — говорит Кастиэль и бросается куда-то в сторону.