***
Кастиэль выглядит возвышенно беззаботным, но когда они входят в ресторан, Дин нервничает как черт и остро осознает тот факт, что они вместе. Конечно, для всех этих людей, занятых тем, что запихивают вилками блины себе в лицо, должно быть очевидно, что Дин и Кастиэль… что они просто… ах, черт. У него такое чувство, будто он носит с собой табличку с надписью: «Вообще-то, типа гей», или что-то в этом роде (может, он просто гей для ангелов? Но это не объясняет Джека Николсона или Брюса Ли, так что, может, и нет). Дин делает глубокий вдох и заставляет себя успокоиться. Они вполне могут сойти за обычных. Он всю жизнь ходил в рестораны с папой, Сэмом или обоими — нет причин, чтобы кто-то думал, что Кастиэль в своих неангельских джинсах и одной из футболок Дина — не друг. Совершенно нормальный, совершенно гетеросексуальный друг. Парень. Он смотрит на Кастиэля, чтобы убедиться, что тот не превратился в РуПола, пока Дин не смотрел, и вид его, такого маленького, теплого и человеческого, с тремя или четырьмя засосами, темными, как лепестки роз, распустившимися на бледной коже горла, с влажными волосами, падающими на глаза теперь, когда его тело не просто волшебным образом вернулось к своим заводским настройкам, состоящим из головы, кожи без пятен, костюма и галстука, — его миловидность вызывает неожиданный прилив нежности, пронизывающий все тело Дина. И тут ему приходит в голову, что жизнь коротка, и что будущее выглядит чертовски мрачным по любым меркам, и что Кастиэль — здесь и сейчас, человек и его, и внезапно Дин обнаруживает, что хватает парня за уши, притягивает к себе, обхватывает одной рукой затылок и прижимает к себе, пока целует изумленное лицо на глазах у всех этих людей. Он чувствует пульс Кастиэля на фоне своего собственного, чувствует кости под его кожей и точно знает, насколько они хрупки, а Дин целует его, целует и целует еще, просто потому что может. Когда они отстраняются, Кастиэль розовощекий, взволнованный и сияющий, как чертова лампочка, а потом Дин берет его за руку и оглядывает всех на свете, а затем ведет Кастиэля к столику Сэма. — Доброе утро, — спокойно говорит он, пересаживаясь на свободное место в кабинке и увлекая за собой Кастиэля. А затем он просто смотрит на Руби и Сэма и осмеливается прокомментировать. Сэм выглядит так, будто только что проглотил половину блинчика, а Руби выглядит почти самодовольной. Она вздергивает брови на Кастиэля. — Я так это назвала, — говорит она, накалывая вилкой кусочек бекона и поднося его к губам. — Картофель фри. Текила. Я знаю о том, как весело провести время на этой смертной катушке, или как? Кастиэль, уже заметно покрасневший, краснеет еще сильнее. — Я пал не из-за этого, — серьезно говорит он, хмурясь. Руби пожимает плечами. — Ладно. Но ты должен признать — это определенно плюс. — Алло? Сижу прямо здесь, — протестует Дин, на мгновение отвлекаясь от переживаний за Сэма. — И я не «это», и не плюс! — О, я не знаю, — говорит Руби, опуская глаза к его груди и смачивая губы. — Судя по тому, что я видела, некоторые части тебя чертовски привлекательны. — она усмехается. — Но я согласна, что ты не «это», Дин. Времени на остроумный и язвительный ответ, который, как уверен Дин, он уже готов был придумать, не остается, потому что официантка с ослепительной улыбкой внезапно оказывается рядом и принимает их заказы. Когда она уходит, Дин берет себя в руки и смотрит на брата. — Итак, ты хочешь что-то сказать? — спрашивает он, изо всех сил стараясь сохранить игривое выражение лица и не выглядеть так, будто он умоляет о чем-то. А Сэм смотрит на него, нахмурив брови, словно пытается разгадать смысл жизни или что-то в этом роде, а потом улыбается. Может, это и не самая лучшая улыбка Сэма, но это улыбка. — Нет, — говорит Сэм, переводя взгляд с Дина на Кастиэля, а потом обратно. Его рот дергается, и это настоящая улыбка. Ладно, это наглая ухмылка младшего брата, которая обычно сводит Дина с ума и заставляет его задуматься о замене зубной пасты Сэма на гель для волос, но она настоящая, а не отвратительная или совершенно испуганная, и этого вполне достаточно, чтобы продолжать. — Круто, — говорит он и сжимает руку Кастиэля под столом.Часть 10
1 декабря 2023 г. в 00:43
При звуке открывающейся двери Дин, подгоняемый приливом адреналина, резко садится в постели и выглядит более виноватым, чем полицейский рядом с пустой коробкой из-под пончиков. И, здравствуй, нагота, и здравствуй, уличающе голый ангел, сонно моргающий у него под боком и выглядящий как мальчик с плаката о разврате, и Дину даже не приходит в голову беспокоиться о том, что за дверью может быть Уриэль или один из демонических приятелей Аластера, потому что все, что он может думать, когда он дико тянет одну руку вниз, чтобы поднять одеяло, чтобы прикрыть их бедра, это «ОБожеСэммиОБожеСэммиОБожеСэмми!».
И да, конечно, это Сэмми стоит на пороге с ключом в одной руке, дурацкий большой брелок с логотипом мотеля раскачивается взад-вперед, пока он застывает на месте и просто смотрит. Это длится мгновение, но кажется, что прошло не меньше года, пока улыбка Сэма сползает в бессловесный оскал, а его брови взлетают вверх к челке, и он просто смотрит в комнату, как мультяшный персонаж, которого только что ударили бейсбольной битой. Дин ищет слова, которые отвлекут, замаскируют, очаруют и просто уведут улики из-под носа Сэма, но у него ничего не выходит.
Проклятье.
Через мгновение Руби появляется у Сэма за плечом, чтобы окончательно добить Дина, и издает захлебывающийся звук, подозрительно похожий на смех.
— Так — неловко! Полагаю, ты еще не готов присоединиться к нам за поздним завтраком, — говорит она, переводя взгляд с Кастиэля на Дина, а потом обратно, отчего Дин чувствует себя чертовски привлекательным и защитно сжимает простыни, пытаясь натянуть их повыше. — О, Боже, чего бы я только не отдала за камеру прямо сейчас, — она бросает взгляд на Сэма, ее рот дергается, а затем она хватает его за петлю ремня джинсов и подтягивает. — Мы будем в IHoP на углу, мальчики, если вам захочется набрать углеводов и кофе перед тем, как мы отправимся в путь, — ее ухмылка расширяется. — По-моему, ты сжег несколько калорий.
— Заткнись! — говорит Дин, с красным лицом, хмурый, загнанный в угол, черт возьми, и совершенно неспособный отвести взгляд от Сэма. Черт. Попался. Провалился.
— Давай, Сэм, — говорит Руби, и на этот раз она обхватывает его за талию и уводит, а он все еще ни черта не говорит, и вот уже дверь закрывается за ними, а Дин все еще сидит, уставившись на дверь, и сердце его пытается вырваться из груди.
— Черт, — наконец говорит он, а потом с запозданием понимает, что все еще держит руку Кастиэля, держал ее все это время и сжимал так сильно, что мог что-нибудь сломать, и смотрит в лицо Кастиэля, чтобы увидеть, что ангел — его ангел — пристально наблюдает за ним. И все усложняется, черт возьми.
Дин вроде как хочет разозлиться на Кастиэля, потому что это его чертова вина, что он выставил Дина каким-то… ну, если бы не ангел — Дин же не ходит отсасывать у байкеров, не переодевается в женское белье и все такое, черт возьми! Он же не собирается в ближайшее время выбросить все свои альбомы и начать слушать Джуди Гарланд и говорить о музыкальном театре! Он же парень! Парень! Парень, который охотится, стреляет, надирает задницы, который знает, как сделать так, чтобы мотор мурлыкал сладко и ровно, как мед, и знает, как сделать так, чтобы красивая девушка мурлыкала еще слаще. Он не какой-то там… или, по крайней мере, не такой… о, черт.
Ладно, да. Может, так оно и есть. Отчасти.
И либо Сэм будет относиться к этому с либеральным пониманием, что вызовет у Дина желание врезать ему по морде деревяшкой, либо он будет издеваться над Дином до конца своих дней. Или, что еще хуже, он ничего не скажет, просто выйдет из себя и станет таким чопорным, странным, смущенным и, Боже, пристыженным, и, честно говоря, Дин не знает, как он сможет это вынести.
Он ненавидит, когда его видят. Быть известным. Дин Винчестер построил весь свой образ жизни на том, чтобы скрывать, кто он на самом деле, так или иначе, а теперь — ах, черт. Дерьмо дерьмом.
— Тебе стыдно за меня? — спрашивает Кастиэль четким голосом, пробиваясь сквозь безумие Дина, как ведро ледяной воды. — Ты сожалеешь о том, что мы сделали?
О, и это — черт.
— Нет, — твердо отвечает Дин и с некоторым удивлением понимает, что это абсолютная правда. Он смотрит на торжественное выражение лица Кастиэля, на наклон его головы и, несмотря ни на что, улыбается; потом поднимается на ноги, обхватывает Кастиэля за талию и прислоняется к нему, зарываясь одной рукой в подушку по обе стороны от головы парня, и медленно опускается, все это время глядя в глаза Кастиэля, а потом делает все возможное, чтобы поцелуем вернуть в него уверенность. — Ты — лучшее, что когда-либо случалось со мной, — хрипло говорит Дин чуть позже, просто чтобы прояснить ситуацию — и, черт возьми, он говорил это и раньше, но теперь все иначе. Шокирует, что это так искренне — не просто «Давай трахнемся», а «Ты спас мне жизнь. Ты спас жизнь Сэму. Ты видел, во что я превратился в Аду, и все равно вытащил меня на землю. Ты позволил им вырвать тебя из рая ради меня. Ты безумно сексуален и смотришь на меня так, будто я нечто удивительное. Ты даешь мне надежду. Я чертовски люблю тебя». И он не собирается говорить все это, потому что, не хочет превращаться в девчонку, но Дин только сейчас начинает осознавать, насколько основательно он влип, и не только в очевидном смысле — потому что это лучше, а может, и хуже, чем быть с Кэсси. Это тот, кому он просто не может лгать, кого он не может разочаровать. Кто-то, кого он должен держать здесь, рядом с собой, как ему нужен Сэм, как ему нужен отец. Честно говоря, это чертовски страшно и очень неудобно, а опыт Дина на сегодняшний день убедительно показывает, что для Винчестера влюбляться в кого бы то ни было, по-настоящему влюбляться, — это прямиком из «Книги потрясающе плохих идей», но даже несмотря на это, ощущение Кастиэля под собой и эта новоиспеченная улыбка, кривящая его человеческий рот, наполняют Дина до краев чистым, изумленным восторгом и чувством дикого оптимизма, какого он не испытывал уже слишком давно. Что бы ни случилось, он не сможет об этом пожалеть. Это просто чертовски круто.
— Однако это ставит тебя в неловкое положение, — говорит Кастиэль, глядя на него с широко раскрытыми глазами, с любопытством инопланетянина, только что из летающей тарелки, и Дин вздыхает, потому что он не ошибся.
— Должен признать, что все было бы не так сложно, если бы у тебя хватило здравого смысла овладеть горячей официанткой из «Хутерс», — он кивает на них двоих с горестным выражением лица, — …это не то, что Сэм должен был знать обо мне. Никогда. Но, какого черта. Будем разбираться, — он целует уголок рта Кастиэля. — Все в порядке, — он проводит подушечкой большого пальца по нижней губе Кастиэля, осознавая, что снова начинает напрягаться на плоском животе Кастиэля, и размышляя, не пора ли что-то с этим сделать, а также думая о том, что они оба довольно мерзкие и нуждаются в душе. И что Кастиэль любит душ, и что душевая кабинка в этом месте достаточно большая для двоих. Хм. — Если честно, ты мне нравишься таким, — тихо говорит Дин, признаваясь в этом как себе, так и Кастиэлю. — Ты просто такой — святой налоговый бухгалтер тебе идет, вот и все. Я рад, что ты не овладел официанткой.
— Я тоже рад, — говорит Кастиэль, и его улыбка согревает Дина, как солнечный свет после бури.
Сэму остается только чертыхнуться и смириться.