Секс, наркотики, рок-н-ролл.

Дамиано потянулся за сигаретой. Теперь, его страх, что узнают, почти рассеился. Люди постепенно стали расходиться, и он не боялся. Не боялся больше. Он в принципе не боялся внимания, но, бывало, уставал от его избытка. И сегодняшняя вылазка на встречу с незнакомкой тоже казалась безумием, слишком странным стечением обстоятельств, но раз он здесь, уходить было глупо. — Ты права, Мелисса. Я одинок. Знаю, это абсурд, может, ты не поверишь. Но известные люди зачастую глубоко несчастны. Глушат проблемы алкоголем и наркотиками, не желая находиться в тени собственной славы. Я не могу назвать себя несчастным, ведь в меня есть всё то, о чём мечтают многие. Но и счастливым не назову. В какой-то момент ты привыкаешь к славе, к повышенному вниманию, к толпам поклонников, к деньгам, и теряешь связь с реальностью. Концерты уже не приносят былой эйфории и радости, сходящие по тебе с ума, девушки, готовые отдаться по щелчку пальца потому, что ты известен, богат и красив, готовые исполнить твоё, даже самое грязное желание, что бы сделать тебя счастливым, надоедают. Надоедают случайные связи, и ты невольно задумываешься, а что дальше? Что делать дальше? Ты известен, богат, знаменит, ты достиг в свои двадцать того, чего не достигает большинство людей даже к семидесяти, при этом, без особых усилий. Это удача. И, возможно, она абсолютно незаслуженна. У тебя есть всё, о чём мечтал, к чему стремился, будучи ребёнком. И счастье, которое получил, исполнив свою мечту, быстро ускользает. Ты привыкаешь. Человек привыкает ко всему очень быстро. Я привык. Я выгорел. Недавно после тура по Европе я держал более пятиста тысяч евро в руке, и, если ты думаешь, что я нашёл им применение — ошибаешься. Я мог бы потратить их, вложив в бизнес, мог бы слетать на отдых — на Мальдивы или в Дубай, мог бы даже купить на них недвижимость, но вместо этого я потратил их в клубах, потратил на выпивку, часы, дорогие шмотки, наркотики…-Дамиано вздохнул.-Я торчок. Посмотри на меня, Мелисса. Я употребляю лет с четырнадцати. И каждый раз мне необходима всё большая доза что бы поймать эйфорию, что бы расслабиться. В этом мире осталось мало веществ, которые я бы не попробовал. Я вдыхал кокс, я курил героин, я часто курю травку и хаш. И я совру, если скажу что страдаю от этого — нет. Мне нравится. Я не хочу ничего менять. Но будущее меня пугает. Пугает то, что меня может затянуть эта привычка и я окажусь на дне. Я не хочу умереть рано, я не хочу, что бы через двадцать лет на меня смотрели с жалостью, не хочу, что бы осуждали, говоря «он от жиру бесился, променял свою славу и успех на наркоту, остался на улице, истратив все свои деньги». Но иначе… Я просто не умею справляться со стрессом, я не умею отдыхать иначе. — Дамиано посмотрел Мелиссе в глаза. — Тори считает, что я закончил бы в тюрьме, если бы не стал певцом. Она считает, я бы обязательно кого-то искалечил. Мелисса. У меня есть ужасная привычка. Я не могу контролировать вспышки своего гнева и агрессии, я просто крушу всё. Я псих. Я чёртов псих, плотно сидящий на травке. И это ни для кого не секрет. Думаешь, никто не знает? Это знают все. Но даже полиция, наша доблестная, итальянская полиция, смотрит на это сквозь пальцы, закрывая глаза. Я — это медленно тикающая бомба, которая может взорваться в любой момент. Лишь потому, что привык всё держать в себе, пытаясь справляться самостоятельно. У меня даже нет друзей. У меня нет рядом ни одного человека, который бы не стал идеализировать меня и дал оценку ситуации трезво, нет ни одного, кому я мог бы просто довериться, поговорив по душам. У меня была девушка. Прекрасная девушка, Мелисса. — Дамиано сделал затяжку, улыбнувшись. — Красивая. Брюнетка, чёрные глаза. Добрая. Верная. Я любил её, и любил очень сильно. Я был ей верен. Я едва не молился на неё. Она была для меня больше, чем девушкой, я видел в ней друга, видел в ней спутницу, я был уверен, что женюсь на ней. Да, у нас принято жениться поздно, но я мечтал на ней жениться, не зная, как стану совемещать карьеру и личную жизнь. Я — постоянно в разъездах. Она — тихая, домашняя, спокойная, далёкая от творческих тусовок. Она даже алкоголь не пила. Не то, что бы укуриваться. Я любил её. Я очень её любил. Я любил её настолько, что это нельзя хоть как-то описать. Да я с ума по ней сходил! — На глазах Дамиано заблестели слёзы. — Если бы мне сказали, что она умирает, я бы, не раздумывая, вырвал своё сердце из груди. Лишь бы билось её. Но так бывает. Так бывает, Мелисса. Она не могла смириться с тем, что месяцами не видит меня, не могла справиться с ревностью, не могла делить меня с кем-то еще. Она хотела, что бы я принадлежал только ей, одной. И я бы принадлежал! Клянусь тебе, я готов был оставить сцену, я готов был бросить всё, я готов был жить только с ней, и жить только ею. И если бы она попросила меня об этом, я бы так и поступил. Но она сказала, что знает, что я не буду счастлив. Что не может обрубить мои крылья. Что так будет лучше. Что не простит себя, если сломает мою жизнь, привязав к себе. Она знала, как я горел сценой. Мы расстались. Расстались, Мелисса. Без ссор, без криков, без пощечин. Без обид. Расстались и она сразу уехала, удалившись отовсюду. Она пожертвовала собой, своими чувствами, лишь бы я был счастлив. И я бы смирился. Я бы правда смирился. Если бы… Если бы случайно не нашёл её выписку из больницы. Она прервала беременность. И это был мой ребёнок. — Дамиано едва не трясло. — Я никому этого не рассказывал. Многие были даже не в курсе, что у меня есть девушка. Они привыкли видеть вечно весёлого, энергичного Дамиано, который собирает залы и стадионы. Который не знает горя. Но я не могу простить себя. Ни её, ни себя. — парень посмотрел на Мелиссу. — И, если у тебя есть хоть капля совести и уважения ко мне, я надеюсь, ты не расскажешь об этом никому. Это — моё горе. Моя трагедия. Я старался не афишировать личную жизнь, я старался уберечь её от внимания прессы. Я не хотел делать шоу из наших отношений, не хотел внимания к ней. Я просто надеюсь однажды это пережить и перестать винить себя во всём. Перестать искать ошибки в себе. Перестать убиваться. И когда-то простить себя. Хотя бы себя, самого. Мелисса молча слушала Дамиано, ощущая себя паршиво. Если в начале он казался ей избалованным, наглым, слишком самовлюблённым, теперь она видела в нём парня с израненной душой. Парня, который не знал, как справиться с горем, и который пытался заглушить боль, потеряв сразу двух, близких ему, людей. От него ничего не зависело. Мелисса знала это. Это наверняка знал и сам Дамиано, но не мог не думать о расставании и о потере ребёнка. К которому, пусть и не был готов, но утрата которого оставила шрам на сердце. Дамиано казался очень бледным. Его трясло. Дрожали руки. Он мало походил на себя, привычного, мало походил на Дамиано, которого она знала. Ему было больно и он был полностью разбит. Но, самое ужасное, Мелисса не могла подобрать нужных слов. Она думала о том, как его утешить, но не могла. Просто не могла. — Можно тебя обнять? — Тихо спросила. Дамиано было, кажется, абсолютно всё равно. Она крепко обняла его, и он уткнулся лицом ей в плечо, пытаясь не думать о том, насколько выглядит слабым и уязвимым сейчас. Мелисса мягко коснулась его волос, вдыхая запах дыма и парфюма, которым был пропитан насквозь. От него, помимо всего, еще и несло куревом. Запах жжённой соломы, от которого, кажется, пьянела и сама. Не так она себе представляла встречу с загадочным незнакомцем. Совсем не так. — Ты всё сделал правильно. — Едва слышно произнесла она. — Ты не мог знать. — Если бы я думал не только о себе тогда, она бы сказала. — Если бы… Жить нужно сегодняшним днём. Я знаю, тебе больно. Тебе очень больно. Но уже ничего не исправишь. И это самое ужасное. Что бы я ни сказала тебе, это не изменит случившегося. Но знай, что я не осуждаю тебя, Дамиано. То, как ты отзывался о своей любимой девушке, вызывает только восхищение. Кажется, ты правда очень любил её. И любишь до сих пор. — Некоторые считают, я не способен любить никого, кроме себя. — Холодно ответил он. — Это не так. То, что произошло, было стечением обстоятельств. Я могу её понять. Думаю, она совсем отчаялась, если пошла на такой шаг. — Я тоже могу её понять. И это самое ужасное. — Вы ведь католики? Завтра, точнее сегодня, уже воскресенье. Если тебе станет хоть немного легче от этого, мы можем вместе сходить в храм. Помолиться. — В храм? — Дамиано фальшиво усмехнулся. — Считаешь, есть смысл? Считаешь, что спасение души — нечто большее, чем способ удержать людей от ужасных поступков? Ты правда веришь, что после смерти будет суд? — Я не знаю этого. Но мне хотелось бы в это верить. В то, что каждый получит по заслугам в конце. — В глазах девушки застыла боль. — Ты верующая? — Мне бы хотелось ей быть. Моя двоюродная сестра ушла в монастырь после смерти своего возлюбленного. Он разбился на машине в день собственной свадьбы. И с тех пор она будто умерла. Ей было всего двадцать пять. Цветущая, молодая девушка, педагог. Она была очень красивой. Теперь укрыта, в чёрном с головы до пят. Молится. Приняла постриг. В монастыре она стала оживать. Говорит, надежда на то, что она может спасти душу любимого, греет ей сердце. Она неустанно молится. Днём и ночью, перебирая чётки. И говорит, любимый ей больше не снится. Значит, ему там хорошо. Где бы он ни был. — Красивая история. — Решил Дамиано. — Я сто лет не был в храме. Хотя мы, итальянцы, считаемся очень верующими католиками. — Иногда, я захожу туда, потому, что хочется сосредоточиться. Побыть наедине с собой и своими мыслями. — Мелисса улыбнулась. — Несколько лет назад, я пережила страшное. То, о чём пока не готова говорить. — Я не стану спрашивать. Но если захочешь рассказать, выслушаю. Хорошо, Мелисса? — Спросил, приобняв девушку за плечи. Кажется, догадываясь, о чём она. — Считаешь, наше общение затянется? — Я бы хотел стать твоим другом. — Об этом мечтают почти все. Почему именно я? Что во мне такого, Дамиано? — В том-то и дело, что ничего. — Ответил он. — Ты простая. Искренняя. Подкупаешь этим. А еще, ты безбашенная. И красивая. Ты правда очень красивая. — Он улыбнулся. — Я готов тебя называть «Bella» и петь серенады. Но это слишком старомодно, кажется, я это говорил. — Парень рассмеялся, прижимая её ладонь к своим губам. — И это тоже. — Дурак! — Смеясь, воскликнула Мелисса. — У тебя мягкая кожа. — А твоя щетина меня колит! — Придётся её сбрить как закончу свой недельный запой. Думаю, это будет завтра. — Дамиано ей подмигнул, взглянув на часы. — Не хочешь остаться на ночь у меня? — Что бы что? — Что бы просто провести время. Я не стану тебя насиловать, Мелисса. Чёрт. Ты правда думаешь, что имея огромную армию поклонниц я стану набрасываться на тебя? — Не понимал он. — Не все мужчины смотрят на женщин как на кусок мяса. Я не обижу тебя. Слышишь? Я ничего не сделаю против твоей воли. — Прошёптал на ушко. — И я могу отвести тебя домой. Но, если честно, совсем не хочется. — Мне тоже. Совсем не хочется домой. — Призналась она. — Но учти, если со мной хоть что-то случится, моя огромная итальянская родня объявит тебе вендетту. — В самом деле? — Дамиано улыбнулся, решив промолчать о том, что его любимый дед по маминой линии родом из Сицилии и двоюродный брат одного известного мафиози.