Секс, наркотики, рок-н-ролл.

В Италии сложно скрыться. А Тори хотелось именно исчезнуть, провалиться сквозь землю, расствориться в воздухе, и Дамиано решил, что для этого прекрасно сойдет холодный климат Исландии. Он никогда не был в Исландии прежде, но всегда мечтал побывать. Его манили горячие источники, ледники, холодный, северный ветер. Привыкший к тёплой Италии, он не ожидал, что будет так холодно, поэтому взял с собой лишь одну кожаную куртку. Фирменную, его любимую. Жаль, разочаровался в ней еще в аэропорту, когда приземлились. В Исландии начинало холодать, впрочем, когда там было тепло? Такую поездку могли себе позволить только богатые туристы, да и то сезон закончился еще летом, а уже была осень. Тори по-прежнему в упор отказывалась говорить, кто именно умер. И Дамиано догадывался, что это был ее отец. Она мало говорила об отце в целом. Когда мать умерла, он начал пить. Нет, Лоренцо не буянил, не избивал дочь, не домогался к ней, и не делал, в целом, ничего ужасного. Разве что находил утешение в телах женщин, что Тори сочла предательством и долгое время не говорила с ним после. Она наказывала его своим молчанием. Казалось, это единственное, что она могла сделать тогда, будучи ребёнком. Их когда-то близкие отношения дали трещину. Тори находила утешение в музыке, в гитарном бое. Могла часами сидеть, перебирая струны, тихо напевая песни, которые когда-то пела её мать. И замкнулась в себе. Дамиано стоило огромного труда вытащить её из депрессии. Этого Тори никогда не забудет. Того, как он находился с ней едва не круглосуточно, забросив тренировки и учёбу, принося ей выпечку, которую пекла любимая бабушка и обнимая за плечи. В последствии Тори не раз повторяла, что он — самый её близкий человек даже в моменты ссор. Их дружба была нерушимой. Ничего не могло сломать их отношения. И сейчас он снова пришёл на помощь, как пришёл тогда. Взяв её сумку с вещами, взял такси до небольшой деревушки, где снял домик на двоих. Место и вправду было живописным — вдали красовались заснеженные горы, а у подножья распологалось чистейшее озеро. Было туманно и ветренно, и ветер этот пронизывал до костей. Дамиано отнёс их вещи на второй этаж, и, с горем пополам зажёг костёр в камине, периодически подбрасывая дрова. Тори сидела в гостинной, и на ней по-прежнему не было лица. На ней был тёплый, зимний, серый свитер и чёрные джинсы, а на руках — облупившийся, чёрный лак. Такая не идеальная, но родная. Дамиано заварил чай, и, присев рядом, налил в белую чашку, протянул Тори. Девушка молча сделала несколько глотков горячего напитка, пытаясь согреться. Дамиано выключил телефон, не сказав никому, где находится. Зная, что Итан и Том будут звонить. Итан, несмотря на свою вспыльчивость и юный возраст, часто выступал в роли «мамочки» для участников. По крайней мере, пока не предложил встречаться Тори. Он старался сглаживать конфликты, за что ему часто прилетало от Дамиано, который ненавидел, когда его пытались успокоить. Еще, он иногда снимал ссоры на камеру. Довольно странное хобби, особенно учитывая, что потом некотрые из них становились достоянием общественности. «Выключи это дерьмо» — Потребовал однажды Дамиано тоном, не терпящим возражения, заметив, что Итан сидит с телефоном, направленным в его сторону. Тогда они в очередной раз что-то не поделили с Тори. То ли ей не нравились слова песни, хотя все остальные были в восторге от текста, то ли она вновь давила на Дамиано, обвиняя в халатном отношении, а он пытался отстоять свою точку зрения, говоря, что очень устал. Сейчас, рядом не было ни Итана, ни Томаса. Только он и Тори, сидящие вдвоём, в полной тишине. И ему было плохо от её слёз. Она не заслужила подобного. Никто не заслуживал таких испытаний. Особенно — дважды переживать смерть самых близких людей. — Тогда, я посчитала его предателем…-Произнесла она, убирая чёлку. — Мне было больно. Я была сломлена, понимаешь? А сейчас… Я понимаю, что он просто пытался справиться со своим горем. Ему тоже было больно, дико больно. Он искал утешения, пытался забыться. Сейчас я понимаю его, как никто другой. Мне тоже хочется забыться. Хочется пуститься во все тяжкие, если это хоть на долю секунды облегчит боль. Он ведь не бросил меня, не отказался. Он просто пытался успокоиться. Он обеспечивал меня всем. Его ошибка лишь в том, что не мог дать поддержки. Но я не могу обесценивать его боль. — Не вини себя, принцесса. — Произнёс Дамиано почти убаюкивающим голосом. — Тогда, тебе казалось это правильным. Это было твоей реакцией, защитной реакцией на собственную боль. — Я мало что помню из этого периода. Несмотря на то, что была подростком. — Призналась Тори. — Говорят, мозг блокирует травмирующие воспоминания, что бы человек не сошёл с ума. — Тихо ответил он. — У меня тоже был такой период. И он тянется до сих пор. — Я знаю, как тебе непросто. И не хочу это обесценивать. Ты тоже потерял близкого человека. — Тори посмотрела брюнету в глаза. — Иногда напиться до беспамятства и укуриться — лучшее, что можно сделать, что бы не думать о боли. Пусть хотя бы сегодня нам будет хорошо. — Вряд ли тебе будет хорошо. Скорее, будет безразлично. — Ответил, приложив к губам самокрутку с марихуанной. — Вот, возьми. Надеюсь, это поможет. Тори потянулась за зажигалкой дрожащими руками, Дамиано, заметив это, дал ей огонь. Этот огонь отражался в его наглых, хитрых, но таких нужных, зелёно-карих глазах, и, если бы Дамиано был стихией, непременно бы стал огнём. Он мог сжечь взглядом за считанные секунды, а мог сделать так, что сгорала сама. Сгорала от желания. От боли. От ненависти. От любви. Тори прекрасно знала эту его особенность. Когда отказал ей, а затем она — ему. Реванш. 1:1. Она не хотела отношений с ним, впрочем, вряд ли он предлагал именно их отношения. Между ними часто воспламенялись искры пламени, и вся история их дружбы походила на противостояния, на танец пламени и ледяной воды. Заметив пристальный взгляд Тори на себе, Дамиано усмехнулся. — Немного отпускает, принцесса? — Ты вечно зовёшь меня «принцессой». Я правда твоя принцесса? — Тори посмотрела ему в глаза. Снова. — Ты — единственная девушка в нашей группе. И мастерски справляешься с ответственностью и нашим непростым характером, несмотря на твой юный возраст. Это заслуживает огромного уважения. Поэтому ты принцесса. — Я спрашивала не о группе. О тебе. Дамиано ухмыльнулся, смотря ей прямо в глаза. Как же он был красив. Чертовски красив, и так же чертовски опасен. Сожжёт дотла, если захочет. Играть с ним равно играть с огнём, приближая собственную смерть. Он запросто мог разбить ей сердце. Но никогда бы не сделал этого, потому что слишком ценил её как личность. И её свободу. — Ты знаешь ответ. — Произнёс Дамиано, обжигая своим дыханием. Всего несколько часов назад он сидел на корточках, у её ног, держа за руку, спрашивая, что случилось. Теперь сидя на просторном диване, у его ног была она. Не в прямом смысле. Она была очень подавленной и Дамиано мог бы сделать с ней всё, что захотел. И, очевидно хотел. Видя, как она смотрит на него. Но не хотел обрывать эту красную, невидимую, японскую, шёлковую нить, которой были связаны. Эта связь была слишком ценной и прочной, что бы разрезать её, ради собственной похоти. Тори усмехнулась, выдыхая дым в сторону, всматриваясь в острые черты его лица. Он был близко и слишком близок. И это заводило. Пугало в одночасье. — Мне нравится это безразличие. И то, что сейчас я спокойна. Что не переживаю о том, что позвонит продюсер, что станет названивать Итан, напишет Том. Только я и ты. Среди льда. На краю света. Безумие кажется безразличным. — И я тоже безразличен? — Нет. Ты — еще одно моё безумие, Дамиано. — Прошёптала Тори, приобнимая его за плечи. — Я хотела бы пробыть здесь, с тобой, вечность, сейчас. Но самое ужасное, что это невозможно. И то, что я буду жалеть, что бы ни случилось. И об этом, тоже буду жалеть. — А об этом? — Дамиано рывком прижал её к себе, целуя в шею. Уверенно, но в то же время мягко. И страстно. И нежно. В одночасье. Вместо ответа, Тори потянулась к его губам, обхватив руками шею, подарив ему свой жадный, полный боли, поцелуй. — Я не стану ни о чём жалеть. — Поклялся он. — Что бы ни произошло между нами, Тори.