Я везде найду тебя.

      Тэхён уверенно едет по горной местности, дорожная карта запечатлена в памяти, кажется, что навечно. До Сиэтла сто тридцать километров. Ему хочется втопить ногу в педаль газа, выжать из машины всю возможную скорость, но сдерживает себя, ему не нужны неприятности с местной полицией. Чем ближе к городу, тем сильнее бьётся сердце, Тэхён нетерпеливо сжимает руль. Сиэтл встречает его ночной прохладой, морской ветер обдувает разгоряченную кожу и Тэхён чувствует озноб. Он прикрывает окно, мельком разглядывая освещённые множеством огней улицы. Ему не до красот ночного города, он сворачивает на знакомую улицу. Внутренности с острой болью скручиваются в тугой ком. Он надувает щёки, глубоко выдыхая, страх снова шарит ледяной рукой по спине. Останавливается возле дома, в котором нет ни проблеска света. Слёзы стекают по лицу, Тэхён не замечает их. Он судорожно достаёт из-под камня у входной двери запасной ключ, отмыкает дрожащими руками. Дверь со скрипом открывается, Тэ ослабевшими ногами переступает порог знакомого дома. Темно, практически ничего не видно. Он скользит рукой по стене, где-то тут должен быть включатель. Находит, невольно уголки губ вздрагивают: тот самый. Тэхён двигается к комнате Чонгука, он уверен, что Гуки там. Тусклый свет с прихожей слабо освещает ему путь. Заходит в комнату и замирает, прислушиваясь. Господи, как же ему страшно услышать тишину. Жуткая, противная, липкая темень окутывает его. Вытянув руки, двигается на ощупь. Подходит ближе к кровати, в темноте трудно что-то разглядеть, но он слышит учащённое поверхностное дыхание. Ноги уже не держат, и он рухнул на пол, больно ударившись коленками о пол. Он поднимает руку и подрагивающими пальцами дотрагивается до одеяла, тянет его вниз. Но ничего не может разглядеть. Лихорадочно ищет на тумбочке лампу, она должна быть там, он знает. Нащупывает, нажимает на кнопку, вспыхивает жёлтый свет и со страхом поворачивается к кровати. И видит его, своего малыша, своего Гуки. Дыхание перехватывает. Он захлёбывается слезами, воет, берёт в ладони его исхудавшее лицо и забвенно неудержимо целует, целует, ощущая под губами холодную кожу. Спазмы сжимают горло, он хочет кричать и не может, дышать не может. Только заполошно шёпотом повторяет: — Гуки, малыш мой, я нашёл тебя, нашёл. Отчаянно обнимает, чувствуя, как грудная клетка едва вздымается. Неподвижное выражение бледного лица пугает Тэхёна. Он прикладывает два пальца к шее, пытаясь нащупать пульс. Пульс слабый, частый. Ловит каждый вздох, боясь, что последующего не будет. — Гуки, любовь моя, посмотри на меня, открой глаза, — зовёт тихо, голос срывается от надрывистых всхлипов. Чонгук со стоном поворачивает медленно голову, слабо улыбаясь, шепчет сухими губами. — Ты пришёл, Тэ. — Да, любимый, я пришёл, — Тэхён убирает со лба длинные спутанные прилипшие волосы, разметавшиеся жирными прядями по подушке. — Жаль, что утром тебя здесь не будет. Поэтому я люблю ночь. Ночью ты со мной. — Любимый, я не уйду, я останусь с тобой здесь, навсегда. — Ты всегда так говоришь, а утром исчезаешь. Ты в моих грёзах, сновидениях. Мне нравятся мои иллюзиями. Я люблю их, — он только шепчет, на грани слышимости, но и это даётся ему с трудом. — Поэтому я не люблю утро, не люблю просыпаться, ты всегда уходишь… Чонгук отворачивается, прикрыв тусклые и безжизненные глаза. Стон боли отрезвляет Тэхёна. Он встаёт с колен, морщась, ноги затекли, но он не обращает внимания. Прихрамывая, идёт к шкафу, достаёт оттуда две простыни. Расстилает обе на другой кровати, заходит в ванну, в таз набирает тёплую воду, хватает с крючка полотенце. В комнате стоит неприятный тяжёлый запах. Но Тэхёну всё равно. В полумраке безжизненная бледность лица кажется каким-то серым пятном. Измождённый, беззащитный вид Чонгука протыкает грудную клетку стальными прутьями, заливая кровью внутренности. Тэхён откидывает одеяло. В нос бьёт отвратительный запах мочи и кала. Осторожно снимает с Чонгука грязную одежду, его руки пачкаются, но Тэхёну всё равно. Переносит Гука на чистую простынь, его сильные заботливые руки бережно касаются его болезненного тела. Он выжимает полотенце и мягкими касаниями нежно обтирает тело любимого. Истончённая сероватая кожа плотно облегает выпирающие рёбра. В его сильно исхудавшем теле невозможно узнать того самого Чонгука: сильного, красивого, весёлого. Сердце горестно сжимается, Тэхён плачет, кусая губы. Чонгук никак не реагирует, только тихие стоны срываются с потрескавшихся пересохших губ. Тэ поворачивает Гука на бок и в ужасе вскрикивает. Вся спина — это сплошная рана. И он уже не может сдержать себя, рыдает в голос, но руки продолжают делать своё дело. Его разрывает от боли. Злость затапливает сознание. — Сука, сука Намджун, убью суку на хуй. Он бросает грязное полотенце в таз. Вытирает руки чистым краем простыни. Перекладывает Чонгука на другую простынь, заворачивает его как младенца. — Гуки, малыш, мы едем домой, что ты хочешь взять из этого дома? — Ты забираешь меня с собой? — ресницы вздрагивают, но глаза так и остаются прикрытыми. — Да, милый, забираю в наш дом. — Хотел бы взять книгу, пусть она будет со мной и на том свете. Тэхён нервно усмехается. — Малыш, ты решил, что я ангел смерти и пришёл за тобой? — Ты и есть ангел, — Чонгук устал, он больше не может говорить, распухший язык прилипал к шершавому нёбу. Он устал, устал от постоянной боли там, где когда-то билось его сердце, устал от боли, которая сворачивает все внутренности в колючий клубок, он больше не хочет жить с этой болью. Тэхён выдвигает ящик тумбочки, там на дне лежит подаренная им книга, забирает её, видит документы Чонгука, прихватывает и их. Тэхён прижимает ослабленное тело Чонгука к себе, стараясь, как можно меньше причинять боли. Выходит из дома, открывает дверцу джипа и усаживает его на переднее сиденье. Чонгук обессиленно стонет. Тэ аккуратно опускает сиденье, переводя его в полулежачее положение. — Прости, малыш, прости. Потерпи ещё немножко, скоро мы будем дома, — он целует скулы, уголки губ. Ему надо вернуться в дом выключить свет и закрыть дом на замок, но руку не отпускают, вцепившись в куртку. — Гуки, не бойся, я никуда не денусь, просто смотри на меня или слушай мой голос. Тэ начинает петь тихим голосом и делает шаг назад, Чонгук, так и не открыв глаза, прислушивается, Тэхён поёт громче, чтобы Гуки его слышал. Он почти бегом достаёт из шкафа тёплый плед, выключает везде свет, хватает ключи, висящие в коридоре на вешалке, запирает дверь и торопливо возвращается к машине. Укрывает пледом Гука, садится за руль, смотрит, улыбаясь, на любовь всей своей жизни, берёт его холодную сухую ладонь в свою, так держа и трогается с места. Они едут медленно по ночным улицам, огни города, мерцая, освещают лица обоих. Чонгук лежит молча, он чувствует неровности дороги всем телом, ему больно и он понимает, если есть боль, значит, он жив, но почему он не в тёмной комнате, где его окружают отвратительные запахи, которые уже почти не чувствует. Кто-то держит его за руку, он явно это ощущает, Чонгук с трудом приоткрывает глаза и видит чёрное небо, цепочки зажжённых фонарей, пролетающие мимо. Сквозь спутанное сознание пробивается чей-то голос. Прислушивается и улавливает давно забытый, но такой любимый голос, который он не слышал долгие годы, он в растерянности оглядывается, слегка оборачиваясь на голос, и видит ЕГО. — Тэ? Погасший взор прояснился. Осознанная мысль мелькает в его полумёртвых глазах. — Да, радость моя. — Тэ… — горло саднит. — Что, счастье моё? — Тэхён… — он хочет что-то сказать, но изо рта вырываются только глухие сдавленные хрипы. Тэхён смотрит на Чонгука, сворачивает на обочину и останавливает машину. Склоняется над Чонгуком, целует его, нежно гладя скулы, и шепчет: — Я здесь, я нашел тебя. И будь ты хоть в другой галактике, я и там нашел бы тебя. Видишь, между нами нет ни расстояний, ни времени, я рядом. Глаза слезятся, Чонгук, неверяще, дрожащими пальцами тянет на себя Тэхёна, у него пахнет изо рта, от его давно немытого исхудавшего тела идёт вонь, но Тэхён не замечает, он покрывает поцелуями лицо, целует руки, и неважно, что они грязные, это его любимые родные руки. — Я люблю тебя, я люблю тебя, — шепчет беспрестанно, чтобы Гуки слышал его голос, шёл на его зов, не оглядывался назад, оставляя позади тьму, одиночество, смерть. Тэхён чувствует, как дрожит тело Чонгука, он прижимает его к себе, грея своим теплом. Не отпускает до тех пор, пока дрожь не утихает. Чонгук часто дышит, всё также не отпускает руку Тэхёна. — Солнце моё, нам надо ехать, иначе мы привлечём внимание полиции, давай доедем до дома и там поговорим обо всём. Он одной рукой заводит машину, вторую в цепких объятиях держит Чонгук. Тэхён не молчит всю дорогу. Говорит, говорит, не важно что, лишь бы не было пугающей тишины. Чонгук не может произнести ни слова, только хрипло дышит и неотрывно остекленевшими от сухих рыданий глазами смотрит на взволнованного Тэхёна, который постоянно переводил взгляд от него на дорогу и обратно. Изредка он, набравшись сил, зовёт его по имени. Тэхён с готовностью откликается, счастливая улыбка не покидает покусанных опухших губ. — Тэ… — Я здесь, жизнь моя… Он склоняется и целует тыльную сторону ладони, которую крепко держит, не отпуская. — Тэ… — Я рядом, любовь моя… Поцелуй, прижимается щекой, потираясь. Чонгук устал, он еле дышит, дыхание прерывистое, но Тэхён не может ехать быстрее, дороги не очень гладкие и доставлять ещё больше боли он не хочет. — Потерпи ещё немного, малыш, мы уже близко, почти приехали. Они подъезжают к высоким воротам, Тэ легонько сжимает ладонь Чонгука, привлекая его внимание. — Смотри, Гука, это наш дом, — Чонгук смотрит сквозь лобовое стекло и видит строение, очень знакомое, он видел его на чертежах, Тэ проектировал этот дом для них. Чонгук так и держит руку, больно вцепившись отросшими длинными ногтями в кожу. Тэхён, касаясь губами кончиков пальцев, уговаривает его отпустить буквально на несколько секунд. — Смотри, Гука, я выйду из машины, открою дверь дома, с тобой на руках мне будет трудновато это сделать. Вернусь и возьму тебя на руки. Ты ведь хочешь, чтобы я носил тебя на руках? И мы зайдём в наш дом. Тебе понравится внутри. Ты же хочешь посмотреть наш дом? Хочешь? Чонгук слабо кивает, не ослабляя хватку. — Малыш, тогда отпусти. На чуть-чуть, давай, мой маленький. Смотри на меня, я здесь, я рядом, — Тэхён с трудом вытягивает руку из захвата. И не прекращая говорить, быстро выскакивает из машины, бежит к двери, на ходу доставая ключи, открывает, протягивает руку к находящемуся тут же рядом со входом счётчику. В доме вспыхивает яркий свет, освещая двор через панорамные окна, и бежит обратно. — Видишь, детка, я здесь. Чонгук тянется ему навстречу, и Тэхён аккуратно берёт его на руки. Но как бы он не старался, каждое прикосновение вызывало болезненный стон. — Потерпи, мой маленький, потерпи ещё немного. Он заносит свою драгоценную ношу в дом и укладывает его на мягкий диван. Скидывает куртку, оглядывает помещение. Ну что ж, всё так, как он и планировал. Выглядит даже лучше, сочетание уюта и комфорта радует глаз. — Гуки, тебе нравится? Мой план, твой дизайн, — он не прекращает что-то говорить, не задумываясь, лишь бы Чонгук слышал его и знал, что он здесь, никуда не ушёл, не исчез. В это время он набирает водой электрический чайник, открывает дверцы кухонных навесных шкафов, находит то, что искал. Кружка с подставкой, пачку коктейльных трубочек. В углу кухни сложено множество коробок. Чимин всё подписал, пронумеровал. Сверху берёт одну с надписью «электролиты». Вскрывает, один маленький пакет рвёт, насыпает в кружку, заливает кипятком. Чонгук неотрывно следит за всеми его передвижениями. Тэхён подходит, ставит всё на журнальный столик, наклоняется к Чонгуку, обцеловывает всё лицо. — Я сейчас, малыш, кровать подкачу, — он идёт в конец гостиной, там стоит кровать на силиконовых колесиках. — Смотри, детка, последнее слово медицинской техники. Чимин так прижал Намджуна, что её пришлось собирать по заказу, такой больше нет, — он улыбается с гордостью. И видит немой вопрос в глазах. — Эй, малыш, не надумывай, Чимин — твой лечащий врач и мой хороший друг, и всё, никаких других инсинуаций. Звучит мелодичная трель. — Детка, это кружка с таймером, ставлю на пять минут, она к тому же сохраняет заданную температуру. Через каждые пять минут ты будешь делать один глоток, — он вставляет трубочку в чашку и подносит её к губам Чонгука. — Давай, Гуки, глоточек, — тот с трудом втягивает воду, морщась. — Знаю, детка, гадость, но что делать. Тэхён подробно описывает каждый шаг, он сам не верит, что видит любимого, что Гуки живой, рядом с ним. Разговорами он хочет убедить себя в реальности происходящего. И Гуки тоже. Тэхён разбирает коробки, читая надписи, что-то ищет. Найдя, с радостью сообщает об этом Чонгуку. Тащит всё к дивану, собирает штатив, отвлекаясь на сигналы таймера. — Ну, ну, детка, давай, не делай недовольное личико. Хотя я его люблю любым. Хочешь, за каждый глоток я буду целовать тебя? Чонгук довольно угукает, улыбка чуть трогает губы, на большее он пока не способен. От каждого движение губы трескаются и на них выступают капельки густой тёмной крови. Тэхён так и так его целует, почти не отрываясь. Если бы не необходимость действий, он бы и не отходил от своего малыша. — Гуки, это для систем. Буду тебе внутривенные инъекции делать. Да ты не пугайся, ты знаешь, у меня же опыт есть, я почти год работал в больнице, ухаживал за больными, — говорит, говорит. Собрав штатив, из коробок достаёт инфузионные пакеты, коробки с ампулами, бутылки со спиртом, вату. — Так, где планшет? Чимин там всё подробно описал, я помню, но лучше быть уверенным, что ничего не перепутал. Вскакивает с места, направляется к горе коробок, но сигнал возвращает его обратно. Целует, поднося трубочку ко рту. — Мой маленький, такой послушный. Ты же сделаешь всё, о чём я попрошу? Да, детка? — разговаривает с Гуки как с неразумным дитя. Ждёт ответа, поглаживая по голове. Надо искупать малыша, но сначала капельницы. — Да, — так тихо, будто шелест осенней листвы. Тэхён готов разрыдаться, слыша голос Чонгука, пусть еле слышимый, хриплый, он счастлив так, что готов сутками благодарить небеса на коленях, ведь он не слышал его пятнадцать лет. Ким откидывает голову назад, удерживая влагу в уголках глаз. Он думал, что выплакал все слёзы, а они льются и льются, почти без остановки. Находит планшет, включает. — Гуки, как тут без интернета? Херово? Ты привык жить без паутины? Не представляю, как люди живут без мобильников, я смогу так? Я даже со своим айфоном расстаться не смог, — открывает записи Чимина, сверяет все препараты на столике, заглядывая в гаджет. — Как тебе позволили притащить всё это сюда? — такая длинная фраза даётся с трудом. Ким улыбается. — Шантаж, любовь моя, шантаж. Я всё расскажу, ты только поправляйся. Так, венозный катетер, где же он? Нашёл. Теперь, Гуки, кровать, — Тэхён роется в ящиках. — Вот они, это чистый хлопок, мягкий, они не причинят тебе вреда, — машет пакетами с постельным бельём. Натягивает простынь на матрас без единой складки, края защемляет зажимами. Сигнал, кружка, глоток, поцелуи. Простынь, в которую был завернут Чонгук, Тэхён разворачивает, осторожно поднимает обнаженное измождённое тело и укладывает на кровать. Прикрывает сверху второй простыней. — Тут такой матрас, Гуки, что все болячки быстро заживут, — смотрит и ведёт от виска к подбородку нежно пальцами. — Я так хочу тебя обнять, прижать к себе и не выпускать никогда больше, — он, не выдерживая, прижимается щекой к впалой щеке Чонгука, стараясь сильно не давить. — Не бросай меня больше, слышишь, Гука, никогда не бросай, не уходи, не оставляй меня одного, — его плечи вздрагивают от беззвучных рыданий, голос дрожит на грани отчаяния и боли. Слёзы Тэхёна обжигают кожу Чонгука. Он, чуть повернув голову, шепчет на ухо. — Никогда. Звук таймера, Тэхён, шмыгая носом и вытирая слёзы, подносит чашку с трубочкой для очередного глотка. — Я должен собраться, Гуки, иначе не смогу нормально вставить тебе в вену катетер, — он дезинфицирует руки, вскрывает упаковку, рассматривает сгиб руки на наличие видимых вен. Прыскает раствор, протирает ваткой и, выдохнув, ловко вставляет катетер в вену. Проверяет наличие воздуха в трубке, подсоединяет к катетеру, регулирует скорость. Движения чёткие, выверенные. Отвечает на безмолвный вопрос. — Я медицинские курсы закончил, год в больнице проработал, так что научился, знал, что буду ухаживать за тобой. Кружка опустела, Тэхён наполняет её водой, добавляет новый пакетик электролитов, размешивает, проверяет температуру и только после этого поит Чонгука. Уже при ярком свете ламп он обследует тело Чонгука на наличие повреждений. Практически вся нижняя часть тела в пролежнях. Опять закусывает губы, сдерживая всхлипы, начинает обработку ран. Протирает тело специальной мягкой мочалкой, обсушивает, наносит антибактериальное и обезболивающие средства, заживляющие мази. Стоны Чонгука рвут его сердце на части. Но, глотая слёзы, продолжает, шепча слова любви. Спина, ягодицы, с ними пришлось долго возиться. Под подушечками пальцев Тэхён чувствовал все выступающие кости, позвонки, рёбра. Бледная сухая кожа шелушилась, костлявые плечи, худые руки казались слишком длинными. — Я страшный теперь. — Нее, любимый, ты самый красивый, самый желанный. А на счёт тела, ничего, Гуки, вот подлечим тебя, откормим, жирок нарастим, тогда и спортом займёмся. Ты только будь со мной. Хорошо? — заглядывает в тусклые полуживые глаза, в которых зарождается надежда, что с наступлением утра Тэхён не исчезнет, его образ не растворится в предрассветной дымке зарождающегося нового дня, будет рядом.