Жизнь длиною в вечность

      Из-за постоянных разъездов и съемок Тэхен и Чонгук виделись не так часто в течение месяца. Они изредка встречались в кабинете Тэ, а потом старались незаметно покидать студию во избежание слухов, но все равно многие замечали их связь. Чонгук был очень чуток и часто переживал из-за забитого графика, Тэхен же относился к этому проще, но порой долго сидел на одном месте и пытался понять, как подойти к любимому, чтобы не навредить или не оскорбить, но иногда мысли бежали быстрее него о чем он впоследствии жалел.       Даже если времени не было они старались отвечать друг другу на сообщения. Влюбленные выходили на прогулку поздней ночью, чтобы не смущать умы прохожих людей, потому что только ночью они были по-настоящему искренними. Их сладкие поцелуи под луной на мосту или томные взгляды, полные любви, зародившейся в древности, которая была ясна для одного из них, но все же приобретала оттенки безмолвия и сомнений… Для Тэхена эти вечера были лечением и поиском того, что было утеряно и стерто временем; для Чонгука это было неизведанным, необузданным элементом жизни, который тяготел к прежнему облику мыслей, к тому, что он не в силах вспомнить, но даже в глубинах душевного океана, что так неизвестен миллионам, миллиардам, людей, для него открываются странные помыслы, мечты о прогулках по лесу и боль в сердце, преследующая его на протяжение всей его жизни. Он никогда не говорил о томящейся, порой острой боли, от которой он терял рассудок и закрывался от мира, погружаясь в пустоту. Врачи говорили, что он здоров и этот недуг вызван самовнушением.       Их свидания были короткими и редкими, но куда более чувственными и желанными, они ждали их, ждали этих моментов после долгого рабочего дня, чтобы сидеть в кино или посещать концерты камерной музыки, или просто дурачиться на улице, пока падает снег… Для одного это было мгновением, а для другого мечтой. За несколько дней до важного показа, в котором Чонгук принимал участие, а Тэхен сопровождал его как продюсер, ибо Юнги бесследно исчез, в их отношениях возникла трещина, такая, которая появляется на поверхности земли от сухого климата или перед взрывом вулкана, и либо наступает разрушение, либо разделенные разломом части земли соединяются в еще более крепком союзе, не отпуская друг друга.       Когда Тэхен долго не отвечал на звонки или сообщения, Чонгук старался не обращать внимания, но порой это приводило к помешательству. Ему казалось, что что-то непременно случилось, что-то страшное и непоправимое. В тот день на улице все стихло, людей практически не было, машины изредка проезжали мимо, будто мир прекратил свое существование или попросту замедлился. Чтобы скоротать время, молодой человек играл в компьютерные игры или просто лежал, глядя в потолок… Ему не давал покоя тот факт, что в единственный выходной за месяц, они никуда не пошли. Разум четко декламировал ему, что нужно поехать, сделать Тэхену сюрприз, вдруг тому плохо или он впал в очередную тоску, с которой жил всю свою жизнь. Сомнения терзали его, мыслей становилось больше, от них не было толку, разве что тревожность и неуверенность. Чонгук привёл себя в порядок и перед тем, как поехать к любимому, купил отличного итальянского розового вина и белые лилии. Он доехал довольно-таки быстро, но перед дверью его посетила растерянность. Решившись, молодой человек все же нажал на кнопку и, задержав дыхание, ждал. Тэхен был расстроен и недоволен гостям, но стоило ангелу увидеть Чонгука, он с тоскливой улыбкой пригласил его в квартиру, и будто его до того серое лицо приобрело краски. — Как ты себя чувствуешь? — с ласковой заботой спросил Чонгук и прикоснулся губами к его щеке. — Когда ты здесь лучше. Не могу предположить, что на меня нашло. Порой я просто… — Становишься собой? — он шептал ему на ухо, крепко обнимая и кладя голову на его плечо, — Мне знакомо это чувство. Иногда я будто теряюсь, и пространство и время идёт своим чередом, но самым ужасным, еще с самого детства, была боль в сердце. Я проходил много обследований, но врачи утверждают, что я абсолютно здоров, а оно болит так, будто его пронзили ножом или просто сжали… — Тэ посмотрел на него с сочувствием.       Они прошли на кухню, там ангел разливал вино по бокалам, пока Чонгук нарезал сыр и фрукты. Тэхен подошёл к нему со спины и терся носом о его щеку, игриво улыбаясь, не скрывая своей любви. Вечер шел своим чередом. Тысячи шуток и тысячи историй, полных откровений. Чонгук поглощал Тэхена очень нежным и в то же время разгоряченным взглядом, от которого ангелу становилось не по себе, его губы предательски дрожали, росло смущение, он то смотрел в глаза любимого, то со стыдом отводил их в сторону, понимая, что не может сейчас переступить через себя… Молодой человек приблизился к нему и опрокинул Тэ на пол, целуя требовательно и желанно, то спускаясь к шее, то снова касаясь губ. Нежно пробегал пальцами по его подбородку, но ангел не отвечал ему, его тело парализовало от переизбытка чувств. В какой-то момент Чонгук опустил руку ниже и через пижамные штаны провёл пальцем по члену, от чего ангел пришёл в себя после головокружительного, пьяного поцелуя. Тэхен тут же отстранился и произнёс, сдерживая слёзы: — Я не могу так. Я бы очень хотел этого, но мое прошлое меня держит…       Вновь чувствуя вину перед Тэхеном за свою не тактичность, Чонгук вместо поцелуев и других вещей, которые вредят в такие моменты душе любимого, просто обнял его, пытаясь успокоить… — Прости меня. Прости. Видит Бог, я стараюсь быть лучше по отношению к тебе, но так часто допускаю ошибки… Расскажи мне, что тебя беспокоит. Тебе станет легче, когда ты выговоришься… — Лучше бы он этого не видел… — прошептал Тэхен, отвечая на объятия, — Я просто любил человека, который… был единственным моим спасением, ради которого я был готов жертвовать всем, что имел, и я пожертвовал, а он все равно погиб по моей вине… Я не знаю, что было на самом деле, но… помню, как в его сердце воткнули клинок и он моментально умер… Чонгук, я безумно… — хотел он было сказать, но язык не повернулся, — я… Ты дорог мне, но пока я не готов к новому шагу… — с сожалением он посмотрел на него и поднялся с места… — Тэ… — Чонгук не успел договорить, так как ангел скрылся за дверью ванной комнаты, но видел, что тот многое скрывает, от многого бежит. Ложь и недосказанность били его в сердце, что он вновь почувствовал эту щемящую боль, сначала она была не сильной, но потом разрослась, что Чонгук начинал задыхаться, и почти сразу бесследно исчезала, будто галлюцинация. Он хотел познакомиться с любимым с помощью экскурсии по его дому. Гостиная осталась прежней, не изменилось ничего, только кроме прежних, надоевших и полумертвых цветов стояли лилии. Чонгук прошёл по коридору и зашёл в спальню. Кровать была не заправлена, вещи беспорядочно валялись, и только в углу стояла скрипка, на нее красиво падали лучи заходящего солнца, а тень от листьев пальмы в горшке переливалась на побеленной стене. Он взял инструмент в руки и зажал несколько струн, смычком провёл пару раз и раздался жуткий скрежет, от которого стены содрогнулись. У него получалась детская мелодия, которую преподают в школе, но и она была корявой и несуразной. — Нет… — мучительно протянул Тэхен, появившийся в дверях, — Чонгук, прошу тебя, прекрати играть, это ужасно, ощущение, будто по металлу скребут гвоздём. — Спасибо, — с иронией улыбнулся парень и отложил инструмент подальше, — Это мое лучшее творение.       Тэхен взял скрипку и смычок, настроился и сыграл небольшой кусок мелодии из цикла «Времена года» Вивальди. Эта благородная и тревожная по своей природе музыка вызвала у ее единственного слушателя безусловное чувство величия. От ее капризных стонов в голове возникали неясные картинки, захватывающие разум. Чонгук представил, как летит со скалы в пропасть, ему не хватает воздуха и мир вокруг переворачивается, проносится вся история человечества перед глазами, все войны и заключения мира, вся бедность и все богатство, а затем он попадает в темное пространство, где блещут лишь раскаты грома и молнии, не дающие свободно передвигаться, они бьют почти что в него… Он уклоняется, танцуя с ними вальс, не похожий на другие, грозно и беспощадно он изгибается, стараясь спастись от разгневанной стихии, безумно содрогается небо над его головой, но он не уступает природному изыску, ее мощи и свирепости. Чонгук наблюдает за быстрыми движениями тонких, изящных пальцев любимого, за его потрясающей игрой и характером исполнения Con moto, который изредка смешивается с Con dolore. Молодой человек завороженно смотрит и вслушивается в каждую ноту, набивая пальцем о колено ритм, чтобы чувствовать ее, чувствовать ее великолепие и грацию, ангел же играет без фальши, его глаза закрыты, он полагается только на свой изумительный слух. Музыка стихла, после яркого акцента. — У тебя божественный талант, у меня не найдётся больше слов, чтобы выразить то, что твоя игра вызвала в моей душе, это буря, это любовь и это страдание… — Бог здесь не причём, — отрицающе Тэхен отвечал ему, раздражаясь с каждым разом все сильнее, когда Чонгук упоминал его. — В том-то и дело, что причём. Это дар, Тэ. Такой был у нескольких великих композиторов всего мира. Их считали гениями, они были гениями, но злые люди говорили об их сделке с Дьяволом, но ты же не мог продать ему душу, а значит и они не могли… — Талант нельзя оценивать таким образом… Если бы в моем «даре», как ты выражаешься, поучаствовал он, я был бы бесталанным и грубым. Талант — это огромный труд, который наносит тысячи ран, но в то же время залечивает их… Он как роза, изысканный и яркий, но ее ядовитые шипы отравляют кровь, лишают ее кислорода, а значит убивают, доставляя удовольствие… Так что Отец здесь не причём. — Отец? Ты все-таки верующий? — Чонгук поднял правую бровь и скрестил руки на груди, включая весь свой скептицизм, — может отсюда и вся твоя скромность? — Он не понимал для чего сказал последнюю фразу, будто недосказанность сейчас вынудила его развязать язык с укоризненной претензией. — Ты сам начал. И нет я не верующий, — задумался Тэ, опустив глаза в пол, — Тот Бог, о котором твердят люди, не имеет ничего общего с истинным Божественным Началом. Мы ведь сами решаем для себя какую дорогу выбирать, а все остальное стечение обстоятельств, — сомневаясь, говорил он, откладывая скрипку. — «Отец». Так говорят те, кто либо верит, либо верил когда-то. — Я раньше был глубоко верующим человеком, Чонгук. Верил, что он спасёт нас всех, что ему не все равно. Верил, что его сила безусловна и любовь также безусловна, как красота цветка Мнемосины. Однажды я служил монахом в церкви, когда это было еще модно, но не смог забыть человека, которого сильно любил; я был грешен, чувствовал, что нужно просить прощения у Господа, но он не простил меня, потому что я сам себя не мог простить. Я лишь хотел замолить грехи и быть ближе к нему, но это великая ложь, которую ввели в человеческую культуру, сделала меня одним из рабов, что дают свою энергию, не зная всей правды. Религия неоднозначна и не стоит смотреть на нее, как на истину, то, что Вы, люди, знаете о мире ничтожно с тем, что знают… Другие. — Довольно-таки жестко. Но это странно, ведь служить в монастыре, Тэхен, было модно в веке так четырнадцатом и то в Европе, если я правильно понял, о чем ты ведёшь речь. И кто такие эти «Другие»? — Я хочу продолжить, — сделал он паузу и поднял глаза на любимого, — сначала меня осудили родные за то, что я полюбил человека, потом меня осудила церковь за то, что это был мужчина, затем меня осуждали политики, потому что им это было просто не выгодно, а потом резко стало выгодно, но на последних я не обращал внимания, так как многие из них настоящие идиоты, живущие ради денег, да и все остальные не лучше, — подметил он, — а «другие» — это те, кто…правит миром, — он сказал первое, что пришло в голову и возможно это было бы реальнее, чем «бредни» про ангелов. — Я не понимаю. Ты говоришь так будто, на это потребовалось тысячелетие. Тысячелетие на то, чтобы ты мог понять, насколько вера обманчива?!       Тэхен резко поднялся с постели и подошёл к окну, вслушиваясь в тишину ночного города, где-то вдалеке шли люди и пели, а в его душе не было ничего кроме страха проговориться. Когда-то он обвинял Чонгука в изменах и лжи, но сам оказался не лучше… Молодой человек сидел на краю кровати и молчал, не желая отрекаться от своей гордости, ему было обидно, что все снова складывается не лучшим образом. Он расстроенно глядел на закат, разливающийся за окном. Тэхен сел перед ним на корточки и взял его руки в свои, поглаживая, перебирая пальцы. Уже через несколько минут они лежали на кровати, и небо багровело. Молчание, затем полемика о мироустройстве, а после вновь молчание, прерывающееся поцелуем. Ничего больше не было, и Чонгуку казалось, что не будет. Он терял надежды на счастливые отношения и поцелуи ангела стал для него горькими и бессмысленными, в глубине души Чонгук понимал, что Тэ любит его, но и это перестало быть желанным.       Чонгуку стало душно в комнате, он обиженно отвел взгляд и отстранился… Поднявшись с постели, он вышел на балкон и приоткрыл окно. — Тэхен, почему ты так мало о себе рассказываешь, а если рассказываешь, то какими-то метафорами c недосказанностью, — твердил он, ощутив легкое прикосновение к плечу, — Ты нежен со мной, и я знаю, что это искренне, но в остальном ты лжец. Ты корил меня за обман, но я совершенно тебя не знаю. Вдруг ты убийца или демон, или простой человек с глубокими душевными травмами… Я буду готов принять тебя, но мне нужна конкретика, иначе мы не можем быть вместе. Суён рассказывала мне обо всем, о своих планах, о своей семье, а ты только отмалчиваешься… Возможно, я ошибся в тебе, — с печалью в голосе говорил он, пытаясь сдерживать подступивший гнев, но Тэхен молчал, его глаза краснели, а руки дрожали, но вымолвить и фразы он не мог, поэтому Чонгук грубо убрал его руку со своего запястья и процедил желчно, без доли сожаления, — Мы расстаёмся, так будет лучше для обоих и проще— но даже в такой интонации скрывалась боль сожаления, а слёзы предательски выступили из глаз.