Осколки, что искрятся на солнце

      Баланс сил в организме распределился ожидаемо — здравый смысл получил минимальную поддержку и только капельку решимости, а нездоровая одержимость идеей «увидеться с господином Рё и плевать на последствия» лидировала на дебатах с оглушительным успехом. Тем не менее, Сатору Годжо я всё-таки попыталась разыскать, поэтому узнавала у бывших одноклассников токийский номер Итадори, но, на удивление, даже его приятели не могли сказать ничего толкового. Потом совершенно случайно я столкнулась со знакомой, которая знала контакты девочки, которая знает контакты Юджи, который наверняка знает контакты Сатору Годжо. Невероятное везение! Именно поэтому я им не воспользовалась и удалила циферки, отделяющие меня от некой Нобары Кугисаки, спустя полчаса после их появления в моей записной книжке. Однако я считаю, что всё проделанное не было бесполезным — оно помогло мне осознать, насколько сильно я не хочу терять возможность видеться с Рёменом и как далеко готова зайти, чтобы получить его внимание и разгадать его тайну. Как только на горизонте замаячила возможность спастись от хитрой, сильной и коварной альтернативной личности, я испытала дикий страх — до тошноты и дрожи в коленках. Ничего подобного и близко не было в те моменты, когда умная часть меня пыталась убедить одержимую, что татуированный психопат запросто может меня убить, более того, я думала «да ну и ладно, от его рук в принципе и помереть можно». Я приняла окончательный улёт своей крыши куда-то на Бали, поскольку не смогла её удержать, смирилась со своим безумием и жить стало значительно легче.       Запас обезболивающих средств и кофейных зёрен разной степени обжарки был предусмотрительно пополнен — своеобразная подготовка к мигреням после планируемого совместного времяпрепровождения. Шкаф пополнился закрытой одеждой, которая в случае чего поможет мне прятать считающиеся в нормальном обществе ужасными отметины. Каждое утро и каждая ночь начинались и заканчивались мыслями о моём господине. Но он не приходил.       Мне было плохо. Может быть, это не настоящие чувства, а какой-то фокус или психологический трюк? Приворот? На самом деле, эти мысли можно было отмести сразу, ведь общались мы для проведения какого-то НЛП или чего-то подобного слишком мало, приворотов не существует, да и кому это вообще надо, но всё равно мозг регулярно искал способ сделать что-то, чтобы уменьшить эту ноющую боль под ложечкой. Возможно, если понять причину, можно было бы устранить следствие, но её как раз-таки и не было. Я просто помешалась на Рёмене, вот и всё. Теперь, помимо знаний о том, кто он такой и как появился, я хотела обладать и его вниманием, хотела чувствовать на себе эти будоражащие прикосновения, хотела просто подчиняться ему и поддерживать во всём. Этот наркотик поработил меня с одной дозы, а игла, засунутая в вену, оказалась ничем иным, как энтомологической булавкой, и я не могла с неё слезать, как бы сильно не трепетала своими крылышками. Я согласна быть спрятанной под стеклом в деревянной коробке, если на полке не будет других насекомых и если взгляд препарирующего будет падать на меня хоть иногда.       Хорошее настроение — это привычка. Я привыкла радоваться мелочам и относится к жизни с юмором, но сейчас ничего, вообще ничего не могло унять моей тоски. Я варила кофе у себя на кухне, рассуждая о вреде седьмой за день чашки и о том, как опять буду ворочаться на простынях вечером в попытке уснуть и приблизить следующий день, в котором, возможно, Рёмен наконец-то ко мне придёт. Телефон разрывался вторые сутки подряд — наверное, звонят из деканата, поинтересоваться, а какого собственно хрена я забила на учёбу — поэтому в конце концов звук был выключен, а само устройство отправлено за диван изящным злостным броском. Сейчас в этой жизни меня интересовали лишь две вещи — кофе и статьи по психиатрии и демонологии, потому что все эти штуки косвенно были связанны с Рё и я могла представить, что он находится где-то рядом. В голове уже сложился ложный образ о том, как он ведёт разговоры, что любит помимо кофе и всякая такая ерунда. Я осознавала, что это плохо, но точно была уверена, что мои иллюзии никак не помешают полюбить настоящего Рёмена даже если он окажется самым странным человеком на этой планете, поэтому такие попытки развеселить себя никак не пресекала. Да и вообще, все мы странные по-своему. Да, он убивал людей, ну и что? Другие тоже совершают кучу злодеяний. Наверное, я способна найти для этого психопатыча любое оправдание.       Кофе оказался горьким. В моей системе мире разучиться готовить любимый напиток — финальный шаг перед окончательной деградацией, поэтому тревожность начала возрастать. Хотя, возможно, дело в лёгком, всего лишь семикратном, превышении дозы…       Входная дверь затряслась в ужасе. Ощущение того, что в этом мире есть социум, помимо меня, было неправильным и чужеродным. Какой-то недобропорядочный человек попытался вломиться в моё жилище и, видимо, для надёжности просто решил снести преграду.        – Там же звонок есть… – бормочу, стараясь наступать на пол так, чтобы он не скрипел. Подгляжу тихонько в глазок, а потом уже решу, что делать дальше.       На лестничной клетке маячили крашеные в розовый волосы и чёрная форма с красным капюшоном. Сердце забилось в горле. Я никогда в жизни не открывала замки так быстро.       Лицо гостя было встревоженным. Он облегчëнно улыбнулся, завидев меня, и шагнул в квартиру, не спрашивая разрешения. В моём поле зрения от волнения так и мелькали чёрные мушки. На парне не было татуировок, вокруг не витала та непередаваемая аура, которая с недавнего времени сводила меня с ума, но надежда разгорелась в груди жарким костром.       «Может, он просто не успел нарисовать свои рисунки? Спешил… Ко мне?..»       – Привет, – выдавливаю, закрывая дверь. Юноша молчит, только кулаки попеременно сжимаются и расслабляются. Взгляд, прилипший к полу, был таким тяжёлым, что чувствовалось, как он сверлит мои ноги.       Мы стоим так около минуты. Тишина оглушала; я, ничего не понимающий человек, страдающий в последнее время бессонницей, просто надеялась, что мой господин сейчас обозначит своё присутствие, позволит упасть к его ногам и скажет, что мне делать.       – Скажешь, зачем пришёл?       – Ты… Как будто мне не рада... Красавица.       Всё вокруг начинает плыть. Я не верю своим ушам. Голос странный; наверное, так кажется потому, что я давно его не слышала. Аккуратно беру ладони в свои, надеясь, что он простит мне такую вольность.       – Рё?...       Юджи вскинул голову. Я чуть было не шлëпнула себя руками по рту, но это равносильно чистосердечному признанию.       – Рё? Так это правда?       – Что? – стараюсь держать как можно более холодный тон. Теперь отличия между двумя личностями, делящими одно тело, очевидны. Итадори чуть меньше в размерах, у него совсем другая мимика, взгляд и тон голоса. Я бы разглядела их налету, если бы не лезла на стену всё это время.       – Я не был уверен, что мне это не почудилось… – Юджи болезненно наморщился, потёр переносицу. – Господи, как же так? Ты поэтому искала меня? Что он с тобой сделал?       – Юджи, я не понимаю, о чём ты.       Лицо юноши приблизилось к моему очень близко. Было некомфортно. Под глазами на скулах выступали чёткие симметричные шрамы, такие сильные, что я даже удивилась, как не замечала их раньше.       – Точно… Он, наверное, запугал тебя. О нет! Молчи! – парень шагнул вперёд. Я попыталась отодвинуться и упёрлась лопатками в стену. – На твоём языке может быть печать! Какая же я глупая. Произнесла буквально один слог и сразу же выдала Рёмена, который скрывал от одноклассника проявления своеволия. Постараюсь свести ноты голоса в раздражение от недопонимания, может быть, Юджи подумает, что ему померещилось.       – Слушай, если ты пришёл сюда разыгрывать меня, то сейчас не лучшее время.       Итадори импульсивно обхватывает мои щёки руками, желая установить контакт и разглядеть правду невербально, откопать её в зрачках. Я глядела на него прямо, бесстрашно, как человек, которому нечего скрывать. Бой в гляделки завязывается не жизнь, а на смерть; я старалась максимально выразить своё недоумение и презрение к его глупым шуткам, а значит, отворачиваться нельзя. Может поэтому и не вижу — о Боги — ещё одну пару глаз, которая появилась на скулах парня.       Ладони Юджи стали огненно-горячими. Я попыталась высвободиться и, наконец, заметила бешено вращающиеся радужки дополнительных органов зрения, сверливших меня уже какое-то время. Мимика приятеля принялась меняться с невероятной скоростью: упорство, самодовольство, сожаление, мученичество. Радужки заливались вишнëво-красным цветом, будто кто-то плеснул в бокал вино. Я застыла в восхищении и ужасе, не смела дышать и моргать, только впитывала происходящее всеми клеточками тела. На коже Итадори медленно проступали татуировки, складываясь в узоры, которые я уже видела ранее. Казалось, секунды тянулись вечность.        – Ну ты и дура.       Я прижала пальцы к губам, не в силах сдержать свою радость. Парень посмотрел на меня сверху вниз глазами моего господина, задумчиво огладил подбородок большим пальцем, а потом убрал руки и стало холодно. Он так неуловимо, но так сильно изменился, что было странно вспоминать о настоящем хозяине этого тела — его существование казалось ошибкой. Я бросилась к нему на шею, обхватила так крепко, как умела, потому что боялась, что он опять исчезнет. Слёзы взялись неизвестно откуда и теперь бежали ручьями вниз, пощипывая кожу. Рёмен не сопротивлялся объятиям, не смеялся и не угрожал — словом, не подавал никаких признаков жизни, но был в моей квартире и пах своим собственным, кардинально отличным от Юджи, запахом, поэтому ничего другого не имело для меня значения.       – Господин… Ты пришёл, господин…       – Отойди.       Обида начала лизать лёгкие, как языки пламени быстро занимающегося огня. Я с трудом оторвалась от долгожданного гостя, и меня совершенно не интересовало, что он обратился в Рё прямо на моих глазах, а значит, всё-таки был демоном. Какая разница, в чём заключается его сущность, если он не обращает на меня внимания.       Рёмен повёл носом, отпихнул меня от себя и пошёл на кухню, не разуваясь. Я чудом устояла на ногах — инерция, переданная толчком, была такой сильной, что мои подкашивающиеся колени с ней едва справились. «Ерунда. Он ведь видит мои помыслы. Всё расскажу ему и заслужу прощения за оплошность с Юджи».       – Дай мне эту штуку.       Рёмен плюхнулся на диван, закинул ногу на ногу и устало облокотился на деревянную ручку, устраивая подбородок на ладони. Сложно было оторваться от разглядывания, но всё-таки пришлось поспешить найти кружку побольше и плеснуть туда оставшийся кофе.       Он, как всегда, расправился с угощением одним глотком. Я предприняла попытку исправить ситуацию и упала перед ним на пол, кланяясь прямо в ноги.       – Прости, господин… Я очень виновата. Я не хотела показывать Юджи, что знаю тебя, это вышло случайно…       Подползаю чуть поближе, бережно беру его ладонь в обе руки и подношу к губам. Медленно, давая возможность выдернуть, если вдруг я… Если вдруг я ему так противна. Не встречаю никакого сопротивления, поэтому оставляю на тыльной стороне благоговейный поцелуй.       – Я просто очень, очень скучала по тебе… И то, что я спутала тебя с Юджи… Это была надежда, – шепчу, прижимаясь щекой к ладони.       Рёмен молчит. Я аккуратно подглядываю за ним, пытаясь распознать реакцию; слёзы, скопившиеся под веками, очень мешают. Кажется, на устах его играет лёгкая усмешка. Он не выдëргивает руку, и это, наверное, добрый знак, поэтому я смелею ещё больше и дарю новое касание. Мой рот встретил… Другой. Другой рот на руке. Я замерла, опешив. Рёмен расхохотался, наблюдая за мной; язык легонько пощекотал уголок моих губ самым кончиком и скользнул внутрь. На вкус он был такой же, как и Рё, и это были самые странные ощущения за всю мою жизнь. Я ответила на эту удивительную ласку, быстро понимая, что мне всё равно на ненормальность данного события. Это его часть тела, и я полюблю её точно так же, как и все остальные, будь то стандартный рот на лице, искусавший меня до крови, или же тёмные ногти, царапающие до шрамов.       Кисть развернулась, и теперь большой палец любовно оглаживал мою нижнюю губу, стирая слюну. Я смотрела на Рё снизу, по-прежнему стоя на коленях, не скрывая своего обожания, а он теперь широко, самодовольно улыбался, поедая меня глазами из-под полуприкрытых век.       – Кто сказал, что ты можешь называть меня сокращённо, куколка? – насмешливо спрашивает, довольно оценивая мои мурашки, что бегут только от звука голоса. – Кто позволил болтать направо и налево? Посмотри, что мне пришлось сделать для тебя.       Я расслабляюсь, ëрзаю на затëкших икрах, приоткрываю рот, слушая его. Дыхание почему-то учащается, в голове шумит. Хочу просидеть так перед ним вечность, впитывая каждое слово.       – Ты видишь, да?       Киваю, как автомобильная собачка-болванка с пружиной вместо шеи, хотя не очень понимаю, к чему он ведёт. Облегчение, которое я испытываю от вида его хорошего настроения, чувствуется физически, окутывает теплом, нет, даже жаром, словно я, околевшая от колючей метели, наконец-то уселась у костра.       – Пришлось забирать у сопляка контроль, чтобы он не смог тебя спрятать, – Рёмен уселся поудобнее, чуть сполз по сиденью; затылок теперь лежал ровно на краю спинки — такая поза придавала ему разомлевший вид. Рука переместилась мне на макушку и принялась путаться в волосах, иногда нежно, но сильно оттягивая. Это было чертовски приятно. – Ты ведь слушаешь, куколка? Конечно, слушаешь. Ты ведь обещала всегда меня слушаться.       Я опять трясу головой, выражая согласие, подставляясь под долгожданную ласку. Неосознанно отклоняюсь чуть назад, ловя шершавые подушечки губами. Облизываю их, удовлетворённо поскуливая, выражая жалость, что всё так получилось. Рё посмеивается, проталкивает пальцы поглубже. Мне нравится. Мне всё с ним нравится.       – Тоже думаешь, что тебе следует заткнуть свой красивый ротик? – тянет он чуть выше, чем разговаривает обычно — ирония так и сочится в каждом слове — и складывает брови домиком. – Всё-таки ты и впрямь умная девочка. Я не ошибся в тебе.       Мычу, благодаря за комплимент. Рё пытается убрать пальцы, а я машинально тянусь за ними, вызывая его тихие низкие смешки. Он быстро снимает с себя верх формы Юджи и бросает в сторону выхода, и я могу понаслаждаться видом его великолепного тела, расчерченного татуировками. Мне нравится его расслабленная поза закинутой на спинку рукой и широко расставленными ногами, мне нравится его глубокий, насмешливый взгляд с нотками похвалы в разлетающихся искорках, мне нравятся болезненные ощущения в собственных коленях, потому что на них останутся следы и я смогу ярче вспоминать о мужчине, когда он уйдёт.       – Ремень сама расстегнëшь.       Я бросаюсь выполнять эту команду, как собаки бросаются за палкой. Пряжка холодная; наверное, раньше я бы приложила её ко лбу, осознавая, что делаю, чтобы остудить рассудок, но теперь я обожаю своё безумие так же сильно, как и Рёмена.       – Господин… Господин…       Шёпот срывается с губ, пока я выцеловываю его живот, стягивая штаны вместе с бельем. Его член уже налившийся кровью, с бордовой, сочащейся смазкой головкой, обвитый венами. Просто огромный. Я не понимаю, как мы пришли ко всему этому так быстро, но чувствую, что больше не могу терпеть. Обхватываю основание рукой, покусывая тазовую косточку, вдыхая густой мускусный запах от огненной кожи. Мне нужно знать, почему он так быстро возбудился, вернее, чего конкретно он хочет — меня или просто секс, но спрашивать не осмеливаюсь. Его ладони опять перебирают мои пряди на макушке, бережно, словно бы он любит меня. Он даже смотрит на меня так, будто то, что мне мерещится, правда.       – У нас мало времени, куколка. Или ты ждёшь, пока молокосос захватит контроль? – агрессия врывается в голос, как поток ветра через резко открытое окно. – Хочешь отсосать ему, а не мне?       – Конечно нет, господин. Я просто… Не умею. Ты научишь меня?       Глупо было бы ждать от него терпеливости и заботы, учитывая наш прошлый опыт, да и вообще то, как он предпочитает разговаривать. Но Рё удивляет меня. Он оглаживает мою скулу, подбородок, улыбаясь, и обозначает крошечный кивок.       – Проведи языком от низа к верху.       Я тут же принимаюсь к исполнению инструкций. На его бёдрах тоже есть татуировки, и я обвожу их контуры ногтëм, пока прохаживаюсь по всей длине полового органа раз за разом. Неровности разбухших вен вызывают интересное, щекотное ощущение.       – Теперь обхвати головку ртом, – Рёмен придерживает пряди у лица, откидывает их назад на затылок, наверное, чтобы было лучше видно. – Вот так, куколка. Умница…       Похвала вызывает спринтерский забег мурашек по всей спине. Вкус мужчины насыщенный, терпкий, вызывает покалывание в уголках челюсти. Я чувствую, как интенсивно начинает выделяться слюна. Делаю посасывающие движения, втягивая щëки, немного двигаю головой, постанываю — вид, вкус, запах моего господина быстро закручивают в голове пружину возбуждения. Рёмен гладит меня по волосам, часто дыша; я работаю рукой, вращая её по спирали у основания, массирую большим пальцем место крепления яичек. Рассудок начинает меня покидать — я сильнее насаживаюсь ртом на член и уже заглатываю его на треть, мычу громче, потому что всё происходящее очень заводит. Мужчина позволяет мне иногда отрываться от работы и делать жадный вдох, но такие перерывы становятся всё реже и реже. Челюсть медленно немеет; я решаюсь попросить его кое о чем, пока могу говорить.       – Господин… Можно я себя потрогаю?       Рёмен хочет ответить, но я тут же возвращаюсь к своему основному занятию, и он давится вдохом. Пальцы в локонах тянут их вверх и тут же отпускают, и в такие моменты мои глаза от кайфа закатываются ещё сильне.       – Нельзя, – тихо говорит он, но я слышу всё достаточно хорошо, несмотря даже на щелчки за ушами. – Ты ведь наказана за свою болтливость, забыла? Ты не заслужила наслаждения.       Я смотрю прямо на него и толкаюсь вперёд ещё сильнее. Член, наконец, достаёт до горла, и из него начинают доносится захлëбывающиеся звуки, но приглушённые стоны их смягчают. Губы Рёмена приоткрыты, скулы чуть покраснели, в глазах блестит оттенок золота, словно бесы жгут костёр и пляшут вокруг него. Он прекрасен, и я готова за него умереть. Его реакция доставляет мне куда больше радости, чем могла бы моя несчастная рука.       – Я уже наслаждаюсь, господин, – мой голос чуть охрип, а в носу, оказывается, стало влажно. – Я обожаю тебя. Я счастлива, что ты наконец пришёл… Я так ждала этого…       Мужчина хрипло выдыхает, заставляя всё внутри сжиматься. Кисть на затылке стягивает волосы на грани удовольствия и боли, а голос, низкий и вкрадчивый, лишь усиливает наслаждение.       – Расслабься.       Он принимается сам толкаться вперёд, в гортань, всё глубже и глубже. Вибрация стенок, появляющаяся от моих мычаний, заставляет Рё постанывать. Член таранит рот, слёзы текут по щекам, щекочут нос; я издаю странные булькающе-чмокающие звуки. Мне доставляет удовлетворение мысль, что я потеряю способность говорить на какое-то время. Мужчина обхватывает моё горло свободной рукой, всё сильней и сильней двигает бёдрами, а я даже не могу сжать свои и получить хоть какое-то подобие прикосновений к нуждающемуся в ласке органу. Меня просто выкручивает от этого контраста, я пытаюсь дышать и не могу. Странно, всегда думала, что минет вызывает сильный рвотный рефлекс, но ничего подобного не произошло.       – Ох, какой у тебя хороший ротик, куколка… Очень хороший…       Амплитуда движений такая резкая, что приходится вцепиться в мужской пояс, чтобы не отъезжать назад. Мне кажется, что Рёмен близок к оргазму, потому что головка стала как будто бы больше и почти полностью перекрывает глотку, либо же мои слизитые просто опухли от трения. Через минуту мужчина быстро оттягивает мою голову назад, чуть не отрывая скальп, и кончает мне на лицо, громко, рвано вздыхая. Я успеваю лишь зажмурить глаза, но мысленно благодарна, что он не излился внутрь — мне кажется, в этом случае точно можно захлебнуться. Рё смотрит на меня, какое-то время, широко распахнув глаза, потом хмыкает и откидывается на спинку дивана.       – Дыши, куколка.       Он вытирает с меня сперму тканевой накидкой, покрывающей софу, и коротко смеётся. Я тоже улыбаюсь, двигаю занемевшей челюстью, облизываю треснувший уголок губ. Обнимаю его за ногу, прислоняясь щекой к брючине. Голова начинает болеть. Что-то я устала.       Рука Рёмена аккуратно подхватывает меня под подмышку и тянет вверх. Я переползаю к нему на колени, не веря своему счастью; удобно устраиваюсь на бедрах и кладу голову на плечо. Мужчина гладит меня по спине, и в этом жесте мне мерещится задумчивость.       – Ты правда скучала по мне, куколка?       Мы смотрим друг на друга. Его ладонь опять откидывает удлиненную чёлку, которая лезет мне в лицо. От его нежности сердце так и норовит выпрыгнуть из груди. Я улыбаюсь. Хочу его поцеловать, но не уверена, что такой расклад придётся ему по душе.       – Невероятно. Всё это время я думала только о тебе. Я просто… – сжимаю руки, лежащие у него под грудью, чуть покрепче, – Просто с ума по тебе схожу, господин. И мне не важно, демон ты, психопат или всё вместе.       Подтянутый живот чуть вибрирует от смеха. Рёмен чмокает меня в лоб, быстро, мимолетно, но я точно знаю, что мне это не мерещится. От этого простого жеста легко растаять, растечься, как мороженое под солнцем, чтобы впитаться в его кожу и остаться с ним навсегда.       – Можно мне спросить?       – Спрашивай, куколка. – Рё положил подбородок мне на макушку и теперь кость чуть впивается в череп при разговоре.       – Тебя зовут Сукуна?       Он ухмыляется, выдыхая со свистом, заставляя колыхаться волосы на темечке.       – Как узнала?       – Ну… Погуглила.       – Что?       – Поискала в интернете.       – Теперь это имя. Раньше считалось как… Должность.       – То есть, ты правда демон?       Он опять смеётся. Не как умалишённый, а как довольный, расслабленный человек. Этот звук очень приятен; мне по душе тот факт, что я могу его развеселить.       – Демонов не существует, куколка. Но это обсудим как-нибудь потом. Пока что ты, – он досадливо хмыкает, видимо, вспоминая оплошность с Итадори, – Не слишком надёжный хранитель информации.       Пальцы задирают футболку, оглаживают поясницу легко, будто бабочка трепещет крылышками. Не верится, что он так добр ко мне. Чувствую себя так, словно попала в сказку.       – Прости, господин Рё. Я правда не хотела…       – Верю, куколка. Будь это ложью, твоё нежное сладкое горлышко уже давно было бы перебито.       Меня не пугает это заявление. Я знаю, что это в его характере, но мне нечего от него скрывать, и он это чувствует.       – От твоих рук и умереть не жалко, господин…       Мы сидим так какое-то время. Я легонько целую его в ямочку шеи, у ключицы, в плечо — словом, куда могу дотянуться, не поднимая головы. Внезапно по позвоночнику пробегает холод — я рассказала ему не всю правду.       – Рё... мен. Господин Рёмен. Ты… Ещё кое-чего не знаешь.       Он напрягается, двигает меня так, чтобы я села ровно и смотрела ему в глаза. Мне становится страшно, но не от того, какое наказание может ожидать — боюсь, что мой дурацкий поступок может быть расценен как предательство.       – Я искала… – собираюсь с духом, прикладывая все усилия, чтобы не отводить взгляда. Начинаю тараторить, чтобы успеть договорить до конца. – Сатору Годжо. Хотела… нет, не хотела, всем сердцем не хотела — клянусь тебе! — но посчитала, что так будет безопаснее… Словом, решила попросить меня спрятать… Чтобы я не искала тебя, и чтобы ты тоже меня не нашёл.       Руки на талии замирают, становятся жёстче. Лицо напротив каменеет, красные радужки загораются злобой. Рёмен приподнимает уголки губ — мне кажется, что перед убийством из мести он выглядит примерно так же.       – Но как только у меня появилась реальная возможность его найти, я сразу же от нее отказалась, – скорость речи такая, что сама едва разбираю, что говорю. – Я решила, пусть лучше ты меня прикончишь, чем больше тебя не увижу… Я…       Пальцы сдавливают рёбра так, что они похрустывают. Вдыхать становится тяжело. Я кладу руки на щёки мужчины, цепляясь взором за каждую чёрточку. Хочется совершить самоубийство в этом пламени глаз, скончаться в муках, потому что это заслуженно. Ощущаю себя самой последней, самой гнусной предательницей на земле.       – Лучше бы ты и правда сделала так, как задумала. Годжо мог бы спасти тебя от меня, куколка.       – Но это была ошибка… Я не хочу. Не хочу от тебя спасаться.       Рёмен обхватывает мой подбородок очень грубо, властно; теперь мы сидим нос к носу. На челюсти точно останутся синяки, но это такая ерунда. Если он пощадит меня, простит, не посчитает отвратительной, счастье станет осязаемым.       – Ты уверена в своих словах?       – Абсолютно.       – Но ты боишься.       – Того, что ты уйдешь…       Мужчина откидывается назад; мои руки остаются глупо висеть в воздухе. Ладони на талии расслабляются, разрешая вдохнуть.       – Ладно.       Ладно… Ладно? Ладно?!       – Ты… Очень милостив, господин.       – Послушай, что я скажу, милая. Люди в большинстве своём гнусные, лживые существа, и, ради твоего блага, я надеюсь, что ты не из таких. Ты сделала свой выбор, и теперь я буду считать тебя моей, поэтому давай обозначим правила. Нет, законы. Мы обозначим законы.       Я боюсь моргнуть и высказать таким образом неуважение, однако частота сердечных сокращений увеличивается до ста двадцати после «считать тебя моей», и слушать наставления из-за громыханий чувствительной мышцы сложновато.       – Ты никогда больше не пытаешься что-то сделать за моей спиной, без моего ведома и согласия. На всё спрашиваешь у меня разрешения. Докладываешь о каждой детали своей жизни и ничего не пытаешься скрыть. Уходишь, завидев в толпе кого-то в такой, – он повел в сторону дверей подбородком, намекая на форму, в которой ходил Юджи, – Одежде и в особенности — если увидишь Сатору Годжо. Никому не даёшь к себе прикасаться. Не осуждаешь то, что я делаю. Ясно?       – Ясно, господин. – Если тебе будет нужна моя защита, кусай язык. До крови. Странное требование, но я не посмею спорить. – Хорошо.       – Вот и умница, куколка… Сделай мне ту штуку.       Я краснею.       – М… Минет?       – Нет, дурочка, – смеётся Рё, возвращаясь в хорошее расположение духа. – Своё горькое пойло.       Я выполняю просьбу, стараясь двигаться изящнее под его взглядом. Дело спорится быстро — вскоре дымящаяся кружка оказывается у него в руках, а я опять сижу поперёк бёдер.       – А ты можешь создавать, – машу руками в воздухе, помогая себе строить предложение, – Эти дополнительные рты в любом месте?       Мужчина кивает, прихлёбывая кофе, смотрит на меня исподлобья. Чувствую себя маленькой любопытной девочкой, которая сидит на коленках у Санта-Клауса и выпытывает подробности про волшебный мир.       – А если ты будешь пить или есть через них, то почувствуешь вкус?       Рё ухмыляется, покачивая головой. Кажется, его радует мой интерес.       – Очень слабый. Они поедают энергию.       – А можно сразу создать рот на желудке, чтобы класть в него еду напрямую… – размышляю я, подпирая нижнюю губу пальчиком.       – В моём настоящем облике есть рот на животе.       Эта информация приводит в восторг.       – Большой?       – Да.       – То есть, ты можешь сразу откусить кому-нибудь бóшку?       – Ты просто прелесть, куколка…       Мне отрадно вот так просто болтать с ним. Рёмену такое занятие, кажется, тоже по нраву — по всей видимости, он редко с кем-то общается.       – А что ещё есть в твоём истинном обличье?       – Любознательная какая. Потом покажу как-нибудь… Но простых смертных, как правило, мой вид приводит в ужас.       – А правда, что у тебя две пары конечностей?       Рё склоняет голову набок. Мне льстит, что я смогла найти такие редкие сведения и блеснуть сейчас своей эрудированностью.       – Тебя это волнует, куколка? Хочешь, чтобы я был похож на твоего дорого Итадори Юджи?       – Нет, – тяну обиженно, отклянчивая губу. Сейчас собеседник благодушно настроен, и можно немного подурачиться. – Если честно, мне всё равно, как ты выглядишь…       Я вожу ладонями по всему корпусу мужчины, чувствуя, как глаза медленно начинают слипаться. Рёмен подливает ещё напиток из кофейника, наклоняясь вперёд; в этот момент он придерживает меня, чтобы предотвратить падение.       – Ты всегда так любил кофе? – спрашиваю, позёвывая. Головная боль усиливается; наверное, меня бы штормило, не лежи я сейчас на широкой груди.       – Человеческая еда на вкус как молекулы песка. Но эта штука… Неплоха. Вызывает какое-то привыкание.       Голос Рё незаметно перетëк в шум моря — то усиливается, набегая на берег, то вновь отдаляется. Горячая кисть прижимается ко лбу. Кажется, он понимает, что со мной.       – Я знаю, что тебе плохо, милая, но нужно потерпеть. Это из-за контакта с проклятой энергией. Постепенно ты привыкнешь… – волны низкого тембра уходят на отлив, их почти не слышно. – Ты ведь можешь сделать это ради меня, правда?       – К… Конечно…       Шёпот отнимает все силы. Рёмен целует меня в губы, медленно, прерываясь на какие-то объяснения. Возможно, мне это мерещится.       –… раз за разом. Ты станешь похожей на меня, и мы всегда сможем быть вместе. Я сделаю из тебя настоящую бабочку, куколка.       Так я и отключилась. Свет то потухал, то загорался вновь. Я не слышала, как ушёл мой господин. Не знала, что в дом проник кто-то другой. Не догадывалась, что меня несут туда, где Рёмен не сможет меня найти.       Дом, в котором я очнулась, был самой настоящей башней под охраной могучего дракона.