Осколки, что искрятся на солнце

      Дни стали посвободнее, а от того и более одинокими. На лекциях перестали отмечать посещаемость, поэтому я благополучно на них забила; деятельность по научной работе тоже приостановилась. Дядька-заведующий архивом скоропостижно скончался, хотя вроде бы не относился к лицам с преклонным возрастом, и теперь мне приходилось ждать, пока на эту должность назначат кого-то нового и перевыпустят пропуск. Мне было немного жаль брюзжащего мужика, ведь он спас меня, когда сознание покинуло мою бренную тушку недалеко от стен метеостанции, но с судьбой не поспоришь. Теперь я часто погружалась в чтение книг и вязание свитеров, чтобы как-то отвлечься от навязчивых мыслей о невзаправдашнем Итадори Юджи.       В голове всё время само по себе прокручивались его поведение, манеры и голос. Ни к какому новому выводу я не пришла, по-прежнему склоняясь к версии о раздвоении личности. Немного поизучала эту тему и выяснила, что поводом для таких изменений в ментальном здоровье чаще всего бывает какое-то травмирующее событие. Я знала, что относительно недавно у Итадори умер дедушка, поэтому пока что всё сходилось. Было крайне жаль старого одноклассника, но также и очень интересно, что задумал парень в татуировках. Зачем он приходил в мой университет и что там устроил, как нашëл меня в городе-дохреналлионнике во второй раз и как не обжигает горло, поглощая кипяток? Ладно он псих, но неужели не опасается, что Юджи заметит последствия его чокнутых поступков, когда вернёт контроль над разумом? Тело-то у них одно (хотя, если начистоту, внешность безумца мне нравится побольше), а самозванец, насколько я поняла, скрывает свои «выходы в свет» от соседа.       Звонок в дверь заставляет замереть и сидеть тихой мышкой какое-то время. Однако незваный гость не успокаивается и продолжает давить на кнопку, вызывая надрывные трели. Его терпение быстро иссякает, и к мелодии добавляется ещё и стук в дверь, по всей видимости, ногой.       — Я знаю, что вы дома, юная мисс, — перекрывает какофонию звуков незнакомый голос. — Откройте, пожалуйста.       Поднимаюсь с дивана громко, недовольно, и так же топаю, чтобы достающий меня человек не рассчитывал на теплый приём. На лестничной клетке обнаруживается мужчина с идеальным холодным блондом и завязанными глазами.       — О, доброго дня! — салютует незнакомец. Он чуть растягивает гласные при разговоре. — Извините за беспокойство! Я ненадолго.       Не успеваю моргнуть, как он уже оказывается в моей квартире, одним движением скинув обувь. Ну и на том спасибо. Ориентируется налётчик отлично, несмотря на повязку.       — Да, я буду. Благодарю!       — Что будете? — не понимаю я.       — На ваш вкус. Сок, кофе или чай… — гость плюхается на скрипучую старую софу, закидывая ногу на ногу в воздухе. — Как ловко я предугадал ваш вопрос, да?       Он довольно смеётся. Глаза сами собой закатываются, будто я видела его выходки уже сто тысяч раз и ничего удивительного не происходит. Наливаю ему воду, протягиваю стакан и сажусь напротив.       — Мой вкус непрезентабелен, — киваю на прозрачный бокал. — Может, представитесь?       Почему он совершенно меня не пугает? Выглядит, как чокнутый какой-то. Ловлю себя на том, что отношу к этой категории в последнее время всех подряд. Наверное, я просто сама стала чокнутой.       — Меня зовут Сатору Годжо, — мужчина покачивает стопой, прихлëбывая воду. Локоть его вольготно располагается на спинке дивана. — Я наставник Итадори Юджи.       — Наставник… — пробую слово на вкус. Оно будто предполагает, что приятель обучается чему-то редкому, таинственному и чрезвычайно важному. — Так вы пришли поговорить о Юджи?       Сатору Годжо кивает. Я не вижу его глаз, но мне кажется, что они буквально впиваются в моё лицо.       — Совершенно верно. Пожалуйста, скажите, когда вы виделись в последний раз?       — С ним что-то случилось?       — Нет, что вы, что вы, — он машет рукой у приоткрытого рта, как балующийся маленький ребенок. – Просто мой дорогой Итадори проходит определенные… метаморфозы, и мне хотелось бы знать, как сильно он изменился? По вашему мнению, например.       Это что, его психиатр? Подходит под стереотипы о безумных гениях, которые так сильно погружаются в работу, что сами слетают с катушек. Наверняка хочет косвенно справится о второй личности, живущей в теле Юджи, и что-то с ним сделать. Почему-то всё внутри меня начинает противиться. Я не отдам этому пришельцу свой научный интерес.       — Вам-то всяко виднее, раз вы наставник…       Мужчина ожидающе молчит. Его нога продолжает медленно описывать дугу.       — В последний раз мы с Итадори Юджи виделись почти два месяца назад. Личную жизнь не обсуждали, но пообщались, как и всегда. Мне не показалось, что он стал каким-то другим. Может быть только немного повзрослел.       Я пытаюсь скрыть своё довольное выражение лица. Ни капельки лжи в моих словах нет, и Сатору Годжо это чувствует.       — Понятно. Вы слышали о взрыве в вашей академии? — внезапно меняет тему, заставляя недоумевать.       — Вы что, наводили справки о том, где я учусь?       — Не пугайтесь, мисс. Мы сейчас всё обсудим, и я сразу же обо всём забуду! — задорно выкрикивает, на последней, самой высокой ноте дирижируя поднятыми вверх указательными пальцами. Точно какой-то поехавший.       — Конечно, слышала. Нас перевели в другой корпус из-за этого.       — Это правда, что накануне случившегося вы виделись с Итадори?       Его корпус немного подаётся вперёд, ко мне. Я понимаю, как важно тщательно подбирать слова.       — Вы знаете, в школе меня мучила сильная влюбленность в Юджи. Поэтому, когда мы встретились спустя такое долгое время, было страшновато. Что всё вернётся. Потому я болтала без умолку, на всякий случай, чтобы никакие чувства внутри не проснулись. Всё обошлось, слава Богу. Но из-за этого конструктивного диалога как такового не вышло, да и я плохо запоминаю события, когда нервничаю.       — Ясно, — черты лица собеседника стали чуть острее — он заметил, что я избежала прямого ответа на вопрос. — Последнее. Итадори целовал вас на прощание?       Брови удивлённо взлетают. Это уже чересчур.       — Я никогда не целовалась с Итадори Юджи.       — Ну и ладненько! — бодро завершает разговор Сатору Годжо, пружинисто вскакивая с сидения. — Спасибо за изысканный напиток, — указывает носом на пустой стакан с водой. — Извините, что потревожил!       Он сам следует в коридор, не дожидаясь, пока я его провожу, и обувается, странно кряхтя. Наблюдаю за ним, скрестив руки на груди. От его внимания не укрывается этот жест.       — Так стоят только лжецы, — контрастно-серьёзно говорит он. – Люди, которым есть, что скрывать. Ради вашего блага, я надеюсь, что вы не из таких.       — Здесь был какой-то угрожающий подтекст? – осведомляюсь, подражая его холодному тону.       — Предостерегающий, — выпрямляется мужчина. — Лучше не связывайтесь с чем-то, что кажется вам… Нетипичным. Это может быть опасно. Ну-с, я пошёл! Пока!       — Спасибо за совет. Всего доброго. Юджи привет!       Тишина, заполняющая квартиру после щелчка замка, почему-то оглушает.       «Всё чудливей и странноватей». ***       Жить, когда у тебя полно энергии, но некуда её выплеснуть, непросто. Рёмен Сукуна имел энергии столько, сколько никому из ранее и ныне живущих и не снилось. Когда он выходил в человеческий мир и старался оставаться незамеченным, всегда приходилось перекрывать её поток, чтобы смертные не попадали замертво. Сейчас Сукуне приходилось периодически проворачивать такой трюк — он контролировал местоположение одного из своих пальцев.       Хитрый Сатору Годжо прекрасно знал, что его красногривый ученик откинет копытца, как только последний артефакт будет проглочен, поэтому раздобыл сведения о местоположении одного из пальцев и спрятал его у себя под боком. Рёмен, конечно, был заинтересован в обратном — ему хотелось стать более полноценным членом общества. Сейчас бой с Сатору он не планировал — Двуликий уже давно разработал план одного из самых масштабных своих увеселений, но для этого должно быть соблюдение ряда факторов. Поэтому пока что Рёмен проворачивал слежку втихую, впрочем, забавляясь с этого ничуть не меньше. Он организовал нападение кучи проклятий среднего уровня, чтобы охранники, оставленные «сильнейшим», убедились в надёжности места со своими техниками и не планировали переезд. Дуболомы решили, что такой всплеск активности связан с усилением студентами выброса негативной энергии, не догадавшись сложить два и два — это Король подслушал через Итадори. Всё вышло слишком гладко, даже как-то скучно. Оставалось только дождаться отъезда шестиглазика и отужинать собственным перстом.        Иногда он перехватывал контроль у молокососа Итадори, чтобы встретиться со своими низшими подопечными и напомнить, где на самом деле они находятся по сравнению с ним и для выполнения чьих замыслов должны работать. Некоторые не воспринимали всерьёз слова Двуликого, запертого в теле какого-то юнца, но быстро за это расплачивались. Убивать таких было особенно приятно. Убивать в принципе было приятно, сразу проклятая кровь начинала быстрей бежать по жилам, повышая тонус. Пару десятков раз после «воскрешения» Рёмен убивал и людей, просто потому что он мог, любил и умел это делать. Например, недавно он убил какого-то премерзкого мужика, который проявил альтруизм и помог девчонке-подружке Итадори. Это было неплохой причиной, чтобы выкручивать ему все суставы до тех пор, пока они не лопнут и не отлетят под давлением.       Сукуна вспомнил её, мелкую букашку, так удачно встретившуюся ему у нового хранилища артефакта. Подружка Итадори помогла ему остаться незамеченным и в целом была на пару процентов приятней, чем остальное вонючее людское общество. Её можно было сравнить с мушкой, которая села тебе на руку, но ты не стал прихлопывать её, как обычно, а решил чуть поразвлекаться и только спрятал её в сомкнутой ладони. Она потешно жужжала, щекоча кожу, а потом куда-то улетала, отпущенная тобой в порыве благодушия. Встреть её в следующий раз — и думать забудешь, каким образом ты однажды разгонял сонливость и скуку. Придавишь на автомате, лишь бы не слышать этот противный писк. Впрочем, теперь, благодаря стараниям Двуликого, у девчонки имелась одна особенность, выделяющая её из роя мух.       Рёмен поставил печать на её язык в качестве перестраховки — он не мог позволить вездесущему носу Сатору Годжо разнюхать его королевские планы. Даже намёк на то, что Двуликий иногда перехватывает управление у сопляка, может натолкнуть шестиглазика на определенные выводы. Теперь, если эта мартышка осмелится что-то рассказать про него, то очень, очень пожалеет. Капелька Сукуны желала, чтобы она не спешила с этим — с ней оказалось занимательно поболтать, девчонка на деле была вежливой и любопытной, а самое необычное, не боялась его. Конечно, своим крошечным мозгом навряд ли она поняла бы, с кем именно разговаривала, но всё равно. Рёмен мог на пальцах одной из четырех рук назвать тех, кто не испытывал перед ним страха и при этом не являлся его врагом. Ещё и три пальца останется. С этой букашкой можно будет ещё немного повеселится, а потом уж и вырвать ей крылышки. Поэтому ему и не хотелось, чтобы её касался кто-то ещё — мухи помойные и насекомые часто обмениваются друг с другом всяким дерьмом, которое может осесть на его кулаке. Интересно, что она сейчас делает?..       Сукуна прикоснулся к сознанию Юджи и обнаружил, что тот дрыхнет после какого-то боя. Это просто чудесно. Если он будет аккуратен, его никто не заметит, и время контроля будет больше, чем обычно.       «Расширение территории». ***       Она нашлась там же, где он и оставил её в прошлый раз, только в помещении. Сидела на стуле и болтала ногами, сгорбившись перед какой-то огромной летописью. Сукуна усмехнулся тому, как недовольно скуксилось её личико. Он подошёл и присел на стол прямо перед ней, позволяя себя заметить. В ясных глазках мелькнул испуг, уступая место… радости? Давно он такого не видел. Это польстило.       — Господи… н. Господин. Привет, — наверное, хотела упрекнуть за его вечные подкрадывания, но вспомнила, что он просил так не делать. — Прости, сегодня без кофе. Я не знала, что ты придёшь.       Двуликий оскалился, набирая полную грудь воздуха. Девчонка пахла приятно. Он запустил руку ей в волосы, царапая ногтями кожу, заставляя шею запрокинуться так резко, что она хрустнула, и вгрызся ей в губы. На самом деле, по меркам грозного могучего существа, целующегося с жучком, он был очень ласковым. Ему бы не стоило никаких усилий перебить все позвонки махом лишь кончиком указательного пальца.       Запустить язык в её рот было приятно. Она имела какой-то свежий вкус, сладковатый, похожий на первое вырывание сердца из чьей-то груди после долгого заточения. Девчонка замычала, попыталась оттолкнуть. Конечно, ему было плевать, но всё равно мимолётно проскользнуло какое-то разочарование. Рёмен стал грубее, жёстче, больно укусил за губу и тут же слизнул первые капельки крови. Ручонки упёрлись в живот, приглушённые поцелуем визги стали громче. Он разозлился, понимая, что ожидал не такого приёма. Обычно она была с ним мила.       — Заткнись, — рыкнул, оторвавшись на секунду. Глупышка попыталась отвернуть голову, как будто могла что-то противопоставить его силам.       — Тебя искал кто-то, какой-то Сатору Годжо, — выпалила на одном дыхании. — Дай жвачку вытащу, господин.       Она действительно залезла пальцами в рот и вытащила липкий комок, пахнущий мятой. Прилепила его под столешницу и сама потянулась вверх, касаясь губ теперь первой, делая это мягко, аккуратно, будто стеснялась. Двуликий расхохотался; от этого звука дребезжали стёкла. Какая очаровательная дура.       Он поднял её за волосы, притянул ближе. Сразу забрал инициативу в поцелуе, просто насилуя маленький ротик своим языком, жаля, впиваясь в нежную плоть до синяков. Девчонка шипела от боли, но всё равно отвечала, быстро распаляясь, стараясь держать с ним один темп. Скользнула ладошками по бугрящимся мышцам груди, устроила их над ключицами и теперь поглаживала, желая успокоить. Подтолкнула подальше от края стола, приглашая Сукуну устроиться поудобнее, чтобы иметь возможность оседлать его. Он помог, придержал, перехватив второй рукой поперек пояса; теперь она сидела на нём верхом, расположив согнутые колени по краям от мужских бёдер. Восторг бился под рёбрами, поднимался вверх, выливаясь в радостные рулады дикого смеха, кровь уже капала ему прямо в глотку — так сильно он искусал эти сладкие губки. Девчонка ёрзала, приятно потираясь о пах, иногда пыталась прерваться хоть на секундочку, чтобы сделать вдох, но цепкая рука в локонах по-прежнему не давала этого сделать. Потом Рёмен сжалился над ней — властные уста перешли на шею, рисуя багряную цепь; руки перестали сдавливать слабое тельце, но только для того, чтобы дёрнуть дурацкую одёжку от воротника, деля её на две половины. Хотелось видеть, как под грудной клеткой на пределе колотится сердце, как подпрыгивает от судорожных вздохов бюст.       Она помогла сбросить рубашку, ведя плечами назад. Мушка тоже хочет покружиться вокруг него, сама льнёт к ладони, которая может её прихлопнуть. Безумна в своём желании повеселится перед смертью, совсем не боится мучиться от оторванных лапок и отрезанного хоботка. Мушку порадует его удовольствие, она очень, очень хорошая. Её тонкая кожа такая податливая, такая вкусная, везде — на плечах, у ключиц, у бьющейся в истерике жилке, на холмиках, торчащих из лифчика. Сукуна движением фаланги заставляет тонкую перемычку между кружевных чашечек лопнуть, чтобы зарыться лицом оголённую грудь, взвесить её в руках, сжать. Ещё, ещё, сжать. Соски тёмные, торчащие, так и призывают попробовать их на зубок. Когда он в чём-то себе отказывал? Девчонка постанывает от его действий, глубоко, сладко дышит, сама цепляется за него, из раза в раз скрещивая за шеей дрожащие локти. Она трётся об него куда быстрее, чем в начале, извивается, периодически охает от боли, но всё равно получает удовольствие. Двуликий видит это по реакции, по носящимся как угорелым мурашкам, и ему нравится это, он –невероятно — старается быть потише, поласковей. Конечно, он бы всё равно её трахнул, даже если бы встретил отчаянное сопротивление, но раз она такая послушная, то заслужила его снисхождение на этот раз.       — Что ты ему сказала, куколка?       Он пил её запах, наслаждался игрой с сосочками, сжимал талию, оставляя синяки и кровоточащие царапины. Ему льстило, что она оценила его по достоинству, что благодарна оказанному вниманию, что уже течёт так сильно прямо на его штаны. Он посмотрел на неё снизу вверх — она была красива в его укусах, синяках и слюне. Щëки раскраснелись, глаза затуманены, и из-под этой пелены сверкает похоть. Она точно поехавшая головой. Ему по вкусу такие.       Рёмен порвал юбку, легко оттянув её в бок — шов лопнул с громким треском. Девчонка испугано приоткрыла веки, но продолжила скакать на нём, сжимая ноги крепче. Её живот подрагивал, то ли от прохлады, то ли от возбуждения. Она не услышала заданный вопрос — пришлось дать ей пощёчину, чтобы привести в чувство.       — Слушай меня, когда я с тобой разговариваю, блядь.       — Прости, господин, — обнимает крепче за плечи, прислонясь носом к носу. Её дыхание щекочет ему губы. – Пожалуйста, прости, я не буду так больше… Не буду…       Он ей верит. Она обещает это не из ужаса перед ним, а потому что не хочет обидеть, оттолкнуть. Хотя, конечно, он бы не позволил ей этого сделать, даже если бы она брыкалась изо всех сил. Её же счастье, что она так относится к нему.       — Что ты сказала Сатору Годжо, куколка?       Он шлёпает её по ягодице, срывая сдавленные повизгивания. Её задница уже потная, между ног мокро; это одна из самых увеселительных забав за последнее время.       — Про тебя ничего не говорила, господин, — преданно заглядывает в глаза. Смешная. — Я ответила так, чтобы не показать, что что-то знаю про тебя… Охх…       Сукуна дарит последний, самый звонкий удар, от которого сотрясается всё извивающееся на нём тело, подхватывает её под колени и снимает с себя. Она смотрит на него со смесью разочарования, надежды и доверчивости, и Король опять хохочет от вида этого забавного личика. Разворачивается, небрежно сгружает ношу на стол, ставит раком прямо поверх каких-то бумажек и огромной книги в старом переплёте, рвёт трусики и снимает штаны сам. Девчонка упирается лбом в лакированное дерево, максимально широко расставляет ноги; Рёмен обращает внимание на то, как поджимаются пальчики у неё на ногах. Он пару раз хлопает набухший влажный клитор, заставляя вскрикнуть, засовывает внутрь три пальца и сразу же достает, чтобы облизнуть. Вкусно.       Член входит во влагалище одним толчком. Она вопит, лепечет просьбы снизить темп. Пытается скрестить ножки. Двуликий не позволяет. Он и так делал ей чересчур много поблажек. Хватает её за и́кры так, что ещё чуть-чуть, и он их размозжит.       — Не испытывай моё терпение, куколка. Это твоя последняя провинность. Слушайся меня, и всё будет хорошо.       Она кивает, сдавленно всхлипывая. Он даже ещё не заполнил её полностью. Потерпит. Внутри так тепло и приятно, стеночки узкие, раздвигаются неохотно, обволакивают плотно. Восхитительно. Рёмен сразу же принимается долбиться, хватая девчонку за задницу, впиваясь ногтями в плоть. Его личная букашка больше не стонет, только орёт, но остановиться не просит, и Король оказывает ей неслыханную милость — обнимает рукой за бёдра, просовывает пальцы между половых губ и двигает их из стороны в сторону по клитору. Женское тело ездит по столу, цепляется за край столешницы — Сукуна наблюдает за ним из-под прикрытых век, иногда откидывая голову назад и блаженно выдыхая в перерывах между хохотаниями. Постепенно она привыкает, расслабляется, опять начинает стонать, а он довольно ловит каждый такой упоительный звук. Она оказалась райским десертом, и он не затрахает её до смерти сегодня, как делал обычно во время сношений, а будет лакомиться по кусочку и ни с кем не поделится. Он наматывает разметавшиеся по спине пряди на кулак и тянет на себя; девчонка покорно поднимается, прогибаясь в пояснице, тянется к нему подбородком, улыбаясь. Рёмен целует её, раскатисто смеясь в губы, а она мычит от удовольствия, охая во время особенно сильных толчков. Чувствуется, что его мушка уже на пределе — вся дрожит, как лист на ветру, крепко сжимая внутри вколачивающийся на всю глубину член. Только боль отрезвляет её, из раза в раз отбрасывая от края. Сукуна бьёт ладонью по макушке, толкает обратно: девчонка от неожиданности бьётся лбом о деревяшку, но не возмущается, а только хихикает. Кисти с тёмными острыми ногтями шлёпают ягодицы, сжимают бока. Оглаживают выступающие позвонки, оставляя красные полосы на молочно-белой коже спины, усыпанной то ли родинками, то ли веснушками. Хриплые порыкивания срываются с его уст всё чаще; девчонка поворачивает голову, пытаясь подглядеть за ним.       — Пожалуйста, скажи своё имя, гос-по-ди-н-н, — просит по слогам, потому что бешеные фрикции выбивают весь дух.       — Считаешь себя достойной знать его?       –Хочу… говорить… его… сейчас-с-с…       Такая забавная букашка. Двуликий кусает её спину сверху до низу, заставляя кричать. Ему нравится эта смесь муки и удовлетворения на милом личике с изгрызанным ртом.       — Зови меня господин Рёмен.       Она не обманула и теперь издавала обрывки визгов, которые иногда складывались в его фамилию. Оргазм вскоре накрыл её — это было видно по метаниям, по простреливающим всё существо судорогам, чувствовалось в пульсирующих сжатиях влагалища. Король гоготал, гладя её по волосам, как послушную собачку. Девчонка полностью легла на стол, обессилев; голова от толчков быстро уехала вперёд, свесилась с края и теперь билась о деревянную перегородку. Сукуна понял, что слабое тельце потеряло сознание, не выдержав долгого контакта с мизерной сейчас дозой проклятой энергии. Он не собирался останавливаться — двигался ещё сильнее, сжимал мягкие складочки в руках так, что куски плоти вот-вот грозились оторваться. Потом перевернул её, схватив за колени и перекрутив прямо на своём члене, как на вертеле. Видеть, как прыгает грудь, было приятно. Голова так и болталась где-то внизу, и Рёмен раздасованно осознал, что с её стонами ощущения были лучше. Он вскоре кончил, изливаясь внутрь, стискивая выступающие бедренные кости в одном шаге от перелома. Вышел из неё с некоторым сожалением. Он мог бы поразвлекаться ещё, а потом ещё и ещё, но надо вернуться в то же место, где и задрых Итадори. Интересно, а сперма, наполнившая вагину, принадлежит ему или мальчишке?       Двуликий осмотрел свою игрушку. Она теперь была не красной, а белой, и от того следы зубов, засосы и прочие отметины выделялись особенно сильно. Жаль будет, если умрёт, хотя вроде бы не должна. Внезапно посетила мысль, что кто-то может найти её здесь голой — одежду-то он порвал — и Сукуне это не понравилось. Он перенёс девчонку на узкую тахту и вышел из кабинета. Заглянул в соседнюю дверь, потом в ещё одну — там обнаружилась женщина средних лет, разгребающая бумаги, а за спиной у нее как раз виднелся шкаф.       — Кто вы та…       Договорить бедняжка не успела — Рёмен чуть свёл пальцы, проворачивая запястье, и тётка тут же выблевала свою кровь. Он прошел мимо, пока она захлëбывалась и хрипела, порыскал по вешалкам и нашёл там тонкий белый халат с дебильным кармашком на груди. Вернулся, накрыл им изувеченное тело, открыл окно настежь. Убрал изолирующую завесу, которую ставил, чтобы их никто не потревожил и ушёл, засунув руки в карманы. Жаль только, что девчонка отключилась и не дала ему ту терпко пахнущую жижу, но в целом…       Хороший выдался денёк.       ***       У метеорологических станций был странный прикол — их заведующие дохли, как мухи, стоило мне только переступить порог этого прекрасного заведения. Зато теперь моя исследовательская работа опять отложилась, и я чистой совестью могла сидеть на больничном и думать мысли, которые уже успела передумать сто тысяч раз до этого.       Вечер, наступивший после нашей недавней встречи с психопатом-двойником Итадори, прошёл как в тумане. В учреждении работало всего три сотрудника — исполняющая обязанности руководителя, охранник и штатный статист, следивший за показаниями приборов. Последний-то и нашёл меня и мёртвую тётку вдобавок. Прибывшие полицейские пытались со мной поговорить, узнать, что произошло, кто изнасиловал меня и убил заведующую. Я отупело молчала, а потом сбежала под шумок от врача и психолога, закутавшись в лабораторный халат. Дорогу на первых парáх найти оказалось адски сложно, потому что голова болела так, словно меня часа три прикладывали ею об асфальт. Зато теперь выборка встреч была побольше, и я не сомневалась, что такое влияние оказывал на мой несчастный организм тот самый загадочный молодой человек.       Дома я искупалась, обработала раны спиртом и намазала их заживляющей мазью. Странно было любовно касаться отметин укусов и насыщенно-бордовых кровоподтёков в форме подушечек пальцев и думать о том, кто их оставил. Не просто странно, а даже дико. У меня совсем голова отключилась, стоило только появившемуся как гром среди ясного неба парню прикоснуться ко мне. Его действия были ужасно болезненными, но я и впрямь кайфовала от всего, что он со мной творил, хотя никогда не была сторонницей ни случайных половых связей, ни БДСМ утех. Это просто не укладывалось в голове. Я пыталась заставить себя бояться, не думать о нём, не ждать его очередного визита, но не могла. Ничего не могла с собой поделать.       Теперь было смешно от своих первоначальных мыслей. Собиралась разгадать его, узнать, в чём его феномен, как появилась вторая личность, а сама просто валялась в его ногах, как самая преданная на свете псина, и чётко знала, что моё место как раз-таки там и находится. Казалось, что это был сон, самый сладкий на свете кошмар, но раны твердили обратное. Хорошо, хоть кости мне не попереломал.       Мне нужно было понять очень многое, чтобы принять здравое решение. Какие факты у меня есть? Он устроил взрыв в моём университете, убил двух людей, работающих на станции — теперь я была точно уверена, что это его рук дело. Он может находить меня без особого труда, быстро перемещается, рисует на теле одни и те же татуировки. Зачем? Хочет показать свою отделённость от Юджи, индивидуальность? Забирает у него разум тайком; наверное, ему приходится мыться, прежде чем возвращать Итадори контроль, чтобы тот ничего не заподозрил. Годжо Сатору, кажется, догадывается о его существовании, но узнает всё окольными путями. Не желает пугать Итадори? Господи, во что же я вляпалась…       Я покраснела, вспомнив, как называла молодого человека господином. Кажется, ему нравилось. Очень себялюбивый. Он сказал, что его зовут Рёмен… Никогда не слышала похожего имени или фамилии. Возможно, в интернете будет какая-нибудь информация.       Я пролистала кучу источников и покликала на великое множество ссылок, но всё-таки нашла небольшую статью, написанную историком на основании Нихон Сёки.       Рёмен-сукуна — демон, описание которого дано в Нихон Сёки. Первое упоминание связано с катастрофой в провинции Хида, произошедшей в IV-й век н.э, когда он уничтожил 16 деревень на юге провинции. Он описан как злодей, человек чудовищной силы, с двуликой головой и в общей сложности восемью конечностями. Некоторые записи утверждают, что на самом деле это устроили два брата-близнеца. Отличается особой жестокостью, исключительной жадностью и желанием контролировать любую ситуацию, не беспокоясь о последствиях. Подчинил своему влиянию всех известных на тот момент демонов. Носит женское кимоно…       Я хихикнула, сразу мысленно извиняясь перед господином Рё, как теперь иногда называла его про себя. Разум тут же подкинул картинку — мощное мускулистое тело в татуировках, торчащих из-под короткого коктейльного платьица. Оно пошло бы ему больше, чем кимоно.       …чтобы иметь возможность использовать все пары рук в бою.       «Прости, прости. Ты, оказывается, очень мужественный чувак».       По одной из версии, был повержен генералом, чьё имя на сегодняшний день неизвестно, по другой — запечатан отрядом магов в собственных останках, разделенных и надёжно спрятанных по всему земному шару.       — По какому шару? Люди тогда не знали, что земля круглая. Написали бы, что у черепахи под лапой. Ну и бред… Но жестокость и жадность вроде бы под описание подходят. Хотя так можно и про нашего ректора сказать…       Ну вот, опять развеселилась, хотя заставляла себя посмотреть на ситуацию серьезно. Рёмен ведь легко мог убить меня, а я предвкушаю следующую встречу и надеюсь узнать о нём что-нибудь ещё. Окончательно убеждаюсь в том, что свихнулась, и это уже не гипербола. Мне правда нужно сходить к психиатру, но… Я не хочу. Я хочу лишь увидеть господина Рё и почувствовать себя счастливой. Однако как часто в жизни мы делаем то, что не желаем ради пользы? Я думаю, избегание «соседа» Итадори Юджи точно принесет выгоду, хотя бы моему физическому здоровью. Наверное, нужно попросить помощи у кого-то, пока у меня осталась хоть какая-то капля критического мышления.       «Да, точно. Мне нужно найти Сатору Годжо».