Осколки, что искрятся на солнце

      Проснулась я около трёх; Годжо нигде не было. Я обошла всю квартиру, заглянула даже в шкаф-гардероб, ожидая, что он выпрыгнет оттуда и скажет, что это вершина его дурацкой затянувшейся шутки. Разумеется, ничего, что помогло бы мне покинуть это комфортабельное жилище, не нашлось. Видимо, у Сатору были только одни ключи, и он не мог оставить дверь незапертой, уходя; телефон же я забыла дома ещё перед походом в бар. Тело чувствовало себя разбитым и уставшим, но разум был достаточно ясным. Он-то и напомнил мне, что негоже слоняться нечёсаной и со следами вчерашнего макияжа в свой собственный день рождения. Отыскав чистое на вид полотенце, я отправилась в ванную.       Тёплый душ – лучшее место для размышлений. Я не понимала, что происходит, и мне это не нравилось. Сатору принёс меня сюда; по всем признакам, это его квартира. Здесь обнаружились вещи, которые он иногда носил, а также фото его, более юного, с мелкой Сёко и ещё каким-то парнем. Было три варианта, почему произошедшее реализовалось в жизнь, и все они максимально обеляли Сатору Годжо, потому что я просто не могла подумать о нём как-то слишком плохо. Первый – всё это какой-то идиотский глобальный розыгрыш, но такое объяснение, честно говоря, меня не устраивало. Даже со стороны Годжо, любящего пранки, это было слишком жестоко. Вторая теория заключалась в том, что мужчина спасал меня от некой опасности и рассказать подробностей не мог. Но интуиция говорила, что он провернул бы такое более играючи и беззаботно, как делал практически всегда в чрезвычайной ситуации, словно стремясь показать свою ошеломительную крутость. Скорее всего, во время командировки маг столкнулся с чем-то, что сильно пошатнуло его психику, и ему самому нужна была помощь. А он, во-первых, наверняка не умеет её просить, во-вторых, не нашёл меня дома. Думается мне, что постоянное скрывание эмоций может привести к такому выплеску. Надеюсь, мы сможем решить эту проблему, поговорив; тем не менее, каковы бы ни были мотивы, я не смогу отныне относится к Годжо не насторожено.       Я выползла из душа разморенная, расслабленная. На стиральной машинке стоял пакет известной марки магазина женской одежды; там находилась новая пижама, с биркой, и она была моего размера. Я перерыла всю упаковку, даже оторвала картонное донышко, чтобы разыскать чек, но его не было. Тревожность требовала увидеть сегодняшнюю дату покупки, убедиться, что Сатору принёс её мне совсем недавно, а не планировал проворачивать свои фокусы уже какое-то время. Я переоделась в чистые вещи и вышла на балкон, чтобы успокоиться. Неизвестно откуда взявшийся страх прошел так же быстро, как и возник. В конце концов, я ведь не где-нибудь застряла, а дома у друга. Даже ополоумевший, он не причинит мне вред.       Сатору говорил, что хотел бы пригласить меня на ужин. Ну что ж, так тому и быть, всё равно хотела как-то отметить сегодняшний день. Буду вести себя, как обычно, и постараюсь аккуратно выведать, с чем же таким страшным он столкнулся, что повёл себя вот так. Потом же он меня опустит, правильно? Вечер не может длиться вечно. И уже, в зависимости от причины его поступков, решу, как мне быть дальше. В крайнем случае, попрошу директора Яга перевести меня работать в Киото.       В холодильнике одиноко стояла початая пачка сока и на этом всё. Я была немного голодна, поэтому перелила жидкость в прозрачный стакан, подозрительно обнюхала и вынесла вердикт, что она сгодится для перекуса. Интересно, когда вернётся Годжо? Нужно попросить у него телефон хотя бы родителям позвонить, наверняка они не сумели связаться со мной и сейчас переживают.       Пижама оказалась очень красивой, мягкой и удобной. Я машинально гладила себя по колену, чтобы ощутить в очередной раз приятную ткань. Привёз сменную одежду, но не позаботился о еде… Горло отказалось глотать сок, как только мысль пришла в голову, и кашель сковал тело. Выглядит такое положение дел как ещё один аргумент в пользу довода о том, что домашний комплект был куплен давно. Возможно, это не доказательство того, что Сатору планировал утащить меня сюда силой, но, видимо, он явно ждал дня, когда я останусь у него ночевать. Хотя мы же хорошие друзья с недавних пор, ничего странного, когда люди в таких взаимоотношениях устраивают посиделки. Да может эта пижама и не мне предназначалась… Мало ли, кто скрашивает свободное время такому видному мужчине. Поводов для переживаний нет. Точно, нет.       У Сатору было два ноутбука, но у меня не получилось подобрать пароль ни к одному из них. Я использовала весь свой опыт просмотра детективных сериалов и вводила слова, описывающие предметы в обозримом доступе, пыталась оттолкнуться от одинаковой на двух мониторах заставке – чёрная и белая рыбки с рваными хвостами, даже припомнила кличку пса, за которым, по словам мужчины, он иногда ухаживал. В конечном итоге все попытки закончились, и я забросила это дело. Выудила из недр полок с книгами какой-то роман и начала читать его, чтобы развеять скуку и не проживать слишком бездарно этот день, однако быстро заснула.       Крепость моего сна сильно варьируется в зависимости от усталости и ситуации в целом. Я сразу распознала шорох проворачиваемого ключа и подскочила на софе. Годжо снимал обувь неспешно, словно бы ожидал, что я выйду встречать его, и мне пришлось сдаться. Маг опирался о стену спиной, потому что руки были заняты здоровенным букетом и какими-то коробками из ресторана. Хоть и было решено общаться с ним, как ни в чем не бывало, не могу удержаться от капельки яда в голосе.       – Привет, Сатору. Как прошёл твой день?       «Явно интереснее, чем мой.»       – Привет! – бодро начал молодой человек, подбрасывая в руках добытое имущество. – Очень насыщенно! Возьми цветы, это тебе.       Я забираю у него из рук презент, борясь с позывами возмущëнного фырканья.       – Не могу похвастаться тем же, – процеживаю, недовольная тем, что он не поинтересовался моими делами. – Я о прошедшем дне. Было как-то, знаешь… Скучновато.       – Сочувствую, – чуть вытягивает губы трубочкой, рисуя на лице подобие сожаления. – Но это не беда. Я ведь пришёл, и сейчас буду тебя развлекать!       Мужчина бодро шлëпает на кухню, умело маневрируя по коридору, несмотря на башню картонных кубов. Покорно плетусь за ним, чувствуя, как учащается дыхание. Хочется закатывать глаза и кричать «Ха!», обвинительно выбрасывая вперёд указательный палец.       Годжо сгружает коробки на столешницу и приосанивается рядом, словно ожидая похвалы. Я складываю руки на груди, прищуриваясь.       – Ты, наверное, очень голодная, – выводит умозаключение Сатору. Возможно, в моих зрачках видно, что я хочу сожрать его заживо. – Скоро будет обещанный ужин! Ты пока переодевайся, а я всё здесь подготовлю.       – И потом мы поговорим?       – Разумеется, – становится каплю серьёзнее. Его пальцы принимаются ловко разматывать повязку, обнажая глаза. – Всегда так потеют брови в этой штуке…       Оставляю комментарий без ответа. Нахожу первую попавшуюся ёмкость, которая сойдёт за вазу, засовываю в неё цветы, не наливая воду, и ухожу за своими вещами. Мужчина зовёт меня обратно через двадцать минут, к этому моменту я полностью готова быстренько отужинать и уйти, если чрезвычайная ситуация, случившаяся у Годжо, не потребует иного.       Столик был накрыт на одной из двух лоджий – той, что не была застеклена. Он был глянцевым, насыщенно-коричневого цвета, и красиво отражал свет гирлянд в форме лампочек накаливания. На стулья Сатору набросил кашемировые пледы кремового цвета в крупную клетку, расставил на маленьких полочках цветы. Из спрятанной где-то колонки тихонько лилась джазовая мелодия – этот жанр молодой человек любил больше всего. Я застыла на несколько секунд у входа, оценивая старания Годжо. Если бы не ситуация, в которой я оказалась, то такой невообразимый роскошный уют привёл бы меня в полный восторг.       – Нравится? – прочитал мои эмоции мужчина. Он галантно подал мне руку, помогая пройти пять шагов к столику. – Я очень старался. Правда, удивлен, что ты надела свою старую одежду.       – Как будто бы у меня есть другая, – огрызаюсь, тем не менее стараясь как можно более изящнее присесть на отодвинутый Годжо стул. Странный контраст.       – Я ведь принёс тебе платье… – недоумённо протянул собеседник, а затем шлёпнул себя ладонью по лбу. – Точно. Забыл отдать. Прости, я так нервничаю…       Годжо криво улыбнулся, присаживаясь напротив. Меня поразило то, что он рассказал о своём состоянии – видно, что замечание было брошено не в шутку.       – Впрочем, ты в любом наряде выглядишь прекрасно.       – Спасибо, – комплименты от Сатору – дело привычное, как и, наоборот, подкалывания. – Сатору, ты не мог бы дать мне телефон, позвонить родителям? Наверняка они целый день меня ищут. Не хочу, чтоб переживали.       – Мы ведь только сели за стол, – слегка прихмуривается мужчина. – Тебе нужно поесть… Хочешь вина? Или шампанского?       Я разглядывала тарелку, на которой лежала паста. Она была полностью плоская, но с чуть приподнятыми бортиками, и залита двойным слоем рыже-шоколадного стекла, на котором образовался красивый рисунок кракле. Складывалось ощущение, что я смотрю откуда-то сверху на песчаный пляж. Не знаю, почему мозг так цеплялся за эти мысли. Чтобы избежать необъятного, как небосвод, взгляда Годжо?       – Тогда игристое, – сам принимает решение маг. – Для лёгкости мыслей и головы.       Бутылка открывается с хлопком, который приглушает наброшенное поверх горлышка полотенце. Сатору привстает, чтобы наполнить мой бокал. Пузырьки шипят, разбиваясь о хрусталь; под ложечкой начинает ныть. Я наматываю на вилку пасту и оправляю в рот. Восхитительно.       – Ты сделал здесь всё очень изыскано, – искренне говорю я в перерывах между жеваниями. – Но, конечно, не было сомнений в утонченности твоего вкуса. Неужели заранее всё продумал?       – Я больше человек импульса, чем потока, – шире улыбается Годжо. Голубизна его глаз искрится ликованием от моей похвалы. – Очень рад, что ты довольна. Мне… нравится. Что-то создавать, планировать для тебя. Это делает меня счастливым.       Не знаю, что ответить на это заявление, поэтому отпиваю шампанское маленькими глоточками. Шипящий алкоголь почти сразу дарит лёгкость и тепло моему телу.       – Как прошла командировка? Было что-то интересное?       – Не то что бы, – небрежно приподнимает бровь маг, стряхивая движением ладони невидимые пылинки с плеча. – С проклятьями легче лёгкого было разобраться, а вот чтобы найти источник, пришлось провести целое расследование! Оказывается, один мальчик, далёкий потомок небезызветстного магического рода, был укушен больше года назад летучей мышью. За ногу. И сейчас, когда признаки заболевания бешенством начали у него проявляться….       Голос мужчины был не особенно громким, но его яркие, неповторимые интонации так и звенели поверх мягкого шёпота колонок с музыкой. Я чувствовала себя расслабленной и напряжённой одновременно; хотелось упереться локтем в столешницу и подпереть рукой щеку, но при этом и побыть утонченной леди с великолепным знанием этикета. Годжо чуть размахивал руками, описывая извращённые техники проклятья, и я слушала его очень внимательно и сосредоточенно, но спроси меня, о чём разговор, я и не вспомню.       – А подарочки привёз?       – Только для Утахиме. Я отыскал такую уродливую засушенную голову какого-то лося…       – Ну хватит, Годжо, – мои пальцы дрогнули, раскрываясь. Я неловко протянула их вперёд, к Сатору, разворачивая ладонь вверх. – Расскажи мне всё, как есть. Ты же знаешь, я очень ценю тебя, и изо всех сил постараюсь помочь и поддержать…       Это было чистой правдой. Но всё-таки лёгкая тень испуга контролировала произнесенные слова. Тёмная сторона Сатору Годжо была неизведанной и не могла не напрягать.       Годжо сверлил мою руку взглядом, попивая шампанское. Я чувствовала себя неловко. Он поставил бокал на стол с громким звуком, вздохнул, будто собираясь с мыслями. Встал, подошёл ко мне, оттянул мой стул подальше от стола – я проелозила носочками стоп по паркету – и опустился на колени сбоку. Светлая голова прижалась к моему животу; Сатору обхватил моё туловище руками так крепко, что я машинально издала какой-то тявкающий звук.       – Хочу, чтобы ты была со мной всё время, – глухо бормотал он, опаляя кожу жаром своего дыхания. – Давай жить вместе? Я люблю тебя. Я дам тебе всё, что смогу, всё, что тебе будет нужно…       Моя рука опустилась в его волосы, легонько помассировала, пропустила прядку между кончиков фаланг. Цвет его шевелюры такой странный – он будто отсутствует, и за счёт этого она такая белая.       – Жить вместе… Вот так сразу? Это очень неожиданно…       Годжо засмеялся; мне стало щекотно.       – Чего неожиданного, – весело и несколько раздражённо сказал он, задрав голову. – Неужели ты не видела, как нравишься мне? Я ведь старался всегда быть рядом с тобой, как можно ближе. Сначала неосознанно, но меня так тянуло к тебе… Ты заняла все мои мысли, у меня не получалось думать ни о чём другом… И я понял, что мне нужно. Ты. Ты нужна мне, очень нужна…       Я окончательно растерялась. Неужели я правда такая дура, что не видела того, что, по словам Сатору, было очевидным?       – Сатору… Ты… Ты уверен? Это так странно, ну… то что ты выбрал меня. Просто в голове не укладывается. Да и как мне нужно было понять? Ты же сам по себе такой, э-э-э, жизнерадостный, активный человек, со всеми дружишь, общаешься… Обнимаешься, опять же…       Мужчина поглаживал мою талию ладонью, показывая, что слушает. Я не могла понять, что чувствую, но почему-то, несмотря на всю неоднозначность и даже дикость ситуации, мне было его жаль.       – Да, но ты, – он опять стиснул меня, угрожая моему позвоночнику переломом, – Особенная для меня… Совершенно особенная. Единственная. Поэтому я хочу услышать, что ты думаешь по поводу моего… предложения?       Я не хотела разбивать его сердце, но и врать тоже не собиралась. Я любила Годжо, но как хорошего человека, друга, весёлого парня со смешными шутками, которому полностью доверяешь. По крайней мере, доверие было до вчерашнего вечера, теперь же и для меня самой загадка, какая часть от него осталась.       – Сатору, это всё очень быстро. Я очень тобой дорожу, всегда скучаю, когда долго тебя не вижу, но, – запинаюсь, пытаясь получше подобрать слова. Мне важно быть с ним честной, но и не хотелось злить, как вчера – я всё ещё рассчитываю беспрепятственно покинуть это место. – Пока что не готова к тому, чтобы прям… жить вместе, строить серьёзные отношения… Это правда удивительно для меня. Может быть, нам стоит получше узнать друг друга? Почему бы тебе не дать мне немного времени?       Годжо смотрит на меня снизу вверх, склонив плотно прижатую к моему надчревию голову набок. Он очень горячий, почти что огненный, а на вид бледный, только щёки едва-едва покрыты румянцем. Невероятные глаза лихорадочно блестят, будто у азартного игрока, почуявшего небывалый куш.       – Кто знает, вдруг и я тебе разонравлюсь, если ты копнëшь глубже? – посмеиваюсь, скрывая лёгкую дрожь в голосе.       – Нет, этого не случится, – твёрдо говорит мужчина. – Поверь, я знаю. Даже если бы ты стала злодейкой, убивающей все живое, я не смог бы перестать…       Годжо выдохнул, обиженно, горько, словно говорить об этом ему было больно.       – Всё же, я думаю, моё предложение самое разумное, ведь…       – Ну конечно, – он встал, так резко, что чуть не опрокинул меня. Подошёл к краю балкона, сложил руки за спиной. – У тебя, по-твоему, было недостаточно времени? Скажи, недостаточно?!       Я дёрнулась от того, что голос внезапно сорвался на крик. Он часто достигал такого диапазона громкости – во время хохота, чтобы привлечь к себе внимание, а иногда и просто так, чтоб окружающие не расслаблялись – но сейчас это что-то невообразимо страшное. Годжо был зол.       – Я был терпелив, очень, и что получил взамен? Полное непонимание! Ты нашла возможность, чтобы болтать с кем угодно, прикасаться к кому угодно, но только не для того, чтобы увидеть меня! Почувствовать меня!       Было страшно пошевелиться. Годжо положил ладони на перегородку лоджии и со стоном упёрся в них лбом. Я думала о том, что очень пожалею об этом, но, тем не менее, подошла к Сатору и обхватила его за пояс со спины, прижимаясь щекой к лопаткам – для этого мне тоже пришлось сгорбиться. Тело в белой рубашке мелко дрожало; я напрягла руки ещё сильнее, чтобы помочь ему справиться с этим. Я ведь обещала быть на его стороне, даже если он будет захлёбываться в своём гневе.       «Святой Будда, смилуйся над нами…»       Мужчина приподнялся, положил свои ладони поверх моих, невесомо погладил. Обернулся ко мне и заключил в объятия. Я с готовностью ткнулась лицом в его грудь, вдыхая успокаивающий запах. Странно искать умиротворения в том, кто напугал меня до чёртиков, но пришла в себя я достаточно быстро.       – Прости, Сатору. Пожалуйста, не злись.       – Это ты прости меня, – прижался губами к моей макушке молодой человек. – Я не должен был на тебя кричать. Нервы ни к чёрту.       – Такая уж у тебя профессия, – фыркаю от того, что ткань его одежды щекочет кончик носа. – Может быть, выпьем ещё по бокалу, и я поеду домой? А завтра на свежую голову всё решим и обсудим. В техникум вставать рано, хочется выспаться.       Сатору плавно подсунул пальцы мне под подбородок, приподнял его. Я пыталась разглядеть в его глазах намёки на то, что он хочет сделать, хотя это было очевидно. Большой палец огладил мою щёку; рука на талии неуловимо напряглась, но я явственно почувствовала взбугрившуюся твёрдость мышц.       – Ты не поедешь на работу, – тихо произнёс он. – Ты больше никогда и никуда отсюда не уедешь.       – В смысле, – чуть истерично хихикаю. – Это что, похищение?       – Это желание дать тебе всё самое лучшее, – успела различить я, прежде чем он меня поцеловал.       Его губы тонкие, сухие, слегка обветренные и очень тёплые. Касаются моих мягко, но настойчиво; ладонь на скуле не даёт отвернуться или прикрыть рот. Я не могу даже попытаться оттолкнуть его, потому что между нашими телами нет воздуха, и невозможно втиснуть руки, чтобы упереть их в его грудь. Он очень сильный и не прикладывает ни малейших стараний, чтобы держать меня. Всё, что я могу – не отвечать, протестующе всхлипывая, но Сатору это не особенно заботит – он сам ласкает меня, неглубоко проникает языком, оттягивает губу и немного её посасывает. Его глаза прикрыты, но я уверена, что ему не нужно широко распахивать веки, чтобы что-то видеть. Он расслаблен, спокоен, даже тонкая кожа, кажется, сияет изнутри.       – Милая, не нужно расстраиваться, – нежно шепчет он между поцелуями. – Ты ведь тоже любишь меня, просто ещё не до конца поняла это… Поверь, так, как я люблю, тебя никто не полюбит. Я помогу тебе осознать свои чувства… Я буду тебя беречь, и ты будешь счастлива со мной.       – Сатору, – почти плачу от бессилия, – Молю, отпусти… Пожалуйста…       Он потёрся носом о мой нос, провёл им по щеке, с наслаждением втягивая запах. Моё сердце колотилось, как бешеное; конечности похолодели, а в груди и животе, напротив, почему-то было пекло.       – Я не могу, звёздочка моя, – Сатору прошёлся поцелуями по углу челюсти, невесомо отворачивая мою голову, и коснулся губами местечка за ухом. Я задрожала – то ли от страха, то ли от отвращения, а может быть, было виновно что-то ещё. – Я с ума без тебя сойду, понимаешь?       Он втянул мою мочку в рот. Я, неожиданно для себя, вздохнула, откидывая голову назад – та закружилась. Святой Будда! Вот она, идея, что спасёт меня.       Я замедлила сердцебиение примерно до пятидесяти, будто бы вводя его в сон с помощью обратной энергии. Чувствовалось, как кровь отхлынула от щёк, а руки и ноги у меня и так были холодными. Дыхание компенсаторно участилось, но не надолго – производить должный газообмен лёгким без поддержки «моторчика» было сложновато. Я качнулась вперёд – конечно, мужчина удержал меня, но понял, что со мной что-то не то. Он потащил меня к оконному проёму лоджии, чтобы обеспечить доступ свежего воздуха, ну а я незаметно оттопырила стопу, чтобы зацепить ею стол и опрокинуть с него вино. Раздался звон. Получилось.       – Милая, – тревожно звал меня Сатору, тряся рукой, что была на пояснице, а другой похлопывая по щекам. – Что с тобой?       Чувствовалось, как голова болтается из стороны в сторону. Сознание и правда начало постепенно уплывать, поэтому я лениво приподняла веки, продолжая ломать комедию.       – Сатору…, – давясь покашливаниями, протянула я, кладя руку ему на висок. Мне необходимо, чтобы центр его внимания никуда не смещался. – Что-то… шампанское у тебя… слишком игристое.       Я свела пальцы спрятанной кисти, схлопывая протоны у разбитого стекла, чтобы придать отрицательный заряд. У меня есть только одна техника, но если добавить совсем немного знаний об окружающем мире, получается чуть побольше. Дёргаю ладонью, притягивая раздробленную бутылку к горлу Годжо, но в последний момент передумываю и восстанавливаю её вокруг мужского запястья. Осколки радостно тянутся друг другу, почти мгновенно принимая прошлое состояние. Сатору дёргает подбородком; из руки вырывается тонкий лучик света и разрезает цилиндр на ровные кругляшки. Я разворачиваюсь набок, чтобы не полагаться больше на его поддержку и самой стать на ноги; резко, отточено выбрасываю локоть вверх и бью им прямо по кадыку. Никто и никогда не одолел бы Сатору Годжо, но мне и не нужно этого, только бы найти ключи и успеть добраться до академии.       – Больно, – хрипит ушибленное горло.       Пальцы легко обхватывают меня за середину плечевых костей и толкают вперёд, опять лишая опоры. Я напрягаю ноги в коленях, концентрируясь на том, чтобы остаться хотя бы в этом полувертикальном положении, но терплю неудачу и падаю на пол прямо лицом вниз. Сатору плюхается сверху и, наверное, задевает стопой столик, потому что с него падает что-то металлическое.       – Не нужно так больше делать, любовь моя, – едко выплёвывает слова молодой человек. – Это бесполезно, неприятно и травмоопасно для тебя. Но, признаю, тот трюк с бутылкой был… занятным.       На этот раз я действительно готова потерять сознание – прилёт в паркет носом вперёд выведет из строя кого угодно. Даже сейчас, заломанная своим похитителем, лежащая что называется «мордой вниз», я не могу в полной мере осознать своё положение. Мне проще поверить в то, что это иллюзия какого-то проклятия особого уровня, чем в исходящую от Сатору опасность.       – Я вижу, ты наелась, – хмыкает он, и тут же меняет тон на нежный, любовный, каким говорят с человеком, когда гладят его по щекам и чмокают в лоб. – Тогда пора перейти к десерту? Пожалуйста, не нужно бояться или сопротивляться. Я не причиню тебе вреда.       Сатору встаёт, подхватывает меня на руки и куда-то несёт. Я хочу плакать, но до сих пор не могу, даже несмотря на болезненно-щекочущее ощущение в ноздрях из-за удара. Он прижимает меня к груди и что-то шепчет. Всё происходит так стремительно, может, это просто сон?       Мужчина мягко опускает меня… на кровать. Гладит по макушке, видя всплеск ужаса в моих глазах. Он берёт меня за бедро, аккуратно разводит ноги и становится между них. Я пытаюсь приподняться на локтях, но он толкает меня обратно.       – Я знаю, что в глубине души ты хочешь этого, – почему-то грустно говорит Сатору, оглаживая горячей ладонью мою и́кру. – Не нужно волноваться. Не думай ни о чём… Боги, ты такая красивая…       – Сатору, прошу, – дрожа, выдавливаю с трудом. – Я не готова, прошу, остановись… Это всё слишком быстро…       Он смотрит на меня с безмятежностью, обожанием, лёгкой печалью. Наверное, не носи он повязку, я бы гораздо быстрее осознала его чувства и решила бы для себя, как к ним отношусь. Небо в его глазах едва-едва потемнело и теперь ощущалось тревожным, давящим, но манящим. На секунду показалось, что он и впрямь меня отпустит.       – Звёздочка моя, – наклонился ко мне и бережно зафиксировал оба запястья одной рукой. – Разве я похож на терпеливого человека?       ***       Сёко устало вздохнула, отходя от постели раненой девушки. Та теперь мирно подрёмывала, и Сёко отчаянно завидовала её спокойствию. Рука потянулась за сигаретой, но пачка, как назло, оказалась пустой. Вчера и сегодня доктор курила чаще обычного.       – Держи.       Сатору был непривычно серьёзен. Он сидел в коридоре у приёмного кабинета на лавочке, задумчиво крутя на пальце какую-то поблëскивающую штуку, и встал, как только увидел старую знакомую. Предложенный «Мальборо» в красной упаковке оказался как нельзя кстати. Сёко почувствовала, как слюна отделяется чуть сильнее, когда засовывала раковую палочку в рот.       – С каких это пор ты сигареты покупаешь? – вопрос перекрыл пощёлкивание зажигалки. Годжо в очередной раз удивился, как можно дымить в больнице.       – За шоколадками зашёл по привычке, – посмотрел в потолок мужчина. Навряд ли потому, что хотел скрыть своё вранье – повязка надёжно защищала «зеркало души» от любопытных заглядываний. – И что-то… не захотелось.       – Ясно.       – Слушай, не переживай так, – ладонь сжала хрупкое плечо. – Всего два дня прошло…       – Три. Она могла пропасть ещё три дня назад.       – Точно. Но она такой… спонтанный человек, может быть, просто уехала к родителям? Или в горы?       Сёко посмотрела на него с минуту, но никак последнее предположение не прокомментировала. Её коллега действительно была лёгкой на подъём, но и ответственной. Чудное сочетание. Девушка говорила, что возможность принимать такие взбалмошные решения ощущается как настоящая жизнь, как свобода. Могла ли погубить её такая особенность?       – Сё-ко. Иди работай. Давай. Нужно погрузиться с головой в работу, пока лучшие поисковики её разыскивают. Каждый должен заниматься своим делом.       – Я и так из неё не вылезаю. Теперь и подавно…       – А-а, так ты за себя переживаешь? – попытался пошутить мужчина, но реплика вышла крайне неудачной. – Прости. Пойду я.       – Ты чего приходил?       Сатору многозначительно скосился на дымок у подбородка врача, развернулся и зашагал к выходу. Он бы и сам был не прочь покурить, но нельзя подавать плохой пример своим детям. Его мучила совесть, очень мучила, но сложившийся расклад являлся самым оптимальным. В ту ночь, в её день рождения, он и сам не верил, что поступает так. Он похитил возлюбленную внезапно даже для самого себя, но позже осознал, что взвесил эту возможность ещё очень давно, просто решение принял в один момент. Что ему оставалось делать? Он не мог больше терять дорогих людей, не мог позволить кому-то забрать девушку, не мог допустить даже гипотетическую возможность того, что они отдаляться друг от друга. Он думал о ней всё время, даже во время миссий, даже уворачиваясь от коварных атак. Он просыпался среди ночи и досадливо трогал пустую половину кровати, он терзался одиночеством и раздумьями о том, чем же она занята прямо сейчас. Он сходил с ума, но кто-кто, а Годжо Сатору не мог себе позволить такой роскоши. Сильнейший маг на планете, жизни сотен тысяч людей зависят от него. Разве не может он, делая столько для этого грёбаного мира, побыть эгоистом? Хотя бы капельку? Хотя бы один раз?       Конечно, мужчина мог бы запастись терпением и покорить её, шаг за шагом. Более того, он даже исполнял этот план, но вошёл в её сердце как близкий, важный, но тем не менее, друг. Просто друг. Можно было пытаться снова и снова, но ему было просто необходимо, до скрипа зубов, до выкручивающихся от ломки суставов, чтобы она была с ним здесь и сейчас. То, что он сделал, было проще всего, а Сатору Годжо устал выбирать сложные пути.       Пусть из-за своего поступка он ощущал себя отвратительно, Сатору знал, что это скоро пройдёт. С ним ей будет лучше всего, ведь он сам лучший, и он, только он способен дать ей самое лучшее. Им было комфортно проводить время вместе, так почему что-то должно измениться только потому, что она… переехала к нему чуть поближе? После того, как Сугуру ушёл от него, выбрав неверную дорожку, Годжо начал тщательнее приглядываться к своему окружению. Ведь он видел тогда, что друг страдает, но не осознавал, насколько всё серьезно. Пусть Сатору до сих пор чувствовал себя никчёмным идиотом из-за разрушенной связи, он усвоил урок и теперь всегда контролировал эмоции других, родных ему, людей. Именно поэтому он знал, что нравится девушке, что она дорожит им больше, чем кем бы то ни было, просто сама ещё не до конца понимает, что к чему. Но теперь это не страшно. У них вся жизнь впереди.       Годжо откроет ей глаза.