Осколки, что искрятся на солнце

      Сегодня мне удалось выспаться, в отличие от двух ночей до этого. Предыдущие дни я чувствовала себя ужасно разбитой, но сегодня мне наконец-то удалось собрать себя в нечто целое.       В тот вечер, когда Годжо рассказал мне о своих настоящих чувствах, меня впервые за долго время посетила бессонница, хотя обычно времени никогда не хватало на полноценный отдых. Я лежала в постели одна, потому что Сатору ушёл, и не могла избавиться от этого непонятного сухого жара в теле, который требовал с ним что-то сделать. Мы не переспали в классическом понимании этого слова, Сатору даже не раздел меня, а лишь касался через одежду и целовал все открытые участки, потираясь пахом о мой. Мне не верилось, что моё тело положительно отзывалось на эти действия, и всю ночь я занималась тем, что убеждала себя в виновности выпитого на голодный желудок шампанского. Я пыталась заставить себя испытать омерзение, но не могла, и дико злилась на этот факт. Так и пролежала, дрожа от обуреваемых чувств под пледом, до самого утра.       Следующие полтора дня пролетели как в тумане. Я наконец-то выплакалась, выплеснула все негативные эмоции и смогла избавиться от чувства, что болтаюсь над пропастью, подвешенная за ногу. Я была максимально опустошена, но, ложась спать, знала, что начиная с завтрашнего дня я буду постепенно брать ситуацию под контроль. Так и получилось. Голова была свежей, мысли ясными. Нужно было многое обдумать.       Я принимала душ, напевая песню, потому что боялась отучиться разговаривать и вернуться в апатию, которая накрывала меня ранее. У Сатору дома имелся минимальный набор уходовых средств, но это уже что-то. Гель для душа пах очень приятно, и я наслаждалась этой маленькой деталью и тем, что вообще ещё могу наслаждаться. Чистота добавила приятных ощущений; я смазала губы найденной гигиенической помадой и отправилась завтракать.       В холодильнике теперь было предостаточно еды, и я постаралась выбрать что-то сбалансированно вкусное и полезное – не знаю почему, но в данный момент это имело какое-то значение. Красиво разложила еду на тарелке, намеренно делая это чересчур неспешно, вдумчиво, игнорируя своё несчастное, уже около трёх дней не получавшее ничего нормального, пищеварение. У меня теперь много, слишком много свободных секунд, но каждую из них я наполню каким-то смыслом. Запертая здесь, я всё равно продолжаю проживать свою жизнь, и выжму из всего, что у меня есть, максимальное для себя удовольствие. Времени у меня теперь предостаточно, однако, как это ни парадоксально, грустить и отчаиваться некогда. Мне нужно разработать план, как втереться в доверие Сатору; сыграть на его чувствах, пока они у него достаточно сильны, а значит, более лабильны. В общем, дел по горло. Родное, привычное состояние.       Я намеренно не использовала слово «побег» даже в голове, потому что задумать что-то такое означает подписать себе приговор остаться здесь навсегда. У меня нет ничего, что можно было бы противопоставить сильнейшему магу человечества, и попытки покинуть место заточение без его ведома приведут только к наказанию. Невероятно, но внутри поселился даже какой-то азарт. Хотелось ходить по квартире и проговаривать детали плана вслух, сложив руки за спиной; отыгрывать обстоятельства, в которых гипотетически можно оказаться, и красивый способ их решения. Так опрометчиво я поступать не стала – вдруг в квартире стоят какие-нибудь незаметные камеры – но мысленно всё прокручивала от и до. Я чувствовала себя дядей Айро из моего любимого мультика, который тренировался и принимал тактические решения, находясь под стражей; президентом одной страны в восточной Европе, который не сдался даже после расстрела. Песенки так и слетали с моих губ, пока руки мыли посуду; я дала себе слово, что сберегу внутри это воодушевление. Я всё могу, я со всем разберусь. Я найду много чего позитивного, даже находясь здесь.       ***        Годжо жаждал вернуться домой, но боялся момента, когда это произойдёт. Он соскучился по девушке, но страшно было увидеть ненависть в красивых глазах. Ему хотелось быть любимым, хотелось находить отдушину в родном человеке после всей той грязи, с которой приходилось сталкиваться изо дня в день. Сатору не сомневался, что был лучшей партией для неё, единственным, кто мог считаться её достойным. Он оказывал услугу, спрятав такой бриллиант от посторонних липких взоров, что могли опорочить его, загрязнить своими похотливыми мыслишками. Мужчина понимал это очень чётко, но всё равно совесть мучила его, и заглушить этот противный голос могло лишь искреннее, неподдельное счастье его возлюбленной.       Ключ чуть скользил во вспотевшей руке, пока пытался попасть в скважину. Сатору редко доводилось нервничать, и это состояние было для него непривычным. Он раздражённо дёрнул губой, унимая дрожь в пальцах, и нервно распахнул дверь в свою квартиру. Его не было дома больше двух дней, и эгоистичная часть Сатору желала, чтобы пленница, соскучившаяся по общению, вышла встречать его прямо на порог.       Она обнаружилась в гостиной – делала растяжку, лёжа на полу прямо на голом паркете. Такая картина оказалась испытанием для воли Годжо. В паху горячо заныло, и на секунда проскользнула мысль, что он мог бы взять её прямо сейчас. Что она сможет ему противопоставить? Он угомонит её даже без складывания печатей. Но хотелось по-другому. Хотелось, чтобы она сама ластилась к нему, сама просила его внимания, сама умоляла дать ещё. И это обязательно случится.       – Привет!       Девушка перекатилась по полу, выходя из тренировочной позы, непроизвольно откинула волосы и поднялась навстречу. Сатору тяжело сглотнул – на ней были плотно облегающие штаны и его футболка. Правая половина мозга требовала полюбоваться на прекрасное тело в его вещах ещё немного, левая голосовала за то, чтобы немедленно её раздеть.       – Сатору, ты в порядке? Устал?       Годжо облегчённо выдохнул. Вроде бы никаких намёков на отвращение нет. Он подошёл совсем близко и чмокнул покрытый испариной лоб.       – Привет, звёздочка. Тренируешься?       – Фу, я же потная… Не надо, – слабо сопротивляется, но ничего серьёзного не предпринимает.       – Это ерунда. Как дела? Чем занималась без меня?       Он увидел вспышку недовольства в радужках напротив. Мягкие сладкие губки обиженно поджались, но эта волна негатива быстро сошла на нет.       – Можно сказать, всем и одновременно ничем. Сатору, нам, думаю, нужно поговорить, всё обсудить. Что мы будем делать и как строить нашу совместную жизнь. Давай я схожу в душ и мы это рассмотрим? За чашечкой чая.       Мужчина уложил ладони на тонкую шею, размещая большие пальцы у линии нижней челюсти. По спокойному лицу нельзя было понять что-либо, и оставалось загадкой, была ли эта безмятежность напускной.       – Скажи мне, как ты? Что ты сейчас чувствуешь?       Он ожидал едкого смеха, острого сарказма, слёз, криков, ударов. Прошло так мало времени, навряд ли эмоции могли бы утихнуть за это время. Но она в очередной раз удивила его.       – Много всего ощущается, – прикусила губу в попытке сформулировать мысли. Годжо будто ударили под дых. – Как… палитра. Когда намешано много-много красок, и на холсте появляется грязно-бурый цвет. Поэтому я не знаю.       Кажется, это был честный ответ. Сатору всегда хорошо видел ложь. Наверное, это лучшее, на что он мог рассчитывать, если не пытаться идеализировать ситуацию. Наверняка среди всей гаммы эмоций есть что-то положительное по отношению к нему.       – Хорошо, – мужчина поцеловал её в кончик блестящего от влаги носа и мягко прижался к щеке. – Иди.       Его маленькая гимнасточка подхватила бутылку воды и отправилась в ванную, дыша чуть громче, чем обычно. Годжо тоже стоило бы помыться – последний раз он делал это более суток назад, да и то в санпропускнике больницы. Сейчас, не имея возможности отправиться следом за девушкой, Сатору ощущал себя особенно грязным. В мышцах появилось нетерпение – противное, зудящее, кусающее суставы. Порывы заставляли нервно дёргаться, чтобы что-то с ним сделать. Мужчина так и стоял посреди помещения, вслушиваясь в звуки разбивающихся о кафель струй воды. Они были очень приглушёнными из-за расстояния и закрытых дверей, и это бесило. Сатору грубо потёр собственные глаза основанием ладони, стянул с них повязку и швырнул на стол. Нужно было лишь подождать какие-то жалкие десять минут, но это было так трудно… Ладно. Он всего лишь бросит грязные вещи в корзину для белья и всё. Это поможет ему чувствовать себя не таким испачканным.       Дверь в комнату для банных процедур не запиралась, лишь сдвигалась в бок на роликах. Мужчина открыл её бесшумно – не то чтобы ему не хотелось смущать купающуюся, скорее наоборот, но почему-то сейчас было решено поступить так. Годжо не сможет разглядеть её голое тело, ведь звуки водопада доносились из душевой кабинки, а там нижняя часть выполнена из специального матового стекла. Это поможет ему держать себя в руках. Пар стелится по полу, капли беспрерывно грохочут – впору почувствовать себя ниндзя, крадущимся на задание.       Девушка, вопреки предположениям, нашлась стоящей вполоборота у полки с гигиеническими принадлежностями – обнаженная, с завязанными в высокий пучок волосами. Дверь кабинки приоткрыта, из неё валит туман. Наверное, любит поплескаться в очень горячей воде… Сатору разглядывал её лишь пару секунд, но успел впитать каждый изгиб и каждую чёрточку. Она оказалась ещё лучше, чем он представлял. Красивая, неидеальная, но абсолютно совершенная. Со шрамом от аппендицита на мягком животике, с едва-едва выступающими ушками на бёдрах, с синяком на коленке. Годжо вцепился руками в пряди на висках, пытаясь взять контроль над этой поглощающей с головой потребностью обладать. Зачем, почему она так хороша? Отчего так прекрасна?       – Сатору…       Ноги сами несут вперёд. Его нарекли этим именем лишь для того, чтобы она его произносила. Чтобы складывала слоги в слова с любовь, нежностью… Мольбой. Обожанием. Чтобы умоляла его. Умоляла…       – Почему ты тут? – горло охрипло; он и сам поражается тому, насколько сильно.       – Я… гель забыла взять.       Она могла бы прикрыться руками, но не сделала этого. Хотя, наверное, нет на свете чего-то более бесполезного, чем попытки спрятать что-либо от обладателя шести глаз. Сатору видит всё, пока опускает веки, Сатору видит лишь её, когда поднимает их. Мысль схлопнулась, как проколотый иголкой воздушный шарик, оставляя под сводом черепа только вакуум. Он обхватил её за плечи, впиваясь пальцами в обожжённую почти что кипятком кожу; может быть, останутся синяки. Ему бы этого не хотелось, но отпустить, отойти хоть на шаг назад нет сил. Годжо всматривался в любимое лицо так пристально, будто надеялся просверлить в нём сотни маленьких дырочек. Оно выражало какие-то чувства, но не понять, какие. Зато свои ощущения Сатору знал чётко.       «Хочу. Хочу. Хочу».       Сатору схватил её одной рукой ниже загривка и поцеловал, принимая окончательное решение. Он собирался всё выслушать, обсудить, а теперь вот так нагло кусает губы, но что он может сделать? Сатору абсолютно бессилен. Необходимо было попросить прощения, сказать, что ему очень жаль, но все слова повылетали из головы. У языка теперь осталась только одна функция – вторгаться в сладкий рот, извиваться в танце с другим язычком. Ежесекундно Годжо простреливала какая-то молния, сжигала в синем пламени все клеточки тела, но те из раза в раз восставали из пепла, как птица Феникс, чтобы любить её. Девушка отвечала на несдержанную ласку медленно, несмело, и мужчина чувствовал, как сползает чешуей с его кожи вся та въевшаяся кровь, что годами было не отмыть. Он будто поднимался все выше и выше, и теперь, наконец, мог учиться дышать свежим воздухом, после стольких лет, что вдыхал лишь затхлый смрад. Не верилось, что она тоже целует его, что боязливо кладёт ладошку ему на шею, даря своё нежное, уютное тепло. Нужно прижаться к её телу, обнять до хруста, впитать запах – без этого теперь и секунды не прожить. Невероятным усилием воли он заставил себя чуть отстраниться, чтобы распахнуть собственную одежду, вырывая пуговицы. Теперь Сатору мог подкинуть возлюбленную вверх, заставляя обвить корпус ногами, стиснуть её в кольце предплечий, водить рукой везде – по спине, ягодицам, рёбрам – и крепко, до головокружения, целовать.       Мужчина поднёс её к комоду, что стоял у подсвеченного встроенными лампами зеркала, и сгрузил ношу на поверхность. Девушка придерживалась за мускулистые плечи, чтобы не упасть; Сатору жаждал, чтобы она всегда так за него цеплялась. Словно тонет в необходимости в нём. Душ всё так же изрыгал горячую воду, заставляя стелиться пар по низу, но ухо совершенно не воспринимало этот звук. Весь слух сосредоточился на тихом, едва-едва учащённом дыхании, что обдавало щеку. Сатору приподнял пальцами подбородок, заглянул в глаза – растерянные и решительные одновременно. Его не устроило то, что он в них прочитал. Ему нужно было восхищение, боготворение, желание. Хотя нет, требовалось ещё больше. Чтобы она уговаривала не останавливаться, выпрашивала губы, руки, объятия, всё его тело. Чтобы была готова клянчить продолжения, стоя на коленях. Чтобы она нуждалась в нём так же, как он нуждался в ней, а не давала снисходительно-равнодушно свободу действий.       Сатору повёл по гладкой коже шеи носом, снизу вверх, от основания до бьющейся жилки. Он едва-едва касался её, но воздух ощущался словно наэлектризованным. Язык попробовал нежную плоть на вкус, проскользил по тяжу мышцы, слизывая капельки влаги. Это невероятно. Лучшая сладость, что он когда-либо вкушал. В прошлый раз он сумел сдержать себя в руках, ограничившись только петтингом, потому что не хотел сразу давить так сильно. Он не получил удовольствия, в котором так отчаянно нуждался, но смог хотя бы снизить напряжение, отрезвить голову. Сейчас же Сатору не остановится, даже если на землю грохнется метеорит, даже если сто тысяч проклятий особого уровня начнут кромсать обычных не-магов направо и налево. Только она теперь во всём белом свете важна ему. Ничто их не разлучит.       Рот выцеловывал ключицы, пил запах; пальцы гладили то колени, то бедра, то покрывающийся мурашками позвоночник. Девушка ничего не говорила, не сопротивлялась, но и не показывала особой инициативы, однако Сатору помнил, как она отвечала на его поцелуй, и это будоражило. Руки дали привыкнуть к их беспрепятственному блужданию и мужчина, наконец, позволил себе дотронуться до груди. Мягкая, округлая, идеально помещающаяся в его ладонь. Казалось, невозможно сойти с ума больше, но с каждым мгновением, пока они вместе, это происходило. Сатору почувствовал, как вздыбливаются сосочки под его лаской, и застонал. Губы сбежали вниз, оставляя на коже поблёскивающую дорожку слюны, накрыли чувствительный комочек, сразу же втягивая, посасывая. Девушка вздрогнула, чуть выгнулась навстречу; пульс мужчины увеличился на добрых двадцать ударов. Он продолжил играться: потирал ярко-розовые возвышения подушечками, щекотал дыханием и мстительно отмечал, как тонкие пальчики впиваются в глянцевую верхушку комода. Пусть тешит себя, что сможет остаться безучастной; Сатору быстро разобьёт эту иллюзию.       Мужчина провёл рукой по внутренней стороне бедра щекочуще, почти невесомо, чтобы обострить ощущения, не отрываясь от груди. Он поражался своей выдержке, ведь голод, одолевавший при одной только мысли о той, что сейчас находилась напротив, был неизмерим. Однако и спешку Сатору себе бы не простил – он ждал этого момента так долго! Каждая секунда, когда он был рядом и не мог делать с ней всё, что захочет, ощущалась как вечность. Теперь же она здесь, никуда от него не денется, и Сатору словно разделился на две половины. Одна требовала радикальных действий – схватить, сжать, кусать, помечать, вколачиваться на безумной скорости; вторая настаивала на том, что настоящий гурман тщательно прогреет такое изысканное вино в бокале, прежде чем испить. Пока что побеждала вторая, но кто знает, насколько затянется её лидерство. Сатору огладил низ живота и скользнул ладонью к лобку, а потом спустился ещё немного. Температура кожи здесь была выше, чем где-либо ещё – такая логичная и такая потрясающая вещь. Пальцы не вытерпели, скользнули меж половых губ, собирая горячую влагу. Девушка дёрнулась, подавившись воздухом. Внутри молодого человека вспыхнула искра азарта. Вот они, первые признаки его успеха.       Сатору медленно описал круг одной рукой, пощипывая сосок второй. Рот втянул кожу меж грудей и двинулся выше. За ним потянулась светло-красная полоса, которая потом должна перейти в бордовую. Наконец, он нашёл её губы и вновь почувствовал, как сходит с ума от их вкуса. Руки задвигались быстрее, вырисовывали узоры, нежно надавливали, дразняще потирали – всё, чтобы почувствовать сбившееся дыхание. Эти тихие звуки казались самой прекрасной мелодией на свете; хотелось плакать от того, что он наконец-то смог её сыграть. Пусть это только вступление, робкое, несмелое, лишь готовящее к ошеломительной композиции, оно уже задевало все внутренние струны. Сатору боялся, что сердце выскочит из груди, но знал, что она спасёт его, как спасала всегда. Не только техникой – своими бархатными руками, поддерживающим взглядом, очаровательной улыбкой. Своей любовью. Да, она полюбит его. Обязательно, обязательно полюбит.       Мужчина стянул податливое тело с комода, развернул спиной к себе. Помог удобнее расположиться, упереться поустойчивее. Просунул руку так, чтобы беспрепятственно ласкать промежность, но ограждая подвздошные косточки от ударов о угол своим предплечьем. Теперь он мог видеть и аппетитную попу, и изящную спину с выступающими при наклоне вперёд позвонками, и её лицо в зеркале. Мог целовать шею, вдыхать её аромат. Пламя желания бушевало внутри, угрожающе потрескивало, обещая смести всё на своем пути, но он не собирался гореть в нём один. Они вместе спляшут на углях, и она прыгнет туда добровольно, упрашивая взять её с собой. Сатору расстегнул брюки, доставлявшие его возбуждению изрядный дискомфорт, и быстро скинул их, перешагивая, оставаясь в одном белье. Он уже не мог терпеть – прижался пахом к участку между ягодиц и с облегчением потёрся, тихо застонав. Пальцы задвигались быстрее, собрали вязкую смазку и развернулись так, чтобы только большой рисовал цикличные петли на клиторе, а остальные расположились у входа. Один скользнул внутрь; девушка закусила губу, тоненько охнув. Она ужасно тесная; Сатору запоздало подумал, что, возможно, это её первый секс. Эта мысль принесла вспышку восторга. Он боялся спросить наверняка, но утешил себя тем, что точно будет её последним половым партнёром.       – Расслабься… – прошептал прямо в ухо. – Разведи ножки пошире… Вот так…       Она послушалась его наставлений и даже чуть прогнулась в пояснице, отставляя ягодицы, плотнее притираясь к члену, что двигался меж них вверх-вниз. Сатору ласкал аккуратно, умело, наблюдая за реакцией. Её отражение раскраснелось, часто зажмуривало веки, тяжело сглатывало. Ещё один палец проник внутрь, развернулся, упёрся в горячую плоть посильнее. Девушка непроизвольно сжала внутренние мышцы, издала какой-то жалобный, хныкающий звук. Мужская рука огладила горло, вернулась на просящие внимания сосочки. Смазка засочилась интенсивнее. Сатору смотрел на свою любимую во все глаза. Ему хотелось её съесть.       Маг спал со многими женщинами до неё, но ни одна из них не была и в половину так же хороша. Он мог бы получить оргазм только от одного её вида, от одного тихого постанывания, от одного запаха, что источали собранные в пучок локоны. Было даже страшно от того, что будет дальше – возможно, его разум просто не выдержит такого наслаждения. Незаконно быть такой красивой, такой обворожительной, такой желанной. За что она так с ним?       – Тебе хорошо, правда? – требовало убедиться эго. А может, оно хотело заставить поверить в это её. – Тебе ведь хорошо? Посмотри на себя в зеркало. Открой глаза… Посмотри.       Девушка не сразу поддалась его уговорам – пришлось убеждать, добавив третий палец. Она приоткрыла веки сначала нехотя, а потом распахнула полностью. Годжо не мог сдержать стон, видя это изумлённое, стесняющееся личико, которое пыталось надеть маску, чтобы спрятать зарождающееся вожделение. В один момент чётко, явственно, он понял, что больше не выдержит. Это было откровение, инсайд, и не совсем вписывалось в его планы, но, тем не менее, нельзя было с этим не считаться. Сатору хотел, чтобы она сама попросила его об этом, но у него будет ещё много шансов услышать такие нужные стенания. Например, он может заставить её умолять разрешить кончить.       – Ты готова, – рвано произнёс он, вытаскивая пальцы. Она непроизвольно попыталась задержать их внутри, скрещивая бёдра. Ликование затопило всё его естество. – Ты такая влажная для меня, ты… без проблем меня примешь. Не переживай. Не переживай…       Он принялся целовать её спину, пока сжимал в кулаке мягкие складочки и стаскивал боксеры. Головка была готова разорваться от напряжения; возможно, Сатору следовало бы быть осторожнее, но это находилось не в его власти. Он впитывал каждую эмоцию, танцующую в радужке чуть испуганных, но уже затянутых поволокой глаз, наблюдал за расширяющимися зрачками, пока медленно толкался внутрь. Обжигающие стеночки поддавались неохотно, обхватывали член так плотно, что заставляли дрожать от ощущений. Руки придерживали бёдра, чуть тянули на себя, помогая насадиться. Девушка встала на носочки, облокотилась о крышку комода; мужчине же пришлось упереться пятками пошире, чтобы быть пониже. Когда ягодицы соприкоснулись с его тазом, последние остатки здравого смысла покинули череп. Никогда, никогда он не испытывал ничего подобного. Она такая узкая, горячая, податливая, прекрасная, и принадлежит только ему. Никто никогда не отберёт её у него. Годжо понял, что всхлипывает, упираясь лбом в область над лопаткой; понял, что она шипит, но вроде бы не выглядит расстроенной. Он сделал первый толчок; мир перевернулся, звёзды посыпались с неба. Может, произошло что-то похуже, но это не имеет значения, если он может просто входить в это великолепное тело раз за разом. Раз за разом. Ещё, ещё…       – Люблю тебя, люблю, люблю, – шептал Сатору в шелковистую кожу. – Ты даже представить себе не можешь, как я тебя люблю….       Она отозвалась тихим стоном; откинула голову, ловя ртом воздух. Кисти стиснули мягкое тело сильнее, бёдра задвигались резче. Ему хотелось быть в ней так глубоко, как это только возможно, чтобы она и думать забыла о существовании других лиц мужского пола. Ей нужен только он, только он сделает её счастливой, и только в этом случае он сможет быть счастлив сам.       Сатору чуть отклонился назад, подхватил гладкую ножку, согнул в колене и закинул на комод. Потом переместил одну руку к паху, скользнул между половых губок, а второй сжал грудь. Язык слизал божественный вкус шеи, пощекотал мочку. Девушка упёрлась затылком ему в ключицу, замычала чуть громче. Её голова немного качалась от фрикций из стороны в сторону, и Сатору ловил её то шеей, то плечом. Он чувствовал, что не продержится долго – он хотел её слишком давно. Слишком длинный путь пришлось пройти, чтобы иметь возможность подержать её в своих объятьях.       – Тебе нравится то, что я с тобой делаю? Нравится ведь, правда? Ты так сжимаешься вокруг меня… Боги, это так приятно…       Речь сбивчивая, спутанная. Сатору вынужден постоянно сглатывать, потому что видит её, обнаженную, покрытую мурашками от удовольствия в зеркале, и это заставляет слюну чрезмерно выделяться.       – Ты так хорошо отвечаешь на мои ласки, так хорошо принимаешь меня… Так хорошо… Мне так хорошо с тобой, звёздочка моя, тебе ведь тоже хорошо со мной, правда?       Девушка поскуливает, пытается что-то произнести, но не может. Мужчина чувствует, что вот-вот изольëтся прямо в неё, и вытаскивает член, начиная водить по нему ладонью в бешеном темпе. Желание разрядки острое, опаляющее огнём, жизненно-необходимое. Мышцы каменеют ещё сильнее, держать равновесие становится особенно сложно.       – Скажи… моё имя. Скажи. Скажи…       Ему пришлось чуть отстраниться, и безвольное тело завалилось вперёд. Он видит, как нахмурились брови от ощущения пустоты внутри, и это толкает за край. Сперма выплёскивается на ягодицы, пока горло хрипит в экстазе. Это почти лучшее, что можно было бы испытать; это самая яркая победа, самая искромётная шутка, самое чувственное признание. И это всё дала ему она.       На несколько сотен лет, а, может быть, лишь на пару секунд, Годжо выпал из этого мира, перестал существовать. Глаза ослепли, осязание подверглось обливанию кипятком, а потом водой из ледяного ключа; слух не воспринимал звуки. Что-то шипело где-то далеко-далеко, но в пределах ванной комнаты. Душ. Это был душ.       – Сатору…       Это было первое, что он узнал, вернувшись в своё тело, почувствовал всеми органами чувств. Наверное, он опять начал что-то понимать лишь для того, чтобы увидеть ещё не мольбу, но уже просьбу в расширенных зрачках, услышать её в тихом шёпоте. Раскалённая пружина вновь стремительно закрутилась в животе, кровь отхлынула от лица и тут же затопила весь организм с избытком. Он нужен ей, а ему не нужно ничего кроме неё.       – Пожалуйста, Сатору…       Он развернул её лицом к себе, опёр о комод, прильнул к губам. Она сразу же широко раздвинула ноги, с готовностью встретила пальцы на лоне, подалась навстречу. Мужчина восстановился очень быстро, неожиданно даже для самого себя – ведь она уговаривала его, а он не мог ей отказать. Сатору утолил первый голод, и теперь мог наслаждаться ей столько, сколько пожелает.       – Продолжим здесь? – спрашивает, водя уже набухшей головкой от входа к клитору и обратно. – Или пойдём в душ, ммм? Ты же хотела помыться, да? Я думаю, мне очень понравиться тебя купать…       Она подавалась тазом вперёд, жалобно всхлипывала, постоянно пыталась опустить тяжёлую голову ему на плечо и тут же задирала подбородок, ловя очередной поцелуй. Смешно и радостно было видеть её такой, понимать, что всё внимание отдано теперь лишь ему одному, а не той ораве пациентов, карауливших её под дверью. Такая серьёзная, собранная, всё умеющая, а сейчас разбитая на тысячи осколков его касаниями, не представляющая, как собрать мысли в кучу. Вот что он сделал с ней, и будет делать и дальше, до тех пор, пока она не сможет думать только о нём, и ни о ком больше.       Сатору вошёл в неё, легко проскользнув, глубоко, довольно вздыхая. Опять приподнял за задницу, заставляя обхватить его пояс икрами. Ему нравилось вот так командовать, распоряжаться ею, нести куда-то, как куклу, зная, что она безоговорочно за ним последует. Сатору зашёл в кабинку, под струи воды, и они оба синхронно взвизгнули от упавшей на плечи обжигающей температуры. Мужчина прижал ношу к ребристой стенке душевой, одним движением зачем-то стянул резинку, удерживающую волосы. Девушка цеплялась за быстро намокающие плечи изо всех сил, прижимаясь лопатками к стеклу, а бедрами – к Сатору. Он тихо рассмеялся, закусив губу.       – Ох, да… Я так давно, так давно мечтал об этом.       Амплитуда толчков сразу стала резкой, грубой – она уже такая влажная, и ей это никак не навредит. Божественно-прекрасно было срывать с припухших губ прерывистые стоны и биться из-за этого внутри ещё быстрее.       – Ты такая красивая на моём члене… И только моя, ты знаешь это? Ты только моя, – то ли кричал, то ли шептал Сатору. – Ты самая, самая красивая, самая лучшая, самая любимая…        Нежность и желание подразнить причудливо контрастировали в нём, вплетая в голос разные интонации. Он ставил девушку на пол и тут же подкидывал вверх, усаживая на свои предплечья, потому что её кожа была скользкой, но позволить отдалиться даже на сантиметр было невозможно. Он стискивал её талию в руках, чтобы она не падала, и тут же отпускал, наблюдая, как пальчики спешно хватаются за шею, как скрещиваются ноги на пояснице, пытаясь удержать член внутри. Он вколачивался всё глубже и глубже, раз за раз проезжаясь по этим невероятно горячим стеночкам, чувствуя, как те твердеют с каждым движением.       – Говори моё имя, говори… Говори!       – Сатору… – звук был немного фыркающий, потому что вода попадала в нос и рот. – Сатору, Сатору…       – Тебе нравятся такие водные процедуры, да? Неплохо расслабляет, правда ведь? Теперь я всегда буду купать тебя сам.       – Сатору…       – Сейчас я положу руку тебе вот сюда, – фаланги опустились над входящим и выходящим членом, прямо на набухший дрожащий комочек. – И буду ласкать тебя… вот так… И ты кончишь для меня, правда?       – Сатору!       – И будешь говорить при этом моё имя…       – Сатору!       – Нет, будешь кричать. Кричи.       – Сатору! – мужчина почувствовал сильные, появившееся будто бы из ниоткуда, спазмы влагалищных мышц. Хрупкие плечи мелко тряслись; грудь подпрыгивала от каждого безумного толчка. – Сатору! Са-то-ру!       Она выла его имя уже по слогам, содрогаясь в оргазме. Мужчина вёл очень опасную игру – он и сам мог оказаться у финиша в любой момент, но не мог приказать себе отстраниться. Не сейчас, когда она испытывает такое блаженство от его действий, когда губы могут складывать лишь его имя. Он не знал, хотела ли она заниматься с ним сексом в начале или просто побоялась отказать, но теперь ей необходимо это, совершенно точно необходимо. И Сатору даст ей столько, сколько сможет, и ещё немного.       – Боже… Боже… Я люблю тебя…       Он не отпустит её ещё очень долго.       ***       Сатору расположился на софе, закинув ногу на ногу таким образом, что щиколотка упиралась в верхушку колена. Светловолосая голова лежала на ладони, но и в такой позиции мужчина не чувствовал себя достаточно расслабленным. Всё тело окутывало блаженная, разомлевающая усталость, как после хорошего массажа, только в тысячу раз лучше. Он лениво наблюдал, как чуть подрагивающие женские ручки сервируют переносной столик-поднос специально для него, и усиленно впитывал это мгновение. Может быть, совсем скоро в него полетит этот бокал с белым вином, что сейчас зафиксирован в специальной выемке, но пока что вся картина выглядит так, будто его любимая заботится о нём и получает от этого удовольствие. Она чуть обернулась через плечо, будто услышав его мысли, и неловко, едва заметно улыбнулась.       Сатору подождал, пока она поставит поднос поперёк его бёдер, и похлопал по свободному месту возле себя. Девушка замялась, но всё-таки подошла и села рядом, поджимая одну ногу, а вторую опуская на пол. Мужчине понравился тот факт, что он предугадал это действие, потому что частенько отмечал такую позу раньше. Он опустил пальцы на чуть выступающую тазовую косточку, скрытую сейчас его футболкой, и невесомо огладил, срывая с нежных губ тихий вздох. Его возлюбленная заламывала кисти, собираясь с мыслями, и сверлила взглядом пол. Годжо согнул руку в локте, неспешно поднял её вверх, запуская в ещё немного влажные после душа волосы. Аккуратно потянул на себя, укладывая затылок на плечо. Футболка быстро принялась впитывать капли; сырая ткань вызывала неприятные ощущения, но это ерунда. Лишь бы только её макушка, пахнущая его шампунем, всегда была у него под носом на расстоянии повёрнутого подбородка и вытянутых губ.       – Спасибо, звёздочка. Выглядит очень вкусно.       – Я же, – почти неразличимо бормочет она, – Не готовила это. Только подогрела.       – Ты делаешь лучше всё, к чему прикасаешься, – благодушно поспорил молодой человек, беря в руки палочки. – Кроме меня, конечно. Я и сам по себе очень хорош.       Кожа шеи почувствовала лёгкую усмешку. Сатору понадеялся, что девушку действительно повеселила его шутка и такая реакция не являлась следствием обыкновенной привычки.       – Ты хотела сказать мне что-то, – напомнил мужчина, засовывая еду в рот. – Я слушаю.       – Сатору, – выдохнула она как-то безжизненно. – Я... прости меня, что пыталась тебе навредить. Я была полностью дезориентирована, и не понимала, что делаю.       Он кивнул. Вибрации её голоса посылали по телу приятную щекотку. Сатору не стал просить смотреть в глаза – боялся, что спугнёт её, что увидит в них намёки на ложь. Он так исстрадался без неё, так изголодался в ожидании тактильных взаимодействий, совместных развлечений, долгих бесед, что хотел поскорее поверить в её искренность.       – Ничего. Я всё понимаю. И мне следовало бы попросить прощения. Я был несдержан и напугал тебя, обещаю, такого больше не повториться. Продолжай, пожалуйста.       Сатору отхлебнул немного вина, чувствуя, как по венам сразу же растекается тепло. Или оно было подарено её словами?       –Я… когда мы впервые увиделись, я очень застеснялась. Думала, что ты посчитаешь меня глупой, хотя обычно мне всё равно, что там думают незнакомые люди. Вот. И это, наверное, был первый звоночек…       Мужчина хмыкнул. Он был прав, чёрт возьми! И она такая умница, так быстро всё поняла. Теперь они всегда смогут быть вместе.       – И… Ты очень красивый, и популярный, и я, наверное… Может, то, что… Святой Будда, у меня, кажется, язык в трубочку завязался.       Сатору отложил приборы, погладил ладонью нежную щёку, улыбаясь. Потёрся носом о нос и накрыл губы своими медленно, бережно, скользнул в рот, сплетаясь острым кончиком с другим языком. Этим вкусом можно было наслаждаться всю жизнь; это лучше, чем волшебный нектар, слаще, чем самый дорогой шоколад, и свежее, чем тот бутилированный мятный чай из автомата возле техникума. Молодой человек недюжинным усилием воли заставил себя оторваться, чмокнул напоследок самый краешек нежных уст, показывая, что слушает.       – Всё, я распутал. Продолжай.       – Может быть, я просто запретила себе в тебя влюбляться, потому что подумала, что ты чересчур для меня хорош, – выпаливает скороговоркой. Сатору с удовлетворением отметил, что её скулы чуть подёрнулись румянцем. – И было страшно остаться… с разбитым сердцем. Наверное, подсознательно я понимала, что такой, как ты… Не выберет, ну, такую, как я. Вот.       Мужчине понравилась эта мысль. Он потрепал почти высохшие пряди на женской макушке – то ли пожурил, что отзывается о себе так плохо, то ли оказал поддержку, предлагая продолжить дальше.       – Но ты меня похитил.       Годжо заиграл желваками после этой реплики. Да, это соответствует действительности, но слышать такое было противно. Как будто одно-единственное условие вдребезги разбивает иллюзию того, что она здесь с ним по своей воле.       – И это дало мне понять, насколько сильны те чувства… по отношению ко мне… что у тебя есть. Ведь ты… благородный, смелый, умный. Всегда приходишь всем на помощь. И, раз ты решился на такое… – она опять запнулась; мужчина затаил дыхание. – Значит, действительно не видел другого выхода. Значит, действительно любишь меня.       Сатору опять обхватил пузико бокала, поднося его ко рту. Хотелось выглядеть непринуждëнным.       – И теперь, когда у меня есть такая уверенность, я бы хотела раскрыться тебе. Ты ведь… очень дорог мне, и… ты нравишься мне. И мы можем построить отношения, быть вместе, как… оба… того хотим.       Небесные глаза прищурились. Он ясно услышал момент, когда она перестала говорить от сердца и начала подбирать слова, и это насторожило. В какую игру его пытаются втянуть?       – Я не буду настаивать на том, чтобы ты отпустил меня, разрешил вернуться к прошлой жизни. Мне хочется этого, но также мне хочется и быть с тобой, и я согласна отплатить этой жертвой. Я хотела бы показать… свою… не знаю. Преданность? И, когда ты будешь полностью спокоен по этому поводу, возможно, мы бы смогли гулять вместе?       Сатору откинул голову назад, немного сползая вниз по софе. Девушка тоже поёрзала на обивке, подстраиваясь под новое положение. Пожалуйста, пусть её слова окажутся правдой. Пусть она говорит их не потому, что хочет ослабить его бдительность.       – Я понимаю, что ты боишься за меня. Ты сильнейший, и у тебя куча врагов. Афишировать наши отношения – значит, дать им очередной рычаг давления. Но я верю в тебя и твою силу, и знаю, что всегда буду под твоим присмотром и защитой. Поэтому, Сатору, когда придёт время… Когда ты будешь уверен во мне… Пожалуйста, не отметай эту мысль вот так сразу. Я буду рада, если ты подумаешь над этим. Но итоговое решение, конечно, за тобой.       Годжо вновь запустил палочки в блюдо, ухватил побольше, засунул в рот. Пожевал. Повторил это ещё раз, потом ещё и ещё, чувствуя, как взгляд вперивается в него сбоку. Повернулся к ней, даря улыбку, прижался лбом ко лбу.       – Я люблю тебя, моя звёздочка.       Она сама оставила робкое прикосновение губ на его скуле. Сердце запело. Может быть, однажды он действительно сделает так, как она говорит. Но не в ближайшие несколько лет. Она слишком сильно нужна ему, чтобы позволить хоть какой-то ничтожной случайности вмешаться в их союз.       – Ну и мне будут нужны самые разные вещи. Куча вещей… Я бы хотела кое-что изменить здесь, – ладонь абстрактно помахала в воздухе. – Если ты не против.       – Конечно. Я куплю всё, что ты скажешь.       – Но для этого мне нужны каталоги, – осторожно начала она, – Интернет-магазины…       – Нет.       – Да, Сатору, – надавила мягким тоном голоса. – Нужны. Я не смогу угадать нужный артикул или что-то в этом духе… Просто приложение, без авторизации. Я буду тебе показывать, что выберу, а ты закажешь.       Мужчина вытянул губы на манер рыбки и бездумно пошевелил ими, выпуская невидимые пузыри.       – Я подумаю.       – И это наверняка очень большие расходы… Поэтому я предлагаю тебе какую-то часть брать с моего счёта. Я всё равно почти не тратила зарплату, а теперь…       Она споткнулась на полуслове. Сатору хмыкнул. Это так тупо, неужели она думала, что такой трюк пройдёт? Дать возможность всем ищущим её людям в два счёта понять, у кого-то есть доступ к денежкам пропавшей.       – Милая, мне будет в удовольствие делать тебе подарки. Не переживай об этом. Насчёт моего состояния можешь не беспокоиться, оно очень, очень приличное.       – Конечно. Прости, я всего лишь не хотела быть невежливой…       Сатору поцеловал её в лоб.       – Ты просто прелесть, моя маленькая звёздочка.              Вечер был длинным, томным и приятным. Они долго обсуждали, болтали, спорили, но у Сатору Годжо не было ни одной причины для беспокойства. Она никогда его не перехитрит.