Сирень и золото

      — Я так устала от последнего боя, что не могу идти, — Паймон потянулась. — Но мы были на высоте! Слаймы разлетались так вот и вот так, и еще так!       — Ты и не идешь, — проворчал в ответ Итэр. — Да и драться пришлось мне. Из-за тебя, кстати.       — А что Паймон сделала? — она премило улыбнулась и заложила руки за спину. Сработало безотказно. Итэру мгновенно расхотелось сердиться.       — Ты предложила их всех переловить и покрыть глазурью. Предложила очень громко. Так громко, что они сбежались к нам со всей рощи.       — Ну, Паймон правда хотела кушать.       — А как же цыпленок?       — Он был маленьким, — Паймон махнула рукой.       — А две порции овощного супа?       — Мне досталось на самом донышке. Даже не распробовала!       — А мадлены кто все съел?       — А их зяблики растащили, пока ты отвлекся. И вообще, попрекать Паймон последним куском пиццы нечестно! Я так проголодалась, что вспомнила, как мы дарили Нин Гуан слайма в глазури, — Паймон мечтательно потерла щеки. — Вот бы попробовать кусочек. А тут те два слайма и оказались. Ни за что не поверю, что тебе не хочется!       — Ладно-ладно. Признаю, — рассмеялся Итэр. Спорить с Паймон во всем, что касалось еды, было совершенно бесполезно. Еще никому не удавалось победить ее на ее же поле.       Золотистая ленточка, на которую походила дорога до самого высокого острова, наконец закончилась. Итэр с удовольствием наступил на мощеную дорожку, спрятавшись в тени деревьев. Мышцы слегка ныли после боя и парочки особо чувствительных ударов Электро. Кожу неприятно стягивала подсохшая слизь слаймов.       Неподалеку шумела вода горячих источников, предусмотрительно разбитых здесь Аякой. Итэр, по сложившейся привычке, мысленно поблагодарил ее и направился в раздевалку, когда услышал веселый смех и звон посуды с той части острова, которую отвели под источники для девочек.       — Похоже, там что-то вкусненькое едят! — встрепенулась Паймон. — Может быть, заглянула в гости Навия! Пойдём посмотрим?       — Ага, — Итэр прикрыл ладонью глаза. — Могу себе представить, как обрадуются девочки, когда меня увидят. Не хотелось бы получить зонтиком по голове!       — Ой! Паймон не подумала, — она слегка поумерила радостный пыл, но продолжала поглядывать в сторону, откуда доносились звуки.       — Иди, Паймон, — кивнул Итэр. — Я сам справлюсь, а тебе не мешало бы подкрепиться.       — Ура! Ты самый-самый лучший друг!       Не было смысла что-то отвечать, поскольку след Паймон простыл очень быстро. Уж что-что, а возможность поболтать с девчонками и полакомиться сладостями она никогда не упускала. Чайник, где и того, и другого было предостаточно, до сих пор вызывал у нее только восторг.       Зачесавшаяся кожа напомнила Итэру о намерении вымыться. Да и просто расслабиться не помешало бы. Ему редко удавалось остаться наедине с самим собой, чтобы подумать о чем-нибудь, помечтать или просто закрыть глаза и выбросить из головы все мысли. Постоянные приключения были неотъемлемой частью его жизни, но даже они иногда утомляли. Особенно много их стало в последнее время. Впрочем, они прекрасно отвлекали.       Дверь раздевалки открылась бесшумно. В небольшом инадзумском домике, где организовали раздевалку мальчиков, было пусто и прибрано. Полы блестели свежим лаком. На скамейках аккуратными стопочками возвышались белые полотенца. Дверцы шкафчиков для одежды были закрыты.       Итэр быстро стянул с себя прилипающую к телу одежду и повязал на пояс полотенце. День все больше его радовал. Суета закончилась, впереди ждал вкусный ужин и уютная постель. Передышка перед очередным опасным поручением или особенно заковыристой загадкой. Завтра они с Паймон снова отправятся в путь, чтобы помочь кому-нибудь, приблизиться к ответам на свои вопросы или просто не думать. С этим пока возникали сложности.       Взгляд зацепился за прислоненную к дверному косяку трость. Рука потянулась к ней сама собой. Пальцы обвели крупный синий камень, проследили узор и напоследок обхватили, неосознанно подражая знакомому жесту. Вверх к локтю устремились мурашки. Фантомным ощущением в памяти промелькнуло другое прикосновение. Мягкая кожа на шее и плотные чешуйки на груди.       Трость упала. Итэр отшатнулся, пытаясь сморгнуть вставшую перед глазами картинку. Помотал головой, окончательно запрещая себе даже намеки на продолжение этих мыслей. Один раз он уже поддался искушению и едва не попался, второго допустить нельзя. Эмоции и мысли надо держать при себе под неусыпными контролем.       Итэр обошел трость, подавляя навязчивое желание поднять ее, а еще лучше — вернуть хозяину, чтобы встретиться с внимательным взглядом и еще хоть на минуту ощутить приятное покалывание в кончиках пальцев. Он не станет этого делать. Не станет, и все тут.       Раздвижная дверь ударилась об косяк. Легкий ветерок принёс отголоски девичьего смеха из-за бамбуковой перегородки и разбитого между источниками садика. Итэр улыбнулся, представив, как Паймон умело развлекает кого-то рассказом о невероятном приключении, а попутно доедает чье-то пирожное. Сам не раз попадался, но ничуть не злился. Разве что ворчал в шутку.       Усталые мышцы напомнили о себе накатившей слабостью. Шлепая босыми ногами по теплым каменным плиткам, Итэр пытался размять то задеревеневшую руку, то напряженную спину. Местами кожа неприятно чесалась. Надо думать, слизь слаймов окончательно засохла противной пленкой.       — Я люблю мору, мора любит меня, — слова сами собой напевались. — Ла-ла-ла! — под конец Итэр понял, что пытается копировать интонацию оригинальной исполнительницы и рассмеялся. — Надеюсь, сейчас какая-нибудь глазурная лилия не решит, что это слишком.       Горячий источник, организованный Аякой для мужчин и мальчиков, — за последнее уточнение благодарить Кэйю, — уютно спрятался под сводом нависающих гор. Их плотно обступили деревья, а особенно упорные свешивали длинные ветки, подобно шторкам, укрывая купающихся от любопытных глаз. По обе стороны от дорожки то и дело попадались желтые, красные и изредка зеленые кустики.       Итэр шагнул под каменный свод, полной грудью вдыхая ароматный пар. Теперь он чувствовал, что отдых начался. Вокруг, как обычно, собирался уютный полумрак, который разгоняли пара каменных светильников и поблескивающие на дне источника голубые цветы. Тазик с кусачей мочалкой и куском мыла занял почетное место у лесенки.       Подумывая, не избавиться ли от ненужного полотенца — а стесняться в пустой купальне было попросту некого, — Итэр погрузился в воду. Хорошо прогретые ступеньки приятно расслабляли мышцы. Уставшие ноги и руки омывала горячая вода. Именно таким виделось настоящее блаженство, в котором не доставало только бархатного голоса.       — Итэр? — он раздался так неожиданно, что заставил вздрогнуть и распахнуть глаза.       У противоположного бортика, укрывшись в тени, сидел Нёвиллет. Из-за густого пара его удалось рассмотреть далеко не сразу, а когда взгляд самовольно скользнул от светлой макушки к лицу и шее, Итэра бросило в жар. Щеки налились румянцем. Вся уверенность в спокойном отдыхе исчезла, как по велению опытного фокусника.       — Итэр, прошу прощения, если мое присутствие доставляет тебе неудобство, — тон Нёвиллета был хоть и участливым, но слегка прохладным. — Однако мне хотелось бы прояснить возникшее между нами недопонимание, поскольку я чем-то обидел тебя.       Итэр замер. Он слышал и осознавал две совершенно разных фразы. В голове звучали извинения в полумраке театра, когда Итэр впервые встретился взглядом с сиреневыми глазами и не смог выдавить из себя ни слова. Только молчал и пытался собрать воедино расплывающийся образ человека перед ним: ровную осанку, спокойное лицо, длинные волосы, одежду в идеальном порядке. Тогда нос впервые пощекотал аромат моря и сирени. Впору было задуматься о странном ошеломлении, которое вызвало обычное знакомство. Впрочем, справедливости ради, тогда быстро стало не до собственных реакций, хотя самовольный взгляд то и дело цеплялся за высокую фигуру. Оттуда все и началось.       — Недопонимание? Обидел? — поднимавшийся от воды пар и грохот крови в ушах мешал соображать. — С чего ты взял?       — Мои выводы основаны исключительно на наблюдениях. Во-первых, ты больше не обедаешь вместе со всеми. Во-вторых, стараешься оказаться как можно дальше в том случае, если нам приходится встретиться. В-третьих, обрываешь любые попытки объясниться, отговариваясь неотложно возникшими делами, — каждое слово звучало веско и добавляло очередной острый гвоздь в большущую табличку «виновен», которую будто бы прибили к Итэру.       — Не-ет, — он сглотнул, пытаясь совладать одновременно с краской стыда, разлившейся по щекам, и пересохшим горлом. — Ты здесь не при чем. Я правда был очень занят. Там Фремине собрал пингвина-водяного. Мы помогали вылечить мальчика, но на деле оказалось, что болен вовсе не мальчик, а его мама. А мальчик давно умер, — Итэр тараторил, как Паймон. Только что руками не размахивал.       — Хм, — Нёвиллет наклонил голову к плечу.       Итэр поблагодарил горячую воду источника за густой пар, скрывавший выражение его лица. Нет, думать о том, что Нёвиллет злится, было почти невозможно. Пар скрывал самого Итэра, мешая разглядеть стыд и растерянность. Он врал. Напропалую. Без особой надежды на успех.       После того, что натворил в лазарете, Итэр старался не пересекаться с Нёвиллетом. Знал, когда тот приходил в Чайник, и позорно сбегал выполнять чужие поручения. Лишь бы не видеть. Лишь бы не чувствовать огненный шторм внутри. Лишь бы снова не поддаться.       И пусть платить за эту иллюзию спокойствия приходилось своей кровью. Слушать горькие вздохи Бай Чжу. Ловить встревоженные взгляды Янь Фэй. Отшучиваться на прямые вопросы Кэйи. Да, за него переживали все, но никто из них — Итэр был в этом уверен, — не знал истиной причины происходящего.       — Ты не остался безразличным к чужой беде. Поступил благородно и правильно, — констатировал Нёвиллет. Показалось, что его тон стал еще прохладнее. — Полагаю, раз ты здесь, то закончил это поручение. Могу я отнять совсем немного твоего времени?       — Д-да, — Итэр запнулся.       Язык не слушался. Хотелось выдать совсем другое. Пообещать все свое время и самого себя в придачу, но оцепление сковало мышцы настолько плотно, что даже дышать удавалось с трудом. Хотя возможно всему виной был аромат сирени и моря, постепенно пропитывающий густой пар.       — Если причина не в моих действиях, согласно твоим словам, то в чем? Тебе неприятна компания? Или окружение перестало удовлетворять тебя? — Нёвиллет не шевелился, хотя казалось, что сама вода в источнике стала густой и слегка подрагивала в ожидании ответа. — Если позволишь, я мог бы оказать помощь в решении проблемы.       Итэр прикусил язык. Решение у проблемы точно существовало. Оно сидело напротив и, слава Архонтам, пока не пыталось преодолеть кокетливую завесу пара, давая крошечный шанс в очередной раз ускользнуть. Мог, например, прийти кто-нибудь из друзей и разрядить обстановку. Но нет. Время тянулось в молчании. Горячая вода распаривала кожу. По лбу стекали капельки пота. Никто не приходил.       — Ты, — Итэр медленно выдохнул, сжимая кулаки. — Ты не сможешь помочь. Я не расскажу тебе. Это слишком… личное.       — Прошу прощения, если мои расспросы были слишком настойчивыми, — Нёвиллет отступил. — Если вдруг захочешь поговорить, буду рад выслушать.       Легче не стало, хотя Итэр точно знал: его больше ни о чем расспрашивать не будут. Нёвиллет вряд ли продолжит выпытывать ответ. Он наоборот откинулся назад и задумчиво смотрел в потолок грота, по которому переплетались тонкие веточки вьюнков.       Итэр опустил глаза, рассматривая свежие ссадины на коленках. Первой мыслью было уйти и, наспех собравшись, отправится на поиски очередного приключения, чтобы оказаться подальше от источников, от сирени и моря, от Нёвиллета. Но поступить так означало смалодушничать в очередной раз и позорно сбежать от проблем. Стало смешно. Герой Тейвата, о котором ходило столько слухов, просто-напросто боялся. Чего? Он сам себе не мог объяснить.       Украдкой бросив взгляд на Нёвиллета, Итэр подавил горький вздох. Мысли неслись одна за другой, уводя в мир снов, где с каждой ночью прикосновения жгли все сильнее, поцелуи становились дольше, а под пальцами кожа на груди вдруг переходила в чешуйки. И это было правильно. Так правильно, что под веками вспыхивали искры.       Итэра будто окатило кипятком. Хоть вода в источнике и была горячей, но на мгновение показалось, что ее нагревал он сам. Щеки зачесались от жара. Низ живота потянула судорога. Он сжал кулаки и прикусил губу, широко открытыми глазами уставившись в завихрения пара. Лишь бы не выдать себя. Лишь бы Нёвиллет ничего не заметил.       — Есть один… человек, — Итэр будто со стороны услышал свой на удивление безэмоциональный голос, и едва не прикусил язык. — Он самый необыкновенный из всех, кого я встречал. Я понял это, когда впервые его увидел. Пусть наша встреча была очень неловкой, но она принесла мне такое воспоминание, которое до сих пор греет изнутри. Иногда даже слишком, — прозвучало чуть тише.       Итэр не видел, поскольку смотрел исключительно на стену позади белоснежной макушки, но чувствовал, что Нёвиллет слушает. Понимание витало в воздухе вместе с паром и побуждало говорить дальше. В ушах бился пульс, будто он не сидел в горячей воде, а мчался навстречу очередной беде с мечом наперевес, когда шансы выжить стремительно приближались к нулю. По телу пробежала дрожь.       — Этот… человек, наверное, сам не понимает, что делает со мной своим появлением. Мне хочется подойти ближе и одновременно убежать, чтобы справиться с тем водоворотом, который происходит во мне. Я устал быть один на один с собой, я устал противостоять Селестии, Бездне и себе. А этот… человек рушит мой самоконтроль, которого и так нет, легким поворотом головы, — Итэр закашлялся: в горле пересохло.       Повисло молчание. В нем слышалось только его шумное дыхание. Он все еще пытался разобраться, чего хотелось больше — уйти или остаться. Отступать было поздно, раз уже начал говорить. Глупо сейчас искать отговорку, когда слова срывались с губ сами собой. Слишком долго он не говорил с Нёвиллетом. Слишком давно не чувствовал себя настолько свободным. С плеч точно сняли огромные камни, которые он зачем-то таскал все это время.       — Так вот что тебя беспокоит, — негромко ответил Нёвиллет. Голос звучал мягко. Почти убаюкивающе. — Мне жаль, что я растревожил эмоции, которые причиняют тебе неудобство. Люди иногда очень противоречивые существа. Говорят одно, а делают совершенно противоположное. Сложно судить, что на уме у кого-то.       — Очень, — Итэр согласно кивнул. Он не рассчитывал, что Нёвиллет его поймёт. В конце-концов для него — дракона, добровольно отдалившегося от всех, — совершенно естественно просто наблюдать, не примеряя на себя такие запутанные эмоции.       — Это близкий тебе человек? Как господин Кэйя, например?       — Близкий, — Итэр слегка поторопился с ответом, потому замолчал, собираясь с мыслями. — Я считаю его близким. Хочу считать. Но он иначе близкий. Не такой как Кэйя. Кэйя мне друг и брат, но к нему я никогда не испытывал ничего подобного. Мне вообще казалось, что так не бывает, пока я не встретил этого… человека. Каждая встреча с ним, как прыжок с Шипа небесной стужи. Остаешься только ты и высота, которая дышит в лицо лютым холодом. А ты падаешь. Да, в любой момент можно раскрыть планер и замедлить падение, но ты ждешь до последнего, чтобы насладиться этим моментом абсолютного счастья, когда под тобой весь мир, а тебе нет до него дела. Есть только ты и высота.       — Обычный человек может вызывать такие эмоции? — Нёвиллет абсолютно точно нахмурился.       Итэру не надо видеть его лицо, чтобы представить себе излом изящных бровей и внимательный взгляд сиреневых глаз. Сам не раз оказывался под ним, ощущая тот самый полет в никуда. Без планера. Без шанса на спасение. А главное, совершенно добровольно. Сейчас никакой пар не смог бы скрыть замешательство Нёвиллета, за которым явно - или нет - наблюдали слишком долго.       — Обычный? — Итэр почти весело усмехнулся. — Человек, о котором я говорю, вовсе не обычный. Он единственный в своем роде. Оказавшись среди людей, он выделяется спокойствием, отстраненностью и безупречностью. Пусть может показаться, что этот… человек безразличен ко всему, но очень немногие знают, что он заботлив. Просто не так, как другие. Он умеет правильно молчать, когда просто от его присутствия становится легче дышать; задает такие вопросы, которые вскрывают то, что надо бы оставить при себе; очень просто говорит о том, что переворачивает все внутри. Он такой, какой есть. А я… Я сделал то, за что стыдно до сих пор, но если бы мне разрешили изменить прошлое, то я поступил бы точно так же.       — Хм, — Невиллет задумчиво молчал.       Итэр прикрыл глаза и откинулся назад. Он сказал все, что мог. В голове было изумительно пусто. Слова больше не жгли язык. Они все до единого были правдой. Кому как не Верховному судье ее выкладывать? Итэр не жалел. Он знал, что рано или поздно придётся, но думал, что это будет сложнее. Пока лишь слегка кружилась голова от облегчения, и покалывало кончики пальцев нетерпение. Странное состояние «будь, что будет» добавляло спокойствия. Терять уже было нечего.       — Чувства иногда толкают людей на необдуманные поступки. Кто-то отнимает жизнь, кто-то причиняет вред, кто-то делает тот шаг, который заставляет его страдать многие годы. А стоят ли того эти чувства?       — Стоят. Нет, не все, конечно, — спохватился Итэр и замахал руками. А то Нёвиллет решит, что он убил кого-нибудь, особенно расчувствовавшись, и не раскаивается. — Те, которые у меня вот здесь, — он потыкал пальцем себя в грудь, — стоят всего, что со мной было. Они делают меня живым. Пусть иногда заставляют творить очень странные вещи. Дело в… человеке.       — Прошу меня извинить, если я задам чересчур личный вопрос. Можешь не отвечать на него в таком случае, — Нёвиллет оставался спокойным. Замешательство постепенно сходило на нет, и он был готов слушать дальше. — Почему тебе стыдно за то, что ты сделал?       — Ну, — уши и щеки запылали с новой силой. Тут уже точно причиной был вовсе не пар. — Тебе бы понравилось, если бы тебя просто так решил потрогать посторонний человек?       Решение идти ва-банк пришло на ум само собой. Итэру доставляло определенное удовольствие осторожное плетение словесных кружев — все, как учила Фурина, — но постепенно надоедало. Он, кажется, обнаружил в себе силы, чтобы сказать все, как есть. Нужно поступать как с занозой: вытаскивать быстро и не думая. Так гораздо меньше боли.       — Посторонний?       Вода заколебалась. Мелкие волны забились о каменный бортик источника. Итэр оторвал взгляд от стены и не обнаружил Нёвиллета в том месте, где он сидел. Зато его гибкая фигура, все еще скрытая паром, оказалась гораздо ближе. На расстоянии вытянутой руки. Впрочем, руки Итэр на всякий случай скрестил на груди.       — Я обнаружил в твоих словах противоречие, — невозмутимо отозвался Нёвиллет. Его лицо было невозможно рассмотреть, но сердце тут же сбилось с ритма и зачастило. — Ты сказал, что этот человек тебе близок. Тогда почему ты формулируешь вопрос таким образом?       — Я… — Итэр растерялся. Во рту пересохло. Спина покрылась мурашками. — Что это значит?       — Я не стал бы возражать против прикосновений близкого человека. Так ведь люди выражают привязанность, — закапала вода. Итэр не увидел, а представил, как Нёвиллет в задумчивости потирает подбородок пальцами. Жест был настолько его, что воспринимался даже сквозь пар. — Если человек принимает меня таким, какой я есть, в той форме, в которой я вынужден существовать, то я могу назвать его близким.       «В той форме, в которой я вынужден существовать». Слова эхом зазвенели в голове Итэра. Перед глазами пронеслись воспоминания. Шероховатость под пальцами. Первое осознанное прикосновение. Самое удивительное открытие, объясняющее то самое емкое слово «невозможный». Прохладная чешуя под щекой.       — Ты… — Итэр запнулся и, все еще не совсем веря в происходящее, удивлённо рассматривал белоснежную узкую ладонь, протянутую Нёвиллетом.       — Тебе нравится то, что ты видишь? — спросил он.       Пар постепенно рассеялся. Стали видны мокрые белые волосы, прилипшие к шее, внимательные нечеловеческие глаза с узким зрачком, приоткрытые тонкие губы, изящные плечи. Итэр шумно выдохнул. Нёвиллет стоял близко. Очень близко. Их ступни почти соприкасались. Дрожь постепенно охватывала все тело. Неужели это очередной сон? Пока все было очень похоже.       — Да, — ответил Итэр, обхватывая протянутую ладонь своей и поднимаясь на ноги. — Нравится, — медленно повторил он в сиреневые глаза.       И сделал то, чего хотелось с того вечера в темном лазарете — прижался пылающей щекой к груди Нёвиллета. К тому месту, где на ощупь можно было найти плотные чешуйки. По спине стекали капли теплой воды, подчиняясь руке с аккуратными, чуть длинными ногтями. В макушку уперся подбородок. Нёвиллет медленно выдохнул, будто завершая спор с самим собой. Итэр мысленно умолял Архонтов — всех сразу — повременить с проблемами, катастрофами и просьбами. Хоть ненадолго, пока он держал в руках самого невозможного человека Тейвата.