Перелетные птицы держат путь на восток

Солнце было высоко в небе, когда началась свадебная церемония. Я и Малик стояли чуть поодаль жениха, еле сдерживая желание уйти подальше от всего происходящего. Было плохо все: начиная от невыносимой жары и заканчивая самим женихом. Хотя назвать "женихом" шестидесятилетнего ассасина язык едва поворачивался. Моя публичная свадьба почти десять лет назад стала настоящей революцией, оставив аскетичные традиционные свадебные церемонии в прошлом. Все члены братства, беря пример со своего повелителя, стали жениться и выходить замуж подобным образом, хоть и с меньшим размахом. Сегодняшнее мероприятие не было исключением, но ни я, ни Малик искренне не понимали, зачем жениться в таком возрасте, уже имея одну жену и четырех взрослых сыновей. Но, как бы я к этому не относился, долг повелителя все равно выше. Дверь отворилась, и из замка гордо выплыла Мария, пожалуй, чуть ли не единственный светлый момент сегодня. Одетая в светлое свободное платье и с белым шелковым платком на голове, она была похожа на прекрасную богиню из древних мифов. Небрежно перекинув косу через плечо, Мария подошла к женщинам, стоявшим на противоположной стороне, попутно отвечая кивком головы на почтительные приветствия. Она заняла свое законное место впереди и, с игривой насмешкой, жестом показала мне, что все готово, и церемония может начаться. Я дал отмашку муфтию, и свадьба началась. Иса-эфенди прочитал молитву - на моменте, когда муфтий говорил о вреде блуда, Малик едва слышно прыснул со смеху. Моя супруга стояла с непроницаемым выражением и лишь периодически что-то говорила первой жене Абдула, виновника сегодняшнего торжества, наверняка подбадривая женщину. Вот она, женская солидарность, в деле! Показалась невеста, молодая девушка двадцати лет от роду, одетая в красивое платье. Вид у нее был такой, будто она пришла на похороны, а не на собственную свадьбу. Жалкое зрелище, но я был бессилен: все происходило по обоюдному согласию. Невеста шла с опущенной головой, и когда она поравнялась со своим женихом, совсем поникла. — Мы здесь собрались, чтоб соединить перед лицом Аллаха этого мужчину и эту женщину, — громко сказал муфтий. — Ты, Абдул, сын Фатиха, согласен ли взять Хатижу, дочь Мансура, в свои законные жены, любить и почитать, быть в болезни и здравии, до конца твоих дней, пока смерть не разлучит вас? — Да, согласен, — ответил Абдул, слащаво улыбаясь; я заметил, как Мария утешительно взяла несчастную первую жену за руку и что-то прошептала, после чего та выпрямила спину и с пустым, но гордым взглядом смотрела перед собой. — А ты, Хатижа, дочь Мансура, согласна ли выйти за Абдула, сына Фатиха, любить и почитать, быть в болезни и здравии, до конца твоих дней, пока смерть не разлучит вас? — Да, — едва слышно ответила девушка. — Тогда силой, данной мне Всевышним, я называю вас мужем и женой! — оттарабанил Иса-эфенди и жестом указал новоиспеченному мужу, что тот может поцеловать свою жену. Абдул подошел к Хатиже и по-отечески поцеловал в лоб. Мария сильно закусила нижнюю губу, скрывая улыбку, и переглянулась с Маликом, который все время церемонии покашливал, давя смех из-за абсурдности происходящего. — Поздравляю тебя и твою супругу, Абдул! Желаю долгих счастливых лет, — я сказал, подойдя к ассасину; тот почтительно поклонился и с нескрываемым счастьем посмотрел на молодую жену, которая стояла, потупив взор. — И я тоже хочу поздравить тебя в этот удивительный день, Абдул-ханым, — Мария неспешно подошла к жениху, улыбаясь; я знал эту ухмылку: моя жена так же улыбалась на корабле, плывущем в Лимассол, когда чуть не выколола мне глаз. — Благодарю, Мария-ханум, — Абдул перевел на Марию сальный взгляд. — Вы сегодня прекрасно выглядите... В груди поднялся первый росток злости: несколько часов, проведенные под палящем солнцем, свадьба, похожая на фарс, да еже и комплименты от старого развратника в адрес жены. Я сжал кулаки за спиной, пытаясь подавить нахлынувшие эмоции. Малик же с нескрываемым интересом наблюдал за происходящим. — О, будь осторожен, Абдул-ханым, — невозмутимо ответила она. — Ты ступаешь на опасную дорожку. Говоря подобные слова, ты нанесешь оскорбление либо твоим очаровательным супругам, любо твоей сестре по оружию и единственной жене повелителя ассасинов. Мария улыбнулась так очаровательно, что Абдул растерялся, не зная, как отреагировать на ее слова. Впрочем, моя дражайшая супруга не стала ждать ответа, взяла меня под руку, и мы вместе зашли в крепость. — Le Seigneur m'est témoin que s'il me parle encore, je ne peux pas me porter garant de moi-même, [Господь мне свидетель, что если он еще раз со мной заговорит, я за себя не ручаюсь,] — по-французски сказала Мария, пользуясь тем, что никто в Масиафе, кроме нас двоих, не знает этого языка. — Je jure par Allah que je vous acquitterai, [Клянусь Аллахом, что вынесу тебе оправдательный приговор,] — я рассмеялся; как все же приятно делить жизнь с человеком, с которым ты на одной волне!

***

— Наконец это закончилось! — воскликнул Малик, зайдя за мной следом в мои покои, и по-хозяйски развалившись в кресле. Да, свадебный пир был таким же унылым, как и официальная церемония. Все мужчины разбились на компании по интересам, пока новоиспеченный жених бросал похотливые взгляды на служанок. Я и Малик провели большую часть вечера на нижнем ярусе сада, обсуждая дела братства и отсчитывая минуты, когда настанет время первой брачной ночи. Могу предположить, что "счастливая" невеста жаждала обратного. — Да, так и есть, — я сел на кушетку и облокотился о каменную стену. — Впрочем, вечер хоть немного спасли танцовщицы... — Твое счастье, что супруга не слышит тебя сейчас, — рассмеялся Малик. — Что именно не слышу? Мария зашла, как обычно, без стука, вальяжно стянула платок с головы и швырнула его в сторону. Я улыбнулся: за десять лет моя жена безупречно овладела мастерством смены публичных масок, ибо роль супруги повелителя обязывала женщину быть бесстрастной, невозмутимой и холодной; настоящая Мария была полной противоположностью, и я всегда с наслаждением наблюдал, как она скидывает непроницаемую маску, оставаясь наедине с друзьями и близкими. — Это вообще-то покои повелителя! — воскликнул Малик, театрально размахивая рукой. — Это вообще-то покои моего мужа! — Мария воинственно подперла руками бока. — И я тут собираюсь ночевать! А ты что-то имеешь против? — Упаси Аллах против тебя иметь что-то! — мужчина махнул рукой в ее сторону. — Себе дороже. — То-то же, — жена довольно усмехнулась и плюхнулась на кушетку рядом со мной, положив свои ножки мне на колени. Мария уже почти десять лет живет в Масиафе, и я не могу вспомнить и дня, чтоб она с Маликом не перебранивалась. Со стороны может показаться, что они друг друга терпеть не могут, но на деле, если станет нужна, они перережут друг за друга глотки. Мне вообще иногда кажется, что Малик лучший друг Марии, а не мой. — Ну, мальчики, рассказывайте, кому пришла в голову идея за одним столом посадить сразу двух жен и меня между ними? — женщина подперла щеку ладошкой, развалившись на подушках. — Организацией занимался Абдул, — ответил я, посмотрев на жену; она пренебрежительно закатила глаза. — Оно и видно! Старый извращенец! — пренебрежительно бросила Мария. — Не знаю, как вы, но я такого наслушалась, что не буду спать до самого утра. — Не думал, что ты такая впечатлительная, госпожа Ла-Ахад, — усмехнулся Малик. — Даже интересно стало, что же ты там такого услышала... — А я не думала, что ты сплетник, Малик, — Мария ткнула в ассасина пальцем. — Но я расскажу. Знаете, почему Абдул и Хатижа так скоропостижно женятся? — И почему же? — А потому что невеста в положении! А еще женщины говорят, что ее беременность удивительным образом совпала с возвращением в Масиаф Эмира, младшего сына Абдула... — А вы свечку держали? — отозвался я. Забавно, как люди начинают придумывать факты, которые, возможно, не являются правдой. Особенно женщины. Особенно много женщин в одном узком пространстве. Особенно много скучающих женщин в одном узком пространстве. Особенно много скучающих и ненавистных друг другу женщин в одном узком пространстве. — Не нуди, дорогой. Нам же надо было как-то себя развлекать, — прошептала Мария, приподнимаясь на локтях. — И еще мне Садыка-хатун по секрету рассказала, что Абдул... ну... бессилен, как мужчина. — Боюсь спросить, откуда она это знает, — рассмеялся Малик. — Лучше спроси, что он делает, когда доходит дело до постели... — Мария, прошу, избавь нас от подробностей, — сказал я. — ... он берет небольшое железное кольцо и надевает его на... — Мария! — мы с Маликом воскликнули в унисон; женщина же звонко рассмеялась, наполняя своим искренним смехом каждую часть комнаты. Воцарилось молчание. Жена нежилась на кушетке, слегка прикрыв веки, а Малик рассматривал свою ладонь. Я уже начал дремать, как вдруг Мария первая ее нарушила. — Малик, скажи честно, а почему ты до сих пор не женился? — Потому что мне на всем белом свете не найти такой же вредной женщины, как ты, — ухмыльнулся ассасин, задорно подмигивая ей. — Я читала в одной книжке, что где-то далеко на востоке есть такая страна, где одна женщина может иметь несколько мужей... — Немедленно отправляемся туда! — воскликнул Малик. — Эй, я все еще здесь, если вы вдруг забыли! — громко возмутился я, и мы все разом рассмеялись. Раздался неуверенный стук в двери. — Войдите, — крикнул я, смахивая с себя остатки сна. Дверь медленно открылась, и в комнату зашел Дарим, а за ним следом и Сеф. Мальчики были самой большой гордостью и радостью для меня и Марии. Они стали, как бы венцом нашей любви, знаком нашей вечной связи. Появление на свет сначала Дарима, а через два года и Сефа кардинально изменили наши жизни. Материнство смягчило своенравную и порой грубоватую Марию, раскрыло лучшие качества, скрытые в ее душе. Лично для меня сыновья служат наибольшим стимулом, чтоб сделать окружающий мир лучше, чтоб им не пришлось так же страдать, как мне, Марии и Малику. — Мира и покоя, — сказал Дарим и поклонился; Сеф повторил следом за братом. — Почему вы еще не в кроватях? — заботливо спросила Мария, подзывая сыновей к себе, а затем ласково обнимая каждого. — Пап, ты спросил у мамы? — Дарим внимательно посмотрел на меня своими синими глазами. — А? — я сначала не понял, о чем он говорит, пока не вспомнил наш разговор двухдневной давности, когда я пообещал спросить у жены, могут ли мальчишки поехать со мной в Иерусалим. Это была короткая поездка сугубо по делам, но можно себе представить, что дети считали ее почти кругосветным путешествием. — О чем должен был спросить ваш папа? — с интересом спросила Мария и посмотрела на Дарима, слегка наклонив голову. — Папа пообещал взять нас с собой в Иерусалим! — восторженно вскрикнул Сеф, уже не в силах молча стоять за спиной брата. — В Иерусалим? — жена потрепала малыша по волосам, но тут же строго продолжила. — А ты заслужил эту поездку? Мне вот вчера Зюхра пожаловалась, что ты ее не слушал, а под конец еще и сбежал. — Это правда? — строго спросил я, придавая себе серьезного вида; боковым зрением я видел, что Малик сидел с легкой ухмылкой и внимательно следил за происходящим. — Папа, это я виноват, — начал было говорить Дарим, но Мария жестом остановила его. — Не выгораживай брата, — сказала она, но затем смягчила тон, обратившись к Сефу. — Ты понимаешь, что так нельзя себя вести? — Да, — пролепетал мальчик, потупив взгляд. — Что нужно сказать Зюхре при встрече? — "Прости меня, Зюхра-ханум"... — А еще что? — строго допытывала жена. — "Я больше так не буду"... — И еще? — "Зюхра-ханум, у тебя самые красивые глаза на свете!" — не думая выпалил Сеф, чем вызвал у взрослых улыбки на лице. — Повелитель, у тебя настоящий дамский угодник подрастает, — рассмеялся Малик. — Сеф сейчас напомнил мне тебя в Дамаске, когда нам было по шестнадцать... — А что было в Дамаске? — с искренним любопытством спросил Дарим и посмотрел на Малика. — Ничего! — воскликнул я, награждая Малика самым суровым взглядом, на который был только способен: нечего подрывать мой авторитет в глазах моих же сыновей! — Сеф, самое главное: ты должен извиниться и так больше не делать. Ты меня понял? — Да, мама! — воскликнул мальчик. — Я обещаю! — Ладно, поздно уже, всем пора расходиться, — Малик неспешно встал с кресла, потянулся и подозвал к себе мальчишек; затем он заговорщицки подмигнул мне. — Пойдем, парни, попробуем вместе отыскать Зюхру. С этими словами троица вышла за дверь, оставив в комнате меня с Марией наедине. Глаза слипались, и Мария заметив это, неспешно встала с кушетки и ласково посмотрела на меня. — Ты устал, я пожалуй пойду к себе... — она уже направилась к выходу, как неожиданно была поймана за запястье; легкий рывок на себя, и жена была у меня на коленях. — Тебе сил-то хватит? — лукаво спросила Мария, обхватывая своими руками мою шею. — Хочешь проверить? — я нежно провел ладонью по скуле жены, наслаждаясь тем, как она отвечает на ласку. — Альтаир, — прошептала на выдохе она, подставляя свою шею для поцелуев. — Расскажи, что случилось в Дамаске? — Лучше я тебе покажу, — я рассмеялся и встал с кушетки, держа Марию на руках. — Так что, наберись терпения, моя дорогая и самая любимая жена!