навсегда

майк спешно сбегает по ступенькам ведущей в подвал лестницы. — это невероятно! — восклицает он, — всё это время во вселенной, совсем рядом с нами, находится что-то, что учёные практически никак не могут объяснить. — это правда удивительно, — соглашается уилл тоном почти таким же возбуждённым, спускаясь следом, — в голове не укладывается — есть нечто, что не удаётся отыскать, но можно вычислить. и если предположить гипотетическое существование этого, оно полностью объясняется законами физики и подтверждает их, в то время как без него нам пришлось бы доработать законы гравитации, — уилл замедляется, задумчиво сводит брови, — теория о том, что тёмная материя действительно существует, кажется более реальной, чем то, что с физическими законами что-то не так. майк круто разворачивается на пятках и продолжает идти по лестнице задом наперёд — ощупью. уилл смотрит в его переполненное энтузиазмом и счастьем открытия неизведанного лицо. ему нравится такой майк. хотя, пожалуй, уилл так сказал бы про любое его позитивно расположенное настроение. они вернулись с занятия в радиоклубе. на самом деле всё время, отведённое для кружка, они просидели впятером — вместе с дастином, лукасом и мистером кларком — в кабинете естествознания, расспрашивая последнего о тёмной материи, после того как он заговорил о ней на уроке. мистер кларк не возражал. наоборот, ему были приятны рвение и азарт, с которыми все четверо поглощали новые научные гипотезы, и он с радостью рассказывал всё, что ему было известно. к сожалению, знал он не много. как и учёные, занимавшиеся изучением тёмной материи. очень загадочным она оказалась объектом. — меня больше всего поражает именно то, что гипотетическое существование тёмной материи объясняет большинство физических процессов, в которых, если допустить, что её нет, что-то не сходится. это… не знаю, заставляет задуматься о том, как мало известно науке о вещах, которые кажутся очевидными. майк снимает рубашку, бросает её небрежно на стоящий неподалёку диван. остаётся в одной футболке. уилл устраивает рюкзак на спинку стула. — а представь, сколького мы ещё не знаем. и как потрясающе будет, когда кому-то удастся это открыть. мне кажется, самое классное в науке — когда остаются вопросы без ответов, и они заставляют нас искать, испытывать чувство, что есть что-то ещё. что-то удивительное. — мне хотелось бы узнать, как это всё устроено, — майк смешно морщит нос, дёргает плечами, — я теперь спать не смогу. буду об этом думать. он идёт в направлении шкафа, в котором хранятся книги. берёт с полок несколько. уилл раскладывает на стол карандаши, достаёт из рюкзака блокнот. пятница. середина мая. майк и уилл принимают коллективное решение оставить домашнее задание на завтра, а сейчас заняться своими, не менее важными, делами. майк собирался доработать сценарий предстоящей игры. теперь они играли вшестером, и ему было особенно интересно придумывать сложные сюжеты. уилл хотел попрактиковаться в рисовании. с выбором того, что именно он нарисует, у него не возникало трудностей. всякий раз, когда рядом с ним находился майк, ему хотелось рисовать именно его. они болтают о тёмной материи, о предстоящих годовых контрольных, о том, чем заняться на каникулах, и как будет хорошо во время них ещё чаще бывать вдвоём. постепенно их голоса стихают, каждый всё больше погружается в своё занятие. в подвале воцаряется уютная вечерняя тишина, нарушаемая шелестом перелистываемых страниц и карандашного грифеля, касающегося бумаги. майк записывает что-то в папку мастера подземелий. заглядывает в правила игры, которые и без того знает наизусть, листает книгу, лежащую неподалёку. это властелин колец, кажется. уилл не уверен, какую именно майк взял с полки; он просил не подсматривать. уилл рисует его в блокноте, полученном в подарок от нэнси на день рождения. грифельные штрихи ложатся на пористую бумагу превосходно. каждое едва тронувшее поверхность листа касание карандаша оставляет на нём свой след. майк выходит сумбурным, всклокоченным, забавным. динамичным. уиллу нравится. он специально не просит майка позировать, рисует его настоящего, в моменте. он особенно доволен тем, как получаются на рисунке его растрёпанная чёлка, едва заметные крапинки веснушек на щеках и носу. заканчивая набросок, уилл рисует почти не глядя на майка: так хорошо он его изучил за время их дружбы, что детали сами собой всплывают перед его взглядом. только успевай зарисовать. его чуть нахмуренные задумчивостью брови, те самые веснушки, узор которых уилл, кажется, выучил наизусть, тонкий вощёный шнурок, выглядывающий из-за ворота футболки. у уилла такой же. они выбирали их вместе. — твои волосы отросли, — говорит майк. уилл поднимает на него голову. он сидит, отложив книгу в сторону и, понимает уилл, какое-то время разглядывает его. уилл вопросительно выгибает бровь. майк добавляет, склонив голову набок, — мне нравится. уилл молча улыбается, возвращается к рисунку. он заправляет прядь волос за ухо. майк заметил, он делает так всякий раз, когда смущается. майк глядит на него ещё с минуту, скользит взглядом по тронутым румянцем щекам и тоже возвращается к своему занятию. к рисунку добавить больше нечего, и уилл просто любуется им. он представляет, что дома мог бы закончить его в цвете, но ему нравится и так, как есть сейчас. он закрывает блокнот, убирает его в висящий на спинке стула рюкзак. солнце заглядывает последним золотым лучом в окно и исчезает за горизонтом. уилл разминает руками затёкшие от рисования плечи и шею. двигает стул поближе к столу, садится удобней. он укладывает голову на сложенные на столе руки и тихо наблюдает за майком, продолжающим возиться с книгой, руководством к игре и папкой мастера подземелий. уилл думает, сколько бы он на майка не смотрел, этого никогда не будет достаточно. он мог бы смотреть на него целую вечность. буквально. на душе у него становилось тепло, стоило ему только найти майка глазами. в любой ситуации, в любых обстоятельствах. был ли он напуган очередным ночным кошмаром, нервничал ли из-за школы или просто грустил, одного присутствия майка рядом было достаточно для того, чтобы сделать жизнь уилла лучше. иногда он засматривался им совершенно непроизвольно, совсем не замечая этого. нередко это случалось, когда они были не одни. в таких случаях на мамином лице расцветала умилённо-счастливая улыбка, если это происходило за ужином в их доме, а макс недвусмысленно кашляла, когда уилл, забыв обо всём, смотрел на майка глазами-сердечками в компании друзей. уилл задерживается на этой мысли дольше, чем планировал. в последнее время в его сознании всё чаще бьётся робкое, но достаточно устойчивое желание рассказать друзьям правду о их с майком отношениях. уилл невольно считал себя обманщиком. и это ему категорически не нравилось. пусть он знал, ни в том, что они с майком друг к другу чувствуют, ни в том, что молчат об этом, нет ничего плохого, то, что они скрывали это от друзей, казалось ему неправильным. прежде они делились всеми важными происходящими в их жизни вещами. это и сделало их дружбу такой крепкой. уилл чувствовал, что их общая с майком тайна отдаляет их двоих от остальных ребят. эта мысль не давала ему покоя. уилл собирается с мыслями. решается заговорить с майком об этом. — майк, мы должны сказать им, — произносит он вполголоса. — м? — майк неопределённо мычит в ответ, не отрывая взгляда от книги. — рассказать дастину, лукасу и макс о нас, — отвечает уилл. атмосфера в подвале по-прежнему царит уютная, даже умиротворяющая. уилл старается говорить как можно тише, ровнее. мягче. майк оставляет свои записи, поднимает на него глаза. он выглядит по-прежнему задумчиво, серьёзно и теперь самую малость обеспокоенно. — ты думаешь? — друзья не лгут, — жмёт плечами уилл. майк знает, он не давит на него сводом правил партии, но всё равно чувствует укол совести: он чтит их правила и всегда был тем, кто вспоминал о них чаще остальных. — мы не лжём, — бросает майк наотмашь. его плечи напрягаются. — мы не говорим всей правды, — заканчивает за него уилл, — да, но разве не будет правильным сказать им? в прошлые выходные, когда я и макс были в аркаде, не знаю, я чувствовал, что хочу сказать ей. — ты мог бы рассказать, — предлагает майк, — как я оди. макс тоже твоя подруга. — я хочу рассказать всем, — спокойно произносит уилл, — и дастину, и лукасу тоже. они тоже наши друзья, — он делает небольшую паузу и спрашивает, — ты не хочешь говорить им, потому что они… мальчики? — я не знаю. нет. не поэтому, — майк закрывает папку, откидывается на спинку стула, — я не хочу говорить им, потому что мы знакомы так давно. почти всю жизнь. и если мы скажем им… — ничего не будет, как раньше? — предполагает уилл. эти слова, сказанные его голосом, дотрагиваются в душе майка до чего-то такого, о чём он прежде не позволял себе думать. — да, — коротко соглашается майк, в его глазах уилл видит проблески беспокойства, мешающегося со страхом, — да, ничего не будет, так, как было. — не так, как раньше — не обязательно плохо, — отвечает уилл, — ты думаешь, они не захотят больше дружить с нами? — я не знаю, как они отреагируют. и поэтому… боюсь, — честно признаётся майк, — они дороги мне так же как ты. почти точно так же. и я не хочу… не хочу, чтобы… я не знаю, — майк закрывает лицо руками, откидывает голову назад, сидит так с минуту, а потом смотрит на уилла, — да. я не хочу, чтобы они перестали быть нашими друзьями. они… они мне как семья. уилл понимает страх майка перед переменами, сочувствует ему. ему тоже было страшно признаваться своей семье в том, что он отличается. — но это же дастин и лукас, — уилл не пытается ободрить майка — он искренне верит, что друзья не отвернутся от них, — ты же не думаешь, что они станут плохо к нам относиться из-за того, что мы… мы счастливы, — щёки уилла до сих пор краснеют, когда он говорит вслух о их с майком отношениях. он не придаёт этому значения, а вот майк замечает. — из-за того, что мы влюблены? — он с улыбкой поправляет уилла. — да, из-за того, что мы влюблены, — соглашается уилл и улыбается майку в ответ. он рад, что майк, кажется, нервничает уже не так сильно, — в конце концов, они вместе с тобой всегда защищали меня от нападок троя, когда он говорил, что я — гей. — эй, не начинай об этом, — серьёзно говорит майк. меж его бровей ложится складка, какая обычно появляется, когда он особенно недоволен, — меня такая злость берёт, когда я вспоминаю о его насмешках. одно дело, он говорил это просто так… и другое… — если он был прав, — уилл снова продолжает мысль майка, коротко кивнув, — я понимаю: не так обидно, когда тебя называют фриком, но ты точно знаешь, что это неправда, и совсем другое, когда это на самом деле так. — это не так. ты не фрик, ясно? просто люди, такие, как он — придурки, и они ничего не понимают ни в жизни, ни в человеческих чувствах. — хорошо. но тогда, что ты теперь думаешь о дастине и лукасе? могут они отреагировать, как он? — нет. конечно, нет, — соглашается майк. он знает, к чему клонит уилл, — хорошо. ты прав. мне тоже не по себе оттого, что мы молчим так долго. давай расскажем им. уилл тянется рукой через стол, чтобы взять руку майка в свою. майк гладит его запястье большим пальцем. — мы сделаем это, когда будем готовы, — говорит ему уилл. майк кивает. с уиллом ему ничего не страшно.