Пять страниц о любимых

      Оставаться предоставленной самой себе было приятно.              Самостоятельность помогала найти в себе не только сильные стороны, но и безоговорочно слабые места. Дивии думалось, что с ними непременно нужно было покончить: уметь их маскировать, приглушать, чтоб ничего и никто на этой земле никогда не подумал, что она может быть жалкой.              Сочувствие надоедало. Они смотрели на неё, как на брошенную всеми бедняжку.              Их приторная жалость никогда не приносила практической пользы: они спрашивали, как Дивия поживает, бросали многозначительные взгляды, но никогда реально не помогали: все они кричат противоречащие друг другу вещи, сея сумбур.              Неинтересно.              Время горевать давно прошло. Впереди её ждала, как ей казалось, огромная ответственность и бесконечный бой за своё место в Дюжине. Дивии хотелось думать, что её юная наивность и книжный, почти комичный интерес в общении с другими людьми почти угас.              Ей больше не было весело общаться на отвлеченные темы и загадывать, каким будет её спутник жизни. Ей светил лишь успешный, гармоничный союз, и выбора было много…              Но количество никогда не перекроет качество.              Задуматься о чем-то подобном можно было бы только потом, когда все дела улягутся. Когда станет чуть легче. А пока она могла быть свободна.              Да, оставаться предоставленной самой себе было более чем приятно.              Но слабости…              Что-ж, Дивия была молода.              Она могла позволить себе думать об Архате чуть чаще и чуть более глубоко, чем просто о подручном. Блёклые лица европейцев и имитация бурной деятельности Дюжины выгодно оттеняли Архата, как человека.              Она могла положиться на него: он не говорил слишком много, никогда не плёл интриг, делал всё, чтоб госпоже Шарма было лучше.              Он в принципе всегда желал ей только лучшего.              Вечерами, оставшись наедине с собой, Дивия представляла его рядом и воображала сюжеты их встречи. Они были бытовыми, незамысловатыми, ненавязчивыми, но будоражили её сознание так сильно, что, порою, сон пропадал на всю ночь.              Когда луна уже во всю светила в её большое, расписное окно, Дивия давала волю воображению. Прикрыв глаза, она представляла всё новые сюжеты, дразнила себя и распаляла своё тело, поддевая тонкими пальцами ткань трусов.              Она думала о том, как Архат, ищущий встречи, томился бы за её окном. Мотыльки, бездумно летящие на свет, случайно попали бы в её комнату, когда Дивия отворила створки, чтобы впустить желанного ночного гостя.              Если бы они могли избавиться от предрассудков и предубеждений, он был бы желанным гостем вообще всегда. Или перестал бы быть гостем вовсе, но пока…              Пока Дивия представляла, каковы были бы его губы. Ей хотелось почувствовать мягкость ласк на своём лице: часто она думала, что ей бы понравилось, если бы он поцеловал её промеж бровей, в переносицу, но не ниже.              Она знала, как сильны были его руки. Ей бы хотелось, чтоб Архат сделал свои прикосновения «тише»: аккуратно бы гладил её волосы или ободряюще держал за плечи.              Простота его действий располагала бы к тому, чтоб потянуться к нему в ответ.              Тень его рук, скользящая по её телу, ползла бы от лопаток до самих бедер. В своих фантазиях Дивия ловила его дыхание, думая о том, как её губы в сантиметре от его уха шептали бы наивную романтичную чепуху, пока он медленно стягивает с неё одежду, пока её руки змеились по его телу.              В реальности это, наверное, не было бы так просто, но Дивия всегда представляла, как ткань, словно струи воды, просто стекла бы с её тела, растворившись в плотных сухих досках пола, будто бы и не существовали никогда.              Архат же всегда был одет. Она могла позволить себе представить себе его торс, но не более. Её фантазии целиком базировались на том, что она видела своими глазами: когда и без того широкий вырез его одежды трепал ветер, или, наклонившись, Архат ненароком демонстрировал своё поджарое тело, отчего Дивия теряла самообладание.              Поэтому каждую ночь он вставал перед ней на колени. Молча.              Дивия знала многое о своем теле и его возможностях. Оставалось лишь надеяться, что кто-то, в кого она ещё влюбится, будет понимать её так же хорошо, как она саму себя. На месте Архата было тяжело представить кого-то другого.              Печально.              Часто Дивия ловила себя на мысли, что это задевало. Видел ли Архат, как она смотрит на него? Дивия только этого и ждала. Окажется ли он настолько благородным, что отвергнет её?              Пока другой Архат ненавязчиво поглаживал её бедра, Дивия сжимала кулаки, но не от гнева. На внутренней стороне ладони уже образовались саднящие ранки – так часто она злится.              В моменты, когда выдуманный ею Архат приходит её навестить, они не беспокоят её.              Слияние боли и удовольствия позволяло Дивии балансировать на грани фантазий и яви, а сценарии становились всё более яркими, мощными по силе ощущений, совсем естественными.              В её фантазиях Архат молчал, лишь поглядывая на неё снизу вверх, ловя, как дёргаются её губы, как она зажмуривается, пытаясь сконцентрироваться.              Сознание плывёт. Почти теряя связь с реальностью, Дивия погружается в свою голову, и образ Архата становится чётким. Она видит, как ночной ветер гуляет по комнате, и как от внезапного холода руки Архата покрываются мурашками.              Она это исправит.              Дивия трепетала от томных прикосновений, которые легко, как перышко, скользили по её телу, заставляя вздрагивать от странности, мягкости, интимности момента. Каждое касание пускало электрический разряд, пробегавший по её позвоночнику.              Архат легко улыбнулся: в его глазах мелькнуло что-то похожее на признательность.              Фиолетовые блики темноты на его ключицах и рельефе мышц контрастировали с его добродушным лицом. Всегда, когда Дивия думала об этом, она представляла, что Архат смотрел бы на неё, как ей хотелось, с интересом.              Силясь вспомнить, так ли это на самом деле, Дивия открывает глаза, и, внимательно глядя на Архата, касается большим пальцем его верхней губы. Архат всегда стоял строго рядом с ней, как эталон абсолютного служения.              Рядом с ним она была решительна, страстна, но одинока. Кажется, Архат действительно спасает её от многих невзгод?              Даже в своих мечтах Дивия знала, что никого лучше него в природе не существовало. Ей почти жаль себя, ведь она обречена стать женой британца. И это было несправедливо.              Сладкая фантазия теряется в переживаниях. Архат сводит брови в непонимании.              Дивия поглаживает его волосы, пока внизу живота нарастало напряжение. Её тело сжималось, как иссыхающий фрукт, когда она подходила к пику и когда думала о том, какая судьба ей уготовлена.              Далекая безупречность их нежные отношений с Архатом нарушают первые мысли о реальности. Сладкая нега скоро совсем растает.              Это жестоко.              Глаза Архата блестели будто от слез, которыми Дивия иногда заливалась долгими ночами, думая о своей жизни. Она ловит на себе его взгляд. Почти осмысленный, сочувствующий. Ночные шумы разом глохнут и Дивия не видит перед собой абсолютно ничего, когда подступает оргазм.              Ноги сводит, и сознания Дивии на секунду очищается. Возвращаясь в обыденность, она хватается за последние остатки своего видения, думая, что бы сделал Архат.              Опережая её мысли, Архат, растворяясь в темноте комнаты, последний раз сжимает её щиколотки.              – Госпожа, нет вещи важнее, чем ваше счастье. Вы что-нибудь придумаете. Обязательно придумаете.              Дивия удивлена. Подсознание, без воли её же подсказывало, что не всё так плохо. Голос Архата был настоящим, близким, полным эмоций. Она не могла это выдумать.              Слепнущая луна скрывает образ ночного гостя, а тело Дивии постепенно расслабляется.              Она не спит всю ночь.              Приятное снятие напряжения всегда погружало в трудные мысли о будущем. Она ощущала, как крепнут её чувства.              Архат ни в коем случае не виноват в том, что ему не посчастливилось стать единственной опорой Дивии в трудную минуту. Не посчастливилось попасться ей на глаза таким красивым, но недосягаемым.              Дивия всегда приходила к выводу, что слова любви, произнесенные не тем, кто не достоин их говорить, ранят её сильнее, чем несбыточная мечта о недоступном ей человеке. Горячее напряжение мешает досадливо цыкнуть: расслабь она губы, слезы потекут сами собой. Тело слабо горит в местах, где плутали руки Архата, даже если и в мечтах, и Дивия накрывает себя руками.              Отдана или взята – всё одно.              Прозревающая заря лениво поднимает её с кровати, и Дивия, хватаясь рукой за прикроватную тумбу, тяжело вздыхает. В груди теплится надежда на лучшее, но и та, с каждым прорывающимся в комнату лучом света, отдаляется.              Ранним утром, когда Дивия, уже собравшись, лениво плетется вниз по лестнице, её уже ждет он.              – Госпожа, вы выглядите очень довольной. Это хорошо, потому что…              Архат говорит и говорит. В последнее время жизнь преподносит много сюрпризов и новостей, и Дивии следует быть в курсе. Сводка последних событий сливается воедино с пением птиц за окном, и она не может уследить и за половиной того, о чем говорит Архат.              Музыка его голоса не несет в себе слов, - только трогательное звучание, западающее в глубины трепещущего девичьего сердца.              Она натренировала себя контролировать эмоции, но, видя Архата, мышцы лица то и дело отказывались слушаться. Дивия не сдерживается, и, вместо приветствия, одаривает его лучезарной улыбкой.              Он улыбается ей в ответ.              Дивия нравилась его внешность. Душная индийская погода порой играла на его терпкой коже, и капельки пота блестели в приглушенном свете свеч, как драгоценные камни в шахтах Шарма.              Да, определенно.              Она обязательно что-нибудь придумает.