Безответно одиночество мое

Сидя в машине, Катерина анализировала — каким образом разочарование оттого, что она не встретилась с Андреем, сочетается с огромным облегчением по этому же поводу. Это был странно, чуть менее странно, чем то, что она вообще поехала в его офис, не позвонила, а вот так — решила свалиться, как снег на голову. С другой стороны, назвать ее спонтанный визит «осознанным решением» у нее самой язык не поворачивался. Несколько дней она думала о том, позвонить ему или нет, и еще два дня, куда бы ни ехала, совершенно случайно оказывалась неподалеку от здания, где «Зималетто» теперь снимало несколько этажей. Сегодня Катерине надоело делать вид, что появление Жданова в ресторане совершено ее не трогает, и она сдалась — призналась, что хочет его увидеть. Правда, в том, что еще больше ей интересно узнать хоть что-то о спутнице Андрея она сознаваться не спешила. Несколько раз, пока вахтер на входе внимательно изучал ее паспорт, и позже, пока она разбиралась в хитросплетениях коридоров, возникало желание бежать отсюда, и одновременно бросало в жар — сейчас, еще несколько минут и она снова увидит его, Андрея… И вот разочарование напополам с радостью, словно приговор отложили. Катя завела машину: хватит размышлять — через сорок минут встреча, а еще надо хоть бегло просмотреть договор, поправки… Как же надоело! Все одно и то же — договора, контракты, поставщики, клиенты, закупка, продажа и больше ничего. Деньги, внешность, «устроенность» — кому это надо? Вечером — пустой дом, по выходным — визиты к родителям, и редко, очень редко, все реже — театр или вернисаж. А вот Андрей успевает мелькать на страницах светской хроники, менять спутниц, менять секретарш… Стоп. Катя вышла из автомобиля, хлопнула дверцей со всей силы — это никуда не годится! Почему, ну почему он не оставит ее в покое? Почему ему надо было прийти именно в этот ресторан, зачем ему понадобилось подходить, небрежно вручать визитку, оставлять право выбора, словно дразня? И самое интересное — почему он взял такую секретаршу? Катя остановилась, не дойдя нескольких метров до лифта. Мысли об этой девочке доставляли просто-таки физическое неудобство! Она вблизи была не так похожа не нее саму, на 25-летнюю Катю Пушкареву, но все же — сходство было! Катя помнила свое первое впечатление, после того, как она снова увидела эту… Катю… в приемной. «Неужели я была такой? В ЭТО нельзя влюбиться. ОН не мог меня любить, я все правильно тогда решила и правильно не простила. Он не мог любить меня такой, — пронеслось в голове за секунду, но уже в следующий момент ее прекрасное умение анализировать дало о себе знать: — Если он тебя не любил, то зачем взял на работу девочку, так напоминающую тебя?». Она рассматривала своего дубля и думала: неужели этой девчонке предстоит пережить все то, что пережила она, и вдруг именно эта Катя, как ее там — Олешинская? Алешина? Альшанская? — а не Екатерина Пушкарева сможет стать счастливой с господином Ждановым. — Ну и бред! — Катя мотнула головой, решительно пересекла холл и нажала кнопку вызова лифта. — Просто совпадение! Переговоры прошли успешно. Катерина была чуть более сосредоточена, чуть более непримирима, и смогла сторговаться еще выгоднее, чем планировала. — Ну хоть какая-то польза от всей этой истории, — прошептала она, еще раз перечитывая договор. — Замечательно! *** Он ей приснился. Она не помнила своего сна, но в нем точно присутствовал Жданов! Пушкарева застонала и уткнулась лицом в подушку. Да что же это такое! Ну почему она думает и думает о нем! Или всему виной та девочка в его приемной? Может, все дело в том, что она свои присутствием в его жизни доказывала, что тогда, десять лет назад, Пушкарева Екатерина Валерьевна — железная леди и умная женщина ошиблась? Ошиблась фатально, так и не сумев поверить? Она никогда не понимала Андрея. Всегда принимала и любила, но не могла разгадать. Он все время, невольно, интриговал и путал, то и дело оказываясь не тем, не таким, каким она ожидала его увидеть. То чуть не уволил без причины, потом вырядился в женское платье, потом был одновременно надменным, резким, но таким родным и благородным, влюбленным в нее, смешную — как бы она не убеждала себя в обратном, испуганным, страстным, лживым… А после того, как она прочитала злосчастную инструкцию, его образ и вовсе раздвоился. Разум кричал ей, что он — подонок и мразь, но сердце упорно не соглашалось верить в это. И вот снова — она не может просчитать его шаги, не может понять причин, по которым он поступает так, как поступает. Да еще страх — не страх, испуг? Тревога? Он позвонит, спросит, зачем она приезжала, и что она ответит? Сердце пропускало удар, потом начинало частить. Позвонит? Нет? Хоть бы позвонил! И хорошо бы не застал и потом мучился! А если на мобильный? Не брать трубку или? Да он же телефона не знает! Узнает, если захочет. А вот захочет ли? Встав с постели и автоматически приводя себя в порядок, Катерина успокаивала себя — ну что, в самом деле, страшного? Позвонит, она скажет, что была неподалеку и просто решила заглянуть, поболтать по-дружески, почему нет? Что в этом такого? Они взрослые люди, и столько лет прошло, в конце концов, все прошло, все! И заросло травой. Ее визит — тому подтверждение, разве не так? Вот если бы она проигнорировала его, то тогда Андрей мог подумать, что для нее он еще что-то значит! Или он тоже, просто хотел быть вежливым? — Нет, это невозможно! — Катя закрыла двери квартиры, закрыла глаза, глубоко вдохнув и выдохнув. — Это просто невозможно! Ну почему же он не звонит? *** — Это все? — Да, — Катя закончила отчитываться перед Андреем, захлопнула органайзер и довольно улыбнулась. Андрей ответил ей улыбкой. — Да вы просто молодец, Катя! — заметил немного удивленно. Он чуть было не добавил «не ожидал», но сдержался. Честно говоря, он с тревогой думал о том, как Катя управится тут без него, и корил себя, что дополнительно не подстраховался, а оказалось, она может вполне успешно справляться с поручениями. Неужели один поцелуй все так изменил… для нее… Ну тогда он тем более поступил правильно. Мысли о том, что надо бы ее уволить, что это пока она ничего не ждет от него, или ждет, но молчит, а потом, как и другие начнет тянуть — его время, его силы, а может и деньги, ушли, стоило посмотреть в ее глаза. Нет, эта Катя, как и та, ничего требовать не будет. Уж что-что, а отличать настоящее от поддельного он, спасибо Пушкаревой, научился. — Ой, простите… Еще заезжала одна женщина… — Катя замолчала, вглядываясь в лицо шефа. — Так? — он никак не прореагировал, даже взгляда от бумаг не поднял, и Катя уже смелее продолжила: — Екатерина Пушкарева, она сказала, что вы виделись, случайно… — Я знаю, кто это, — прервал ее пояснения Андрей, поднимая голову, — спасибо. Екатерина Валерьевна… просила что-то передать? — Нет, она сказала, что просто так заехала, была рядом тут, по делам, — Катя, закусив губу, стараясь скрыть свой интерес, рассматривала Андрея. Отчего-то было очень важно — как он отреагирует на появление тут ее тезки. — Хорошо, — он стал перебирать документы. — Я пока просмотрю все и вызову вас. И сделайте кофе, пожалуйста, — добавил, снова погружаясь в изучение документов. Катя кивнула и бесшумно выскользнула за дверь. Улыбалась, заправляя кофеварку, улыбалась, с особым усердием складывая льняную салфетку и ставя на поднос чашку. С чего она решила, что эта Екатерина Валерьевна что-то значит для Андрея? То, что она тезка? Разве мало Кать вокруг? Он слышал, как Катя суетится в приемной, готовя кофе, постарался сосредоточиться на том, что читал, но уже через секунду отодвинул документы в сторону. Значит, она приезжала… Все-таки приезжала. Зачем? Дань уважения? Ерунда! Показать, что она может быть рядом с ним, и ничего в ее душе не встрепенется? Слишком сложно. А может, и правда — ничего не встрепенулось? Нет, он не мог в это поверить, даже если бы хотел, тем более он — не хотел. Она приехала, значит — намеревалась его увидеть, а по какой причине — вопрос десятый. Теперь она, наверняка, будет ждать его ответного хода. Позвонить? Найти её телефон не проблема — было бы желание, но вот надо ли это делать? Госпожа Пушкарева своей визитки не оставила, а значит — начни он ее разыскивать, сразу решит, что он в ней заинтересован, слишком заинтересован. А это же не так! Значит — остается ждать, когда она, случайно (на самом деле или нет — не важно) заедет сюда или новая случайность не сведет их. Так и надо сделать. Еле слышно скрипнула дверь — Катя принесла кофе, и Андрей снова уперся взглядом в документы. Надо же — эта девчонка, похоже, ревнует. Сама не осознает, но уже ревнует. Рассказывала о Пушкаревой, а у самой голос изменился. Поняла, что тезка когда-то значила для шефа столь много? Вряд ли, нынче в Екатерине Валерьевне не угадаешь гадкого утенка — теперь она Царевна Лебедь, не иначе, с гордой посадкой красивой головы, с плавными, безумно женственными движениями и холодными глазами. А ведь когда-то была другой — такой угловатой, но милой и теплой, такой живой… — Вот, кофе… — Спасибо, Катюш, — ответил он тепло. Она вспыхнула, улыбнулась довольно, не поняв, что сейчас перед ним стояла та Катя. Альшанская убежала, а призрак Кати Пушкаревой остался рядом. Катя-Катерина, маков цвет. Он так и не смог принять, что она его не простила. Понимал — почему, но принять не смог. Не смог принять, что этот нежный и такой хрупкий с виду человечек имел железную несгибаемую волю. Она всегда восхищала его своим умением, подстраиваясь, оставаться собой, идти по краю в переговорах и одерживать верх. Смешная, милая, нежная и такая непреклонная! Сколько он бился, чтобы доказать ей, что он любит его — все было тщетно. Он словно врезался в железобетонную стену, с разбегу, разбивая душу в кровь и тупо надеясь, что вот сейчас Катерина дрогнет, что вот сейчас поймет… Несколько раз у него ощущение, что она поддается. Тогда, у ресторана, в котором она обедала в компании с Воропаевым, они стояли возле ее машины, и он на мгновение почувствовал, что она откликается, что стены, выстроенные ей, начинают рассыпаться. Он помнил это ощущение дрожи «вот, вот, ты же любишь? любишь! ты же тянешься ко мне…», но в следующий момент она опять замкнулась — чуда не случилось, она не поверила. И ему казалось, что тогда она не верила не ему, а себе. Странное, иррациональное чувство. И слабым утешением было то, что в превращении ее в лебедя была его заслуга. Не случись этой истории, вряд ли бы она так изменилась, но он бы не, задумываясь, променял красивую и холодную светскую даму на ту дурнушку, которая смотрела на него так, как никто и никогда больше не смотрел. Никто и никогда? — тут же услужливо память подсунула образ Кати Альшанской, ожидающей одного его взгляда, одного движения руки, чтобы положить у его ног свою жизнь. Как вниз с американских горок — захватывающее чувство. Заманчиво, так заманчиво… но — нельзя, это будет неправда, это будет подделка… Но все же осознание своей власти над почти-Пушкаревой приятно кружило голову и щекотало нервы. Да еще твердая уверенность, что ЭТА Катя в отличии от ТОЙ простит все, не устоит, поверит любому мало-мальски правдоподобному объяснению. И даже что-нибудь наподобие той глупой инструкции он смог бы объяснить ЭТОЙ, да и не стала бы Альшанская, умирая от причиненной им боли, так упорно скрывать свое знание. Не стала, и этим она, пожалуй, лучше Пушкаревой, а может… хуже?