Безответно одиночество мое

У нее никогда не было вредных привычек. Никогда, до недавнего времени. Она не курила — ни разу в жизни, не пила — разве что бокал хорошего вина по случаю, к кофе относилась равнодушно и по мужикам не шлялась. На задаваемый в шутку Колькой вопрос: «Госпожа Пушкарева, как же вы расслабляетесь?», она отвечала: «А я и не напрягаюсь». Но оба — и она, и старый друг знали, что напрягается, и всегда напрягалась так, как другим и не снилось. Еще с тех самых пор, когда стараниями Жданова впряглась в дело вытаскивания «Зималето» из кризиса, даже раньше — с того самого бизнес-плана, написанного в невозможно короткие сроки. Но, наверное, папино воспитание, помноженное на характер, давало о себе знать: спасения и забытья от работы Катерина не искала, скорее — наоборот, в работе забывала все, что мучило и тревожило. Может, благодаря этому, она в короткие сроки превратила маленькую фирмочку, занимающуюся ризографией, в солидную полиграфическую компанию. И пусть до размаха «Зималетто» было еще далеко, Катю все устраивало. Устраивало до той памятной встречи с Андреем, а потом что-то сломалось и пошло не так. И это ее внезапное решение заехать к нему в «Зималетто», и подстроенная случайная встреча на приеме… А теперь первая за всю жизнь вредная привычка — каждый вечер, решив все деловые вопросы и заперевшись в своей квартире, Катя позволяла себе долго и обстоятельно мечтать об Андрее. Катерина понимала, что это попахивает безумием, что это неправильно и недостойно, но решила позволить себя маленькую слабость — не так много было их в ее жизни. Она утешала себя тем, что хуже никому не будет, а главное — никто и никогда не узнает, как Екатерина Валерьевна, держащая в узде большой коллектив и безжалостно давившая конкурентов, свернувшись клубочком в кресле, придумывает ежедневно новые истории своей несбывшейся жизни. Что, если бы она простила Андрея и не уволилась тогда из «Зималетто»… Что, если бы она поверила ему тогда, после совета… Что, если бы она не стала показывать реальный отчет… Что, если бы она тогда, когда видела Андрея год назад, то не стала бы прятаться, а подошла бы… Что, если бы… Она придумывала истории, стараясь не увлекаться романтическими моментами и заставляя себя не думать о его поцелуях и прикосновениях — еще не хватало стонать от перевозбуждения и желания, нет, до такого она не опустится! О, ни за что! Но чем больше она гнала от себя такие мысли, тем чаще видения, в которых Андрей целует ее, посещали ночами. Катерина просыпалась и уже не могла уснуть до утра. Прошло почти две недели с их последней встречи, а он не звонил, все не звонил. Катерина решила, что не будет сама искать встреч с Андреем, но решимость таяла день ото дня — она сама уничтожила ее своими мечтами, она сама растревожила свое сердце. Она слишком увлеклась теоретическими измышлениями на тему: «Какой Андрей теперь?». С каждым днем все труднее было скрывать от себя, что ей мало грез, она хочет заново познакомиться с господином Ждановым и, возможно… Но он не звонил, а значит опять, как и когда-то, надеяться было не на что, потому что проявлять инициативу сама Катерина больше не собиралась! *** Он думал о ней. Часто, слишком часто за последнее время. Теперь, когда их отношения перешли в разряд «старые друзья», он имел полное право, не боясь быть навязчивым, позвонить Пушкаревой, пригласить ее куда-нибудь… Но все же медлил, словно ждал чего-то. Ее первого шага? Знака, что он ей небезразличен? Но Катя не звонила. Ждет его звонка или же… или же Андрей Жданов для нее больше ничего не значит, и Пушкарева думать о нем забыла? Странная закономерность, — вдруг пришло ему в голову. — Пушкарева не дает о себе знать, и Альшанская, ее копия, ее клон, вдруг резко охладела к нему. Что же с ней такое происходило? Андрей даже почувствовал некий слабый интерес — чем были вызваны такие резкие перемены в поведении его секретарши? Раньше, еще совсем недавно, она так преданно, совсем по-собачьи смотрела на него, разве что хвостиком не виляла, а теперь? Холодная отстраненность, ледяная вежливость. Он стал внимательно присматриваться к ней, хотел понять — настоящее ли это? Вдруг, и вправду, нашла себе другой объект для обожания. Или все же ее равнодушие — напускное? И он заметил, что иногда, на мгновение, Катя становится прежней. Все возвращается — затуманенные взгляды, томный румянец, дрожание губ. Так что же, она играет? Кокетничает — так топорно и неумело? Пытается вызвать в нем интерес себе? Накатила усталость — все-таки все женщины одинаковы, и как же утомительны их ужимки, их попытки завоевать мужчину. Опять он в роли дичи. А потом пришла злость — нет уж, Катенька, ничего у вас не выйдет! Я вас выведу на чистую воду! Он с неожиданным для себя азартом включился в эту игру. То вел себя официально, по-начальственному, но вдруг — иногда, четко дозируя эти моменты — говорил с ней ласково и нежно, понижая голос почти до шепота, зная, как это действует на девушек. И с удовольствием видел, как спадает с Альшанской криво надетая маска равнодушия, как проглядывает сквозь нее прежняя влюбленная девочка. «Это будет вам уроком, Катенька, — думал он. — Не стоит ввязываться в игры, в которых ни черта не понимаете. Это опасно, знаете ли…» Ему не было ее жаль, почти не было — в конце концов, она сама все это затеяла. *** Его звонок, хоть она и ждала его, оказался полной неожиданностью. — Привет, — он говорил таким тоном, словно они расстались вчера, словно они — действительно старые приятели и не более того. — Как дела? — Спасибо, все хорошо, а ты… — она не знала, что спросить, о чем говорить с ним. — А ты как? — Если рассказывать обстоятельно, то это долго… Может, посидим где-нибудь? Поужинаем, как думаешь? — Да, замечательно, посплетничаем. Так интересно — что с кем стало, ты же общаешься, с… ну, со всеми, — она словно искала оправдание этому свиданию (это не свидание, встреча, — мысленно поправила себя Катя). — Да, мне тоже интересно: как Валерий Сергеевич, как Елена Александровна… Катю приятно удивило, что он, спустя столько лет, помнит имена родителей. — Тогда в семь, в «Моцареле баре»? Недалеко от твоего офиса, и мне удобно — по пути… — предложила она. — Да-да, я знаю. Я зарезервирую столик. *** Это были самые ужасные, самые трудные дни в ее жизни. Две недели назад Альшанская пообещала себе гордо, что справится со своими нелепыми чувствами, сможет побороть их, и иногда ей казалось, что у нее получается. Но потом она заходила к Андрею… Павловичу, и ей требовалась вся выдержка, чтобы не выдать свою сумасшедшую влюбленность. Она смотрела, как он подписывает документы, как сосредоточенно смотрит на экран монитора, щелкая мышкой, а сердце таяло от любви. Катя от души надеялась, что он ничего не заметит — ведь если Андрей поймет, что она так глупо влюбилась в него, он… конечно, он не посмеется над ней, он ее будет жалеть, а это еще хуже… И уволит, потому что это верх непрофессионализма — влюбляться в своего босса. А потом она перестала что-либо понимать. Он то был с вежлив и холоден, то… как она должна была понимать эти взгляды, этот безумно сексуальный хрипловатый полушепот? А иногда он касался ее руки или — о Боже! — приобнимал за плечи, когда они сидели рядом, и он давал ей очередное задание. Раньше он так не делал, почему же?.. Нет, она не думала, что он влюблен и пытается ухаживать. Это совершенно невозможно, ведь у него есть его Нефертити… А у нее просто слишком богатое воображение, вот ей и кажется, что… Нет-нет-нет, нельзя об этом думать! Катя держалась — из последних сил, но с каждым часом, с каждой минутой, проведенной рядом с ним, ей становилось все труднее скрывать свои чувства. *** Да, было увлекательно — иногда до такой степени, что он весь отдавался этой игре, и в такие минуты Катя Альшанская уже не связана была для него с Пушкаревой, не напоминала ему девушку, которую он некогда любил. Он и о самой Пушкаревой подзабывал тогда — так велик был азарт. Но всем играм приходит конец. Однажды Андрей объяснял что-то ей, приобнимая напряженные плечики, с интересом ожидая — когда же она выдаст себя. И вдруг Катя вскочила, с грохотом отодвинув стул, и отбежала в другой конец кабинета. — Что с вами, Катенька? — спокойно спросил он. Она дрожала, как в лихорадке. — Простите меня. Пожалуйста, Андрей Павлович… простите, — скороговоркой произнесла она. — Но я так больше не могу. Я думала, что смогу… но не могу. Я… я пыталась, я боролась с собой, правда, честное слово! — она закивала, словно это придавало значимости ее словам. — Да что… — недовольно начал было он. — Я люблю вас, — быстро сказала Катя. Она ахнула, словно испугавшись своих слов, закрыла лицо руками и немного невнятно продолжила. — Не надо, пожалуйста, только не говорите сейчас ничего! Пожалуйста! Я все понимаю, я знаю, что вы меня не любите, не можете любить… я понимаю! И я такой дурочкой была, я думала, что смогу справиться, ведь мне достаточно было просто быть рядом с вами… — Она всхлипнула. — Но я не могу больше… когда вы так смотрите на меня, когда я слышу ваш голос… я умереть готова… Пожалуйста, Андрей Павлович, разрешите мне уйти! С-с-совсем уйти… — Катя задохнулась и замолчала. Жданов был ошеломлен, раздавлен ее признанием. Он, так гордившийся своей проницательность, играющий с этой девочкой, как кот с мышью… сейчас он был мерзок самому себе. Она честно пыталась справиться со своими чувствами, а он увидел в этом расчет, кокетство, игру… самодовольный идиот! Он смотрел на нее, дрожащую, несчастную, не знающую, куда деться от смущения и неловкости… и вдруг словно время повернулось вспять, и он так ясно, так четко увидел Катю, ту Катю… как же Альшанская была похожа на нее сейчас… — Катенька… — он медленно приблизился к ней, и, не зная, что сказать, как извиниться, нерешительно коснулся ее руки. Катя прерывисто вздохнула, прикрыв глаза, а он, завороженный ее реакцией на такое простое прикосновение, уже плохо понимающий, что он делает, повел кончиками пальцев по руке вверх, по плечу, по шее… приподнял подбородок. Она распахнула глаза, и губы приоткрылись так… приглашающее. Он целовал ее, все больше теряя чувство реальности, уже не понимая, с кем он находится. Целовал, и она отвечала, обнимая его, зарываясь пальцами в его волосы — как это делала та, другая… — Катенька, — прошептал он ей, переводя дыхание, — Катюша… — целуя высокую шею, ощущая бешеное биение ее пульса. — Не надо! — простонала Катя, слабо вырываясь. — Не надо, пожалуйста, не надо! Вы же просто жалеете меня, я так не хочу… Он закрыл ей рот новым поцелуем, сейчас ему было не до этих глупостей. И она ответила, прижалась к нему еще плотнее, но потом, словно опомнившись, оттолкнула его. Попыталась оттолкнуть, но он держал крепко. — Отпустите, — задыхаясь, попросила она. — Отпустите! — Жданов, поколебавшись, разжал руки, и она сразу же убежала. А он стоял и вспоминал свидание с Екатериной Валерьевной и другой поцелуй другой Кати — Пушкаревой. *** Она пришла, опоздав всего на две минуты. Спокойная, красивая, так непохожая на ту Катеньку. Андрей даже подумал — мельком — что Альшанская сейчас больше похожа на Пушкареву, чем оригинал. Он сказал ей обязательный комплимент, она сдержано поблагодарила — было видно, что к дежурным фразам, восхваляющим её неотразимость, она давно привыкла. Разговор опять не клеился. Хорошо, что были общие знакомые, о которых можно было поговорить. Катя рассказала о своих родителях, Андрей — о своих. Катя — о Тропинкиной, которая ждет третьего малыша и совершенно счастлива. Андрей — о Малиновском, который никогда, видимо, не изменится. Катя осторожно упомянула Киру. Андрей с легкостью рассказал урезанную версию своей женитьбы и развода. Есть не хотелось ни Андрею, ни Кате, они пили вино, закусывали вкуснейшим сыром, сервированным на огромном деревянном блюде. Иногда Андрей случайно касался Катиной руки, иногда она, смеясь рассказывая что-то, невзначай дотрагивались до его локтя. И оба в этот момент замирали на краткий миг и продолжали разговор. У Катерины кружилась голова — от выпитого вина, не иначе. Когда они вышли из ресторана и она немного покачнулась, со смехом заметив, что за руль сегодня, пожалуй не надо, а Андрей поддержал ее за локоть и не отпустил, Катя только на вино могла списать усилившееся головокружение, от которого она покачнулась снова. Андрей, сразу же притянул ее к себе. Он обнимал ее, она смотрела на него снизу верх. Он не шевелился. Ждал, пока она или что-то скажет или подаст хоть какой-то знак? В горле пересохло, Катя провела по губам языком: — Ан-дрей, — с трудом удалось выговорить, но он уже вел, как когда-то, в прошлой жизни, по ее скуле рукой, обрисовал линию подбородка и Катя, не выдержав, просто закрыла глаза, уже предвкушая поцелуй. Он коснулся ее губ, и замер, не уверенный в том, что она не оттолкнет его, а она, хмелея от того, что это наконец-то происходит наяву, обвила его шею одной рукой, другой зарываясь в волосы. *** Он прошелся по кабинету, хмурясь и пытаясь понять, что же было не так… Она была раскована и смела, она так жадно возвращала ему поцелуи, она таяла в его руках… она была другой. Не такой, какую он помнил. — Жданов усмехнулся невесело. Глупо ожидать, что через столько лет Катя Пушкарева будет целоваться как та неопытная девочка… Но он все же испытывал непонятное, необъяснимое разочарование. Может, поэтому и поцеловал Катю Альшанскую. Сравнить пытался? И что же, каков результат эксперимента? Андрей выглянул в приемную: Альшанской не было. И вещей ее — тоже. Ушла…