Безответно одиночество мое

Он ждал вопроса об Альшанской, но Катерина не задала его, хотя Андрей отчего-то был уверен, что она обязательно спросит, и уже приготовился отшутиться и соврать. Ему казалось, что Катерина может откуда-то знать, что между ним и Альшанской что-то есть. — Ерунда, с чего бы? — удивлялся он, стоя на балконе и глядя в ночь. Катя уехала пару часов назад. Они так ничего и не решили. Провалялись в кровати какое-то время, целуясь и обнимаясь, оставив все сложные разговоры на «потом». Как она все-таки изменилась… — А что ты хотел? Взрослая, уверенная в себе женщина… Ни косичек, ни очечков — вместо них линзы, странно меняющие цвет глаза на более яркий и ненатуральный. Вместо смущения — раскованность, а как она когда-то давно натягивала стыдливо одеяло, комкая край! И все же это была Катя Пушкарева, это была она, и она была с ним. Андрей улыбнулся, поежился от ветра и вернулся в квартиру. Растопил камин. Спать не хотелось абсолютно. Он уговаривал Катю остаться до утра, но она отказалась, да так непреклонно, что сразу стало понятно — настаивать бессмысленно. — Не обижайся, — уже стоя в прихожей, сказала она. — Мне надо побыть одной и переодеться, а утром пробки. У меня переговоры завтра важные. — Но когда-нибудь… — Когда-нибудь обязательно. Они еще долго целовались — он не хотел отпускать ее, он хотел продлить этот вечер, растянуть его до бесконечности. Но Катя все же ушла. Как странно — он ждал этого вечера десять лет, даже не ждал, а только лишь втайне надеялся, что вдруг — это случится. Он думал — одного раза ему будет достаточно, чтоб навсегда изгнать из сердца вязкую пустоту, а когда это произошло, оказалось, что одного вечера — мало. Андрей встал, пошевелил угли в камине — огонь затрещал веселее… Для двух тут места маловато. Квартира у него больше, чем у Кати, но они оба привыкли к комфорту, к простору. А что, если… — О чем ты, Жданов? — усмехнулся Андрей. — Можно подумать, вы уже договорились жить вместе… Он думал — а как бы это было: каждый вечер встречаться за ужином, утром завтракать вместе, убегать на работу… Представить было трудно, уж больно он привык жить один. Попытался вспомнить, как они жили вместе с Кирой — и не смог. Столько лет прошло. Его охватил страх — липкий, мерзкий, слишком контрастирующий с прекрасным до сей минуты настроением. Он привык жить один, привык к тому, что, каким бы тяжелым ни был день, можно прийти домой, закрыть дверь и забыть о мире, наслаждаться тишиной и делать все, что хочется. И Катерина наверняка такая же. Она же сама говорила, что семейная жизнь — не для нее… — Ты не слишком забегаешь вперед, Жданов? — окоротил он себя. Он боялся снова потерять ее, теперь, когда они были вместе. Боялся и торопился, пусть в мечтах, крепче привязать ее к себе. Но и свою жизнь менять резко не хотелось… Он подумал о том, что судьба, как в насмешку, ставит его опять перед выбором: из двух женщин, из двух ситуаций. О чем тут думать, Жданов? Разве ты не мечтал о Пушкаревой столько лет? О чем же думать? О каком выборе речь? Разве не очевидно, что надо как можно быстрее уволить Альшанскую? Так что же ты тянешь, Жданов? Разве не понятно тебе самому, что Катя, Катерина — только она может сделать тебя по-настоящему счастливым? А привычка к одиночеству… Ничего, выработается другая — привычка быть вдвоем. Так о чем же ты думаешь Жданов, о каком выборе? Он был полон решимости уволить Альшанскую на следующий день, заготовил речь, подобрал слова о том, что ничего у них не получится — слишком много между ними: и разница возрасте, и разница в опыте, и прочее и прочее, прочее — все то, что говорят, чтобы хоть немного оправдаться в своих и чужих глазах. Он был полон решимости, но… уволить её не смог. Ни на следующий день, ни через день. Помимо всего прочего — она была секретарем, и уже справлялась со своими обязанностями отлично. И кофе она подавала отменный, иногда принося вместе с эспрессо шоколадки или конфеты. И смотрела такими глазами, что любые слова застревали в горле. Она смотрела на него с обожанием. Она ловила каждое его слово. Она не стеснялась теперь показывать свою любовь, или просто не знала, как скрыть ее. Даже на переговорах, когда она сидела в углу конференц-зала, а Андрей случайно посмотрел на нее, она, почувствовав его взгляд, подняла глаза… И он забыл, о чем говорил, сбился с мысли. Вместо того, чтобы поговорить с Катей и расставить все точки над «и», он научился избегать любых разговоров, не касающихся работы, он загружал свою помощницу сверх всякой меры, он посылал ее по ненужным поручениям, а она, ничего не понимая, наверное, думала, что просто не пришло время, и именно так — постепенно, и должны развиваться отношения. Она ничего не требовала, не напоминала о том дне, который становился для Андрея все более нереальным. Он сбегал на свидания к Пушкаревой, а Альшанская оставалась на работе. Он опаздывал утром, если они с Катериной проводили вместе ночь, а Альшанская уже сидела на своем месте, и он не успевал он снять пальто, а она уже несла кофе. Если он был в хорошем настроении и, совершенно не думая ни о чем «таком», целовал ее в щеку или обнимал за плечи, Катя заливалась румянцем и счастливо улыбалась. В такие моменты Андрей чувствовал себя ужасно, и тут же отсылал Катю. Он обещал себе, что уволит ее завтра, послезавтра через день. Потом началась подготовка к заключению важного контракта, и он отложил увольнение, а вместе с ним и серьезный разговор, до того момента, пока договор не будет подписан. В конце концов — не мог же он менять секретаря сейчас, в самый ответственный момент! Вечерами он совсем забывал об Альшанской. потому, что рядом была Катерина Пушкарева, его Катя, Катенька, Катюша… Настоящая, та, которую он любил. Правда, иногда у него возникало странное чувство раздвоенности: в одну секунду реальность оборачивалась чем-то другим. Наваждение быстро пропадало, но оставляло после себя неприятное послевкусие. Сначала Андрей не мог понять, что это такое, с чем связано — с головокружением от начала новых, таких долгожданных отношений, или усталостью, и только потом понял: иногда он не узнавал в этой Екатерине ту, прежнюю Катеньку. Мелочи — как она холодно и умело отчитала зарвавшегося официанта — тот ушел с красными ушами и больше не рискнул появиться в зале. Или как она, не смущаясь, согласилась на некоторые весьма смелые эксперименты в постели, или как, иногда, во время их разговора она брала трубку мобильного и вмиг превращалась в холодную бизнес-леди. Мелочи, сущие пустяки, — убеждал себя Андрей, но эти мелочи саднили и мешали, а однажды… Они сидели в ресторанчике, весело смеялись над какой-то ерундой. Андрей не мог вспомнить кто, он или Катя, заговорил о Коле. Андрей поинтересовался — как нынче поживает финансовый гений, подпустив в голос немного иронии. Катя отреагировала неожиданно резко, заявив, что некоторым неплохо было бы поучиться у Коли и тогда — десять лет назад, и, возможно, сейчас. Андрей промолчал, но про себя подумал о том, что Катерина никогда не сможет забыть сама, и всегда будет напоминать ему — вот так вот, случайно, вскользь, каким олухом он был в молодости. После этого разговора он ожидал, что теперь Катя точно спросит про его секретаршу, про причины появления Альшанской в его жизни, но она не спросила и в этот раз. Она вообще игнорировала факт существования Альшанской в его жизни, и это тоже почему-то исподволь раздражало. Андрею было бы легче, если бы Пушкарева решила вызнать правду, потребовала, чтобы он уволил Альшанскую, но Катерина ничего подобного не заявляла, спокойно звонила и говорила со своим клоном по телефону, спокойно просила позвать к телефону Андрея и представлялась (до того момента, как Альшанская стала узнавать ее по голосу) «старой знакомой». Тот вопрос, который не хотела задать Екатерина Пушкарева, задала Альшанская. Екатерина позвонила в очередной раз, помощница соединила их. Как только они закончили разговор, и Андрей повесил трубку, в дверь постучалась Альшанская: — Андрей… Павлович… Он видел, что она мнется, крутит в руках карандаш, и не решается перейти к сути вопроса. — Да, Катя, проходите. Что случилось? — Андрей Павлович, вы извините, но… вот Екатерина… Валерьевна Пушкарева, она…она вам… — Катя покраснела — пунцовые пятна появились на щеках и расползались по всему лицу. — Простите, — сказала почти неслышно, — я не должна. Вот он — подходящий момент! Наорать на нее, сказать, чтобы не лезла в его жизнь, сорваться, высказать все — наконец-то — и уволить к чертовой матери! Чем не повод? Андрей встал из-за стола: — Екатерина Валерьевна… — голос отчего-то охрип. Катя смотрела на него так, словно он собирался ее ударить, убить на месте — в глазах застыла покорность судьбе. — Вы же обещали, что не будете ревновать? Я разве не держу слова? Элона больше не приходит, я порвал с нею… Теперь вы будет подозревать меня… Катерина Валерьевна — мой старый друг, — сказал он, садясь в кресло. — Простите, прости, — она едва могла сдержать улыбку. Как же ей мало надо, чтобы стать счастливой! Можно только позавидовать… *** Катерина перезвонила в середине дня и предупредила, что будет занята допоздна: нужно проверить очередные договора или отчеты, или еще чего-то там. Андрея ужасно раздражало, когда она отменяла встречи в последний момент, ссылаясь на занятость. Он все понимал — ее бизнес развивался, забот у Катерины больше. Это у «Зималетто» было стабильное положение, и то — он сам иногда оказывался в полнейшем цейтноте. И тем не менее — он отменял встречи значительно реже, чем Пушкарева. И снова вспомнилось, как когда-то для нее он был важнее всего на свете, а теперь, значит, Екатерина Валерьевна не будут долго думать и, если придется выбирать, не задумываясь, выберет свое детище — свою фирму, а не его. Достойная месть — когда-то давно он ради «Зималетто» соблазнил ее, а теперь сам оказался на вторых ролях. Забавно-то как, аж зубы сводит! Андрей схватил пальто, вышел из кабинета, распахнув дверь с такой силой, что створка с грохотом ударилась об стену. Катя, сидевшая за столом и корпевшая над бумажками, вздрогнула, вскочила: — Вы уже уходите? — А вы? — А я… а мама уехала… что мне дома одной делать? — Кать, вы когда уходите с работы? Вы вообще дома бываете? — желая сорвать злость хоть на ком-нибудь, с раздражением спросил Андрей. — Бываю… — Я прихожу — вы на месте, ухожу — вы на месте, — не слушая ее, продолжил Андрей. — В чем дело? — Ни в чем, — она потупилась, словно действительно была виновата. — Собирайтесь, я вас отвезу, — он бросил пальто на диван и сел сам. Катя засуетилась, кидая на него виноватые взгляды. — Я готова, — через минуту сказала она. — Пойдемте… — он вышел первый, он шла за ним. Они еще не дошли до машины, а Андрей уже остыл и пожалел о том, что накричал на Катю. — Кать, это не дело — сидеть на работе… — он чуть было не добавил, что в ее возрасте надо больше внимания уделять личной жизни, но вовремя одумался. — Мне нравится, — ответила Катя, — мне теперь действительно нравится. Я же лучше работаю, правда? — Правда, — он усмехнулся, — просто как другой человек. Все четко и…профессионально. Спасибо. Катя расцвела. Она так забавно улыбалась — на щеках появлялись едва заметные ямочки, и она становилась такой миленькой. Юная, свежая, с такой нежной кожей, с такими ясными глазами, в которых еще ни грамма мудрости, но зато столько любви… Андрей недовольно нахмурился — с чего это в голову лезут такие мысли? Лишнее, лишнее — вон, довел девочку, что она сидит на работе все время, как привязанная, нельзя так. Надо ей сказать… Отпустить… В конце концов — ей будет лучше. Потом, не сразу, но будет. — Катя… — он припарковал машину напротив ее подъезда, — знаете… Он столько раз репетировал эту речь, столько раз представлял ее, но все равно никак не мог начать. Поправил очки, посмотрел в зеркало заднего вида, выключил магнитолу. — Кать… — начал снова. — Андрей Павлович, — она наклонилась чуть-чуть, чтобы поймать его взгляд, но Андрей упорно отводил глаза. — А… мама уехала к родственникам, на неделю… Может, вы зайдете… — Что? — она сбила его с мысли: он только выстроил в уме предложение, а она… — Что вы говорите? — Зайдете… — пролепетала Катя, — на кофе? — На кофе? — удивленно переспросил он. Она что, подумала, что он хочет с ней… и просто не знает, как бы напроситься в гости? — Не хочу я кофе, спасибо! — резко ответил он. — Да… простите, я… не поняла, то есть, я не подумала… не то сказала… — она дернула ручку, раз другой, из-за набегающих слез не замечая, что двери заблокированы. — Куда вы, — проклиная свою резкость и излишнюю жалостливость, спросил Андрей, удерживая Катю за руку. — Андрей Павлович, я же… — она прильнула к нему, не отпуская его ладони, а потом, прижалась к ней щекой. — Кать… ну что вы, — он попытался мягко освободить руку, но Катя (и опять бьющее под дых дежавю) нежно, невыносимо нежно поцеловала его пальцы, коснулась губами костяшек, поцеловал ладонь… Андрей перестал дышать, сердце билось с такой скоростью, что могло не выдержать, развалиться на куски. — Кать… — хрипло позвал он, — Кать, — все же вызволил руку, но только затем, чтобы за подбородок поднять Катино лицо. — Зачем нам этот кофе? — нежно коснулся губ — К черту… кофе… А потом он целовал ее в лифте, стараясь не думать о будущем, выбросив из головы все мысли — что толку в них? И только одно кольнуло, и засело где-то глубоко в сознании — до поры до времени — иногда Альшанская походила на Пушкареву больше, чем оригинал. Какая же неопытная, смешная она была! Каким развратом казались ей самые обыденные вещи, как она стеснялась своего тела, как боялась не понравится ему. И как же ему это нравилось, как, оказывается, ему не хватало этого! — Не бойся, — шептал он ей, — доверься мне… И она доверялась, она была его — и только его, без остатка. Но все же, потом, когда они лежали рядом, он не выдержал, спросил: — У тебя много мужчин было? — Один, — без запинки ответила она. Если бы он мог — он бы рассмеялся в голос: ну сколько же совпадений, сколько! — Он…он тебя не обижал? — готовясь выслушать душещипательную историю, поинтересовался Андрей. — Нет, он уехал в другую страну… Он был хороший, но не такой, как вы, как ты… — она смешалась и отвернулась. — Прости, я зря спросил, прости, — он прижал ее к себе, поцеловал. Слава богу, хоть у этой Кати нет в прошлом любовной драмы… — А знаешь, давай выпьем кофе. Она хлопотала на кухне в тоненьком халатике, так соблазнительно подчеркивающем ее фигуру. Андрей не выдержал: — Кать, мне не хочется уходить… — Андрей… Павлович… но… Андрей отпил глоток, ожидая Катиного ответа. Он говорил не всерьез, но был интересно — что она скажет. — Но, — продолжила Катя, — не стоит, это…. неправильно. Вы… вам лучше уехать. Вы же сами говорили, что отношения должны развиваться постепенно… Андрей закашлялся, подавившись кофе. Катя тут же принялась стучать его кулачком по спине. — Да, вы правы, — с трудом прохрипел Андрей, — вы правы — постепенно…