Дроу-катастрофа

      — Объясни мне, что тут стряслось, — попросил Лларар, стараясь не провожать глазами каплю двергарской крови, стекавшую по скуле на шею дроу.       — Когда генерал доверил мне эту миссию, он предупреждал, что чудовище, вырвавшееся на свободу в храме, могло наделать немало разрушений, — Нере медленно покачал головой, немного нервно улыбаясь, словно всё ещё не до конца уложил в голове всё случившееся. — Но о таком он не предупреждал.       — А что, этот генерал — любимчик Абсолют?       — Самый главный любимчик, — уточнил Верный. — В тех краях без его ведома ничто не делается.       Было видно, что Нере этого генерала уважает. И боится его разочаровать.       — Генерал находится в Лунных Башнях, но просто так туда не добраться. Все земли вокруг Башен окутывает тёмное проклятье.       — Если ты там выжил, то и я смогу, — уверенно сказал Лларар.       — У меня был фонарь, чтобы отгонять проклятие, — Верный вытащил из складок мантии красивый каркас, бывший когда-то фонарём, — серебряный, со множеством изогнутых шипов. Пустой. Он слегка тряхнул им в воздухе. — К несчастью, он разбился в завале.       Нере разочарованно посмотрел на сломанную реликвию — и швырнул её в лаву. Он со вздохом продолжил:       — Есть и другой способ: у нас имеются союзники на поверхности. Отыщи их и сыграй на этой лире, чтобы призвать проводника. Что бы ни случилось, — он произнёс эти слова с нажимом, обозначая их важность, — не пытайся пробраться в Лунные Башни без его защиты. Это ничем хорошим для тебя не закончится.       — Хорошо. Я расскажу генералу, что здесь произошло, — пообещал дроу, делая вид, что не чувствует, как взгляды соратников, а в особенности Астариона, прожигают ему спину.       — Мы ещё увидимся, — ответил обещанием на обещание Нере, и от этих слов у Лларара защемило в груди. — Но не раньше, чем я здесь закончу. Я всё ещё могу добраться до храма и выполнить приказ генерала. Его советник Бальтазар тоже искал туда проход.       В глазах Верного зажёгся азартный огонёк:       — Я пойду по его следу. Докажу, что я лучше него. И я щедр к тем, кто мне помогает. Когда я вернусь в Лунные Башни с победой, ты тоже получишь награду.       Лларар держал в руках Паучью Лиру, провожая глазами высокого дроу, и чувствовал себя идиотом. Он что, рогатый ротэ, чтобы на верёвке ходить за первым встречным?       Но дело было уже сделано. Нере остался жив. Союзники видели его слабость, и они все ещё были за его спиной. Подавляя малодушную робость, он оглянулся, чтобы проверить, там ли они ещё, продолжат ли следовать за своим легкомысленным, наивным, как девственная эльфийка, лидером. Они были. Лларар вздохнул с облегчением, проглатывая мрачные мысли — он обдумает их позже, — и попытался оправдаться:       — Лира! — он поднял её над головой, будто они не замечали крупный инструмент в его руках до этого. — Мы сможем пройти в Лунные Башни. Давно собирались.       — О-о-о, как далеко ты это продумал — чуть ли не виснуть на культисте Абсолют ради музыкального инструмента! Ты просто мастер соблазнения, радость моя, — принялся зубоскалить Астарион. — Только вот...       — У нас уже была лира, — закончила за него Лаэзель.       — Да-а, припоминаю. Мы подняли её с трупа той дроу в лагере гоблинов, — задумчиво сказал Гейл.       Лларар похолодел. Точно же. Минтара...       — Как мило с твоей стороны было забыть об этом и прыгнуть грудью на «амбразуру», — многозначительно изогнул бровь белокурый эльф. — Ради новой лиры.       — О-ох, хватит, — поморщился Лларар. Он раздосадованно убрал лиру в рюкзак и направился в сторону разнесённой в щепки двери. — А то я скину тебя в лаву и не стану воскрешать обратно.       — Ха! Наглая ложь, ты без меня и дня не выдержишь, родной, — заявил вампир. Дроу не стал продолжать эту словесную дуэль — Астарион мог вести их бесконечно и получал от этого безграничное удовольствие.       Лларар выпил противоядие и шагнул в комнату, заполненную ядовитыми испарениями. Соратники осушили свои пузырьки, повторяя за ним и следуя за дроу сквозь место, в котором несколько суток был заперт Верный. Выступив из зелёного тумана, тёмный эльф чуть не свалился в пропасть, которой заканчивался пол прямо за ним. Знакомые руки в кожаных перчатках удержали его и отвели на шаг назад. Над ухом раздался недовольный голос высшего эльфа:       — Если ты из-за этого ещё и со скал бросаться начнёшь, я сам ему башку отрежу. Возьми себя в руки.       Дроу развернулся в кольце рук. Его всё ещё немного потряхивало от близости смерти. Он искренне сказал:       — Прости. И... я хотел сказать спасибо. Что убил того гнома, который собирался меня прикончить.       Астарион обхватил его лицо ладонями, почти как в облаке Тьмы до этого, и прижался к его рту своим. Лларар закрыл глаза и обнял его за шею, раскрывая губы навстречу. Язык вампира проскользнул к нему в рот, и дроу замычал, притягивая его ближе. Их языки соприкоснулись, и желание электрическим разрядом прошило всё тело Лларара. Ещё не остыл жар битвы, и ещё не ушло из его тела то неуместное возбуждение, возникшее при взгляде на губы Верного. Подумав об этом, дроу практически вжал эльфа в стену, прижимаясь к его паху своим. Астарион прикусил его губу, и Лларар клацнул зубами в ответ. Он протолкнул колено между ног эльфа, и тот коротко охнул в поцелуй. Чёртова броня. Вот бы её не было...       — Э-эм... Парни... — Гейл готов был под землю провалиться от стыда, судя по его виду. Он закрыл глаза и отвернулся, весь красный.       Лларар, вспомнив, где находится, оторвался от Астариона. Тот, всё ещё распластанный по стене, смотрел на него с пошлой, многообещающей улыбочкой.       — Вы сможете друг друга сожрать, когда нас не будет рядом, — Лаэзель, поморщившись, подошла к краю провала.       Когда все приблизились к пропасти и заглянули вниз, перед ними открылся лежащий далеко внизу храм Шар. Там её огромное изваяние держало в руках блюдо, и всё вокруг окутывало лёгкое фиолетовое свечение. Камень отдавал чернотой.       — Этот безумный умчался туда, я уверен, — хмыкнул Астарион.       — Думаешь, это тот самый храм, что в Проклятых землях?       — Придётся пойти и проверить, — пожал плечами белокурый эльф.       Лларар нахмурился. Самое время выдвигаться в Проклятые земли, они слишком давно это откладывали.       На самом деле, они уже нашли туда проход, когда посещали Ясли гитьянки, — тропка, ведущая через залитые солнцем и заросшие свежей зеленью горы; она спускалась в прохладную низину и заканчивалась перекидным, едва живым мостиком.       В тех горах сразу двое его спутников встретились с предательством от своих богинь в ответ на безоговорочную преданность. Гейл и Лаэзель. Лларар злился, когда думал об этом.       Он отогнал неприятные воспоминания и направился в сторону пристани. Одной лодки не хватало, и даже ряби на воде не осталось от навсегда покинувшего этот храм Верного. Пора уходить и им — нет смысла торчать в Подземье дальше, они уже завершили здесь все дела, и Гримфордж стал последним местом перед Лунными Башнями, которое они собирались посетить.       В который раз они уходили, оставив за собой только мертвецов. Это уже становилось своеобразной традицией для их группы. Поднимаясь на лифте обратно в логово Зентарим, дроу ощущал внутри себя пустоту от необходимости снова покидать родину. И смутную тревогу, причины которой он не мог найти.       Предыдущий визит в Проклятые земли стал коротким, запоминающимся и очень информативным. Сразу на входе они встретили группу арфистов, сгрудившихся у металлической жаровни и тревожно вглядывавшихся в темноту, — на них начиналось нападение. Соратники, тогда ещё неопытные и наивные, в героическом порыве правда пытались помочь, но прямо на их глазах каждого из арфистов сожрали Тени. А потом — вернули к жизни усиленной магически нежитью.       Драка далась компании крайне тяжело, если говорить аккуратно. Если неаккуратно — их отдрючили толпой. Гейл с Ллараром отправились в мир иной почти сразу же: Гейлу хватило одного удара когтями, чтобы слететь с небольшого каменного холмика и остаться лежать внизу; Лларар выдержал на один удар больше. Потом в его плечо вцепились ледяные трёхдюймовые клыки Тени, и чародей отчаянно заорал. Тень рванула плоть, отрывая руку, и его сознание кануло в темноту. Астарион и Лаэзель — вернее, первый, повиснув на второй, — с божьей помощью сумели сбежать и вернулись в лагерь зализывать раны.       Это стало первым и единственным разом, когда Лларара пришлось воскрешать. Дроу передёрнуло от этого воспоминания: он вывалился из оглушительного ничего прямо в подставленные руки Астариона, как какая-то нежная барышня. И первым его ощущением стало мучительное удушье. Судорога скрутила тело, и тёмный эльф захрипел, схватившись за горло. Кулак вампира врезался ему в грудь, как кузнечный молот, и Лларар смог вдохнуть — резким рывком он наполнил лёгкие воздухом, ошарашенно оглядывая лагерь. Всё было каким-то мутным и оранжево-красным, и дроу испугался, что ослеп. Его похлопали по щеке, и осознав, что пытается пользоваться инфразрением, он перешёл на обычное. Сквозь режущий глаза свет проступило лицо Астариона. Тот лыбился. По скромному мнению дроу, улыбка Астариона представляла собой одну из самых замечательных вещей в Фейруне, но в той ситуации она вызвала у тёмного эльфа острое раздражение:       — Смешно, elg'caress?       — Не ругайся, солнце. Мне просто забавно видеть, как это наконец происходит и с тобой, — беззлобно улыбнулся высший эльф.       — Забавно?! — дроу оттолкнул его, возмущённый, чуть не упал лицом в землю, но удержался и смог подняться. — Богиня, какая же срань... Голова... И вы каждый раз так?..       — Первый раз самый тяжёлый, радость моя. Следующий будет легче.       — Следующего раза не будет, — он оглядел свои руки, ощупал лицо, шею, бывшее оторванным плечо. — Если я сдохну ещё раз — не возвращай меня.       После посещения Проклятых земель сами собой напрашивались три вывода: идти туда рано; их оружие и броня — бесполезный хлам; нужна смена тактики.       С их позорного бегства прошло три месяца беспрерывной борьбы за выживание. Болота тётушки Этель опустели, как и разрушенный храм Селунэ, некогда полный гоблинов. Как и ясли Иллек.       Лаэзель... Дроу кинул на неё сочувственный взгляд. Воительница, к счастью, этого не заметила.       Лларар чувствовал в ней родственную душу: они оба любили свой народ и жаждали вернуться в его колыбель, снова почувствовать себя среди своих, стать частью общего величия. Они безумно скучали по всему, что отняла у них личинка иллитида, и пока та была в их головах, путь назад и для дроу, и для гитьянки был заказан.       Она рвалась очиститься в яслях своего народа и искренне верила, что это единственный действенный вариант избавления от паразита. Она, свято убеждённая в том, что в Иллек её ждут союзники и помощь, встретилась внутри с предательством, попыткой убийства, а в довершение её богиня объявила гитьянки «хшар-лак» — так именуют предателей. Лларару тяжело было представить, что она чувствует, но он предполагал, что это больно. Очень больно.       С ним такого точно не случится. У него точно получится... вернуться домой.       Теперь соратники снова шагали через горы, мимо яслей, за одной конкретной вещью, и она касалась их дальнейшего успеха напрямую. Среди залитых солнцем камней обреталась женщина, державшая на обмен потрясающие доспехи. Жутко дорогие, они давали носителю значительную прибавку к ловкости. И они были катастрофически нужны Гейлу. Тот наносил невероятный урон, но умирал с полтычка, и эта проблема со временем становилась всё острее — стоять рядом с ним и прикрывать волшебнику спину Лларар больше не мог.       Он взял новый уровень и теперь мог носить лёгкий кожаный доспех дроу, а благодаря тщательно подобранным зачарованным вещам его класс брони теперь был равен классу Лаэзель. Своё сокровище Лларар давно начистил и приготовил: доспех уже долго ждал тёмного эльфа в лагере, чтобы тот надел его сегодня утром, перед выходом в Проклятые земли.       Намеренный больше не умирать, чародей долго составлял для себя список заклинаний и тактику, и, по его собственному мнению, вышло неплохо. Зеркальные отражения и броня Агафиса делали Лларара практически неуязвимым для ближних атак, пока действовали вместе, и свой стиль боя чародей дополнял множественными зельями, чаще всего используя простую невидимость. Одним словом, тёмный эльф перешёл в ближники, а Гейл остался на периферии в одиночестве.       Дроу теперь частенько в критических ситуациях закрывал соратников собой, поглощая урон в иллюзорных двойников и давая возможность передохнуть и подлечиться. Один раз Лларар даже остался последним стоящим на ногах бойцом.       Это случилось прямо здесь, вчера, когда они собирались выдвигаться в Лунные Башни. Два Жнеца, вооружённых огромными двуручными мечами, вурдалак и пять упырей. Охраняли долбаный проход, как будто там драконьи сокровища хранились, а не проклятая дыра, тёмная, как задница двергара. Использовать заклинание тьмы нет смысла — все бестии били в упор. Каждый из двуручных воскрешал павших упырей. И в довершение картины — стоило прикончить одного жнеца, как второй мчался к нему, ставил на ноги и восстанавливал здоровье полностью. Когда Лларар это увидел, у него глаза на лоб полезли.       Соратники быстро согласовали тактику — понемногу атаковать обоих, а потом ударить по площади чем-нибудь мощным, чтобы жнецы отъехали разом, а с остальными они уж как-нибудь разберутся.       Их план сработал. В общих чертах. Нежить оказалась настолько живучей, что все их самые сильные атаки ушли просто на то, чтобы остаться в живых и удержать позиции. И когда пришло время добивать двоих жнецов, на руках остались только свитки. Они лежали в кармане у избитого Астариона. Лаэзель, отравленная ядовитыми испарениями вурдалака, махалась с ним в одиночку чуть поодаль, в то время как высший эльф, тёмный эльф и человек оказались в тисках из пары жнецов и четверых упырей, двое из которых только что восстали с полным здоровьем.       — Давай! — заорал Лларар. — Огненную печать!       Астарион нервно вытащил свиток, чуть не выронив его в траву — его руки тряслись.       — Нет-нет-нет, только не опя... — попятился Гейл, но договорить не успел.       — Астарион, печать!!!       Под их ногами зажглись оранжевые руны. Один из упырей двинулся, и печать сработала, изрыгая вверх столб пламени. Лларар закрыл лицо предплечьями. Дроу сильно обожгло, но ему повезло — ледяная броня взяла на себя часть огненного урона, прежде чем испарилась. Опуская руки, он понял, что стоит один. Хорошей новостью было то, что вместе с ним стояли только три упыря. А потом тёмный эльф побежал.       И бегал он долго: в его арсенале остались только ледяные снаряды, пара зарядов Громовой волны и зелий лечения, но всё ещё держалось два зеркальных двойника. Он дрался за жизнь отчаянно. Первому упырю хватило одного удара грома, чтобы упокоиться, оставшиеся двое чуть не разорвали дроу напополам. Он отбегал, отстреливался, снова отбегал. Выпил зелье невидимости и какое-то время пытался отдышаться за огромным валуном, но чародея нашли по запаху, и на этот раз он решил, что останется на этом месте до конца. Своего или нежити. Дроу использовал последнюю Громовую волну и, когда ослабленные упыри отлетели на пару метров, собрал остатки магической силы для снаряда по правому; не добил, подскочил и со всей дури опустил тяжёлый посох на лысую голову. Упырь затих.       Ногу Лларара рывком дёрнули в сторону, он сильно ударился плечом и выронил посох. Лежащий упырь протащил его по земле, подтягивая к вонючей пасти. Ногти чародея впились в землю в отчаянной попытке остановить движение.       — Vith'ir, iblith! — дроу ударил в рожу железным каблуком, раз, другой. Когти упыря вошли в его плоть в районе бедра, зубы воткнулись в голень, пытаясь перегрызть кость.       Тварь вдруг наткнулась на что-то жёсткое в его сапоге и чуть помедлила со следующим укусом. Лларар молниеносно выхватил предмет из сапога и чуть не умер от счастья — это был нож! Чертов нож, который подарил ему Астарион.       — А-А-А-А-А! — он воткнул лезвие в щёку, в глаз, в грудь монстра. Дроу продолжал орать и резать, пока не понял, что уже всё. Он громко дышал, рука с ножом конвульсивно подёргивалась, ожидая ещё движения, ещё боли. Тишина. Мертвы.       — А-а-а... А-А-А! — он заревел как ребёнок, выпуская оружие и подтаскивая к себе раненую ногу, обнимая её. — Vith Faerûn, vith haszak! Usstan dos phlith!       Неверными пальцами Лларар нашарил на себе карманчик с зельем лечения, вытащил, держа его сразу в обеих руках и боясь разлить. Он парой глотков осушил баночку и откинулся в траву, всё ещё сотрясаясь в рыданиях.       — Ssins d'Aerth, a'dos nin jiv'undus!       Дроу притащился в лагерь к вечеру, один, швырнул рюкзак у костра.       — Где все остальные? — спросил Халсин. К ним подбежала Шэдоухарт. Лларар ничего не ответил и, утирая лицо рукавом изорванной мантии, поплёлся к Иссохшему. Друид протянул было руку помочь, но решил не навязываться и просто на всякий случай держался неподалёку. Черноволосая жрица проводила его глазами.       Тёмный эльф бросил под ноги скелета тяжёлый мешочек. Тот глухо звякнул об пол — внутри лежало шестьсот монет.       — Всех троих.       — Уплати же цену для равнов...       — Всех троих! — перебил его дроу и уселся на песок, прямо так, как был, — ждать, когда переписчик душ разберётся со своими архивами.       Он подпирал подбородок руками, сгорбившись и глядя, как его спутники один за другим покидают загробный мир. Когда их глаза привыкли к свету и заметили Лларара, он сказал:       — Нам нужно что-то менять.       Позже, отдохнувший и почти полностью восстановившийся Лларар сидел на заросшем лозой каменном парапете и смотрел вниз, на простирающееся под лагерем скалистое зелёное море. На душе было мерзко. Он сегодня чуть не умер сам и чуть не потерял троих — их никто не вернул бы. И они просто остались бы в пустоте навсегда, погибли, вот так... по-идиотски, по его приказу сжигая себя. Потому что положились на него и верили, что он не даст им умереть. На парапет подсел Астарион.       — А вот и моя маленькая радость с раскрасневшимися щеками, — он тепло улыбнулся и протянул дроу серебряный кубок, наполненный вином. — Ты ведь придёшь сегодня ночью ко мне, правда?       Лларар принял кубок с благодарным кивком и снова посмотрел на лес внизу.       — «Маленькая радость»? Я выше тебя, на минуточку, — он подпихнул белокурого эльфа плечом.       — Хм, давай попробуем ещё...        Астарион наигранно задумался на секунду, а потом продекламировал:       — Каждая часть твоего совершенного тела шепчет о соблазне, словно боги создали тебя лишь для того, чтобы погубить меня! — он медленно провёл рукой в воздухе, в конце прижимая её к своей груди и театрально откидывая голову.       — Это правда работало на пленниках Казадора? — Лларар тут же пожалел о том, что вырвалось из его рта. Он мгновенно отставил вино и взял вампира за руку. — Прости.       От прикосновения Астарион блаженно прикрыл глаза. Даже если слова тёмного эльфа и задели его, виду вампир не подал.       — Ну, на тебя же сработало, — его бледные изящные пальцы переплелись с тонкими серыми пальцами дроу. — У меня есть последняя, всеми любимая фразочка.       — Да? Какая, интересно? — тёмный эльф поднял кубок и отпил вина.       — Я люблю тебя.       Лларар подавился. Он отдёрнул руку, закрывая ей рот и кашляя, отвернувшись от Астариона.       — О, Матерь... — он отдышался, глубоко вздохнул ещё раз и повернулся к белокурому эльфу. В глазах того была грусть и лёгкая надежда. Дроу вглядывался в светлое лицо несколько секунд, а потом засмеялся, обнимая вампира и прижимая того к груди. — Я почти поверил! Но попытка была хорошей.       Белокурый эльф тоже засмеялся, но как-то неискренне, и обнял дроу в ответ.       — Пусть это будет правдой хотя бы на сегодня. Слушай, я могу весь вечер осыпать тебя комплиментами, но разве это то, чего ты хочешь на самом деле?       Тёмный эльф на некоторое время задумался, перебирая волосы на светлом затылке. Потом ответил:       — Я много чего хочу.       — Например? — Астарион удобнее устроил голову на его плече и перекинул свои ноги поперёк ног дроу, почти залезая тому на колени.       — Я хочу... власть над миром, минимум двух бессмертных и непобедимых любовников, жить вечно. Стать сильнее моих сестёр, и чтобы Мать мной гордилась. — Лларар немного подумал и добавил: — Хочу, чтобы больше ни один дроу не умер так, что я мог его спасти, но не успел.       — С первыми тремя пунктами я мог бы тебе помочь... Со временем, — белокурый эльф поцеловал беззащитную шею, и на серой коже выступили мурашки. — Ты у меня не маленький мальчик. Что за сёстры такие, раз ты слабее их?       — М-м, мои сёстры... — дроу поднял глаза к небу, восстанавливая в голове образ. — Они ростом с Хальсина, — он так и не смог научиться произносить имя этого эльфа правильно, слишком сильно смягчая «эл». — Хотя Мать всё равно больше их всех. Но я имел в виду не физическую силу, а магическую. Ллос дарует своим жрицам... множество талантов.       — Святые небеса...       — Довольно о моей семье. Давай вернёмся к началу нашего разговора, — Лларар отстранился. — Я приду.       В палатке Астариона было темно и умиротворительно тихо. Дроу прекрасно видел в темноте, как и вампир, так что для них она не была препятствием. Белокурый эльф сидел на подушках, задумчиво глядя в зеркало, установленное у дальней стены. В его руке снова было вино. Лларар опустился рядом и посмотрел в ту же сторону. В отражении он был один.       Дроу вгляделся в зеркало, изучая собственное тело, которого он чуть не лишился сегодня безвозвратно, заново подмечая знакомые черты. Мать говорила, что он ладный мальчик. Пожалуй, так оно и было.       Широкие плечи, узкие бёдра, стройные длинные ноги, привыкшие к долгим переходам. На открытых руках, сильных, с тонкими запястьями, темнели ещё не зажившие синяки, оставшиеся от последней схватки. Он осмотрел исцарапанные пальцы, свою гордость: доставшиеся от Матери, ловкие и цепкие, аристократически изящные, с красивыми тёмными ногтями. Дроу провёл ими по лицу и волосам, убирая выбившиеся из косы пряди за спину. Он пообещал себе, что не станет стричь волос до возвращения домой, и с тех пор, как паразит иллитида оказался в его голове, белые пряди доросли почти до локтей. Когда он вернётся, Мать обрежет их согласно иерархии Дома. И на каком-то месте он будет к моменту его возвращения?       Лларар поднял взгляд на собственное лицо. В красной глубине его глаз плескалась горечь. Слишком бледный для тёмного эльфа, с полупрозрачной серебристой чешуёй, покрывавшей лоб и скулы. Как там назвал его Нере? «Полукровка»? Стервец попал в цель. И сейчас рядом не было Матери, чтобы наложить на Лларара иллюзию, делая кожу тёмной, а лицо безупречно гладким. Пора наконец выучить это заклинание самому, чтобы больше никто не ткнул его лицом в грязные дела семьи.       Дроу посмотрел на высшего эльфа: тот расслабленно откинулся на подушки, потягивая вино и наблюдая за его раздумьями.       — Любуешься? — протянул он.       — Нам завтра нужна ясная голова, — дроу забрал из рук Астариона кубок и отставил подальше. Эльф не сопротивлялся, только выглядел расстроенным. — Тебя что-то тяготит?       — Давай не будем отвлекаться на унылые разговоры, когда у нас вся ночь впереди, — Астарион легко поднялся и уселся на тёмного эльфа верхом. Его ладони сразу же легли на грудь Лларара, провели по ключицам и плечам. Высший эльф помедлил, скользя глазами по телу дроу. — Ты стал сильнее.       — Рад слышать, — Лларар погладил его по щеке, и вампир прильнул к руке, потираясь о неё, как кот. — Это неизбежно с нашим образом жизни, — большим пальцем он провёл по мягким губам. Кончик языка Астариона скользнул по подушечке пальца, взгляд его сделался томным и выжидающим. — А ты всегда был сильным.       — Расскажи мне, — белокурый эльф придержал его ладонь своей, вбирая палец в рот и осторожно прикусывая.       — Тебе достаточно одного тебя, чтобы чувствовать себя в порядке. Меня это восхищает. Твоя независимость. Этим ты сильнее любого из нас. — Губы вампира были такими мягкими и осторожными, а язык таким горячим, что это заставило дроу почувствовать нарастающее возбуждение. — Скажи мне... как ты хочешь сегодня?       — Сделай вид, что любишь меня, — высший эльф с чмоком выпустил палец изо рта и поцеловал подушечку.       Лларар растерялся:       — Я... я не понимаю. Мне быть... нежным?       — В каком смысле — не понимаешь? — Астарион внимательно вгляделся в красные глаза, но нашёл там только искреннее недоумение. — Ты серьёзно?       — Я всё ещё не разобрался с этим... понятием. Его используют не все расы, к твоему сведению, — Лларар утянул эльфа на подушки, устраиваясь рядом и глядя в глаза.       — В вашем языке это как звучит? — спросил высший эльф.       — В моём языке нет такого слова. Есть «ssinssrigg» — страсть, «vith» — секс, «mrann d’ssinss» — это тот, кого ты предпочитаешь для vith чаще всего. Но я примерно понимаю смысл слова, которое ты говоришь. — Лларар задумчиво сжал губы, формулируя определение. — Хм... У вас это значит, что ты... хочешь связать себя со мной узами брака, завести много детей, а потом умереть в один день. И чтобы похоронили нас вместе и в обнимку. Правильно?       Астарион захохотал, закрывая глаза ладонью.       — Что с тобой? — поднял бровь Лларар.       — Где ты этого понабрался, солнце моё? — спросил Астарион сквозь сотрясающий его смех.       — В книге прочитал, — серьёзно ответил Лларар. — Почему ты смеёшься? — Он толкнул вампира коленом, и тот заржал громче.       — Эй! А можно потише? Мы тут спать пытаемся! — из дальнего конца лагеря подал голос Гейл.       Астарион зажал рот ладонями и повернулся на бок; теперь он просто хихикал.       — Да объясни же ты! — потребовал дроу.       — Боги... — белокурый эльф придвинулся ближе. — Хорошо, я объясню.       Он сжал красиво очерченные губы, пытаясь подобрать правильные слова.       — «Я люблю тебя» означает, что... — он поднял глаза на внимательно слушающего тёмного эльфа. — Когда ты рядом, мои ладони потеют, а сердце начинает биться чаще. Когда я смотрю на тебя, у меня перехватывает дыхание, а когда ты смотришь на меня, всё внутри моего тела будто умирает. Я рождаюсь заново каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, — он перевёл дух, скользнул языком по губам. — Каждая черта твоего лица, каждое движение — это самое прекрасное, что создала природа. Твой голос для меня звучит как восхитительной красоты музыка, и я готов слушать его вечно. Я испытываю к тебе глубокую привязанность, настолько глубокую, что пожертвовал бы своей жизнью без колебаний, чтобы спасти твою. И я хотел бы всегда быть рядом.       — А взамен что? — уточнил тёмный эльф.       — Чаще всего ничего, — пожал плечами вампир. — Ты просто хочешь делать это просто так. Самоотверженно, — он щелкнул пальцами, подобрав нужное слово.       — Звучит ужасно. И сложно. Я не уверен, что смогу такое изобразить.       — А сказать это можешь?       — Эм... — дроу замялся. — Мне кажется, если я произнесу это вслух, Паучья Королева навсегда меня отвергнет. Я до сих пор не уверен в её благосклонности ко мне после всего этого... — он изобразил в воздухе нечто неопределённое, — секса с тобой.       Астарион закатил глаза:       — Тогда просто трахни меня уже. Может, после этого раза она тебе сообщит, хороший ты мальчик или нет.       Лларар улыбнулся:       — Наконец понятные инструкции. Иди ко мне.       Он едва успел договорить, когда вампир прижался к нему, втягивая в долгий поцелуй. Дроу схватил его за шею, нетерпеливо сминая губы, — в прошлый раз их прервали, и сейчас он намерен наверстать упущенное. Тёмному эльфу безумно нравились губы Астариона — чуть пухлые, уступчивые; Лларар обожал прижиматься к ним, кусать их, вылизывать влажный рот, пока вампир не начнёт стонать и умоляюще жаться к нему, обхватывать ногами. Пока не попросит о большем. Дроу сжал пальцами его подбородок, не давая отстраниться, и прихватил зубами нижнюю губу, чуть оттянул. Потом скользнул языком в приоткрытый рот, обводя кончиком линию зубов. Рука тёмного эльфа переместилась на вампирское горло, чуть сжала, и Астарион издал сдавленный стон. Дроу почувствовал, как тот запустил руку в его волосы, и зашипел вампиру в рот, когда он потянул за длинные пряди. Рука на шее сжалась сильнее, и Астарион захрипел, шире раскрывая рот. Лларар воспользовался этим, чтобы бережно обвести языком крепкие острые клыки. Он разжал руку и перекатился наверх.       Лицо высшего эльфа выражало почти священное удовлетворение: глаза прикрыты, на щеках лёгкий румянец, он неглубоко дышал.       — Так ты представляешь себе любовь? — чуть хрипловато спросил он.       — Если бы я испытывал к кому-то всё, что ты описал, я хотел бы его убить. — Рука дроу скользнула к паху, нащупывая возбуждение, едва ощутимо погладила. Вампир закусил губу. — Постарайся быть тихим.       Дроу расстегнул брюки Астариона, стаскивая их вместе с бельём, и задрал белую льняную рубашку, обнажая грудь. Бледные пальцы вложили в его ладонь глиняную баночку. Тёмный эльф, раскрыв её, снова прижался к податливым губам, и вампир охотно ответил на поцелуй, разводя ноги шире. Он обеими руками вплёлся в его волосы, бережно перебирая. Дроу заурчал — это было его слабое место.       Мягко прижимаясь к вампирскому рту, он подцепил пальцами масло и поднёс их ко входу, пока не вводя и только смазывая вокруг. Он ловил губами каждый вздох Астариона, и когда его палец мягко преодолел сопротивление и вошёл на одну фалангу, высший эльф затаил дыхание. Лларар прихватил губами его нижнюю губу, чуть посасывая, и проскользнул пальцем глубже, потом слегка надавил на вход вторым. Вампир нетерпеливо выдохнул и подался вниз; дроу понял просьбу и ввёл два пальца, толкаясь ими в горячее нутро и наращивая темп — такой, какой нравился эльфу. Тот жарко вздохнул, его брови сошлись к переносице.       — М-мх...       Лларар склонился к светлой груди и поцеловал правый сосок, затем прихватил губами левый, чуть сминая и посасывая.       — Ах... — Дроу предупреждающе прикусил вампирскую грудь, напоминая о тишине. Потом широко лизнул розовую ореолу и продолжил ласкать грудь губами, иногда покусывая. Высший эльф дрожал, его пальцы сжали волосы на затылке Лларара. — А-ах... пожалуйста...       Пальцы дроу входили под нужным углом, заставляя тело Астариона выгибаться и насаживаться глубже, но вскоре этого стало недостаточно. Лларар на пробу добавил третий палец и был удовлетворён результатом — растянут, но не так, чтобы перестать быть узким. Тёмный эльф не раздеваясь расстегнул собственные брюки и оторвался от искусанной груди. Он смазал свой член остатками масла и одним толчком вошёл, принимая громкий возглас своим ртом и сплетая их языки. Астарион вцепился в его плечи, прогибаясь в спине и пытаясь ускорить толчки. Он приглушённо стонал и впивался ногтями в серую кожу, горячечно проникая в рот дроу языком.       Лларар увлечённо вбивал эльфа в лежанку, упираясь руками по обе стороны от его головы. Он оторвался от требовательного рта, чтобы полюбоваться на выражение лица Астариона — о, оно было великолепным. Таким умоляющим, таким... пошлым. Вид его искусанных губ чуть не заставил дроу кончить, и он зажмурился, собираясь представить что-нибудь несексуальное, вроде Иссохшего, но перед глазами возникла красивая мужская скула и капля двергарской крови, сбегающая на светло-ониксовую шею...       Лларар охнул и навалился на белокурого эльфа, едва успевая вытащить член и кончая тому на живот. Астарион довольно расслабился под ним, нежно пропуская длинные волосы между пальцами.       — Ох... Богиня... — дроу прижался к его вспотевшему лбу своим. Опираясь на локоть, второй рукой он обхватил возбуждение Астариона, приникая к его шее и проходясь по ней языком. Иногда прикусывая тонкую кожу, он упоённо двигал рукой, пока дыхание Астариона не сделалось рваным и он не сорвался на жалобный скулёж.       Они лежали плечом к плечу, глядя в потолок палатки. С кожи постепенно испарялась влага, и становилось прохладно. Астарион накрыл их одеялом и прижался к боку Лларара, закинув на него ногу.       — Ты хочешь поговорить о том, что произошло в Гримфордже, родной?       — Не думаю, что хочу.       — У тебя встал на дроу, который старше тебя в два раза.       — Астарион.       — И если бы он приказал, ты бы отдался ему прямо там.       — Астарион!       — Как думаешь, сколько двергаров тебе придётся убить за секс с ним?       Тёмный эльф закрыл рот вампира ладонью. Кончики его ушей приобрели пунцовый оттенок.       — Твой грязный рот, исторгающий пошлости, следует вымыть с мылом! — шокированно воскликнул Лларар.       Астарион поцеловал центр ладони, отнял её от лица и коснулся губами плеча дроу, успокаивающе огладил его грудь.       — Я просто хочу понять, что у тебя на уме и к чему нам всем следует готовиться, радость моя. Я не кусаю тебя. Могу я рассчитывать на объяснение?       Тёмный эльф слегка напрягся. Он не желал говорить об этом, его действия в Гримфордже казались ему недостойными. Но тёплые руки вампира успокаивали его, и, раздражённо вздохнув, дроу сказал, глядя в потолок:       — Хорошо. Спрашивай.       — Я не слишком хорошо знаю ваши традиции, — с готовностью начал Астарион, — но ты вроде как дважды выполнял его приказы. Не задавая вопросов. И что-то мне подсказывает, что он счёл это предложением... служения от тебя?       — И теперь он считает меня своим подчинённым, да.       — Тебе нравится подобное положение?       Лларар скривился.       — Слушай, я понимаю, к чему ты клонишь. Нет, мы не будем выполнять каждую его просьбу. Если Верный считает иначе, мне придётся его разочаровать. Я тогда просто... растерялся.       — Точнее будет сказать «думал членом, а не головой».       — Да хватит уже! — дроу напряжённо помассировал переносицу. — Мне кажется, я схожу с ума. Я нестерпимо тоскую по Мензоберранзану. По всему Фейруну я находил столько серокожих и красноглазых трупов... бывших когда-то сильными, смелыми тёмными эльфами. С каждым новым встреченным телом у меня болело вот здесь, — Лларар положил ладонь на своё сердце. — Они все умерли из-за собственной гордости, амбиций или неосторожности, или просто выполняя волю Ллос. И я просто голову потерял от радости, увидев одного живого, чуть не погибшего по той же причине, что и остальные. У меня ощущение было, что я домой вернулся, понимаешь? Что ты так смотришь на меня? Да, он к тому же горячий, как адская дыра, уж это ты должен признать.       — Он разве... не слишком взрослый для тебя? Он выглядит как твой отец.       — Для тебя все дроу выглядят как мой отец. Нере совсем не похож на меня, — Лларар взял паузу, покусывая губу. — И нет, он не слишком взрослый... Наш репродуктивный возраст заканчивается примерно в четыреста, и у этого Верного в запасе ещё лет двести до момента, когда он не сможет больше зачать дитя. Дальше — как пошлёт Паучья Королева. Мужчины у нас редко умирают своей смертью.       — Как ты думаешь, у него есть дети?       Этот вопрос заставил тёмного эльфа замереть.       — Ну. Ты его видел. Я удивлюсь, если у него их нет, — Лларар ухмыльнулся. — Думаю, что какая-нибудь Верховная Мать вполне могла держать его при себе и рожать от него очаровательных тёмных эльфов.       — А у тебя есть дети?       — Ты успокоишься наконец?       Астарион провёл кончиками пальцев по его подбородку, поворачивая к себе и заглядывая в глаза.       — Ты сегодня разговорчивый, я не могу не воспользоваться ситуацией. Давай, признавайся: ты папочка или нет?       — Я не уверен. Я участвовал в ритуале Совершеннолетия.       — М?       — Ритуал завершения обучения... Лучшие выпускники и выпускницы трёх академий Мензоберранзана собираются вместе для празднования. Арах-Тинилит, где все женщины дроу обучаются на жриц Паучьей Королевы. Милли Магтир, откуда выходят наши лучшие воины, и Сорцере — место, где обучался я. — Красные глаза дроу смотрели куда-то сквозь вампира, перед внутренним взором его возникла памятная картина. — На жаровне в центре залы возжигаются особые растения, а самая красивая из жриц Арах-Тинилита раздевается донага и призывает демона. Когда демон приходит, начинается, — он многозначительно взмахнул рукой, — weth vith. На всеобщем это будет...       — Оргия, — подсказал Астарион, подпирая голову рукой и рассматривая ключицы дроу.       — Оргия, да, — Лларар улыбнулся его взгляду. — Но даже если от меня кто-то из жриц и забеременел тогда — ребёнка отдали Ллос, так что это не имеет значения.       — А вы у себя в Подземье знаете толк в развлечениях. Так ты у нас, значит, отличник?       — Всё. Спать.       — Твоя Королева так и не вышла на связь?       — Конечно нет! Что за...       — Придётся повторить, дорогой. Уверен, она ценит настойчивость.       — Хм.       Утром Лларар отодвинул одеяло и наткнулся на снятое вчера бельё высшего эльфа. На светлой ткани пестрело что-то цветное, и он пригляделся, наклоняясь ближе. Это была вышитая надпись, и она гласила: «Если ты это читаешь, то ты либо уложил меня в постель, либо обезглавил. И в том, и в другом случае — тебе повезло!»       Лларар тихо засмеялся, закрывая лицо ладонью.       Он вошёл в свою палатку и присел около сложенных в углу вещей. Вчера его мантия превратилась в обноски. Пора. Сдвинув льняную ткань в сторону, дроу с лёгким трепетом извлёк из-под неё кожаные доспехи, чёрные, украшенные резными листьями — как капюшон, подаренный им Астариону.       — Как же ты прекрасен...       Лларар вжался лицом в броню, вдыхая полной грудью: кожа, мокрые камни, корни грибницы... И совсем лёгкие, едва уловимые нотки того, кто носил её прежде, — его пота и крови. Запах, одуряюще знакомый, заставлял всё его естество петь: «свой, свой» — и дроу, надевая доспехи, почувствовал на плечах тяжесть дружеских объятий. Он походил по палатке, размялся, припал на одно колено, лёг, перекатился, снова поднялся — броня села идеально, как вторая кожа. Иначе и быть не могло. Лларар заплёл волосы и вышел под утреннее солнце. Почему-то нервничая, он спросил:       — Как я выгляжу?       Все на секунду отвлеклись от сбора вещей.       — Смена стиля, мой друг? — поинтересовался Гейл. — Как сентиментально с твоей стороны — надеть именно то, в чём твои сородичи вырезают целые деревни. Это может осложнить нам дальнейшее...       — Ха, я успел забыть, как выглядят твои ноги! — Астарион присвистнул. — Бесконечные юбки в пол были милыми, но жутко утомили.       — Нет смысла обсуждать внешний вид. Увижу, как ты в этом дерёшься, — тогда всё станет ясно, — отрезала Лаэзель.       Лларар размял шею, повёл плечами, привыкая к новым ощущениям. Лаэзель была права, как всегда.       — Тогда выступаем.       Направляясь к женщине, у которой он намеревался выкупить магический доспех для Гейла, Лларар в последний раз прокручивал в голове обмундирование отряда.       Астарион как надел на себя доспехи Минтары и Тень Мензоберранзана — больше их не снимал. Они стали частью его тела и идеально подходили к стилю боя вампира: скрытный, с необходимостью припадать низко к земле и бить исподтишка. Лаэзель, экипированная в тяжёлый латный доспех, глухо позвякивала при ходьбе, и этот звук дарил им успокоение; её перчатки были зачарованы на усиление ударов в окружении врагов, а сапоги позволяли гитьянки двигаться быстрее и дальше. Гейл же... Что ж, сейчас они это исправят. Лларар давно откладывал деньги на то, чтобы одеть мага как следует, и последний бой с последующим воскрешением отряда чуть не заруинил ему эту задачу.       Скрепя сердце дроу передал в руки женщины тяжёлый мешочек — две тысячи золотых монет, принял из её рук красивой работы доспех и, развернувшись, протянул его магу.       — Что? Это... для меня?       — Примерь.       Гейл отошёл в кусты переодеться. Вышел оттуда, неверящим взглядом осматривая зачарованное изделие и осторожно трогая его на себе.       — Я ощущаю себя... интересно.       — Теперь это, — Лларар протянул ему высокие плетёные перчатки; они позволяли ловить руками летящие снаряды. — И это, — в руки человека перекочевали сапоги, позволяющие телепортироваться во время боя в любое место, которое видишь.       Гейл радостно улыбнулся:       — Лунные Башни содрогнутся.       Чем дальше в низину они спускались, тем холоднее делался воздух. Краски постепенно менялись: прохладная зелень листьев попадалась всё реже, засохшие деревья и кусты — всё чаще. Земля под их ногами приобретала черноватый оттенок.       — Мне кажется, или... небо пропало? — спросил Астарион.       Все подняли головы: и правда, больше не было видно ни облаков, ни звёзд, только ледяная сине-зелёная пелена, бесконечная и жуткая; она ниспадала до самой поверхности, она окружала их везде. С содроганием соратники обнаружили, что она уже заползла внутрь них, проникая в лёгкие вместе с воздухом. Вдруг стало тяжело дышать.       Тёмный эльф остановился, положил ладонь на свою грудь поверх брони — внутри, под кожей и костями, поселилось странное чувство. Оно было... злое. Яростное. Растекалось по телу с толчками сердца, вместе с кровью. Лларар сжал челюсти.       Впереди послышались мелкие торопливые шаги. Дроу пригляделся во тьму и увидел гоблиншу с огнём, семенящую в их сторону. Едва успев подойти и отдышаться, та выпалила:       — Ты... ты же... Верный?       — Я — сама смерть, с паразитом в черепе и грехом в сердце, — подшутил над коротышкой Лларар.       — Э-э-э... — она состроила смешную мордашку, переваривая информацию. — Я так понимаю, это значит «да». Послушай. Возьми факел, не суйся во тьму и двигайся быстро. Тени смотрят в оба. Иди.       Гоблинша указала на жаровню, из которой приглашающе торчали заготовленные светильники, и Лларар вытащил оттуда один. Он направился сквозь туманную пелену, освещая дорогу остальным.       Под ногами земля сменилась широкими высохшими корнями, переплетёнными в мостик. Они белели, будто покрытые солью. Всё вокруг освещал необычный рассеянный свет, слегка слепящий привыкшие к темноте глаза дроу. Он оглядел горизонт в поисках источника и увидел гигантские баллисты, полуразрушенные баррикады и землю, изрезанную шрамами прошедшей войны. По ней носились тени, словно продолжая разыгрывать между собой ужасы давно минувших дней. За охваченным тенями полем боя возвышался огромный полупрозрачный купол, достающий, кажется, до самих небес. Он и озарял всё вокруг мягким светом, похожим на лунный. Лларар затаил дыхание.       — Ни дня, ни ночи. Как будто само время оставило это место, — Гейл зябко передёрнул плечами. — Чем-то мне оно напоминает астральный план. Не правда ли, Лаэзель?       — Неправда. Говорят, что астральный план весь пронизан светом и серебряным сиянием, животворен и прекрасен, куда ни посмотри. — Воительница твёрдо ступала по земле. Она не смотрела вокруг — только вперёд. — Я никогда его не видела. Но уверена, что у него нет ничего общего с этой унылой дырой.       За корнями и выкорчеванными из земли деревьями появился оранжевый — цвет, нехарактерный для этого места и означающий только то, что впереди их ждали живые существа. В небольшом закутке, перекрытом со всех сторон скалами, ярко горела жаровня и десяток факелов. Здесь расположились стоянкой культисты Абсолют. Соратники приблизились достаточно, чтобы разглядеть хранителей огня и разобрать часть разговора.       — Что-то ты дерганый, — заметил высокий хоб-гоблин в мантии, обращаясь к гоблину, ростом ему ниже пояса.       — А ты, скажешь, нет? — огрызнулся тот. — Сам не хуже моего знаешь, что там за твари... Не нравится мне, как тут тихо.       — Без твоего скулежа нормально было, — включилась разговор постовая гоблинша.       Перед ними гоблин с длинным хвостом растрёпанных волос возился с крупной гиеной.       — Что ты мне глазки строишь, колтун подхвостный?       Гиена затопталась на месте, чуть подскакивая от предвкушения. Её взгляд был прикован к кости в руке гоблина.       — Хочешь косточку, малыш? Хочешь косточку? — гоблин тряс лакомством над своей головой. Когда гиена уже была готова выхватить кость из его руки, гоблин размахнулся и забросил её в кусты.       Гиена радостно понеслась за костью, исчезнув в темноте. Соратники услышали, как её тело тяжёлым снарядом бросилось в заросли, ломая сухие ветки в поисках угощения. На пару мгновений повисла тишина. Потом послышался хруст костей и громкий вопль гиены. Гоблин захехекал и, заметив наконец подошедших, вскинул арбалет, быстро оценивая их. Потом опустил оружие и снова загоготал:       — Ха! Видишь, что случилось с этим обормотом? Тёмное проклятье захватило его целиком. Вкусненький, видать! — он зубасто осклабился. — Ты Верный? Это мы тебя в Лунные Башни отвести должны, так?       — Это я, — кивнул дроу.       — Ага. Ступай, поговори с Кансифом. Он уже заждался, — гоблин указал когтистой лапой на хоб-гоблина в мантии.       — Непременно, — Лларар сделал шаг вглубь лагеря, но вдруг остановился и развернулся, будто что-то вспомнив. — Да. И ещё одно. Принеси-ка ту кость, которую бросил.       Гоблин разразился смехом. Лицо дроу осталось серьёзным.       — А-ха-ха-ха! — он хлопнул себя по колену, а потом зыркнул на тёмного эльфа, и улыбка медленно сползла с зеленоватой морды. — Погоди. Ты же... шутишь, верно? Но мы готовы идти! — В его голосе Лларар считал испуг. — Только скажи об этом Кансифу внутри!       — Давай. Апорт, — дроу не сводил с него глаз. Тьма в его груди металась, зудела и требовала удовлетворения. Гоблина заметно трясло, и он всё ещё не мог поверить в то, что услышал. Он уже почти дошёл до конца немаленький путь до Лунных Башен, и перед самыми их воротами ему приказывают убить себя. А ослушаться Верного Абсолют было нельзя: неисполнение невинного на вид веления Её избранного принести кость будет расценено как измена. Своим приказом Лларар буквально ставил гоблина перед выбором — умереть от его руки или рискнуть своей жизнью с ничтожным шансом выжить. И неизвестно, который из путей будет менее болезненным.       — Ты что, мне прика... То есть конечно, я просто... — он развернулся в сторону кустов, где исчезла гиена. — Я просто пойду туда и...       Неуверенными шажками гоблин двинулся вперёд, то и дело оглядываясь на Лларара — не передумает ли? Наконец его небольшое тельце исчезло в кустах.       — Нет. Нет! А-А-А-А! — страшные крики разорвали темноту, и все в лагере вздрогнули, оглянувшись на звук. Лларар уже приближался к Кансифу.       — Верный. Это честь для нас, — поклонился хоб-гоблин. — Ты принёс лиру?       Вместо ответа дроу достал резной музыкальный инструмент из серого дерева.       — Хорошо. Нам велели ожидать тебя. — Судя по всему, до этого момента Кансиф сомневался в них. И наверняка напал бы, приди они без лиры. — Сыграй на ней что-нибудь — наш поводырь и объявится.       Что значит — сыграй? Он что, бард? Лларар и в руки-то инструмента никогда не брал. Но, приподняв лиру и устроив её на предплечье, дроу почувствовал чары, наложенные на струны. Ему не нужно умение музицировать, чтобы призвать проводника. Только закрыть глаза, поднести пальцы к струнам, и... Интересно, играл ли на ней Нере?       Полилась лёгкая мелодия, исходящая отовсюду сразу. Она напоминала ему Подземье: загадочная, тонкая, как лапки паука, плетущего ловушку для своих будущих жертв. Как капли крови, падающие в ледяной, безупречно прозрачный подземный ручей. Как серебряное кольцо, соскользнувшее с тонкого пальца и скачущее по лестнице вниз, вниз, вниз...       Когда веки дроу приоткрылись и он вышел из колдовского транса, вокруг было темно. На стоянке погасли все факелы, и даже жаровня, стоящая в центре, теперь просто исходила белым дымом, без огня. За углом раздался скрежет и медленные, крадущиеся шаги, но не двух ног. Восьми. Они легонько стукали о землю, попеременно, приближали своего носителя всё ближе и ближе. Вместе с ним перемещался шар света.       Глаза Лларара широко распахнулись.       — Слуга Ллос. Отвратительно... — Лаэзель не отрывала от проводника взгляда. — И захватывающе.       — Нет! — вырвалось у Лларара.       Она была не права. Не-пра-ва.       Ужас вернул его в детство.       Они спускались под фамильную часовню. Мать шла впереди, отбивая каблуками дробь от резанных в камне ступеней. Маленький дроу и она шагали вниз уже добрых десять минут, и ноги Лларара застыли от холода. Он крепче сжал ладошки, рассматривая красивые, вышитые красным шёлком узоры на юбке Матери. Вдруг та остановилась, и он едва успел затормозить вслед за ней. Ещё чуть-чуть, и он замарал бы дорогую ткань платья, наступив на подол. Дроу развернулась, и Лларар мгновенно опустил глаза в пол. Ему ещё не разрешено было смотреть на Мать и на других женщин — за подобное последовало бы наказание. А маленький дроу был послушным мальчиком и не хотел никого разочаровывать. Её большая рука очертила в воздухе сложную вязь, дважды, накладывая заклинание невидимости на него и на себя. Лларар продолжал смотреть в пол, неловко переминаясь с ноги на ногу: холод подбирался к коленкам. Мать тронула его за плечо, и маленький эльф поднял глаза на её руки — изящные, красивые, с узловатыми длинными пальцами.       «Ты будешь молчать», — сказала она ему на языке жестов дроу. Ребёнок кивнул.       Мать, шурша юбками, шагнула сквозь каменную арку, в большую пещеру. В ней не было ни одного источника света, в дальнем углу журчала вода. А ещё здесь воняло... отвратительно. Лларар перешёл на инфразрение, чтобы видеть хоть что-то, и замер на месте от страха.       Под сводами пещеры, на её стенах и потолке — везде сидели огромные существа. Паучьи ноги, паучьи брюшки, но вместо головы у них болтались тела тёмных эльфов — изуродованные и распухшие, приросшие к членистоногим телам навсегда.       «Эти... омерзительные твари, когда-то они были нашими сородичами, сын мой. Они живут под часовнями великих домов, обречённые вечно находиться в этих жалких телах, — её руки медленно вычерчивали слова в воздухе, и за ними оставался короткий тепловой след. Лларар внимательно вглядывался в каждый жест: он совсем недавно закончил учить этот язык и всё ещё тяжело соображал на нём. — Каждый из них чем-то прогневил Паучью Королеву. Кто-то по глупости, кто-то намеренно. Некоторые наверняка надеялись остаться незамеченным или избежать наказания. Мы кормим их, редко. Когда кто-то разочаровывает меня, мы сбрасываем его вниз, а драуки съедают всё целиком — и плоть, и кости. Как видишь, здесь только мужские особи. Потому что у тебе подобных ум слабее, вы не можете видеть наперёд и не ведаете замыслов Паучьей Королевы».       Она развернулась к нему и положила ладонь с длинными ногтями на детское плечо. Маленький дроу почувствовал её дыхание на своём лице, усердно глядя мимо, и тихий властный голос Матери въелся в его сознание навсегда:       — Я привела тебя сюда, чтобы показать, какой бывает расплата за непослушание. Твоя жизнь многого стоила нашему дому, ты понимаешь это?       «Да, Мать Торребрэ», — неловкие маленькие руки изобразили ответ.       — Ты не подведёшь меня, Лларар?       «Нет. Мать Торребрэ, — он трясся от страха, не в состоянии отвести глаз от драуков, облепивших пещеру. — Не подведу. Клянусь».       — Карнисс... — выдохнул Кансиф.       Проводник приближался, держа в поднятой руке тот же фонарь, что был у Нере, только целый — он источал нежный белый свет и был похож на запертую в клетке маленькую луну. Драук крался к ним, бормоча себе под нос:       — Да, Ваше Величество, мы слышим их, — его чёрные глаза впились в дроу, и тот тысячекратно пожалел, что держит в руках эту чёртову лиру. — Они взывают к нам. И к своему богу, и к своему поводырю.       — Приветствую тебя именем Абсолют! Ты должен провести нас... — Карнисс окатил хоб-гоблина таким ледяным взглядом, что тот замолк и забегал глазами, не зная, куда себя деть.       — Свежая плоть для моей Королевы. Но кто они?       — ...Кажется, тебе стоит представиться. Может, Верного он послушает, — трусливо шепнул Кансиф.       Карнисс ткнул в дроу когтистым пальцем.       — Ты. Кто ты?       — Очередные уверовавшие в Абсолют. Им тоже нужен проводник до Башен, как и нам, — подсказал Кансиф, видя, что Лларар молча играет с драуком в гляделки.       Их с существом сознания соединились, хоть тёмный эльф и сопротивлялся этому всеми силами. Сквозь собственную панику он услышал шепчущий голос... Абсолют? Или просто отголоски разбитого разума, звучащие в темноте? Он не мог отвести глаз от чудовища, возвышавшегося над ним, как скала.       Карнисс... Красивое имя для некогда красивого эльфа. Теперь его белые волосы были спутаны, тело больше не было ониксовым: его облепила коричневая хитиновая оболочка, она проросла даже по подбородку и на лбу. А ещё на его лице моргало на пять глаз больше, чем должно было. Драук показал зубы и безумно засмеялся, а тёмный эльф вздрогнул.       — Верный... — благоговейно выдохнул монстр. — Ваше Величество, у вас что ни день, то новые поклонники.       Дроу старался не показывать своих эмоций, но его трясло. Карнисс наклонился совсем близко, заглядывая в его красные глаза, и Лларар потратил все эмоциональные силы на то, чтобы не отшагнуть назад. Драук странно улыбнулся, бегая по его лицу взглядом.       — Да, да, эти весьма хороши...       Лларар понял, что их планы меняются. Пытаясь сохранять ровный тон голоса, он сказал:       — Я за ним не пойду. Такие, как он — мерзость в глазах моей Королевы.       — Их королевы?! — шокированно отшатнулся Карнисс. — Они всё ещё молятся паучьей стерве?!       — Придержи язык, мерзость! — ярость в тёмном эльфе мгновенно перевесила страх.       — Так, спокойно! Спокойно. Мы все здесь заодно, так? — попыталась разрядить обстановку постовая гоблинша.       Карнисс оскорблённо выпрямился, отходя на пару шагов:       — Моя Королева велит мне провести уверовавших в неё сквозь тьму. Невзирая на их несовершенства.       — Твоей королевой была и остаётся Ллос, тварь!       Астарион выругался, выхватывая кинжалы:       — Адова сера, да что на тебя нашло?       — Отступники! Язычники! — заорал драук страшным басом.       — Лаэзель, обезоружь его, — Лларар чуть склонился к её шипастому уху. — Нам нужен этот фонарь.