***
Мортиша догоняет дочь на балюстраде. Она полна решимости, и ее строгий серьезный взгляд отзывается в Аддамс давно забытым волнением, которое девушка тут же прогоняет прочь. Ей давно не десять лет. Уэнс взрослая и сама решает, как ей себя вести. — Ничего не хочешь мне сказать? — складывает руки перед собой в плотный замок. Ее платье открывает красивый вид на изящные аристократические ключицы и белую кожу. — Уэнсдей? — А я причем? — щетинится. — Это не мой лифчик, я понятия не имею, почему он решил, что это мое. Да и какая нам с тобой разница, кого тягает к себе в койку этот доморощенный ловелас. — Дочка, так нельзя, — выдыхает, стараясь не наседать. — Я понимаю, вы друг другу никто, но человеческое отношение к друг другу можно и поддержать, не так ли? Не понимаю, почему вы так открыто враждуете. — Я ни с кем не враждую, много чести, — фыркает, складывая руки на груди. — Еще раз говорю, я тут не причем. Это у него с головой какие-то проблемы. У тебя все? — Постарайся никого не убить, пока нас не будет, — печально улыбается женщина. Она понимает, что разговора все равно не выйдет, и искренне не представляет, что должно такого произойти, чтобы растопить ту глыбу льда, какой покрылись их с дочерью отношения. В ответ Аддамс просто неоднозначно кивает и идет к себе. Смысл вести диалог, если они просто друг друга не слышат? Вот если бы был жив отец, он наверняка понял Уэнс и точно бы за нее вступился, а не наехал, что это она разбрасывается бельем направо и налево. Ксавье сидит на улице какое-то время, пока внутри не затихает буря. Криками и обвинениями ничего не добиться: так его учил отец, а излишнее демонстрирование эмоций не красит мужчину – так завещала мать. Лучше направить это все в другое русло, поэтому парень возвращается домой, поднимает крышку рояля, включает верхнее освещение в комнате и удобней устраивается на банкетке. Что сыграть? Раз ему вспомнилась мать, то и музыку он воспроизведет ту, которую она любила больше всего. Мелодичные переливы чуть минорного произведения «Mariage d’amour» Поля де Сенневилема, которое ошибочно приписывают Шопену, погружают его в воспоминания детства, когда Мишель еще была жива. Его четырехлетнего она усаживала к себе на колени, и ее красивые, самые нежные руки на свете, теплые и ласковые, порхали по черно-белым клавишам, рождая волшебную музыку. Мортиша совсем не похожа на его мать. Ни образом, ни повадками. Мишель, несмотря на довольно мягкие внешние черты, имела властный строгий характер. У нее все было по правилам, дом выглядел идеалом чистоты и порядка, она не подпускала к кухне Марту, и сама пекла венские вафли по утрам. Устои, которые она заложила в семье, после ее скоропостижной смерти попытался сохранить Винсент. Видимо, это помогало и ему самому, и Ксавье удержать то хрупкое эмоциональное равновесие, что пошатнулось с последним брошенным цветком пухлой детской рукой Ксавье на крышку белоснежного гроба. Эта картинка тоже довольно четко въелась куда-то на подкорку мозга, все еще приходя ему в кошмарах. Уэнсдей не понравился разговор с мамой. Она села за свою книгу, надеясь отвлечься, но чтение собственноручно написанной истории не принесло удовольствия. Сюжету однозначно чего-то не хватало, но вот чего? Ее тонкий музыкальный слух сквозь тихий шум кондиционера ловит приятную уху мелодию. Она прислушивается – ей неизвестно это произведение. Девушка тихо выходит из комнаты, неторопливо спускаясь по ступеням. Инструмент находится в гостиной и ей, чтобы не оказаться пойманной за подглядыванием, приходится двигаться, словно призраку. Витражная дверь приоткрыта. За Торпом она успела заметить эту особенность: он никогда не закрывает плотно двери, разве что в свою личную спальню. Аддамс сперва просто вслушивается, а затем заглядывает в небольшую щель. Что ж, когда она сказала Энид, что ее новый сводный брат ни на что не годится, она ошиблась. Играет он чисто: мелодия льется непрерывным, ласкающим ухо звуком. Почему-то интересно посмотреть на его манеру исполнения, но для этого придется войти внутрь, а ей бы не хотелось себя выдавать. Сегодняшняя его выходка дала понять, что Торп решил сыграть по ее правилам. Попытка оказалась неудачной, видимо, он был хорошим мальчиком и не умеет делать пакости. Ему точно досталось от Винсента – вот же дурак, кто идет в такую открытую конфронтацию? Можно же было оставить ее белье в гостиной, тогда бы досталось только ей. Но его выпад подстегнул Уэнс к решающему шагу. Она отходит от двери, за которой все еще играет рояль, достает из заднего кармана телефон и набирает знакомый номер. — Не говори мне, цыпа, что ты опять куда-то влипла! — без приветствия тянет собеседник, и Уэнс понимает, что он улыбается. — Нет, родной, но мне нужна твоя помощь, — улыбается чуть заметно в ответ и направляется на излюбленную кухню. — Соскучился за дамой в беде? — О, детка, я давно не рыцарь, а ты не дама моего сердца, — хохочет Аякс. — Но говори, ты же знаешь, мы в ответе за тех, кого однажды приручили. Уэнсдей хмыкает в ответ и принимается излагать суть дела. Если Синклер права – Торпу осталось пожить в доме трогательных пару дней. Завтра уедут Мортиша с Винсентом, и Аддамс сыграет свою финальную партию.***
День не складывается с самого начала. Репетиция, ради которой его выдернули в семь утра, по итогу срывается из-за неявки дирижера. Торп злится – он не любит, когда что-то идет не по плану. Потом его мозг снова насилует Крекстоун с очередными правками. Парень не рад уже, что пошел на поводу у Бьянки и согласился на уговоры этого старого маразматика. Домой он приезжает примерно за полчаса до того, как следует отвезти отца и его невесту в аэропорт. На сегодня у него запланирован еще ужин, где он попытается извиниться в очередной раз перед Бьянкой. Торп успел заскочить в ювелирный и выбрать сережки – так сказать, немного загладить свою вину. Парень переодевается и спускается по лестнице, когда внезапно до него доходит: картины, висевшей на стене последние лет двадцать – нет. Он возвращается к лестничному пролету и смотрит на стену, где еще вчера в золотой рамке висело изображение его матери. — Какого черта? — рассматривает отличающееся по цвету прямоугольное пятно – все, что осталось от картины Мишель. — Я не понял… Торп поднимается вверх и подходит к комнате отца. В груди копошится злость – тихая, ядовитая, стискивающая костлявыми пальцами все внутренности, выворачивая их наизнанку. Он стучит, довольно громко, чувствуя, как ломит костяшки пальцев. — Сын? — Винсент поправляет очки, пропуская его в свою спальню. — Что-то случилось? — Где портрет матери? — без лишних предисловий начинает Ксавье. — Я перевесил его в библиотеку, — спокойно и выдержанно. — У тебя возникли какие-то вопросы? — Зачем? — втягивает носом воздух. — Чем и кому он помешал в фойе? — Ксавье, прояви чудеса сообразительности, — рукой убирает прядь с проседью от лица. — Я понимаю и принимаю твои чувства, но пойми и меня – в этом доме появилась новая хозяйка. Не думаю, что ей приятно созерцать портрет моей бывшей супруги. Да, в силу своего воспитания и сдержанности, Тиша ничего не говорит, но я ведь не дурак. Торп думает иначе. Он считает, что отец и есть влюбленный, наивный дурак. Ему хочется сказать очень много всего, на языке вертятся претензии, но Ксавье проглатывает плотный комок возмущений вместе со слюной и сцепливает зубы. Да, понять он может, а вот принять пока что нет. — И что там теперь будет висеть? Закажешь портрет новой жены? — в голосе все равно слышно укор и претензию. — Пока что нет, — не реагирует мужчина на выпад сына. — Ты готов нас отвезти? — Спускайтесь, я подожду вас внизу, — он хочет скорее на воздух. Спокойствие и невозмутимость отца разжигают в нем злость сильнее, если бы Винсент начал как-то оправдываться или ругаться. — О, и еще, — слова мужчины догоняют Ксавье на пороге комнаты. — Освободи, будь добр, оранжерею. Мортиша хочет заняться ею. Парень не оборачивается. Он сжимает до белизны кулаки и выходит, стараясь не хлопнуть дверью. Вот и началось его плавное выселение. В оранжерее он хранил некоторые мамины вещи, как память о ней, а еще все свое художественное барахло. Все думал, что однажды вернется к этому делу. Да, в доме много места, куда можно перенести весь хлам, но сам факт! Оранжерея была священным местом Мишель – туда никому не разрешалось ходить без нее. Винсент не смог сохранить труды жены, и большинство растений погибло, кроме единственной белоснежной магнолии, которую Марта пересадила в сад. Все происходящее кажется каким-то бредом. Ну как такое возможно, чтоб его выгоняли из его же дома?! Зачем отец вообще затеял эту женитьбу? Ну пусть встречались бы, кто им мешал! А теперь что выходит? Ксавье и не хозяин тут больше, появится новая миссис Торп, и его чемодан выставят за двери? Он плохо помнит, как довез Винсента с Тишей до аэропорта и был точно не слишком вежлив. А потом сразу поехал в ресторан. Все равно, что до встречи с девушкой еще полчаса. К счастью, забронированный им столик оказывается свободен. Он заказывает себе сто грамм виски, надеясь, что алкоголь хоть немного успокоит нервы. Торп не пил почти два года, и Бьянка точно будет не рада, но лучше так, чем он сорвется на девушку из-за личных переживаний и собственной семейной драмы. Аддамс лениво валяется на кровати, наблюдая, как ее бывший парень перебирает пластинки. Она за ним даже успела немного соскучиться и в принципе, можно было уже давно перевести их дружбу в ранг отношений с привилегией в виде ни к чему не обязывающего секса, но эта лишняя морока ее бы точно утомила. Аякс хороший, но слишком они теперь разные. — И я все равно не пойму, зачем сегодняшний спектакль, — устанавливает пластинку в проигрыватель. — Ты тут вроде на птичьих правах, не думаешь, что тебя в итоге выгонят? — Плевать, — отмахивается от нравоучений. — Может, и выгонят, но я хотя бы напоследок попорчу нервы заносчивому хаму. — Я тебя знаю кучу лет, Цыпа. Ты, конечно, способна на откровенно идиотские поступки, но это даже для тебя слишком, — садится рядом с ней на кровать, накрывая острые девичьи колени теплой ладонью. — Колись, кто автор твоего плана? Та тупая блонда, я прав? — Скажем так, она мне немного помогла, — смахивает челку пальцем с глаз. — И она не тупая. Глупая немного, но не тупая. — Все кончится каким-то дерьмом, вот увидишь, — довольно круто выражается Аякс. — Я вообще не понимаю, зачем ты пристала к чуваку? Какой в этом толк? — Не нравится он мне и все. Без толка, без смысла. Просто пусть переезжает к своей набожной монашке, и живут они долго и счастливо! — ее раздражает бубнеж бывшего. Они почему и расстались – слишком сильно Петрополус любит ее учить жизни. — Ладно, я пойду заберу свое пиво в холодильнике, а ты найди какую-то порнушку. Я посижу гляну, но изображать из себя вот это вот все тобой придуманное не стану, — поднимается с кровати. — Цыпа, ты же умная девчонка. Неужели ты не придумала способ поинтересней, чтоб его проучить? В школе ты ведь была богиней пакостей. — У него терпения еще больше, чем у моего отца. Я не смогла его достать за целый месяц, хоть старалась изо всех сил, — переворачивается на живот. — Единственное, чего добилась – он попытался неудачно вернуть мне лифчик при родителях. Тупой план. — Ты сумасшедшая просто, — ухмыляется. — Но за это я тебя и любил. — Ой, все, — хмурит темные брови. — Вали уже за своим пивом. Скоро должен вернуться единственный зритель нашего звукового театра. Торпу приходится бросить машину на парковке ресторана. Выпитое крепко ударило по мозгам, но зато точно смягчило встречу с почти бывшей девушкой. Да, Ксавье даст ей немного времени все еще раз обдумать, но скорее всего с легкой руки Аддамс его двухгодичные отношения плавно подходят к концу. Разговор, давность которому всего пару минут, точно пошел не по плану. Бьянка сразу же сделала ему замечание за выпитый им алкоголь. Ее надменно поджатые губы и сморщенный нос отчего-то сегодня раздражали пуще прежнего. Они сделали заказ, девушка торжественно помолилась, хоть и обещала этого не делать, и началась беседа, полная претензий и укоров. — Почему ты мне не говорил, что твой отец женится? — недоумевала Барклай. — Ты все знаешь про мою семью. Это так и, честно говоря, Торп не огорчился бы, если б она меньше посвящала его в дела их семьи. Женитьба тети Габби, которая живет где-то на севере Италии, его точно не интересует, как и развод ее двоюродного брата со второй женой. — Я сам узнал недавно, — дергает плечами Ксавье. — И точно не знал, что у нее есть дочь. И вообще не подозревал, что она с нами будет жить. — Но есть и плюсы, да? — приподнимает брови Бяьнка. — Зато теперь твой отец не одинок, и ты точно можешь переехать ко мне. Ведь так? О, хороший ход, который заставляет Торпа медленно носом втянуть воздух, чуть прикрывая глаза. — У меня для тебя подарок, — желая замять неудобную тему, он протягивает ей коробочку из алого бархата, и на его глазах Бьянка как-то расцветает. Она смущается, аккуратно берет презент, как-то даже улыбается иначе. — Неужели это то, что я думаю? — тихо проговаривает, заглядывая ему в глаза, и открывает коробку. В один миг, как по щелчку пальцев, серо-голубые глаза его спутницы темнеют, она поджимает губы, хмурит брови. — Что это, Торп? — в голосе звенит обида. — Тебе не нравится? — не понимает, в чем подвох. — Это серьги. Они хорошо подойдут к тому кулону, что я дарил тебе на именины. — Я вижу, что это серьги, — закрывает бархатную шкатулочку. — Но честно, после той твоей выходки, я ждала другое украшение. До него доходит. Барклай, видимо, надеялась на кольцо. Что ж, логичное предположение, если не брать в расчет то, что Торп в принципе не собирался лет до тридцати жениться. Зачем? Его и так все устраивает. Пауза затягивается, а Ксавье искренне не знает, что должен говорить в этом случае: «прости, что не хочу звать тебя замуж?», «мне хватает свадьбы отца, поэтому я женюсь, когда никогда?» … — Слушай, — давит из себя слова, на ходу пытаясь придать им твердость и смысл. — Сейчас не лучшее время, понимаешь… — Хватит! — рявкает, привлекая к себе внимание. — У тебя никогда нет подходящего времени! Либо ты переезжаешь ко мне, либо я вынуждена с тобой расстаться! Пара за соседним столиком неприветливо на них косится, а ребенок еще за одним столом от ее крика начинает плакать. — Сядь, пожалуйста, — выдыхает. — Бьянка, я терпеть не могу ультиматумы, ты знаешь. Давай… — Ксавье, сколько можно кормить меня обещаниями? — истерит девушка. — Я закрыла глаза на чужое белье в твоей спальне, на то, что ты живешь в одном доме с полуголой потаскухой, что ты никогда не зовешь меня на семейные мероприятия и не представил до сих пор нормально своей семье. Я кто для тебя вообще? Торпу неудобно. На него все смотрят, как на какого-то отбитого урода, ломающего судьбу ни в чем невинной девушке. Становится вдруг обидно и тошно. — Ты моя девушка, — старается говорить спокойно. Внутри появляется некое подобие вулкана, который вот-вот взорвется потоком кипучей лавы. — Давай ты еще раз все обдумаешь. Я не хочу решать ничего в таком тоне. — Я свое слово сказала, — снимает сумку со спинки стула. — Либо мы начинаем жить вместе, либо ищи себе другую дуру. И уходит, оставив по себе шуршание длинной юбки и знакомый, чуть приторный запах духов. Ксавье ловит на себе взгляд какой-то тетки, что недовольно кивает головой и поджимает губы, ему хочется рявкнуть ей: «что надо?!», но он сдерживается, и лава подпирает к самому горлу. Такси едет очень медленно, водитель собирает по пути все пробки, и к тому моменту, как он входит к себе домой, с силой распахивая парадные двери, Торп просто готов убивать. Если сейчас его тронет Аддамс, он реально ее прикончит. Как может так быть, что один совершенно чужой ему человек просто одним своим существованием испортил ему всю жизнь? Ксавье, снимает пиджак, бросая его на комод в прихожей, и застывает на месте. По широкой лестнице, устланной красной дорожкой, не торопясь спускается какой-то полуголый мужик. Незнакомец почесывает подбородок, его брюки спущены так, что видна резинка нижнего белья, а на груди черным выбита какая-то татуировка. — Ты кто, мать твою, такой?! — кажется, глаза Торпа сейчас уползут к линии роста волос. — Какого хрена тут творится вообще? — Тише, парень, чего ты кипишь? — невозмутимо убирает от лица отросшие пряди темных волос. — Ты тут как бы не один живешь. Пиво будешь? Сын Винсента открывает и закрывает рот в попытках выдавить из себя хоть слово. Медленно в его голове формируется картина происходящего – эта мелкая вредная дрянь приперла в дом, в его, черт возьми, дом какого-то мужика! Значит, ему она личную жизнь сломала, а свою наладила? Кажется, он попал в сказку про «Златовласку и трех медведей» . В его дом тоже наглым образом вломилась девица и все понадкусывала, облапала, полежала на всех кроватях и теперь еще решила, что может устроить тут бордель? Тем временем незнакомец, так и не дождавшись ответа, просто дергает плечом и заходит в столовую, словно это не Ксавье тут живет, а он. Что-то в голове Торпа клинит, и вулкан окончательно взрывается, отключая здравый рассудок. Он набирает на панели сигнализации возле входа в дом код и жмет красную кнопку. Сирену никто не услышит, а вот наряд полиции будет тут с минуты на минуту. Ксавье бегом поднимается по лестнице, на ходу дергая ворот рубахи, вырывая пуговицы с мясом. Сейчас он объяснит правила дома этой чокнутой на всю голову. Парень входит к ней в комнату, не стуча и никак не реагируя на ее: «Ты вообще обалдел?!». Да, он определенно обалдел от ее наглости, еще тогда, в том ресторане и все это время обалдевал день за днем, а теперь обалдение больше в нем не помещается и рвется наружу тихим злым рыком. Аддамс не понимает, что конкретно вывело сына психотерапевта, она же еще ничего не сделала, и ей неясно, почему он вдруг походит на невменяемого психа, но ее точно пугает хватка сильных пальцев, с которой парень цепляется ей в лодыжку и рывком тянет с кровати. От неожиданности она вскрикивает, пытаясь отбрыкиваться, но все мимо. — Эй, чувак, а ну руки от нее убрал! — Торп слышит мужской окрик сквозь шум от вскипающей в венах крови, а затем ему на плечо опускается сильная ладонь. Это окончательно срывает тормоза. Он убирает руки от девчонки, разворачивается и сразу бьет незнакомца, довольно сильно и метко. Петрополус такого тоже не ожидает. У него в принципе философия по жизни проста – когда его бьют, он бьет в ответ. Поэтому, утерев кровь с разбитой губы, Аякс поднимается на ноги и бросается на хозяина дома. Аддамс пару минут просто смотрит, как два парня мутузят друг друга по светлому отполированному паркету. Не то чтобы она не видела никогда драк, скорее, наоборот, просто девушка не ожидала, что ее начнет Торп. Со своей долговязостью и очками он не похож на человека, который в принципе способен кому-то набить лицо. Надо бы разнять двух дураков, которые в пылу сражения сносят все, что у нее лежит на прикроватной тумбе, но Уэнс знает – нельзя вставать между дерущимися парнями, не то можно огрести и самой. В голове перескакивают мысли, она думает о вызове полиции, но это оказывается лишним, так как спустя пару минут в ее комнату врываются два крепких мужика в форме и с пистолетами в руках. — Всем лежать, руки за голову, это полиция! — орет один из ребят при исполнении. Уэнсдей никого вызвать не успела, поэтому она удивлена приезду подмоги. Но изумление быстро сменяется злостью и раздражением, когда их всех троих пакуют в машину полиции. — Я хозяин дома, это я вас вызвал! — зло рычит Торп, утирая кровь из носа рукавом разорванной рубашки. — Вы Винсент Торп? — обращается к нему второй полицейский с планшеткой в руках. — Нет, я его сын, Ксавье Торп! — Простите, но нам поступило сообщение, что в дом вломились преступники. Так что до выяснения обстоятельств вы все проедете с нами в участок. — Отпустите хотя бы девушку, она вообще не причем, — гнусавит Петрополус. Торп по всей видимости-таки сломал ему нос. — Кто она такая и как оказалась в этом доме, тоже не ясно, — хмурится полицейский. — Дэн, пакуй их всех, вдруг именно она воровка. Аддамс недовольно сопит, когда ее весьма грубо запихивают в машину. Ксавье, как самому агрессивному, надели наручники, его едва ли оттащили от Аякса. Петрополус просто сидит, удерживая у носа полотенце, которое ему разрешили прихватить с собой. — Ты конченный кретин, Торп, — заявляет решительно Уэнс, едва авто с мигалками трогается с места. — Заткнись, это ты во всем виновата, — в ответ выпаливает Ксавье. — Мой дом – это не грёбанный бордель! — Так и что? Ты боялся, что и тебя трахнут, поэтому вызывал копов?! — включается в перепалку, заводясь с полуоборота. — Заткнитесь оба! — вклинивается в беседу Аякс, сидящий между двумя будущими сводными родственниками. — И без вашей грызни тошно. — Эй, хватит там орать! — с переднего сидения их осаждает полицейский. —Тихо будьте, а то докину вам несколько суток для профилактики. Что ж, это не первый привод Уэнсдей. Пока был жив папа, он раз пять вытягивал ее из участка, и это только он. А сколько раз это делал Фестер – и не посчитать. Не всегда она была виновата, просто часто оказывалась не в том месте и не в то время. Но и сама любила хорошо покуролесить. И вот это нынешнее попадание в руки правосудия – самое тупое за всю ее жизнь. Торп в последний раз был в полиции лет в восемнадцать и имел довольно крупные проблемы, о которых предпочитает не вспоминать. Его все еще колотит от злости и раздражения, голова гудит, все лицо и ребра ноют – у парня Аддамс хорошо поставлен удар. Больше всего недоумевает Петрополус. Он просто шел провести время в приятной компании, а оказался в каталажке со сломанным носом и забитыми ребрами. Хотя, чего он ждал от Аддамс – где она, там всегда вечер может кончится не только приятным сексом, но и поездкой в полицейский участок.