***
Винсент, желая замять перед будущей супругой утреннюю ситуацию, приглашает ее в ресторан. Это играет Уэнс на руку – точно никто не помешает ей с девочками отметить именины подруги. И хоть у Аддамс нет никакого желания веселиться, но и отменить Уэнс ничего не может. Она встречает гостей у ворот, поздравляет Йоко и провожает всех на задний двор, где под открытым небом зазывно переливается подсветкой бассейн с голубой водой. Кто-то из принесенной колонки включает музыку, со скоростью света накрывается стол, и именинница смешивает всем коктейли – не зря же она работает барменом во вторую смену в убогой забегаловке, из которой выгнали Уэнс. — Что-то ты приуныла, подруга, — Энид садится с ней рядом на край бортика бассейна точно так же, как Уэнс, опуская ноги в прохладную воду. Зной заполнил город, воздух плотный, август плавит асфальт. Блондинка протягивает ей стеклянный стакан с трубочкой, лед в котором глухо и мягко позвякивает, соприкасаясь. — На вот, выпей еще. — Что это? — Аддамс не против экспериментов, но иногда Танака перегибает, смешивая то, что лучше не смешивать. — Куба либре, — делает глоток из своего стакана. — Но в интерпретации Йоко. — Это и пугает, — Уэнс тянет через трубочку пахнущую кока-колой жидкость и тут же приподнимает вверх брови, чуть морща нос. На корне языка ярко чувствуется сладковатая горечь рома. — Она перемудрила с пропорциями. — Да забей, ты вообще дома, — хмыкает Синклер. — Так, что пошло не так позавчера, что даже ваши предки вернулись? — Не знаю, но все кончилось дракой и попаданием в участок, — сводит лопатки, снова делая глоток. — Аяксу этот психованный придурок сломал нос. — Так ему и надо, — щурит ясно-голубые глаза, не скрывая злорадной усмешки. — А Торп хорош в драке, да? — Ну… — хмурит брови. — Смотря, по каким критериям оценивать физический акт агрессии. — Да ну ладно тебе! — Дует губы. — Если сравнивать его, допустим, с Тайлером, кто лучше? Аддамс награждает подругу весьма однозначным тяжелым взглядом, чуть вздернув бровь. — Делать мне больше нечего, как их сравнивать, — отвечает жестко, снова отпивает из стакана, который ставит потом на бортик бассейна. — Ладно, это прожитый этап. Расскажи лучше, откуда засос на шее? — Лукаво ухмыляется Энид. — Ты мне что-то недоговариваешь. — Это не засос, а аллергическая реакция на идиотов, — девушка отталкивается руками от скользкого кафеля и ныряет в воду, показывая, что беседа окончена. Синклер лишь поджимает губы на такое поведение подруги. Блондинка делает вывод, что настроение Уэнс испортилось из-за разговора о Тайлере и не донимает ее больше. Лучше бы она вообще не вспоминала Галпина. Энид задорно объявляет девочкам, что хочет потанцевать, а потом собирается еще поехать в караоке-бар. Ее предложение подвыпившая компания встречает дружным одобрительным выкриком, и музыка делается громче. Аддамс не понравился вопрос подруги про Тайлера. Нельзя сказать, что это была самая большая любовь в ее жизни, нет, но она определенно что-то к нему испытывала помимо влечения. А потом он повел себя как последний урод: исчез с горизонта, оставив по себе горечь досады от собственной наивности. Девушка неторопливо проплывает круг, возвращаясь к напитку. Все события прошлых дней сгреблись в вереницу каких-то нелепостей. Она снова отпивает крепкий коктейль и замечает, как Энид, размахивая бокалом, входит в дом. Главное, чтобы подруга ничего не разбила – Аддамс не хочет выслушивать лекцию еще и за эту вечеринку у бассейна. Торп возвращается домой под вечер. Ему знатно поимел мозги бывший профессор, потом пришлось везти машину на мойку, заехать на работу – без него не могли разобраться в папках с партитурами… День выдался сложным, а в голове еще с ночи творится сущий сумбур. Казалось бы, ну что такого – простой поцелуй. Он целовал много девушек, это ничего не значащая ласка. Но в этот раз было все как-то… Живо, остро, слишком ярко. Так бывает под запрещенными веществами, но ведь кроме бурбона Торп в тот вечер ничего больше не принимал. Кажется, сама девушка сошла за наркотик. То, как она отдавалась поцелую, как не скрывала получаемого удовольствия, как вжималась в него хрупким телом, как… Ксавье рвано выдыхает воздух и ощутимо хлопает себя ладонями по щекам. Прочь. Нужно прогнать прочь эти мысли. Телефон в кармане вибрирует, он выходит из авто и берет трубку: — Да, я слушаю, — старается придать голосу спокойствие и ровность. — Бьянка, я… Она сразу же начинает извиняться, торопливо объясняя, как погорячилась. Ему хочется сказать, что сейчас не лучшее время для новой порции скандала, а потом прозревает. Нет, отнюдь! Самое время, видимо, помириться, иначе все вообще может выйти из-под контроля. Он взрослый парень, у него есть девушка, и сегодня он с ней выяснит отношения и извинится. А потом примирительный секс поможет расслабить мозги и прогнать навязчивые мысли о несносной девчонке. — Приезжай ко мне, — обрывает ее речь в телефонной трубке. — Нам нужно действительно о многом поговорить и все наконец решить. Повисает пауза на том конце девайса. Бьянка соглашается, коротким «Буду через пятнадцать минут» и кладет трубку. Да, он не станет к ней переезжать, а просто скажет, что снимет себе квартиру. И даже не соврет. После всего, что случилось, у него нет ни малейшего желания видеться больше с этой Аддамс. Она, как опасный вирус чумы, от которого нужно держаться подальше. Прискорбно это признавать, но видимо Уэнсдей таки победила в сражении, которое сама и затеяла. Парень входит в дом и едва не стонет в голос. Со стороны террасы слышна музыка и посторонний шум. Что опять придумала эта умалишенная девица? — О, ну неужели я с тобой наконец-то познакомлюсь! — Мелодичный незнакомый голос заставляет Ксавье обернуться. К нему не торопясь, покачивая призывно бедрами, подходит какая-то девушка, кокетливо поправляя прядь выбеленных волос с розовыми прядями. У нее весьма откровенный купальник и слегка расфокусированный взгляд небесно-голубых глаз. — Ты кто вообще такая? — У него не осталось ни капли терпения или вежливости. Не нужно быть самым умным или медиумом, чтобы понимать, чья это знакомая. — О, какой напор. Я люблю таких вот решительных, — подмигивает парню. — Я Энид Синклер. Хочешь, познакомимся поближе? — Слушай, Энид Синклер, — втягивает носом воздух, проглатывая грубость. Торп чувствует, как едва успокоившийся вулкан раздражения закипает в нем с новой силой. — Где Аддамс? — Вот вечно она отхватывает себе лучших парней, — тянет губы в улыбке. — И что вы в ней все находите? Пойдем, провожу тебя к твоей мрачной зазнобе. Ксавье думает, что это его Бог наказывает за то, что он снял свой крестик, когда начал встречаться с Бьянкой. Ее вера не позволяет носить распятия на себе, и чтоб не раздражать ее в процессе греховного соития, он вместе с цепочкой, которую подарила ему мама, спрятал украшение в шкатулку. Мысль о Барклай бьет его разрядом тока, и он просто мечтает отмотать их недавний разговор назад. Как он ей объяснит вот это: под задорную латиноамериканскую музыку, шевеля всеми частями тела, на краю бассейна танцуют полуголые девицы в бикини. — Дамы, смотрите, какого красавчика я вам привела! — Блондинка, представившаяся Энид, мертвой хваткой цепляется ему в руку и тянет в гущу событий. Его быстро обступают довольно нетрезвые незнакомки, и Торпу впервые становится не по себе в женском обществе. На него тут же вешается какая-то рыжеволосая девица, а в руку кто-то втискивает бокал с алкоголем. — Так, Эмми, щупальца прочь, это претендент на черное сердце нашей мрачной барби. — Энид окидывает свою подругу многозначительным взглядом и та, печально вздохнув, отлепляется от Торпа. Парень сглатывает липкую слюну и чувствует, как в жилах закипает кровь. Если сейчас Бьянка увидит все это, они могут больше даже не говорить. Тут все понятно и без слов. А у него еще теплится надежда сохранить остатки отношений. Он оглядывается в поисках зачинщицы этого безобразия и выхватывает взглядом темную макушку в противоположной от него части бассейна. Аддамс сидит на краю бортика и салютует ему стаканом с алкоголем. Все. Это край. Ксавье зло втискивает бокал со спиртным в руку этой неуемно любезной блондинки, проливая на нее капли коктейля, и решительным шагом направляется в сторону Уэнсдей. Его колотит от нервного напряжения. Действовать нужно быстро. Пускай эта сучка забирает своих подруг к себе в комнату, и они сидят там тихо, пока он не поговорит с Бьянкой. Его девушке ни в коем случае нельзя видеть все это безобразие. И вообще, где отец и как он такое разрешил? — Какого черта, Аддамс?! — Окликает свою почти сводную сестру. — Тебе все еще мало недавних приключений? — Я думала, тебе понравится, — невозмутимо опускает стакан на кафель с тихим стуком. — Когда ты в последний раз видел что-то откровеннее церковных панталон? — Благодаря тебе я созерцаю шлюшье белье каждый день, — стискивает руки в кулаки и морщится от тянущей, тупой боли в пальцах. — Я сыт по горло твоими представлениями. Забирай к себе в комнату этот шабаш, ко мне сейчас придут, и я не хочу, чтобы мой дом напоминал филиал борделя. — О, ждешь в гости свою монашку, — Уэнс тянет слова, в ней достаточное количество алкоголя, чтоб игнорировать угрозу в голосе собеседника. — Ты же говорил, она тебя бросила? Да, ей точно не понравится наша вечеринка. — Я не шучу, — он подходит к ней ближе и Уэнсдей отталкивается руками, мягко опускаясь в воду. — Ты глухая? — Слушай, тебе самому не надоело бубнеть? — Она подплывает ближе к краю, пальцами цепляясь за скользкий кафель. — Ну, мы ведь уже выяснили, что ты ничего мне не сделаешь. Она не сводит с него взгляда, в котором запутался азарт и насмешка. Аддамс в принципе любит провоцировать людей, а особенно тех, которые так легко ведутся, как Торп. Все, что случилось вчера – ничего не значит, но с тем сорванным без ее разрешения поцелуем, она завладела его интересом. Пускай пока что слабым, но мало кто может противостоять простым базовым инстинктам. — Не боишься меня значит, да? — Ведет бровью парень, опускаясь на корточки, сокращая между ними расстояние. — Я никого не боюсь, — хмыкает, откровенно потешаясь. — А практика показывает, что чем больше шкаф, тем громче он падает. — Но ты же знаешь, что объективно я сильнее, — говорит спокойно, но в голосе проскальзывает угроза. — И одной рукой смогу вытянуть тебя из этого гребаного бассейна. — Сила – последний аргумент глупца, — она облизывает нижнюю губу и бросает взгляд куда-то ему за спину. Уэнс рывком выталкивает себя из воды, упираясь ладошками о бортик бассейна, вытягиваясь на ровных руках, сокращает до минимума расстояние между их лицами. От нее пахнет сладкой колой и алкоголем. Парень, не ожидая ничего подобного, по инерции чуть отклоняется назад, едва удерживая равновесие. — Не разочаровывай меня окончательно... — горячий шепот в самые губы сбивает вмиг его дыхание. Он давится воздухом, хмурится, но ничего с собой поделать не может. Каким-то странным образом она его волнует. Это не поддается рациональному объяснению и здравому смыслу, но что-то в девчонке его зацепило. Аддамс забавляют реакции Торпа, а реакция его подружки, стоящей чуть вдали и наблюдающей ее маленькое шоу, заводит и распаляет азарт. Алкоголь благополучно притупляет здравый смысл. Сейчас Торп не похож на доморощенного ботаника, да и очки свои где-то потерял. В его зеленых глазах запуталась растерянность пополам со злостью, прямо, как вчера. Девушка облизывает губы, снова опускается в воду, вдруг ощущая на своем запястье чужие пальцы, которые не дают ей ни отплыть от бортика, ни полностью уйти под воду. — Убери свои грабли, — предупреждающе глядит на Ксавье, чуть прищурив глаза. — Ты думаешь, самая умная? — Он тяжело дышит. — Родители не учили, что на каждое действие есть равное противодействие? — Какие глубокие познания в физике, — раздраженно ведет бровью. — Отпусти руку. — А то что? — Возвращает ей ее бахвальство, тянет сильнее вверх, намереваясь осуществить задуманное. Ему действительно ничего не стоит достать девчонку из бассейна. Уэнсдей хмыкает, снова глядит куда-то в сторону, а затем свободной от чужих пальцев ладонью неожиданно крепко цепляется в лацкан белой мужской рубашки, ногой отталкивается от боковины бассейна и со всей силы тянет Ксавье на себя. Он растерянно охает, пытаясь рукой удержаться за скользкий край, но пальцы сползают, и сила земного притяжения, сговорившись с несносной девчонкой, играет против него. Парень уходит под воду с бурным всплеском и матерным словцом, утягивая за собой Аддамс. Она на миг теряется: вода попадает в глаза, и девушка зажмуривается, пытается выдернуть свое запястье из крепкой хватки. Самое время покинуть водное пространство. Шоу, разыгранного ей, пожалуй, хватит, чтоб разозлить в край пуританскую деву Ксавье. Она успевает вынырнуть, отплеваться от воды и проплыть до бортика, когда ее талии касаются чужие руки, нагло разворачивая ее лицом к их обладателю. Торпу проще – в своей неравной борьбе они сместились к более мелкой части бассейна, и теперь он может стоять на ногах, в то время как Аддамс приходится удерживать себя на воде. — Какого черта ты вытворяешь? — Он запыхался. В глазах горит злость. Парень чуть вжимает девушку в бортик бассейна, крепче стискивая пальцы на ее талии. — Вообще обалдела? Что это за показательные выступления? — О, это шоу не для тебя, Торп, — она пытается кивком головы убрать прилипшую к лицу челку. — Однако спасибо, что подыграл. Думаю, твоя подружка оценила. Выходки девчонки вышибают его из равновесия. Он запоздало понимает смысл ее слов и тут же вскидывает голову, осматриваясь. Торп пересекается взглядом с серо-голубыми глазами, полными растерянности, непонимания, обиды и ярости. Черт! Ну, когда же это закончится! — Ты об этом пожалеешь, — рычит, отталкивая от себя девушку чуть в сторону, рывком подтягивается на руках и вылезает из воды. Его колотит от водоворота эмоций, которых он не может разобрать, мокрая одежда неприятно липнет к телу, обувь мерзко хлюпает. Бьянка, ставшая свидетелем всей этой занимательной картины, впивается в своего парня глазами, словно желая вскрыть ему взглядом яремную вену. Она дышит рвано и горячо, не зная, куда деть руки. Девушка отходит на шаг назад, едва к ней приближается Ксавье. — Я все могу объяснить, — начинает с убогой заезженной фразы и сам это прекрасно понимает. — На самом деле все совсем не так, как выглядит со стороны. — Скажи, ты позвал меня, чтоб унизить на глазах у всех этих шлюх? — У нее на лбу брови сходятся домиком. — Считаешь, мне мало просто знать, что помимо меня у тебя еще пять разнузданных девиц в купальнике, готовых развлекать тебя денно и нощно? — Послушай… — Нет, это ты меня послушай, — она переводит дыхание, опускает голову, а потом вскидывает ее вверх, не скрывая блестящих в глазах слез. — Я честно старалась быть такой, как ты хотел – подстраивалась, замалчивала, терпела и ждала. Даже решилась уйти из веры и семьи. Два года я ждала, когда ты наконец-то «получше меня узнаешь», — возвращает ему его же фразу. — Но, как я теперь понимаю, дело вовсе не во мне, а в тебе. Ты просто не хочешь ничего менять в своей жизни. — Бьянка, я все обдумал… — Мне это уже не важно. Я все видела своими глазами, — всхлипывает, смахивая крупную прозрачную слезу с подбородка. — Ты мерзавец и подлец, вот ты кто. А еще извращенец! Ладно бы ты тискал какую-то из этих потаскух, но свою сестру… — Она мне не родная, — ляпает языком и понимает, что делает только хуже. — Бьянка… — Когда Бог сказал – люби ближнего своего, он не это имел ввиду, Торп, —сжимает зубы и со свистом втягивает воздух. — Всяк человек ложь… — Пожалуйста, давай поговорим, — Ксавье чувствует, как его захлестывает эмоциями, он не успевает переваривать все, что вокруг сейчас происходит. — Прости… — Между нами все кончено, — выставляет перед собой ладони. — Никогда не звони мне больше. И, развернувшись на каблуках, делает шаг, шурша длинной юбкой. А затем поворачивается снова к Торпу, резко срывает с шеи тонкую цепочку с кулоном и швыряет ему в лицо. Возможно, будь она менее воспитанной, то непременно плюнула бы в него для полноты картины. Ксавье пару мгновений оторопело стоит и смотрит вслед уходящей девушке, а затем, опомнившись, торопится следом. Он понятия не имеет, что делать дальше, но и расставаться на такой ноте не хочется. Ему нужно объясниться, он ненавидит разочаровывать людей, не любит кого-то подводить или огорчать. Аддамс, наблюдавшая всю эту картину, медленно вылезает из бассейна, направляется в сторону чуть притихших и обалдевших подруг, которые с появлением Барклай сгруппировались в общую кучу под зонтиком у стола. — Полагаю… — Так, самое время в караоке! — Перебивает ее Синклер, мастерски делая вид, что ничего не произошло. — Бегом переодеваемся, булки в руки и вперед, я вызываю такси! Она кивает Уэнс головой и отводит ее немного в сторону. — Я думаю, нам лучше свалить, а то, как я поняла, этот красавчик в порыве гнева может вызвать копов. А нам не улыбается такое окончание вечера, — кривит губы подруга. — Поедешь с нами? — Нет, — складывает руки на груди. Ей отчего-то становится холодно, хотя на улице откровенная жара. У нее в голове слишком много мыслей. Это вторая шутка, которая оборачивается нежелательными последствиями. Да, она хотела их поссорить, чисто насолить Ксавье за его утреннюю выходку, но никак не собиралась доводить до разрыва. Во рту неприятно горчит от ситуации, и Уэнсдей отчаянно думает, как себя повести дальше. — Я бы на твоем месте пошла и утешила брошенного парня, — сводит голос до густого шепота. — Есть между вами какая-то искра, и даже не отрицай это. — Энид, иди-ка ты к черту со своими советами, — раздражение звенит натянутой виолончельной струной в ее теле. — Я позвоню, — хмыкает, сдергивая с плеча полотенце, подмигивает и, виляя бедрами, уходит к девчонкам. Уэнсдей дожидается, когда все соберутся, Йоко здорово набралась, ее бывшие коллеги по работе тоже. Она выпроваживает их за ворота, и на многозначительное подмигивание Энид адресует ей средний палец. Больше никаких советов от Синклер. Аддамс не по себе. Совесть – редкий гость, который захаживает к ней только при серьезных провалах, вот как этот. Может, Торп со своей праведницей расстался бы и сам, судя по их ссорам, отношения давно держались на честном слове. Но девушка чувствует, что приложила к этому руку, и осознание вины вгрызается в нее всеми двумя рядами острых, заточенных зубов. Она подхватывает с лежака полотенце, оборачивает его вокруг тела и входит в дом. Ладно, просить прощения или что-то в этом роде она естественно не планирует, но как- то объясниться обязана. Торпа она находит сидящим на крыльце дома. Рубашка прилипла к телу, обтягивая напряженные мышцы. Он вертит в руках часы, снятые с запястья, и смотрит куда-то вдаль. — Ксавье, — окликает его вместе со звучным выдохом. — Мне… — Часы не работают, — не оборачиваясь, перебивает ее парень. — Это был подарок моего прадеда деду. Отец отдал мне их на пятую годовщину смерти мамы. Мне тогда было пятнадцать, и я выиграл свой первый серьезный музыкальный конкурс. — Слушай, — заминается Уэнс, но ее снова перебивает Ксавье. — Аддамс, уйди по-хорошему, — его переполняют эмоции и мнимое спокойствие – это лишь фасад, за которым внутри бушуют нешуточные страсти. — Мне жаль, — наконец-то выдавливает из себя хоть что-то вразумительное и тут же напарывается на гневный взгляд зеленых глаз. — Что, прости? — Он медленно поднимается на ноги, поворачиваясь к ней лицом. — Мне не послышалось? Тебе жаль? — Тебе не послышалось, — девушка, рукой удерживая полотенце на груди, делает шаг в сторону лестницы. Ей не нравится, как смотрит на нее собеседник. Есть в его повадках какая-то нервозность, словно он сейчас бросится на нее, как тогда на Аякса. — А ты знаешь, что такое вообще жалость? — Подходит с каждым словом все ближе и ближе. В груди клокочет пламя, беснуется, просится вырваться наружу. — Ты безжалостная дрянь, которая только портит все вокруг себя. Что ж, справедливо. Ей неприятно это слышать, но отчего-то и уйти она не может. Босые ноги словно приросли к паркету. — Ты бессердечная сука, которая ни во что не ставит родную мать. Открою тебе тайну, Уэнс. Мортиша не обязана спрашивать у тебя, можно ли ей влюбиться и жить свою жизнь дальше, — поток обвинительной речи, кажется, уже не остановить. — Не трогай наши с ней отношения, — в голосе вежливый лед. — Это мое дело. — Да ну конечно! Ты же как там, живешь по своим правилам, — руки стискиваются в кулаки. — Я просто хочу знать, за что? Ты месяц портишь мою жизнь! Просто полюбуйся! Я без работы, не могу играть, не могу писать музыку, а значит, у меня будет еще больше проблем. У меня до твоего сюда переезда были с отцом прекрасные отношения! А теперь мы ссоримся каждый день. Сегодня ты угробила двухгодичные отношения, выставив меня полным кретином. Я спрашиваю тебя, за что? У тебя есть какое-то стоп-слово? Что мне нужно сделать, чтобы ты остановилась? Уехать? Умереть? Что!? — Прекрати истерику, — морщится. Слова неприятно задевают что-то внутри, как бы девушка не абстрагировалась. — Ладно, с Бьянкой, или как ее там, я перегнула… — Перегнула? — На лбу собираются морщины, а брови взлетают вверх. — Ты сломала мне жизнь, Аддамс! Убирайся отсюда! Я сам сниму тебе квартиру! Дом! Что тебе нужно?! Забирай все! Оставь только меня в покое! — Что тут происходит? — Голос Винсента звучит со стороны входной двери. Вид орущего сына на полуголую дочь Мортиши его, мягко говоря, удивляет. — Все нормально, — Аддамс реагирует довольно быстро. Она молча поднимается по ступенькам, ни сказав больше никому и слова. Уже у себя в комнате она откидывает противное мокрое полотенце и ловит свое отражение в зеркале: бледные щеки покрылись пятнами и горят огнем, внутри ее потряхивает и чуть мутит – явный признак нервного напряжения. Да, безусловно, Торп во всем прав – она ни за что добавила ему в жизнь парочку проблем. И с Бьянкой коряво вышло, она ведь не думала, что монашка его так быстро бросит. Да и с той дракой… Ей противно от самой себя. Аякс попал в точку – она не школьница и отныне несет сама ответственность за все свои промахи. Ксавье не ждет от отца нравоучений, а просто выходит через гостиную на террасу. О том, что тут недавно происходило, напоминает пара брошенных полотенец на лежаках и закатившийся под столик коктейльный зонтик. Удивительно даже, что эти девицы все за собой прибрали. — Потрудись объяснить, что с тобой в последнее время происходит? — Винсент закрывает стеклянные двери и складывает руки на груди. В приглушенном свете уличного освещения его лицо кажется особенно суровым. — Ты нарушаешь одно правило за другим! — Хватит! — Зря отец его тронул в таком состоянии. — Нет больше никаких правил! Потому, как и жизни прежней нет! У тебя новая жена, вот она тебе и напридумывает новых правил! — Ксавье, — доктор Торп выдыхает. — Не нужно кричать... — А я хочу кричать! — Протестует. Это напоминает ему его годы переходного возраста, но эмоции шкалят с такой силой, что он просто не может это сдерживать. — Я молчал, сколько мог, но я тоже не железный! У тебя во всем виноват только я! — Давай ты успокоишься… — Засунь… Поглубже эти свои психологические штуки, — рычит, стискивая до боли кулаки. — Мне больше не шестнадцать! И знаешь что? — Из горла рвется злой смех. — А вот прикол – Аддамс права! Я не собираюсь отчитываться перед тобой, доказывать что-то, просить прощения! Я хотел высказаться – и я высказался! Она токсичная сучка и пусть знает об этом! — Прекрати! — Бросает взгляд в сторону двери. — Ты джентльмен, в конце концов. — Нет, я не джентльмен, — выдыхает рвано, ероша рукой волосы. — Хватит. Вы выиграли. Я съеду, как только найду квартиру. Живите в этой имитации счастливой семьи сами! Мы никогда не будем близкими или родными людьми! Мы чужие! Уэнсдей ненавидит меня до зубного скрежета. И это взаимно! Вот, ты хотел себе дочку – получай! Она, конечно, родную мать ни во что не ставит, а на тебя ей вообще плевать, но так уж получилось! — Что ты такое говоришь! — Отец повышает голос, и Ксавье вскидывает брови. О, такое бывает редко. — Я не понимаю, за что ты выкричался на девчонку и за что ведешь себя так со мной. Есть правило… — Ты меня слышишь или нет? Кончились все правила! Вот как ты перевесил портрет мамы – так и закончились. Все, она больше не хозяйка! — Чувствует, как в груди колотится быстро сердце. — Поздравляю тебя с новой жизнью, пап, но меня туда тащить не нужно. Он поворачивается и уходит прочь вглубь тенистого сада. Даже собака у соседей не воет сегодня, напуганная их криками. Ему не стало легче, наоборот, все внутри словно придавило грузом стотонной плиты. Ксавье накрывает такая апатия, что хочется лечь прямо под мамину магнолию и больше никогда не подниматься. Сквозь открытое окно Аддамс прекрасно слышит перепалку сына и отца. Что ж, таки она что-то в нем свернула. При встрече Торп казался довольно спокойным и сдержанным, а оказалось, это все напускное. Но как можно все время носить в себе то, что просится наружу? Рано или поздно оно выплеснется, вот как сейчас. Да, ей жаль, что так вышло. Это было искренне, и Торп не прав в своих суждениях. Пусть она и токсичная сука, но сердце при ней все же имеется.***
Завтракает Ксавье раньше всех, чтобы ни с кем из домочадцев не пересекаться. Он вчера многое наговорил, но не жалеет. Вот за часы обидно: от воды старый механизм замкнуло, но он отдаст их в ремонт. Жаль жизнь нельзя точно так же куда-то отнести, чтоб умный и толковый мастер ее как-то наладил и починил. Торп идет в оранжерею и сразу включается в дело, периодически поддаваясь меланхоличным воспоминаниям. Тут так много его картин, дорисованных и нет, старые нотные тетради, которые он исписал еще при маме. Все же Мишель оставила в нем очень ощутимый след, а ее смерть, по всей видимости, еще ощутимей. К обеду большая часть барахла рассортирована, мусор сложен в мешки, и осталось перебрать старые альбомы, краски, рисовальные принадлежности. В последний раз желание взять в руки кисть посещало его лет пять назад, еще в университете. А потом оно угасало понемногу, пока однажды Ксавье не решил все вынести сюда. При маме оранжерея была сказочным местом. Разные цветы, кустарники, какие-то экзотические деревья – она тащила сюда все, что могла, чтоб потом бережно холить и лелеять. Это место было ее вторым ребенком, так и не сбывшейся мечтой. Уже со временем отец как-то рассказал, что им очень хотелось еще детей, но все не выходило, а потом обнаружилась болезнь. Ксавье очень хорошо помнит, как жизнерадостная, веселая Мишель угасала на их глазах медленно и неотвратимо. Винсент боролся за нее до последнего, но болезнь оказалась сильнее. Торп чувствует, как в груди опять начинает болезненно жечь и старается прогнать прочь воспоминания. Его отвлекает звук открываемой двери и на пороге, в свете солнечных лучей, которые пропускают пыльные стекла, стоит та, кого он сейчас меньше всех хочет видеть. — Я могу войти? — Аддамс мнется на пороге, заведя руки за спину. Спокойное, чуть нахмуренное лицо, не выражает никакой эмоции. — Уйди прочь, — Ксавье мажет по ней быстрым взглядом и отворачивается к большому ящику с красками. — Я пришла извиниться, — ее саму коробит от формулировки, но видя, как нахлобучен собеседник, считает, что затягивать игру в слова нет смысла. Она не умеет всего этого – просить прощения, заглаживать вину. Ее искреннее мнение, что извинения нужны только тому, кто их просит. Тот, кому они адресованы, не получает ровным счетом ничего, кроме глупых словосочетаний. Что ж, Торп удивлен. Ему казалось, что Аддамс в принципе не знает такого слова, как извинение. Ее своенравность, упрямство, эгоизм выходят за рамки вселенной. Откуда в этом болоте самолюбия возьмется чувство вины? — Хорошо, — поворачивается к ней, приваливаясь бедром к столу и складывая руки на груди. — Извиняйся. — Эм… — дергает бровью и входит в оранжерею. — Это и было извинение. К нему прилагается алкоголь. Девушка ставит на стол бутылку самого знаменитого американского виски и снова заводит руки за спину, плотно смыкая ладони между собой. Щекотная неловкость жаром задевает лицо и ускоряет биение сердца. Торп вскидывает брови и морщит лоб, пальцами потирая подбородок. Пожалуй, это самое странное извинение в его жизни. — Отец всегда говорил, что извинения – самая дешевая монета на земле, — чуть склоняет голову вбок, глядя на парня из-под челки. — За них не купить кофе и сигареты. — Поэтому ты решила меня споить? Или подкупить? — Ему сложно понять, зачем вообще Аддамс сюда пришла. За ночь он переварил все им сказанное и понял, что ему не стоило, как минимум, называть ее дрянью и сукой. — Нет, просто, когда ты выпьешь, то не кажешься элитарным снобом, взращенным под колпаком морали и совести, — чуть приподнимает подбородок. — А еще тебе нужно просто расслабиться. Алкоголь не решает проблемы, но дает нам время о них забыть. — Потрясающая философия, — выдыхает, ладонями придерживаясь за стол. — Я сожалею, — она смотрит чуть в сторону, не желая пересекаться в этот момент с парнем взглядом. — О чем? — Торп не знает, что и думать. Сейчас в своей неловкости девушка перед ним кажется еще хрупче, чем есть на самом деле. — Давай выпьем, — дергает плечом и переводит взор на него, внимательно глядя в глаза. — Сейчас полдень, — хмыкает, чуть улыбаясь. — Кто пьет в полдень? — Ты всегда был таким нудным или тебя жизнь сделала брюзгой? — Дергает бровью и подходит чуть ближе. — Ладно, давай выпьем, — ухмыляется, не желая отвечать на ее вопросы. Ситуации абсурдней этой с ним еще не происходило. Ксавье тянется за бутылкой, а Уэнсдей оглядывает пространство с целью найти, куда примостить свою задницу. В помещении нет никакой мебели, кроме стола, пары этажерок и ящиков с хламом, так что она не придумывает ничего лучше, как подпрыгнуть и устроить свои кости на столешнице среди каких-то набросков и пыльных банок с краской. Торп лишь приподнимает бровь на такой ее жест. Парень опирается поясницей о стол, откручивает пробку и делает первый глоток янтарной жидкости. Язык обволакивает карамельная горечь, он глотает виски и передает бутылку своей сводной сестре. Более странной компании чтоб напиться, и придумать трудно.