Не то чтобы Аддамс прямо мучила совесть или вина, нет. Это глупо, ведь никакое чувство вины не способно изменить прошлое, в чем смысл предаваться самобичеванию? Скорее, ее раздражал собственный просчет и провал, следующий за ним. Ей неприятно было осознавать, что игра, которую она вела, приобрела совсем не тот поворот, на который она рассчитывала. И как бы она сама себя не уговаривала, к утру ей стало ясно – просто перевернуть прошлый день, как страницу книги, не выйдет.
То, что было задумано, как шалость – вывернулось в довольно серьезные последствия, и она к этому причастна. А еще ей понравилось, как Торп поставил на место своего отца и как высказался наконец-то ей. Да, сомнительное удовольствие, но все же это открыло парня для нее с новой стороны. Друзьями и родственниками им не быть: Аддамс и так с трудом терпит свой немногочисленный круг знакомств, но и врагами им становится ни к чему.
На нее вдруг снисходит озарение: если сейчас она продолжит в том же духе шатать особняк Торпов по волнам склок и скандалов, велик шанс спровоцировать размолвку Винсента и матери. Ей плевать, что там между ними, но не все равно, если женщина, давшая ей жизнь, вдруг захочет вернуться к себе в квартиру. Такой поворот нежелателен, поэтому самое время сменить тактику – хотят они поиграть в идеальную семью – ладно, она им подыграет.
— Слушай, я не сильна в примирениях, — дергает плечом Уэнс спустя время и полбутылки виски. — Я должна сказать или сделать еще что-то?
— Хм, — выдыхает Ксавье с усмешкой на уголках губ, вскидывая голову вверх. Длинные пряди спадают с лица, открывая вид на самую высокую точку хорошо очерченных тонких скул. — Меня воспитывали в семье, где виновной стороной всегда выступает мужчина, даже при условии, что все есть совсем наоборот. Зачем ты извиняешься, если не чувствуешь вины?
— Иногда нам приходится делать вещи, которые от нас ждут другие люди, пусть нам это и не по душе, — делает очередной глоток алкоголя, понимая, что концентрация этанола в крови значительно превысила допустимую норму. — Дурацкие правила выживания в социуме, знаешь ли.
— Ты же играешь только по своим правилам, разве нет? — поддевает словесно девчонку, возвращая ей ее же фразу.
— В основном так и есть, — ставит бутылку между ними. — Но любые правила имеют свои исключения.
— Удобно, — хмыкает Торп, обхватывая пальцами горлышко сосуда с алкоголем. — И часто ты практикуешь такие исключения?
— Сегодня я это делаю впервые за последние несколько лет, — ведет бровью под челкой.
— Какая честь, — отпивая жгучий напиток. — Мне просто интересно, зачем ты все это делала?
— У меня нет ответа на этот вопрос, — не видит смысла обманывать и что-то сочинять. — Я была зла на мать, а ты подвернулся под горячую руку.
— Очень здорово знать, что месяц ты изводила меня просто так, — ухмыляется, опуская голову вниз. — Но считай, что извинения приняты.
— Почему ты больше не рисуешь? — ей как раз все равно, примет он или нет ее извинения. Достаточно той неловкости, которую она сейчас запивает виски.
— После смерти мамы многое стало бессмысленно, — хмурится, не поспевая за переменами тем беседы. — Рисование было одним из вещей, которые напоминали мне о ней, и это…
— Понимаю, — выдыхает, чуть отклоняется в сторону и выуживает из заднего кармана привычно коротких джинсовых шорт чуть примятую пачку сигарет. Достает одну и зажимает ее между губ, хлопая себя рукой по шортам в поисках зажигалки. — Черт…
— Вообще-то здесь не стоит курить, — чуть склоняет голову вбок. — Но раз уж разговор пошел про нарушения правил…
Парень вынимает из кармана брюк свою старую зажигалку и в один щелчок кресало, соприкасаясь с кремнем, высекает искру, поджигая сигарету. Аддамс вдыхает едкий дым, свободной рукой упираясь в столешницу, и чуть отклоняется назад. Никотин в организме встречается с алкоголем, терпкой негой окутывая сознание.
Торп внимательно наблюдает за девушкой, отмечая для себе мелкие детали: как она держит сигарету, как втягивает в себя дым, задерживает дыхание, позволяя опуститься смолистому смогу в легкие, а потом медленно выдыхает остатки сквозь чуть приоткрытые губы, как неаккуратно стряхивает пепел на каменистый пол… Видно, что курит Уэнсдей давно и явно получает от этого удовольствие.
Он чувствует, как дым, попадая ему в ноздри, словно щекочет их изнутри, отзываясь в теле тоскливым трепетом по забытой привычке. Во рту собирается слюна, и парень торопливо сглатывает, стараясь абстрагироваться от навязчивого желания покурить. Ксавье вертит в пальцах зажигалку, мысленно пересчитывая свои насечки.
— Что это? — интересуется Уэнс, пальцем указывая на зажигалку. — Дни без секса?
— И все же ты невыносима, — закусывает губу, бросая на девушку чуть расфокусированный взгляд. Девчонка рядом с ним выглядит довольно расслабленной, а в нем достаточно алкоголя, чтобы не воспринимать ее колкости всерьез. — Это отметки моей успешной борьбы с курением.
— Ты преувеличиваешь свои успехи, — сильнее разворачивается к нему, сгибая ногу в колене и задирая ее на стол. Толстая подошва ботинка с развязанными шнурками безжалостно сминает черно-белый набросок. — Во-первых, никто и никогда не может полностью избавиться от вредной привычки, она всегда живет внутри. Во-вторых, человек, который считает дни без сигарет и таскает с собой кругом зажигалку, явно скучает по курению. Это не считается. Ты просто лишаешь себя радостей жизни.
— Если ты не знала, то сигареты, как раз-таки жизнь и сокращают, — пробегается по девчонке торопливым взглядом. Сегодня она без агрессивного макияжа, волосы перехвачены на затылке в небрежный хвост, черная короткая футболка свободно болтается на стройном теле…
— К черту такую жизнь, где все удовольствия запрещены, — она снова затягивается, а потом вынимает изо рта сигарету и протягивает ее Ксавье, выпуская дым и облизывая нижнюю губу. — Пока у человека есть алкоголь и сигареты, он многое способен вынести.
— Я два года не курил, Аддамс, — переводит взгляд с сигареты на девушку.
— Не думаю, что это были два лучших года в твоей жизни, — снизывает плечами. — Дай угадаю – той набожной пуританской деве в дурацкой плиссированной юбке не нравилось, что ты куришь?
— Какая теперь уже разница, — Торпу кажется, что перед ним сейчас сидит не будущая сводная сестра, а самый настоящий змей-искуситель, который толкает его на грехопадение. И велик шанс, что курением все не ограничится.
— Тогда тем более, зачем себя лишать скромных радостей бытия? — она опускает ногу вниз и чуть ближе подвигается к парню, снова предлагая тлеющую сигарету. — Бросишь, когда умрешь.
Последняя фраза заставляет его искренне улыбнуться, позволяя проявится ямочкам на щеках.
— Ладно, как хочешь, — Аддамс поднимает и роняет плечи, намереваясь самостоятельно докурить почти истлевшую сигарету, но ее останавливает парень, крепко перехватывающий ладонью ее запястье. Он вытягивает из тонких пальцев остаток сигареты, торопливо подносит к губам и затягивается, блаженно прикрывая глаза.
Едва дым мягко проникает в легкие, целый водоворот ощущений захватывает Ксавье с головой: приятная ломота в затылке, мурашки вдоль позвоночника, чуть ускорившийся пульс, во рту расцветает горьковатый привкус табака. Аддамс курит что-то среднее по крепости, но алкоголь усиливает ощущения в разы, сразу же туманя и так нетрезвый рассудок. Тело откликается на никотиновую дозу расслаблением и, кажется, из головы исчезают все мысли.
Торп выпускает дым изо рта и ловит редкий проблеск девичьей лукавой улыбки, теряющийся в едва приподнятых уголках губ.
— Руку отпусти, — чуть приподнимает бровь под челкой. — Я же просила меня не трогать.
— Кстати, хотел спросить, — убирает от девушки руку. — У тебя какая-то фобия насчет прикосновений?
Торп докуривает до самого фильтра и тушит окурок в пустой банке из-под краски. Он прямо чувствует, как его нагребает хмель и отключаются мозги.
— Нет, скорее личная философия, — снова поворачивается к парню, возвращая на стол недавно опущенную ногу. Она отпивает из бутылки виски, смешивая его вкус во рту с сигаретным послевкусием, и протягивает алкоголь собеседнику. — Я не люблю, когда ко мне прикасаются без спроса. У прикосновений слишком много власти.
— Забавная мысль, — тоже делает глоток и морщится. — И как? Получается воздержаться от случайных касаний?
— Просто представь, что я ценный музейный экспонат и меня нельзя трогать руками, — улыбается одним уголком губ. — Только смотреть и восхищаться.
Ксавье тихо смеется. Он наклоняет голову вниз, прячась за прядями волос. Отчего-то ее прямой взгляд и чуть заметная улыбка заставляют сердце стучать чаще. Скорее всего, дело в алкоголе и сигарете, но так легко и непринужденно Торп не чувствовал себя очень давно.
Странное, уже, казалось бы, забытое чувство ребячества, такой вот мальчишеской дерзости, когда ты делаешь что-то, не думая о последствиях, а просто наслаждаешься моментом накрывают его, отправляя далеко в юность, где все было просто и понятно. Слова слетают с губ прежде, чем он осознает свое предложение:
— Спорим на пятьдесят баксов, что я поцелую тебя, не касаясь, — весь этот разброс эмоций выливается в дурацкий глупый спор. Но Ксавье не хочет себе в этом отказывать. Ему кажется, он до сих пор помнит мягкость и вкус ее губ.
— Поцелуешь? — предложение звучит интригующе. Ей интересно наблюдать за ним – без лишней сдержанности, занудства и правильности. Отчего-то ей кажется, что Ксавье совсем не милый пай-мальчик, которым изо всех сил пытается казаться. И вот эта темная сторона, которую он отчаянно прячет и стыдится, вызывает в ней нешуточный интерес.
— Не прикасаясь, — кивает, поворачиваясь к ней. Он хитро улыбается, и Аддамс отмечает, как поразительно солнце золотится в его глазах, словно подсвечивает их изнутри.
— Это как? — смаргивает секундное оцепенение.
— В смысле – как? Кто ж тебе просто так расскажет, — а вот это уже открытый флирт, с которым Ксавье ничего поделать не может. В голове давно стоит гул, а пульс учащенно долбит виски торопливой пульсацией. — Ну, так спорим?
— Спорим, — спустя паузу отвечает девушка, облизывая губы. — Но покажи сначала деньги, вдруг у тебя при себе только раздутое самомнение?
Ксавье снова улыбается, хмыкнув. Он выуживает из кармана стопку купюр разного номинала, перебирает пальцами, выискивая нужную. Торп кладет между собой и девчонкой на стол банкноту, остальное прячет обратно.
— Что мне нужно делать? — внимательно смотрит на парня, чувствуя, как интрига приятным трепетом разливается в солнечном сплетении. Она практически уверена, к чему это все идет, и возможно, не следовало бы соглашаться, но почти допитая бутылка виски на двоих свою роль сыграла.
— Просто закрой глаза, — командует Ксавье, ближе пододвигаясь к девчонке. Он втягивает носом воздух рядом с ее шеей, позволяя легким наполниться запахом духов, сладковато-терпких, с неясной горчинкой, к которым примешивается алкоголь и сигареты. Так, по его мнению, и пахнет соблазн.
Ксавье чувствует, как зудят ладони от желания к ней прикоснуться. Девушка перед ним терпеливо ждет от него действий – длинные черные ресницы трепещут, на щеках играет бледный румянец, губы чуть приоткрыты. У нее на подбородке крохотная ямка, а на носу россыпь веснушек. Волосы у виска от жары чуть завились; она часто дышит и видно, как торопится пульс в яремной вене под тонкой снежно-белой кожей.
Кажется, воздух вокруг них сгустился и стал плотней, наполняясь колким электричеством. Торп замечает, как тяжелеет его собственное дыхание лишь от одной мысли о том, что сейчас будет.
Промедление ускоряет биение сердца в груди. Она чувствует на своем лице чужое дыхание и бездействие парня немного нервирует. Аддамс хочет поторопить, подтолкнуть, но терпеливо ждет – это не ее игра. А затем губ касаются чужие губы в едва уловимом прикосновении: медленном, легком, словно крылья бабочки. Робость, трепет, сдержанность – все переплелось в несмелом касании, он словно не целует, а пробует ее губы на вкус, едва задевая, дразня, доводя до исступления.
Уэнс сдается первая. Она сама обхватывает крепкую шею парня и тянет ближе к себе, настойчиво углубляя поцелуй, второй рукой путаясь в мягких прядях его волос. Кровь вскипает в жилах, распаляя тело. Дрожь скатывается по позвоночнику, собираясь внизу ее живота знакомой тяжестью и теплом.
Кажется, центр удовольствия в мозгу Торпа, подпитанный алкоголем, никотином и щедрой порцией желания сейчас не выдержит и замкнет. Он перехватывает инициативу, углубляя поцелуй, а руки касаются тонкой талии, сильнее притягивая девчонку к себе. Ее кожа на ощупь словно шелк, гладкая и прохладная, он торопливо скользит ладонями вверх, задевая пальцами живот и ребра, ощущая, как она вздрагивает, и на миг задерживает дыхание. А затем с ее губ сквозь поцелуй срывается тихий полустон, откликающийся в нем сладкой дрожью возбуждения.
Уэнс отвечает на поцелуй со страстной жадностью, и это нравится Торпу – ее честность в желаниях и стремление получить то, что ей хочется. Парень разворачивает девушку на столе, занимая более удобную позицию между разведенных в стороны стройных ног, сильнее вжимая хрупкое тело в свое.
Жаркие хаотичные касания, нетерпеливые поцелуи. Аддамс чувствует, как быстро колотится ее собственное сердце в груди, как чужие руки сжимают ее бедра, и она тягуче стонет ему в рот, заставляя дыбиться волоски на его теле. В ушах грохочет пульс и реальность дробится стоп-кадрами, как в старом диафильме.
Она сильнее выгибается, ощущая, как настойчивые пальцы протискиваются под плотную ткань ее шорт, сжимая обнаженные ягодицы, сдвигая ее к самому краю шаткого стола. На секунду ей кажется, что она грохнется на пол, но ее подхватывают под бедра сильные руки, и вот уже Аддамс запоздало обнаруживает себе лежащей спиной на столешнице. В лопатку что-то больно колет, отвлекая от приятных ощущений. Уэнс не собиралась так далеко заходить, но желание уже владеет телом, заставляя хозяйку реагировать на каждое движение горячих рук.
Торп обрывает поцелуй лишь на секунду, пытаясь заглянуть ей в глаза, и тут же натыкается на бездну. Он видит собственное отражение в ее зрачках и тонет, даже не пытаясь выкарабкаться из темных омутов. Ее учащенное дыхание сливается с его, и тут либо продолжать, наплевав на правила, либо остановиться, захлебываясь неловкостью.
На задворках сознания у Ксавье бьется тревожная мысль – им явно не стоит заканчивать начатое. Уэнсдей не та, с кем можно перепихнуться без последствий, и все происходящее сейчас категорически неправильно. А еще у него при себе нет презерватива – это бросает еще одну гирьку на весы принятия решения.
Аддамс расценивает короткое промедление по-своему и все понимает без слов. Ее тело колотит в лихорадке желания, но предлагаться – не в ее правилах. Она невозмутимо чуть отталкивает от себя парня, поднимается и спрыгивает со стола, поправляя впившиеся в тело шорты.
— Ты мухлевщик, — голос чуть сел и звучит глухо. — И ты проиграл.
Она забирает со стола купюру, зажимая ее между указательным и средним пальцами, и показательно прячет в задний карман шорт. Тело еще покрыто мурашками, а белье неприятно липнет к телу. Уэнсдей недооценила собственную реакцию организма на, казалось бы, самое избитое взаимодействие между мужчиной и женщиной. Аддамс награждает парня нечитаемым взглядом, разворачивается и уходит из оранжереи. Ей нужно в душ и как можно скорее. Слова Торпа догоняют ее на пороге:
— Оно того стоило, — бросает ей вслед чуть хрипло, пряча руки в карманы. Собственное возбуждение звоном откликается в ушах и неприятными ощущениями в паху. — И, как по мне, я выиграл…
Последнюю фразу Уэнс уже не слышит, покинув помещение, которое словно пропиталось запахом ее тела. Все происходившее в четырех застекленных стенах оранжереи неправильно до жути, но от этого не менее волнительно. Губы Ксавье горят отголосками жаркого поцелуя с привкусом алкоголя и никотина, а в голове начинают гудеть мысли о собственном идиотизме.
Уэнсдей входит в дом, стараясь унять трепет и дрожь внутри тела. Ее чуть колотит, низ живота ноет неудовлетворенным желанием. Это кошмарно, насколько плоть бывает слабой перед стремлением удовлетворить базовые инстинкты. Но за смелость Ксавье определенно можно засчитать балл. От него ничего подобного она точно не ждала.
— Уэнни, — мать окликает ее у двери в комнату, и девушка закатывает глаза, надеясь, что глазные яблоки однажды так и останутся глубоко в черепе. Почему этой женщине от нее что-то нужно в самые неподходящие моменты?
— Мам, я тороплюсь, — ей не хочется выдавать своего состояния. — Что ты хочешь на этот раз?
— Я… Слушай, мы хотели бы извиниться с Винсентом за тот…
— Цирк с воспитательными беседами? — подсказывает нужную формулировку.
— Да, — кивает, поджимая выкрашенные в черешневый цвет губы. — У Винсента есть небольшая идея… Я знаю, что ты не жаждешь проводить время в нашем обществе, но… Но ты скоро переедешь, и мы совсем перестанем видеться, так что…
— Давай поговорим за ужином, — у нее все еще чуть расплавлен мозг от ненужной страсти, и принимать серьезные взвешенные решения она не в силах. — Ладно?
— Да, да, это прекрасная мысль! — видно, как приободряется Тиша – у нее появляются лучистые морщинки в уголках глаз и губы выгибает искренняя улыбка. — С тобой… С тобой все хорошо?
— Да, а что? — уже приоткрывая двери комнаты, спрашивает Уэнс.
— Да глаза блестят, как в лихорадке, — обеспокоенно отзывается женщина. — Ты не простыла?
— Нет, — и входит в комнату, захлопывая двери.
Она прислоняется спиной к холодному дереву, чувствуя контраст разгоряченной кожи. Влечение – весьма странная вещь. Вроде бы оно ее, но Уэнс перед ним не властна. Да, она сама решает, как ей поступать, но в этот раз желание толкнуло ее на довольно странный, необдуманный поступок. Но есть и плюс. В конце концов, влечения – это всего лишь голод, который легко можно удовлетворить и с помощью другой особи мужского пола.
***
Ужин проходит в натужном молчании. Ксавье, протрезвевший к вечеру, не знает, куда себя самого деть от раздирающего чувства неловкости. Он даже позвонил Кенту, пытаясь понять, как себя вести дальше. Но друг лишь обозвал его кретином, напомнил, что «она никакая тебе не сестра» и бросил напоследок «ты придурок, что не воспользовался моментом». Но если предыдущие два пункта Торп еще хоть как-то разделял, то с последним был категорически не согласен.
Если сейчас, глядя на девушку, сидящую напротив него за круглым столом, ему хочется раствориться в воздухе, то что было бы, если б они таки переспали. Нет уж, его жизнь эта девчонка и так усложнила по максимуму, ввязываться во все это дерьмо с одноразовым сексом ему не хочется, как и втягиваться в каббалу с отношениями. Ему нужно время выдохнуть уход Бьянки, привыкнуть к новому статусу одинокого и свободного, а уж потом заново искать приключения на свое мягкое место.
Аддамс думает, что отныне им действительно тесно в одном помещении. И хоть по сути ничего не было – тоже мне, невидаль – поцелуй. Но она не привыкла разбрасываться и этим. А Торп уже украл у нее целых два. Проворный малый, что еще сказать. Она размышляет, что нужно уехать из этого дома на пару дней, просто чтобы привести мысли в порядок.
— Ладно, оттягивать неизбежное нет смысла, — Винсент отпивает глоток воды из высокого стакана, пропихивая еду вниз по пищеводу. — Я бы хотел извиниться перед тобой, Ксавье, и перед Уэнсдей. Мне не стоило себя так вести, вы действительно взрослые люди и вправе сами отвечать за свои решения и поступки.
Торп морщится, как от приступа мигрени. Да, ответит он однажды по полной программе. Ему не нужны извинения Винсента, все чувства, кроме смущения и неудовлетворенного желания вытеснила дочка Тиши, которая за весь вечер даже ни разу на него не посмотрела.
— Мы посовещались с Мортишей и решили… — запинается, подбирая слова, чем вызывает интерес у Аддамс и Торпа. — Вернее, мы просто хотим вам предложить небольшой отпуск. Нам всем стоит сменить обстановку, чуть развеяться и узнать друг друга получше. Но вы можете отказаться, это предложение, а не просьба. Просто…
— Просто мы понимаем, что семья для вас всегда была важна, — подхватывает Мортиша. — Но с уходом… С уходом близких людей все изменилось слишком сильно и безвозвратно. Мы не пытаемся заменить никого или вытеснить из памяти. Мы с Винсентом просто хотим быть рядом, ведь… Ведь мы тут, с вами, и больше всего на свете нам хочется дать вам обоим то, чего вам не хватает.
У Аддамс нет даже подходящей колкости на языке. Она бросает взгляд на доктора Торпа, затем на мать, а потом пересекается с тревожной зеленью глаз Ксавье и тушуется, неожиданно даже для самой себя. По спине рассыпаются мурашки, и она утыкается в тарелку, поджав губы.
— Ну, я не против, у меня все равно до следующего понедельника отгул, — как-то неловко говорит сын Винсента, сводя лопатки вместе. — Почему бы и нет…
— Уэнсдей, я знаю, что у тебя работа, но…
— Меня уволили месяц назад, — дергает плечами, впиваясь в мать взглядом. — Ладно, я согласна.
Мать реагирует на новость об увольнении довольно спокойно, чуть дернув бровями. Уэнс все равно. Случай побыть семьей подвернулся идеальный. А потом она начнет донимать мать ремонтом в квартире. Это будет ее карт-бланш и козырь одновременно.
— Мы с Тишей давно хотели съездить в загородный клуб. Как вы на это смотрите? Там можно просто отдохнуть у бассейна или же поиграть в гольф. — Винсент тактично предлагает, не настаивая. — Или же можем куда-то слетать… Всего пара дней, и вы опять вернетесь к прежним жизням. Отпуск точно пойдет всем на пользу.
Честно, Уэнс все равно на дальнейшую болтовню старика Торпа и ей по сути плевать, куда они поедут. Девушка ненавидит гольф и всегда злилась, когда отец тащил всю семью на выходные в свой спортивный клуб, чтобы под палящим солнцем часами бестолково размахивать клюшкой в попытках попасть в лунку. Аддамс часто ретировалась с поля под всевозможными предлогами и пряталась в тени высоких деревьев, читая книги или слушая музыку. Что ж, придется вспомнить детство.
Ксавье думает, что Аддамс согласилась лишь потому, что понятия не имеет, что ее ждет. В этом клубе такое количество правил, начиная дресс-кодом и заканчивая особым этикетом, что ее едва ли хватит на день.
Членство в этом клубе передавалось по наследству. Сам Ксавье не особый любитель гольфа, но его начали учить играть еще в возрасте пяти лет. Мишель не поддерживала этого, поэтому ни разу там не была. После ее ухода именно клуб стал тем местом, куда они с Винсентом могли приходить вдвоем, без шанса напомнить себе о болезненном моменте.
***
Винсент заботливо вручает Уэнсдей и ее матери небольшую брошюру с перечнем абсолютно бредовых правил, характерных для подобных закрытых заведений. Она в курсе порядков, но все равно уже жалеет, что согласилась. Ей приходится перерыть весь свой гардероб в поисках допустимой одежды, обуви, и в итоге вместо запланированной небольшой сумки собирается целый саквояж. Она никогда не понимала, какая к черту разница, в чем махать клюшкой?
Больше ее заботит то, какие чувства и желание в ней рождает сын маминого будущего мужа. Даже звучит это как-то гадко, а на практике все обстоит куда хуже. Она думала о произошедшем в оранжерее и как бы упрямо не отстранялась, как бы не упиралась самой себе, но отрицать очевидное глупо – каким-то весьма непостижимым образом напыщенный очкарик завладел ее вниманием.
Уэнс игнорирует звонки Энид, чтобы не начать спрашивать у нее очередной совет. Ей нужно во всем разобраться самой. Девушка принимает простое решение – продолжать делать вид, что ничего не происходит, но в тот же момент ограничить их с Ксавье пребывание наедине. Это здраво и по-взрослому. Завязывать интрижку с сыном маминого мозгоправа – это верх скудоумия.
Торп думает, что зря он согласился на это семейное путешествие. Им бы с Аддамс стоило наоборот уменьшить любое взаимодействие. Но решение это запоздалое и обещание назад не вернуть. Хотя и отдохнуть от городской суеты точно не помешает. Утром четверга Ксавье спускается с лестницы при полном параде: хорошо скроенные льняные брюки, поло с коротким рукавом, удобные кроссовки для гольфа. Винсент уже хлопочет внизу, раздавая указания Марте и попутно отвечая на телефонный звонок по поводу бронирования номеров в отеле. Он радостно улыбается сыну и кивает, здороваясь.
Игра в идеальную семью кажется смешной. Но отец прав – скоро Ксавье уедет из родительского дома и общение с ним сведется к празднованию дней рождений, Рождества и поминок, ну, может, еще редких встреч между праздниками за чашкой кофе. Поразительно, но то, к чему его подталкивал отец годами, Аддамс удалось сделать за месяц. Торп даже позвонил старому приятелю, трудившемуся в риэлтерской конторе с просьбой оказать профессиональные услуги. Переезду быть, а значит оставшееся до него время неплохо посвятить отцу и новообразовавшейся семье.
Аддамс не выспалась – кто придумал ехать в такую рань? Она усилием воли стаскивает себя с кровати, принимает прохладный душ в надежде взбодриться и напяливает на себя короткое платье для игры в теннис - спасибо стремлениям отца научить ее всему и понемногу. Черное, едва прикрывающее задницу, обтянутую тонкими шортами, оно сгодится и для этого закрытого клуба напыщенных снобов.
К моменту, как девушка спускается на первый этаж, все ждут только ее одну. Ей непривычно смотреть на Мортишу в строгих брюках и футболке – мать всегда отдавала и отдает предпочтение платьям и вечерним нарядам. Однако Тиша сохранила черный цвет в одежде – таким образом показывая, что все еще носит траур, путь и весьма номинально.
Отец же с сыном смотрятся так, словно сошли с обложки журнала про современную аристократию, и Аддамс уже воротит от всей этой идеальности, щепетильности и манерности. Кошмар, неужели она самолично согласилась приобщиться к пижонскому клубу самопровозглашенной знати?
— Ты играешь в теннис? — вежливо интересуется Винсент, пока они всей толпой идут к машине Ксавье. — Давно?
— С детства, — роняет нехотя реплику. — Но я давно не практиковалась.
В последний раз она была на корте около года назад, еще учась в университете, чисто для поддержания физической формы. А потом с поисками работы и трудоустройством уже было не до того, чтоб беспечно размахивать ракеткой.
— Там есть теннисный корт, — мягко улыбается мужчина. — Ксавье с удовольствием составит тебе компанию… Если захочет.
Теперь эту фразу доктор Торп тулит едва ли не в каждое предложение, забавляя этим своего сына. Парень уже знает все уловки личного домашнего психиатра, его это совсем не трогает. Он садится за руль, призывая себе на помощь все свое терпение. Уэнсдей не хочет сидеть возле парочки влюбленных пенсионеров, поэтому садится на пассажирское сидение, напрочь игнорируя ремень безопасности. Ей жарко, душно, скучно и хочется кофе, хоть она и выпила уже с утра две кружки.
— Пристегнись, пожалуйста, — выезжая с парковки, настоятельно рекомендует девушке Ксавье, бросая на нее короткий неуверенный взгляд. Он не в восторге, что девушка уселась рядом с ним, лучше бы это место занял отец. Но старший Торп поглощен своей дамой сердца, и парню уже хочется выйти из авто на полном ходу.
Аддамс глядит на водителя презрительно и недовольно, однако просьбу выполняет. Она надевает на глаза солнцезащитные очки, отгораживаясь ими от мира, и устремляет взгляд в окно. Город празднует вечное лето, торопится и спешит, гудит и сигналит. Уэнс безумно скучает по тихому в сравнении с Нью-Йорком Уэстфилдом. Там, кажется, даже жара была намного приятнее, чем здесь.
Разговор на заднем сидении автомобиля не стихает, периодически скатываясь в шепот, полный нескрываемого флирта. Ксавье косится на парочку позади себя, что словно подростки переговариваются и хихикают. Им ехать от силы пару часов, но и они покажутся вечностью.
Сын доктора Торпа включает музыку сразу же, едва отец приступает к целованию рук Тиши. Вроде бы ничего постыдного или зазорного, но отчего-то брачные игры родного отца его смущают. А если глянуть на перекошенное недовольством и отвращением лицо Уэнсдей, то становится ясно – ей путешествие тоже не доставляет обещанного удовольствия.
Из динамиков звучит бодрый рок-н-ролл, и Уэнс пытается абстрагироваться. Они заезжают за Пагсли, и салон авто наполняется бестолковыми рассказами о его студенческой жизни. Брат явно нашел общий язык с Винсентом, отчего Тиша не скрывает радостной улыбки, а Аддамс неустанно закатывает глаза.
Торпу нравится младший брат Уэнсдей. Он веселый и значительно легче в общении своей сестры, что нынче, кажется, в уме придумывает тысячу и один способ убить всех, кто находится в машине. Ксавье старается не смотреть на соседнее сидение: его все еще преследует неловкость и полное непонимание, зачем он вообще к ней полез. Дважды.
Спустя полтора часа и три пробки, Уэнс покидает авто, едва Торп успевает припарковаться. Степень ее раздражения достигла критической точки, и она всеми силами удерживала себя все это время от едких комментариев, которые так и крутились у нее во рту. С Пагсли она еще успеет поцапаться, но лучше это не делать при всех, ну или хотя бы сразу по приезду. Примирительный выезд, с большой натяжкой названный семейным, вряд ли доставит ей хоть какое-то удовольствие. Она ненавидит все эти закрытые клубы – это напоминает отца, и девушка никак не может отделаться от мысли, что она словно предает его память, приехав сюда с «новым папочкой».
Но игра не напрасна, если этот уикенд пройдет терпимо, она сможет насесть на мать и ускорить ремонт в своей квартире. Аддамс поставила себе цель – съехать из дома Торпов к Хэллоуину. И если для этого ей нужно потерпеть семейство два дня – что ж, она выдержит.
На ресепшене суета. За стойкой регистрации столпилась очередь, люди возмущенно перешептываются, многозначительно округляя глаза. Молодая девушка в униформе трижды меняется в лице, пока возле ее компьютера колдует какой-то парень, переговариваясь с кем-то по телефону.
— Не тот нынче сервис, — Винсент цокает языком, доставая клубную карту. — За такое в мою молодость девицу ждало бы увольнение. Это ведь элитный клуб, в конце концов.
Его поддерживает какой-то седовласый мужчина из очереди, активно кивая головой. Уэнсдей хочется сейчас же уйти. Тут прямо пахнет дешевыми понтами и напускным царизмом, каких свет не видывал. Возможно, она переоценила свои силы.
Медленно вереница из приезжих идет на убыль, и когда Ксавье называет свою фамилию, происходит совершенно неожиданный перфоманс. Девушка, на бейдже которой указано имя Люси, вскакивает со своего места и кого-то зовет. Из боковой двери торопливо выходят несколько человек персонала, в том числе и главный администратор отельного комплекса.
— Простите нас за долгое ожидание. Для нас честь, что такое важное мероприятие вы решили отметить именно в нашем клубе. Мы чтим традиции и уважаем семейные ценности, — торжественно вещает администратор, утирая белоснежным платочком пот со лба. — Мистер Торп, мисс Аддамс, примите самые искренние пожелания и поздравления в честь вашей помолвки!
Уэнс в руки втискивают привядший букет цветов, и она натурально не может выдавить из себя ни слова, так как не понимает, что вообще происходит. На нее смотрит как минимум человек десять, и все улыбаются, словно она выиграла миллион, слышатся жидкие аплодисменты.
— Это ошибка, — Ксавье приходит в себя первым. — Это не я женюсь!
— Подождите, — администратор тушуется. — Вы же мистер Торп, а вы мисс Аддамс, ведь так?
— Так, но это не значит ровным счетом ничего, — Уэнс возвращает цветы девушке с ресепшена, грубо впихнув ей их обратно в руки. — Можно ключ от номера?
— Мы будущие молодожены, — в беседу вежливо вступает Винсент, выходя чуть вперед. — Ничего страшного, произошло маленькое недопонимание.
Возникает пауза и заминка. Неловкость, кажется, чувствуют все в парадном холле. Случайные зрители торопливо отводят взгляд, персонал переминается с ноги на ногу. Уэнсдей шумно втягивает носом воздух и закатывает глаза – прекрасно, отдых обещает быть запоминающимся. Тиша радушно, с грустной задумчивой улыбкой принимает цветы, Пагсли натурально ржет в кулак: его все это веселит до колик. Ксавье хмурит брови, а Винсент поправляет очки. Сцена достойна комедийной мелодрамы.
— Приносим свои извинения, — краснеет администратор, наконец-то выдавив из себя нужные слова. — Мы непременно загладим нашу вину. Люси, выдай господам их ключи от номеров.
— Но… — девушка бледнеет. — У нас… Я теперь не знаю, как нам быть…
Все смотрят теперь исключительно на блеющую блондинку в униформе, которая мнет край своей рубашки.
— В каком смысле? — хмурится администратор, с нажимом проговаривая слова. — Люси, не заставляй людей ждать. Семья Торпов являются членами нашего клуба три поколения подряд.
Девушка заходит за стойку и, опустив низко голову, кладет перед новоприбывшими два красивых, металлических ключа с ажурной ковкой. И пауза повторяется. Ксавье обводит взглядом их компанию и не понимает, как отец на пятерых мог забронировать две комнаты. У него что, совсем отбило мозги влюбленностью?
— Я надеюсь, это какая-то ошибка, — цедит Аддамс, уперев злой взгляд в Люси.
— Если бы… — выдыхает бедолага, бросая боязливый взгляд в сторону начальства.
Ксавье удивленно вскидывает брови, красноречиво глядя на отца. Винсент снимает очки, рукой потирая лоб. Уэнсдей чувствует, что все идет точно не по плану. И только Пагсли лениво опирается на стойку регистрации, бессовестно строя глазки Люси. Ему отдых уже кажется незабываемым.
