Мантикоры с неба не падают

— О, первые весенние жабы! Темноволосый мальчик, сверкая босыми грязными пятками, побежал в сторону реки. Отголоски детского смеха доносились до деревенских ворот. Остальные жители еще не проснулись — несколько часов до рассвета. Мальчик дернулся, отгоняя налетевшую мошкару, и попытался аккуратно присесть на корточки. Вышло плохо. Коленки тут же увязли в тине и размокшей в прохладной воде земле, а вместе с ними — и маленькие неокрепшие ладошки. Топорщащаяся челка упала на загоревшиеся от предвкушения глаза. Прямо перед ним на маленькой кувшинке сидела самая обычная жаба. Большие глаза навыкате, болотного цвета шкурка с бородавками и неприятный запах водорослей вокруг. Мальчик подполз ближе. Жаба не дернулась, только низко и протяжно квакнула. Осталось протянуть руку и схватить ее… — Генья! От резкого звука жаба еще раз квакнула, теперь уже больше с раздражением, и скрылась с кувшинки. Темноволосый мальчик разочарованно выдохнул и повернулся лицом к брату. Санеми, будучи на пять лет старше, уже возвышался над ним и закрывал рассветное солнце, образуя вокруг холодную черную тень. Генья несколько мгновений, не мигая, смотрел на брата прежде, чем подняться и вытереть руки о такие же запачканные штаны. Санеми на это лишь раздраженно выдохнул. — Убежала жаба… — Пошли, — Санеми протянул брату руку. Тот с готовностью вплел в уже не по годам крепкую мальчишескую ладонь грязные пальцы. — Мать заждалась. Деревня просыпалась. Кузнец уже начал раздувать меха, а охотник шел по направлению к лесу. Показались на улице старики. Чем они занимались, Генья пока не понимал. Только знал, что всегда нужно здороваться и почтительно кивать, не то мама будет полдня ругаться. Хотя из них двоих больше всегда доставалось Санеми. Он старше и за каждую проделку, пусть даже и не свою, получал по полной. В последний раз мама его ругала за разбитую крынку молока. Уронил кувшин, правда, Генья, когда бегал за выползшей из дырки в полу мышью, но брат его не выдал. Стойко вытерпел как крики, так и пару сильных ударов. Были в деревне и другие дети. С соседскими мальчишками и девчонками Генья играть любил. Чуть солнце выше крыши деда Штепана поднималось, ребятня тут же выбегала на улицу. Санеми среди них не было. Он в это время колол дрова и носил воду. А вечером, когда все дети собирались у маленького костра, чтобы послушать истории старосты, Санеми уже был в их числе — рядом с неусидчивым Геньей, который крепко вцепился в братское плечо. Так что жизнь была размеренной, даже хорошей. Жаловаться было не на что. Их маму, как местную травницу, все уважали и постоянно обращались за помощью. Поэтому ни в еде, ни в деньгах недостатка не было. Местный охотник регулярно хвастался добычей и показывал шкуры, а еще чаще положенного к матери заходил. Поэтому Генье и Санеми приходилось гулять дольше, чем обычным детям. И спали на траве под звездами, и на сене у конюха, и даже у бабки Глаши, которую все ведьмой зовут. На самом деле, она добрая: с котами водится, блинами угощает и чаем с вареньем из шиповника. Последнее Санеми очень любит — Генья ему всегда лишние ягоды из своей тарелки подкладывает. Была им всегда свобода. Ходи хоть в лес, хоть к речке, да даже в соседнее село. Там все-таки людей побольше, праздники устраивают шумные с едой и подарками. Ведун там живет, всем будущее предсказывает по костям. Но вместо взрослых привлекал такой волшебник только впечатлительных детей. Хотя ему и этого достаточно было. Ребята всему верили, а их тятенек и тетушек попробуй еще, обмани. Но в один прекрасный день сказка сел и деревень, расположенных по кромке леса, закончилась. Будто сам воздух изменился. Люди реже стали на улицу выходить. Двери раньше только на ночь на засов запирались, а теперь и днем редко встретишь открытую избу. На все вопросы Санеми мама лишь отмалчивалась и уходила к печи с темным непонятно от чего лицом. Генью она вообще игнорировала, хотя он несколько раз за день подбегал и допытывался: что случилось? Кто придумал, что им теперь нужно целыми днями дома сидеть и носа не показывать? Наказы старших и закрытые двери детвору не останавливали. Генью так уж точно. Он под вечер и рано утром постоянно к реке бегал по своему любимому делу — лягушек и жаб выслеживал. Иногда, если удавалось вытащить из окна самодельную удочку без лишнего шума, мог вернуться со свежей мелкой рыбешкой. Ее они с Санеми коту соседскому скармливали. Этой ночью Генья снова ускользнул из дома. Побежал все по тому же известному пути. Сопровождали мальчика только темнота, тишина и сверчки. Лягушек на пруду в такое время еще не было. Да и жабы его не ждали. Волновало Генью кое-что другое, а именно странные звуки из леса. Уже несколько ночей подряд он их слышал — прямо из самой чащи. От этого звука — глухого, грозного и страшного — не только вороны в небо взлетали, но и ветки на самых близких к деревне деревьях и кустах дрожали. Только вот, кто так вопит, Генья не видел и не знал. Никогда прежде такого рева не слышал. Медведи у них не водились, а волки всегда стаями ходят и, если что, на диких собак тут же нападают. Их сразу узнаешь. А от этого звука душа в пятки уходила. Так и хотелось скорее домой убежать, дверь закрыть и никогда из-под одеяла своего больше не выглядывать. Генья сел напротив леса и прислушался. Ничего. Может, это чудище только в полнолуние появляется, как волколаки? Тогда нужно волчьей травы нарвать и заклинание специальное прочитать, которому ведун учил. А ежели дракон… Генья вздохнул от удивления и неподдельного восторга при мысли о сказочном существе. Вот бы увидеть самого настоящего дракона, прокатиться на его спине, посмотреть, как блестит чешуя! — Ты чего здесь забыл? Генья вздрогнул и испуганно повернулся. С недовольным и заспанным лицом на него смотрел Санеми. Старший брат скрестил руки на груди, на что Генья лишь улыбнулся. Этот жест значил, что Санеми на него не злится. Больше недоволен тем, что его с собой не взяли. А даже если брат рассержен, кричать на Генью ночью он не будет. Тогда проснется мама и остальные деревенские, им достанется. Поэтому бояться было нечего. Санеми еще несколько минут недовольно смотрел на младшего брата, который долго возился в траве, а затем протянул ему тонкую, еле заметную при лунном свете, соломинку. — Научишь лягушек дуть? — Ночь на дворе, — Санеми сел рядом, выкидывая соломинку. — Ну утром научишь, — пожал плечами Генья. Санеми давно прознал, что младший брат по ночам сбегает. И сам следом за ним уходил. Раньше никогда не показывался, просто сидел на завалинке, смотрел как Генья за лесом наблюдает, а потом домой возвращается. Иногда даже с лягушками. В руках они у него, правда, долго не задерживаются, поэтому вскоре детских смех смешивается с женскими визгами. Санеми всегда это поражало: соседские тетушки могут и дров наколоть, и избу сами поставить, даже от разбойников отбиться, если нужда будет. Но лягушек они все равно боятся. Смешные. — Кого ты там выглядываешь? — спросил Санеми, выдергивая пару травинок. — Дракона, — прошептал Генья и снова прислушался. Ничего. — Откуда у нас драконы? — усмехнулся Санеми. Травинка полетела в сторону леса. — Зайцев уже редко видим. А ты — дракон. — Зайцы в норах прячутся, — резонно заметил Генья. — Днем они в поле бегают. А дракон… — В нашем лесу сидит, крыльями машет и огнем дышит, — закончил за брата Санеми. — Не смеши. — Вот увидишь, — не сдавался Генья. В эту же секунду из леса раздался уже знакомый звук. По спине Санеми пробежала дрожь. Он и раньше его слышал, но издалека и мельком. Теперь же он предстал во всей красе. Зверь выл, рычал и кричал, прерываясь на злые фырканья и похрюкивания. Санеми уже подумал на дикого кабана, но те так громко не орут — чтобы на всю деревню было слышно. Перепуганный до смерти Генья в этот раз не побежал сразу домой: схватился за брата, прижался крепче, пряча лицо в чужой белой рубашке. Руки Санеми тут же его обняли, дергая на себя. Бежать будто и сил не было. Страх пригвоздил к земле и не отпускал. Как только звук стих, дети бросились к дому. Мать даже не проснулась. Только повернулась на другой бок, когда братья юркнули каждый в свою постель и замерли. Утро вся деревня встретила в траурном молчании. Санеми и Генья настороженно шли с матерью между опущенных вниз голов стариков, женщин и ребят, которые обычно по утрам бегают, кричат и смеются. На деревенском круге при дневном свете горел костер. Мать бросила в него какие-то цветы и что-то неразборчиво прошептала — Генья так и не смог разобрать слов. Только ближе к обеду братья узнали, в чем дело. Из леса, отправившись за свежим мясом для себя и других, не вернулся охотник.

***

В следующий раз смелости сбежать из дома у Геньи хватило только через месяц. Пошел он днем и уже не к кромке леса, а в саму чащу. Страшных звуков давно не было, как и других жертв. Мальчик посчитал, что теперь-то в лесу всяко безопаснее. Может, чудовище в спячке, и даст себя рассмотреть получше. Вооружившись самодельной рогаткой и накидав в неглубокие карманы мелких камешков, Генья пошел к лесу. Не заметил он, что за ним следом отправился Санеми с оружием повесомее: старым охотничьим ржавым ножом. Если на брата кто-то нападет, он сумеет защитить их обоих. В лесу было тихо и спокойно. Как раньше. Вокруг только трава, деревья и ягоды. Под ногами, прямо между пальцами, бегают муравьи, по веткам прыгают белки, пугая соловьев. Генья глубоко вдохнул. Легкие сразу же наполнились ароматом лесных цветов, шишек и зелени. Мальчик достал рогатку, прицелился и выстрелил. Белки, до этого мирно грызшие скорлупу молодых орешков, спрыгнули вниз и скрылись. Генья засмеялся. Осторожные шаги сменились резвым бегом. Санеми, всего на мгновение отвлекшийся на неожиданный шум, тут же потерял брата из виду. Генья дошел до знакомой опушки, уселся на траву и начал ждать. Мимо пробегали только зайцы, а волков в свои шесть лет он уже не боялся. Да и они мальчишкой не особо интересовались. У них были свои заботы. В ожидании дракона Генья решил скоротать время. Девочка в их деревне научила плести венки. И не какие-нибудь — со специальным двойным плетением. Сначала большие цветки шли, а между ними маленькие проглядывали. Генья посмотрел по сторонам. Из цветов здесь были только одуванчики и ласточкина трава. Их он схватил в охапку, не забыл сорвать несколько веток орешника и дикой малины. Ягоды лопнули, заливая соком пальцы. Занятый плетением Генья не заметил, как на него несется необычного вида лесной обитатель. Его присутствие он почувствовал, когда монстр заревел, обдавая горячим дыханием мальчишку с ног до головы. Генья поднял напуганный взгляд на остановившегося перед ним чудовища. Он таких зверей раньше не видел. Морда — то ли волчья, то ли кабанья, то ли лосиная. Зубы острые, словно мечи реданцев, которые мимо их деревни проходили. Уши на «беличьи» похожи мехом припорошенные, а у самой макушки — рога ветвистые и массивные, как у старого оленя. Генья такие только раз видел, когда охотник им трофеи показывал. Под коричневым мехом с белыми широкими полосками ходили ребра. Задние копыта агрессивно стучали по земле, поднимая кверху дерн и брошенные мальчишкой цветы. Когти на лапах спереди зарылись в грязь, оставляя после себя глубокие борозды. Генья было попятился назад, но передумал. Убежать точно не сможет, а любое движение эту тварь напугать может. Даже про рогатку от страха забыл. Да и будет ли от нее прок против такого монстра? — Не дракон, — прошептал Генья. Зверь в ответ встал на дыбы и заревел. На глазах мальчика проступили слезы. — Генья, беги! Санеми спешил к брату со всех ног. На пути попадались ветки и камешки, из-за чего он постоянно спотыкался. Не удержавшись на ногах, Санеми упал, но тут же вскочил продолжая бежать и надеяться, что Генье удастся ускользнуть от лап монстра. Только не мог мальчик с места сдвинуться. Сидел на траве, всхлипывал и в три глаза смотрел, — два желтых и один черный — словно заколдованный. Вроде бежать надо или хотя бы закричать, на один кувырок дернуться. Генья хотел хоть пальцем двинуть — не смог. Санеми замер и с беззвучным криком упал на колени на лесной тропинке. Прямо перед его глазами огромная звериная лапа накрыла Генью. Слышал Санеми только дикие крики своего младшего брата и разъяренный вой чудовища. Как вернулся домой, не помнил. И с того самого момента больше ни слова не сказал. Не накричал на мать, которая младшего сына даже не оплакивала. Просто молча приняла, что Геньи больше нет, безразлично кивнула и ушла на свое место — травы сухие перебирать. Не услышали ни словечка от Санеми и соседи, которые пришли его жалеть. Хотя сказать было что. Они ведь не видели, как его маленького и любопытного Генью когти драли и зубы рвали. Не слышали его плача и мольбы. И даже не могли представить, что за чудище водится в их лесах. Молчал Санеми несколько недель. Казалось, даже не дышал и не моргал. Просто сидел на завалинке, на лес смотрел и никуда не ходил. По деревне слухи пошли, к матери реже стали ходить. Раз сына своего вылечить не может, значит, не такая уж и хорошая травница. Она Санеми силком домой тащила, снова кричала и била. Только мальчик ничего не говорил. Смотрел вперед пустым взглядом и уже утром возвращался на завалинку. Иногда Санеми видел Генью. Вот его темная лохматая голова впереди ног бежит, смехом заливается. Пятки детские от земли отрываются в прыжке, а в руках у него — все те же противные лягушки. Только не было никого. Ни у реки, ни у леса. Остался лишь Санеми у завалинки со своим горем, которое никому не интересно. Поначалу. А потом в деревне появились люди, которые ведали о звере и его жертвах гораздо больше, чем убитый им охотник. Санеми узнал о них случайно. Все те же деревенские старики по домам ходили, деньги собирали — для нанятых ведьмаков. Они пообещали, что чудище убьют, и уже пошли к его логову. Тогда Санеми тоже решил не медлить. Схватил кулек из-под кровати, где хранил все свои детские ценности, и побежал к лесу. Старики сказали, что ведьмаки с правого берега реки расположились — у них там лагерь. Увидев троих чужаков в броне и с кошачьими мордами на цепочках, Санеми уверенным шагом к ним подошел и кинул к их ногам свой кулек. Тонкая ткань женского платка тут же развернулась. Внутри лежали старый охотничий нож, несколько цветных камней из дома ведуна и маленькое зеркальце в золотой оправе. — Вы ведьмаки? — прохрипел Санеми и тут же закашлялся. Голос после долгого молчания возвращаться не хотел. — И кто же тут у нас, — протянул один из них. Кошачьи глаза долго изучали фигуру мальчишки. — На прибожка не похож. Одет хорошо, а худоба — от голода. — Может, домовенок? — спросил второй под смех своего товарища. — Нет, — махнул рукой уже третий. — Слишком чистый. Видно, мамка всю грязь в бане оттерла. — Вы ведьмаки или нет? — повторил свой вопрос Санеми. — А тебе-то что? Ведьмаки перестали смеяться. Санеми под суровым взглядом трех пар глаз не дрогнул. Ему уже терять нечего. Убьют — и черт с ними. Брата никто не вернет, а мать вряд ли горевать не будет. — Вы чудище убивать собрались? — Беса, что ли? — снова заговорил первый ведьмак. — Ну допустим. А ты просить за него пришел? — Возьмите меня с собой, — ответил Санеми. — Я хочу таким, как вы, стать… и отомстить. Ведьмаки молчали. Сначала Санеми подумал, что его снова не услышали и хотел повторить вопрос, но злой смех развеял все сомнения. Ведьмаки просто над ним потешались, не восприняли всерьез слова ребенка. Хотя Санеми и был готов пойти в лес, собственными руками этого монстра придушить, запрыгнуть и рога обломать. Только чтобы унять боль и пустоту, которая пришла со смертью брата. Но ведьмакам было невдомек о его проблемах. Они перед собой видели несмышленого ребенка, который хотел пойти в лес в поисках приключений или славы из-за своей глупости. — Ты хоть понимаешь, о чем просишь? — один из ведьмаков встал, обнажая меч. — Или думаешь, что на чудовищ охотиться — это с голым задом за бабочками бегать?! — Погоди ты, — первый ведьмак дернул своего товарища вниз. — Иди отсюда, парень. Не для тебя это работа. С бесом мы уже сами разберемся и отомстим, за кого ты там хотел. Так ничего и не добившись, Санеми пошел в сторону деревни. Даже забыл прихватить свои сокровища. Ведьмаки остались в лагере. Со стороны реки слышался громкий мужской смех и запах горящих веток. Сев на завалинку, Санеми взял с бревен старую жилетку Геньи, связанную, когда ему только год исполнился, прижал к себе уже потрепанную шерсть. — За брата хотел отомстить, — проговорил в жилетку Санеми. И заплакал.

***

Через три дня Санеми их снова увидел. Ведьмаки шли прямо через деревню. У одного из них на поясе он заметил увесистый мешок — деньги за убитого беса. Увидев Санеми, один из них остановился и дал знак двоим товарищам затормозить. Те повиновались, хотя на их лицах читалось явное желание как можно скорее выйти на большую дорогу, подальше от крупных чудовищ и надоедливых деревенских. — Это же ты к нам приходил, — начал ведьмак. Санеми в ответ лишь кивнул. — Чего, за три дня язык проглотил? Немой ведьмак — беда для цеха. Торговаться не может, как и на хер послать. — Что? — переспросил Санеми. — Что слышал, — ведьмак усмехнулся. — Ты же хотел стать, как мы. Мстить желал. Вот тебе, пожалуйста, прекрасная возможность. Собирай свои пожитки и дуй к лошадям. Если не струсил, конечно. Санеми задумался. Он же вполне мог отказать. Не из логики, чисто из детской вредности. Ведьмаки над ним поглумились, а теперь вот сами пришли, с собой зовут. Мог бы Санеми отказать и из-за матери. Она же совсем одна останется. Вспомнив о матери, лицо мальчика потемнело. Не будет она о нем грустить. Как и о Генье не горевала. Есть дети, нет — ей, похоже, совсем все равно было. Она за травами своими смотрит, любит их больше, чем тех, кого сама на этот свет родила. — И вы правда меня ведьмаком сделаете? — спросил Санеми. — Посмотрим, — ответил ведьмак, усмехнувшись. — Смотря, как подготовку пройдешь. Ну? Санеми спрыгнул с завалинки, сунул старую детскую жилетку в карман и пошел к лошадям. Будет у него теперь новая жизнь. Он все сделает, чтобы больше ни один ребенок не страдал.