***
Решение отдать долг Родине было спонтанным. Своего рода узаконенное бегство от всего, что с ним случилось, да и от самого себя тоже. Только в реальности все усугубилось. Чонгук думал, что оставит все там за воротами воинской части. Старался быть своим в компании сослуживцев, забивать голову повседневными армейскими заботами. Но по факту полтора года он был наедине с этой зияющей дырой в душе. За все время он ни разу не позвонил своим друзьям. Все отпуска проводил только у родителей. Максимально избегая любого соприкосновения с той реальностью, где он мог бы быть счастлив. Часто во снах к нему приходил волк с желтыми зрачками, ложился к его ногам, как верный пес. Словно так приручал к себе. И он просыпался в холодном поту, разрываемый от разрастающегося чувства к одному-единственному мужчине. К мужчине, которого уже наверняка не будет в жизни Чонгука. Он сам его вычеркнул сначала страхом, а потом трусостью. И если на страх той ночью в лесу он нашел тысячи разумных объяснений, с которыми согласился бы любой, то собственная трусость загоняла его в водоворот бесконечных ошибок, отдаляя от того, с кем нужно было просто поговорить и принять. Последнее самое сложное, но время способствует этому лучше всего. Он отчего-то решил, что 549 дней будет идеальным сроком. Правда, не подумал, что на той стороне тоже остался человек с разбитым сердцем. Кого отвергли, назвав чудовищем. И сейчас, когда в конце службы уже все разложено по полочкам и ясно для него самого, Чонгук вдруг понимает, что каких бы решений он ни принял за прошедшие месяцы, но возвращаться ему не к кому. Это осознание моментально делает жизнь пустой. На гражданке никто его не ждет.***
Чонгук проходит мимо аптеки, что за углом его дома. За время службы он проигрывал в голове тысячи раз, как увидит Тэхена снова, какие слова он скажет ему. Сейчас же понимает, что слов не будет. Будет желание только обнять и ощутить, что тот все-таки жив. Он так и не сделал этого тогда, после страшной ночи, когда его сердце остановилось. Только один человек может запустить его снова. Но за стеклянной дверью с зеленым крестом девушка-фармацевт расставляет товар на полке и не может помочь с реанимацией. Опять не его смена. Чонгук курит сигарету в собственном дворе, где когда-то ждал его Тэхен с лекций. После чего они гуляли. Шли без разницы куда, а он светил своей квадратной улыбкой, и казалось, этому не будет края. А на самом деле они двигались в сторону обрыва. За который Тэ еще держался, а он отпустил в испуге руки. Так бывает. С этим нужно научиться жить. Он долго думает, прежде чем открыть дверь квартиры, где его не было полтора года. Внутри проносится мысль, что, может быть, код сменили, или там живут совсем другие люди, но писк замка дает шанс на возвращение домой. С порога его сшибает знакомый, но запрятанный в недрах памяти, запах. В какой-то момент он даже теряется, не понимая, может ли пройти дальше к двери, на которой все еще выведена неаккуратная надпись с его именем. Потому что тот самый запах выпечки вернул его в дом в далеком поселке, где жил один любитель вязанных вещей. И, по всей видимости, те самые вещи теперь законно хранятся в шкафах этой квартиры. Не успевает Чонгук усмехнуться, как на звуки выходит его хён. – Ого, вот это гости пожаловали, – Мин Юнги приближается, и Гуки не знает, каких реакций дальше ждать от него, отчего рефлекторно сжимается внутри. – Забавная прическа, – старший поглаживает пока еще не отросшие волосы и притягивает его к себе за шею, крепко обнимая. – Добро пожаловать домой, мелкий. Объятия сильные до хруста в позвоночнике. А еще до желания расплакаться, потому что он реально рад видеть своего хёна и чувствует, что тот не держит на него обид и зла. В отличие от парня, что выглядывает из комнаты и пепелит его взглядом. – Смотрю, что ты зря время не терял, – отстранившись от Юнги, младший игриво подмигивает. – Влюбился, – как-то неловко пожимает плечами старший. – Вот уже полгода живем вместе. – Ты не переживай, – до Гуки моментально доходит, что пока он рефлексировал на службе, у других была жизнь со своими событиями, которые уже не часть его. – Я постараюсь побыстрее найти работу и новое жилье, чтобы не смущать вас. – Никто тебя не гонит. Живи сколько нужно, – Мин похлопывает по плечу. – Все твои вещи на месте. Мы ничего не трогали в комнате. Чимин только мыл полы и протирал пыль. В комнате действительно все как до его ухода в армию. Только на столе рядом с компьютером лежит совместное фото с Тэ из фотобудки. В последние дни перед призывом Чонгук долго его рассматривал, выжигая узоры на израненном сердце. И в итоге порвал на мелкие кусочки. Сейчас они склеены аккуратно скотчем, как мозаика. Без сомнения, это Чимин постарался восстановить ее. Если бы только в его силах было склеить все между ними в реальности.***
Ужин проходит почти как в былые времена. Юнги рассказывает все, что с ним происходило за это время, расспрашивая подробности армейской жизни. Достает заныканую бутылку виски и разливает по стаканам, чтобы речь лилась еще проще. И Чонгук готов расслабиться, но исподлобья в абсолютном молчании на него смотрят узкие глаза. Обвиняют. Осуждают. Казнят. Чувство облегчения приходит, только когда так же без слов Чимин, доев, встает и уходит. Юнги даже смеется с того, как Чонгук шумно выдыхает все свое напряжение. – Прости его, – Мин разливает очередную порцию. – Он до сих пор зол на тебя. Все еще обижается за своего друга. – Как он? – все-таки не выдерживает и задает вопрос, тлевший все это время внутри. – Честно, не знаю. Я не видел его с тех времен. А потом закрутилось все с Мини, и там мне бы со своими чувствами было разобраться. – И каково это – жить с оборотнем? – Чонгук грустно усмехается. Он бы сам мог отвечать на эти вопросы, если бы Тэ был с ним чуточку честнее, а он – смелее. – Есть свои особенности, – внезапно у всегда невозмутимого Юнги вспыхнули кончики ушей. – Теперь мне понятно, почему Тэхен не подпускал тебя, и что случилось той ночью, – сам осекается, поднимая взгляд на макнэ. – Рассказывай, – голос дрогнул, потому что копилка вопросов без ответов никуда не испарилась. Она все еще терзает своим существованием. – Рассказать? – Юнги задумчиво всматривается в младшего, который весь напрягся. – Пожалуй, это дело двоих людей. Он должен сам это сделать, – Чонгук только горько усмехается, пытка не закончится никогда. – Только могу сказать, что оборотни… волки… Они влюбляются один раз. Поэтому им трудно решиться на этот шаг и довериться. Тем более, человеку, у которого нет такой опции, и он может предать без вреда для себя. Мне потребовался год, чтобы доказать Чимину всю серьезность моих чувств, прежде чем он разрешил себе открыть свое сердце. – Ты видел его вторую сущность? – где-то в душе Чонгук еще надеялся, что все увиденное в том лесу было всплеском его воображения, а разговоры об оборотнях сейчас лишь игра слов. – Нет. Хотя не скрою, что мне интересно. Но история с тобой и Тэхеном поставила жесткое табу на эту тему. – Я правда рад за тебя, хён. Что ты нашел свою половину, – ему срочно нужно сменить фарватер разговора, чтобы не свихнуться, – Да и родителей теперь сможешь порадовать внуками, как они и мечтали, – скрывает за громким смехом свою нервозность. – Мелкий, ты невыносим!***
Лежа в серой комнате с плотно задернутыми шторами блэкаут, Чонгук гоняет в голове рой мыслей. Хотя бы о том, что за стенкой сейчас его друг без страха и сомнений целует любимого человека, который иногда за много километров от этой квартиры превращается в чертова волка. Лохматого и клыкастого. Волка, который запросто может перегрызть шею. Ну, если не Юнги, то Чонгуку бы наверняка, дай ему волю. А его волк кричал своим желтым отливом глаз, чтобы он убегал и спасался. Сейчас, как никогда, он уверен, что все правильно понял тогда и уловил. Вот и убежал. Далеко, что дорогу потерял, но вернуться безумно хочется. Понял это сегодня четко и ясно, увидев пару из соседней комнаты. Часы показывают полночь. Чонгук сидит на кровати и гипнотизирует их. Все вернулось в исходную точку. Два года назад в этой комнате он не мог разобраться, для чего ищет парня из клуба. Не понимал свою зацикленность на нем. Сейчас он точно знает, что и зачем. И готов перевернуть весь Пусан вверх дном, лишь бы найти его. Объяснить ему свой страх, что охватил в ту ночь и долго не отпускал. Тэхен – человек, он поймет его. Он даст ему шанс. Лишь бы не было поздно. В 6 утра Чонгук, почти не сомкнувший за ночь глаз, уже стоит на привычной когда-то точке под зеленым крестом. Он знает прекрасно время пересменки. Именно тут началась его история любви. Поэтому аптека – первое место, куда он решает прийти. Но вопреки горящей надежде, что в этот раз будет все проще, на смену заходит совсем неизвестный ему парень. – Здравствуйте, чем я могу вам помочь? – знакомая фраза встречает Гуки в помещении, в которое ему однажды запретили входить. – Не могли бы вы подсказать, когда смена у Ким Тэхена? – нет, он не будет больше сидеть и гадать, что делать и куда идти. Чонгук полезет напролом, но найдет его. Если будет надо, то возьмет штурмом дом родителей. – Простите? Я не знаю, о ком вы, – видно, что парень на самом деле не понимает, потому остается только откланяться и покинуть это место. – Подождите, – уже на улице его догоняет знакомая девушка-фармацевт. – Вы ищете Тэ? – Да! – Чонгуку от неожиданности хочется даже вцепиться в ее руку, лишь бы она спасла его. – Вы что-то знаете о нем? – Он год, как уволился. – А в какое место перевелся? – в душе все-таки обрывается что-то. – Я не думаю, что он в Пусане, – она замечает погасший взгляд напротив. – Он говорил, что не может оставаться здесь больше. – Уехал к себе? – К сожалению, этого я не знаю, – смотрит на него как-то извиняющийсь, словно у нее есть в этом вина. – Я понял, – Чонгуку надо обдумать всё, хотя для себя он решил, что поедет искать его в Тэгу. – И еще, – девушка говорит уже вслед. – Я видела, ваше фото стояло у него на заставке телефона. Он зависал на нем постоянно, забывая о работе. – Спасибо, что сказали, – оборачивается и смущенно улыбается, давая понять, как важны эти слова ему сейчас, что они внутри все разливают обжигающим, даже если это и было год назад. – Я подумала, что вы должны знать. Надеюсь, вы его найдете. – Найду.***
– Чимин-хён! – Чонгук влетает в квартиру, не снимая обуви, и кричит, игнорируя выходной и раннее время. – Мелкий, ты офигел? – Юнги выходит из комнаты, потирая сонные глаза. – Мне нужен твой парень. – Интересные заявления у тебя в шесть, мать твою, утра, – старший обреченно смотрит на часы в гостиной. – Что тебе надо? – Чимин, сложив руки на груди, опирается на косяк двери в спальню. – Где Тэхен? – Зачем он тебе? – Хочу вернуть его, – Чонгук теперь не будет ходить вокруг да около. – Не поздно ли? – Тэ уехал домой? – он видит, как тот замялся и обдумывает каждое слово. – Я ведь все равно его найду, Чимини. – Я не могу ничего сказать, – глаза бегают. – Я уехал из дома полгода назад. – Значит, он как минимум не с твоим братом, – мозг моментально проделывает аналитическую работу. – Что? Он не любил его, – Пак начинает заводиться, шумно выдыхая воздух из ноздрей. – Я говорил тебе это. За кого ты его принимаешь? Чонгук еле сдерживает внутренний восторг от главного его переживания, что у Тэ есть идеальная пара и это не он. Сотни раз он перебирал в голове, что тот одумался и сдался на милость генам и родным. Ведь люди должны жить с людьми, а волки – с волками. Так заложено природой. Правда, его мама постоянно невзначай говорит, что мужчина должен жить с женщиной. Никак иначе. Только это верно и правильно. Но он полюбил мужчину. Самого лучшего. А этот мужчина полюбил человека, вопреки тому, что от него требуют. И был готов бороться за свои чувства, если бы Чонгук дал ему шанс. Сейчас же главное, чтобы тот был стойким в своих убеждениях и не сдался под напором родных. Тогда у Гуки появится возможность завоевать его вновь. – Намджун… – почти одними губами озвучивает имя того, кто точно имеет все ответы. – Не береди его раны! – голос Чимина уже только эхом за спиной, когда он выбегает из дома.***
Джун смотрит на него без эмоций. Чонгук ждал злости или гнева, а в итоге абсолютное безразличие. Отчего он даже не знает, что ему сказать. – Никто тебя ни в чем не винит, если ты переживаешь, – Намджун берет на себя разрушить это бессмысленное молчание и прожигание взглядами. – Я хочу встретиться с ним, – голос с хрипотой сдает всю нервозность. – Не нужно, – старший брат вздыхает глубоко, обдавая безнадегой человека напротив. – У него своя жизнь. Другая. – Ты же понимаешь, что я все равно поеду в Тэгу. Даже если ты мне сейчас не поможешь, я затрачу больше сил, но разыщу его. Нам необходимо поговорить. – Тебе его не найти, – Намджун пожимает плечами. – Оставь мысли о нем. Ваши отношения изначально были ошибкой. Он это знал. – Мы любили друг друга. Любовь не может быть ошибкой. Поэтому если есть хоть один шанс, то… – Чонгук, живи дальше… – старший не дает договорить, закрывая дверь перед ним. Он и живет. С зияющей дырой в сердце, с гуляющим ветром насквозь, потому эти слова сейчас ничего не значат. Он сядет вновь на поезд и объяснит все родителям. Если не поймут, то пойдет по всем соседям, но узнает, где его человек. «Жди меня у метро» – пиликнувшее сообщение от Сокджина учащает пульс и делает время бесконечно тягучим, что, кажется, выкурена уже половина пачки, пока он вглядывается в даль, стоя у входа. – Привет, хён, – почти кидается на того, как только замечает. – Рад тебя видеть, – Джин не упускает возможности пошуршать его стрижкой. – Как твоя служба? – Сокджини, ты ради разговоров об армии захотел встретиться? – улыбается, заставляя старшего закатить глаза. – Мог бы сделать вид, что рад видеть своего хёна. – Ты же знаешь, что это так, но мои мысли сейчас в другом месте, – звучно выдувает воздух. – А ты, значит, переселился к Намджуну? – Как видишь. Почти год живем вместе. – Как только уехал Тэхен, – не спрашивает, констатирует. Замечает опустившийся взгляд Джина к ногам, что гоняют камушек. – Ты же теперь знаешь, как так случилось, что в их семье оба сына геи, да? – Чонгук догадывается, что всем всё уже известно, но осторожничает с прямыми вопросами. – Конечно, знаю, – не смотрит в глаза, говорит куда-то в сторону. Дает понять, что это непростое знание и для него. – И как ты принял это? – Это было странно, – Джин пожимает плечами, с трудом находя слова, чтобы описать эмоции. – Сначала не поверил. Потом стало жутко страшно, что захотелось уйти. В тот момент я понял тебя. Юнги рассказал, что ты встретился с этим в лицо. Не понимаю, как ты все пережил. Я смотрел на Намджуна и пытался представить его в волчьей шкуре, и ничего хорошего из этого не выходило. А затем как-то сам собой образ стал романтизироваться. Знаешь, как в сказках. В жизни он продолжает быть чутким и отзывчивым, ничего не поменялось. По его словам, после встречи со мной он даже ни разу не перевоплощался. Словно этого как бы не существует, не может случиться рядом со мной. – Получается, что я не такой эмоционально сильный, как вы с Юнги. – Никто не знает, как повели бы мы себя, узнай все не в доверительном и аккуратном разговоре, а вот так. Я точно там бы в лесу и сдох, – слегка разряжает своей усмешкой тяжелый разговор. – Только со временем осознал, что им сложнее, чем нам. Иногда всепоглощающая любовь Намджуна меня пугает. Я понимаю, что я свободен. Свободен разлюбить его, встать и уйти, если что-то не устроит. А он – нет. Не знаю, как там это у них работает. Но видимо, это их крест – любить один раз в жизни. – Юнги тоже говорил, что любят только раз, – вдруг лицо Чонгука озаряется от понимания того, что еще вчера ему пытались сказать. – Значит, он все еще любит меня? – Это означает совсем иное, – Джин царапает зубами губу, смотря на младшего. – Они потом не могут полюбить снова, не подпускают никого к себе. Не могут, как мы, типа не повезло с этим – найду лучше. Когда разбивается пара, они остаются в одиночестве. И если альфы, как Намджун, сильны, чтобы справиться с этим, и просто уезжают в город, то омеги… – Что с Тэхеном? – Чонгук не выдерживает этих драматических пауз. – Они… – старший не знает, как правильно подобрать слова. – Ну, не такие сильные они. И свободные альфы пользуются ослабленными омегами, подминая под себя. Потому что по большей части те не готовы уже за себя бороться. – Хочешь сказать, что Тэ все-таки сошелся со старшим Паком? – кулаки сжимаются, собирая всю злость. – Он не такой, как большинство, – Джин замечает напряжение младшего и массирует чужое плечо левой рукой, прося расслабиться. – Джуни говорит, что Тэхен всегда шел против системы, и все эти правила стаи ему не нравились. Последнее, что он бы сделал, это сдался под власть какого-то оголтелого мужика. – Я должен все исправить. Тебе же известно, где он, хён, – Чон смотрит умоляюще. – Не знаю, можно ли исправить что-то, – старший весь съеживается, Чонгук чувствует, как тот борется сам с собой, чтобы помочь ему. – Он не справился с тоской в сердце и давлением со стороны. И ушел в лес. Насовсем. – Я найду его. – Тэхен уже больше полугода, как перевоплотился. Намджун объяснял, что так проще забыть людей. Чем дольше, тем более расплывчаты воспоминания. Он даже родных только в волчьем обличии сейчас может узнать. Он просто не вспомнит тебя, если даже увидит. – Главное, что помню я. – Это небезопасно, но это ведь не остановит тебя, да? – Джин обнимает своего макнэ, понимая все и не отговаривая, когда тот кивает головой. – Береги себя.***
– Ты же шутишь, да? – Хосок смеется в голос на весь салон машины, вглядываясь в указатели, чтобы не пропустить нужный поворот на трассе. Хоби единственный друг, кого он мог попросить помочь в поисках. Последний, кто жил еще в обычном мире и не был втянут в историю. Плюс ко всему только у него есть авто, а следовательно, оперативно может доставить их к лесу у необычного поселения. – Да нет, – старший оборачивается на сосредоточенного Чонгука, – ты реально сейчас на серьезных щах говоришь про оборотней? Тебя контузило, что ли, в армии? – Если наткнемся на кого-то из них, – Гуки выходит из припарковавшегося на обочине джипа, – то постарайся не делать резких движений. Они не тронут. Помни, что это разумные существа. Но на всякий случай возьми баллончик с газом и целься в глаза. – Ты прошел специальные курсы? – Хосок все еще пытается воспринимать это, как дурацкие шутки, но смех уже становится нервозным. – В интернете прочитал, – младший невозмутимо надевает на плечи рюкзак и направляется по тропке в сторону леса, где сразу же на ветку наматывает кислотно-салатовую ленточку с цифрой 1. Весь вечер он готовился к этому походу в лес, помня, как в прошлый раз потерялся. Да, тогда он был в состоянии шока, но сейчас он не представляет, насколько глубоко в лес им придется уходить, и поэтому подготовил целый рюкзак пронумерованных лент, чтобы по ним они могли вернуться к дороге. Старший Чон не имел такой возможности морально подготовиться. Потому, следуя за Чонгуком, у него сосет под ложечкой, а сознание заставляет верить только в то, что их макнэ сошел с ума. В начале пути он даже успевает написать тревожное смс Юнги, на что получает только краткое «Бля», а вдогонку «Будьте осторожны». Последнее напрягает не на шутку, как будто все, что говорил ему мелкий, действительно, правда. Хосок вздрагивает от каждого шороха, в то время как Чонгук идет не обращая внимание ни на что, даже на хлестающие по лицу со всей мощи ветки. Хоби уже готов развернуться назад и, хватаясь за каждую салатовую метку, оказаться в реальном мире. Но лес становится все чаще и кажется бесконечным и угрожающим. Оставаться одному в нем нет желания. – Тэхен! – Гуки кричит не переставая имя, веря, что его человек, в каком бы обличии ни был, услышит. Он не знает на самом деле, куда идти, и четкого плана у него нет. После трех часов поиска, вымокшие от листвы и вымотавшиеся, они молча сидят на поваленном дереве, жуя взятые с собой треугольные кимпабы. – Как ты? – Чонгук чувствует вину, что втянул старшего в такую авантюру. – Ощущаю себя немного психом. Не каждый день в глубине леса мне приходится искать оборотней, – Хоби смеется, но его страх ощущается за версту. – Видимо, не мы одни их ищем, – оглядывается по сторонам и указывает на отходы чьего-то чужого перекуса. – Может, лесник? Наверняка у него где-то есть сторожка в этом лесу. А вдруг он нам подскажет, где искать Тэхена? Он ведь точно знает, кто обитает на его территории, – поток внезапных мыслей заставляет Гуки взращивать веру в успех его затеи. – Думаешь, лесник бы стал так гадить? – Хоби встает, чтобы собрать в пакет весь мусор, что видит. – Это больше похоже на охотников, – голос звучит уже из-за деревьев. – Охотники? – Чонгук замирает с кимпабом у рта. – Мамочки! – истошный крик старшего и бесконечный звук распыляемого баллончика, заставляет вскочить. Вбегая в чащу и прикрывая лицо, чтобы не вдыхать отравленный воздух, он находит Хосока, который испуганно сидит на земле, прижимаясь спиной к стволу дерева. – Что случилось? – присаживается рядом с ним и пытается отодрать грязные дрожащие руки от прикрываемого лица. – Там, – указывает вперед взглядом, что слезится то ли от страха, то ли от распыленного хаотично газа. – Я споткнулся обо что-то большое и лохматое. Нервно вытаскивая из рюкзака фонарик и все так же прикрывая локтем лицо, Чонгук осторожно шагает к ближайшим кустам. Свет, прочерчивающий тропу, вздрогнув, останавливается на вымокшей грязно-серой склоченной шерсти. Гуки видит только часть лежащего тела, но уже прекрасно понимает, что перед ним огромный волк. А внутри истерично клокочет, что это его волк. Всё воет сиренами, выбивая слезы, что он смог найти. Не в силах сам себе объяснить эту уверенность, т.к. видел Тэ таким только один раз. – Тэхен? – как можно тише и спокойнее произносит имя, освещая морду, кажется, спящего на боку волка, потому важно не напугать его. – Тэхен. – Может, он мертв? – Хосок, набравшись храбрости, подходит и смотрит из-за плеча младшего. – Даже не среагировал, когда я навернулся через него. – Дышит, – судорожно осматривая под ярким светом фонаря еле-еле поднимающуюся грудную клетку. – Тэхени, это ведь ты, я знаю, – осмелев, он подсаживается к морде, перекладывая голову на свои колени и слегка проводя ладонями. Волк никак не реагирует, даже когда Чонгук вплетает пальцы в грязную шерсть и пытается того растормошить. Не просыпается. Опять не просыпается, что хочется выть в этом лесу, как той ночью в квартире на 6 этаже. – Я нашел тебя, – шепчет, утыкаясь в горячий нос, а по щекам прочерчивает путь слеза. Он стал слишком слаб рядом с ним. – И в этот раз не отпущу, обещаю. Только подскажи, что мне делать, Тэтэ. Ну, проснись же! – бьет рукой куда-то меж ушей. – Чонгук, смотри, – пытается привлечь его внимание старший. – Его лапа попала в капкан. У него большая рана. Наверное, выбился из сил, когда пытался выбраться. Хосок хватает железяку, в желании развести оковы, и волк резко начинает скулить от боли, заставляя вздрогнуть обоих. Чонгука обдает холодным потом, когда глаза еле-еле приоткрываются, отдавая желтизной. Флешбеками в памяти проносится новогодняя ночь. Страх. Холод. Запах гнили. Противная мокрая шерсть. Кровь. Клыки в чужой шее. И желтые глаза, просящие бежать. – Я тут. Я с тобой, – слова Гуки все равно дрожат, как и пальцы, что пытаются успокоить очнувшегося зверя. – Сейчас мы поможем тебе. Волк даже из полуоткрытых век смотрит пронизывающе, запуская мороз по коже. Рыча, обнажает клыки в попытке защититься. «Он тебе не помнит» – голосом Джина всполохи в голове. Не помнит… – Тэтэ, я не верю, что ты меня не помнишь, – держит себя в руках, чуть раскачиваясь телом для успокоения. – Вспомни наше свободное падение, – воспоминания все-таки вскрывают рану словами сквозь сжатые зубы. – Я не успел тебе сказать тогда, но я тоже люблю тебя. Слышишь? – голос срывается, что даже Хосок подскакивает к нему, – не смей забывать меня! – Помоги мне, я не справлюсь один с этой железякой, – старший вовремя приостанавливает начинающуюся истерику, утягивая его к капкану, что не поддается. От накативших эмоций силы аккумулируются. Не замечая собственных пораненных пальцев, с не своим криком Чонгук раскрывает ловушку. Хоби аккуратно достает оттуда лапу, по которой сразу струйками начинает бежать кровь, отчего волк жалобно поскуливает. – Хосоки-хён, – младший хватается за куртку того, оставляя красные следы от своих рук. – Помоги ему, пожалуйста. – Если бы я знал, что делать, – смотрит растерянно, то на волка, то на мечущегося Чонгука. – Ты же врач. Ты должен знать, что делать! – Да я ж педиатр, а не ветеринар, – смотрит, на распыленного младшего, что шумно дышит. – Прости, я не хотел сказать, что он не человек. Я просто… – Хоби теряется под прожигающим взглядом и суматошно хватается за рюкзак, вытаскивая оттуда очередную яркую ленту, и перетягивает ей лапу выше раны. Чуть успокоив собственное дыхание, Гуки тут же снимает с себя футболку, чтобы перевязать рану, оставаясь в одном худи. Куртку же подкладывает рядом, куда вместе с Хоби они перекатывают волка. – Все будет, хорошо, Тэхени, слышишь? – как в бреду повторяет, пока на пару с Хосоком тянут тяжелую ношу по лесу, утопая в грязи и ориентируясь на салатовые метки. – Все будет хорошо, – пересохшими губами, когда затаскивают его в джип. – Куда повезем? – Хоби постукивает нервно пальцами по рулю. – К родителям? – Они опять загонят его в лес, не давая права выбора, – только сейчас Гуки понимает, что даже не планировал дальнейшие действия, думая лишь о том, как быстрее выбраться оттуда. – Поехали к Намджуну. Он точно знает, что делать. – И как ты представляешь, он его потащит на 6 этаж? – впрочем, старший уже ничему не удивляется и заводит машину. А вот Намджун удивлен. Больше тому, что Чонгук выполнил свое обещание и нашел его брата.***
Прошло две недели, как под покровом ночи они вчетвером тащили в брезенте огромного раненого волка в маленькую городскую квартиру. Две недели, как он обещал Намджуну дать время, чтобы Тэхен смог прийти в себя. Две недели, как он не позволяет кому-то подумать, что в этот раз отступит, поэтому каждый вечер закидывает Сокджина сообщениями, узнавая о состоянии своего человека. Он уже знает, что его парень обратился и набирается сил, даже иногда выходит прогуляться, но почти не говорит, слегка замкнувшись в себе. Чонгук благодарен своему хёну, что тот заботится о Тэ, несмотря на весь возродившийся страх в нем. Ведь Джин впервые увидел в реальности, каким может быть и его мужчина. Вторая сущность Намджуна вряд ли намного отличается, поэтому чувствуется, как все нелегко дается старшему, которому приходится жить с волком на одной территории. И Джун понимая это, предложил Сокджину провести с ним отпуск на Чеджу, чтобы разобраться в себе и элементарно отдохнуть эмоционально. О чем старший и сообщает Гуки, предупреждая об информационном голоде, чтобы тот не волновался. Не волноваться удается с трудом, внутри пульсирует, что его любимый человек остался опять один. Да, это не темный лес, а квартира в многоэтажном доме огромного мегаполиса. Но кто сказал, что это проще и легче. И Чонгук подрывается поджечь фитиль короткой дистанции между ним и его сердцем. Два перекрестка по прямой. Не может же быть так, что Тэхен забыл, из-за кого он и оказался в таком состоянии. Поворот направо. Ему нужен только эмоциональный толчок, чтобы вспомнить. Два – налево. И пусть он будет обвинять Чонгука, что тот трус и оставил его. Зеркальная кабина лифта. Но он будет живой. 6 этаж. А значит, у Чонгука целая жизнь, чтобы доказать… Сиреневая дверь. … что человек тоже может любить одного до конца своих дней. Палец на кнопке заставляет пространство за дверью греметь раздражающим звоном. Трель прошибает насквозь даже Гуки, что упирается лбом в эту деревянную границу, что никак не взрывается, хоть огонь и подошел к детонатору. Не пускает его на ту территорию, где ему нужно обнять всего одного человека, чтобы вновь научиться дышать. Опуская руки, он садится на пороге, подпирая дверь спиной, и вслушивается в тишину за ней, что оглушает. – Я знаю, что ты там, – не знает точно, но хочет верить, что за сиреневой дверью кто-то, сдерживая шумное дыхание, все-таки слышит его. – Знаю, что тебе тяжело. Но дай мне шанс исправить, что мы натворили. Помнишь наш последний день вместе? Не тот, что в промозглом лесу, когда страх пронзил до стука зубов, а ты, отправив меня на волю, ушел обратно во тьму. А тот, что был накануне. В парке аттракционов, – слегка улыбается и достает из кармана склеенное Чимином фото, чуть обводя подушечками пальцев чужой профиль на нем. – Мы веселились, и твой смех до сих пор звучит в моей голове, как наказание. Мне так страшно, что однажды это ощутимое яркое воспоминание улетучится, и я совсем потеряю тебя. Ты был так счастлив в тот день. Вот бы вернуться туда и успеть остановить все, что случится дальше. Ты бы точно мне все рассказал там, а я бы смеялся над твоей шуткой, сцеловывая каждое слово с губ. А еще я не ушел бы той ночью, и вы бы с Намджуном все мне объяснили, что с тобой случилось. И не было бы того леса тогда у меня, а у тебя – сейчас. Мы бы прошли все это вместе, вытесняя страхи нашей любовью, – выдыхает звучно и вскакивает на ноги, когда аджума, выходящая из лифта, косится на него и заходит в соседнюю квартиру, что-то бубня про отъезд братьев. Чонгук замолкает, как-то по-глупому поглаживая дверь, словно это поможет ему почувствовать человека за ней. – Тэхени, я не верю, что ты мог забыть, как нам было хорошо. Я буду ждать тебя, сколько бы времени тебе ни понадобилось. Поэтому ты от меня не отделаешься так просто. Я буду приходить и приходить, как тогда два года назад надеялся, что ты придешь в тот бар, – усмехается картинкам из памяти. – И даже если ты не вспомнишь, то я сотворю тебе новые воспоминания, в которых ты будешь точно знать, что я люблю тебя. Он спускается медленно вниз, считая каждую ступеньку. Внутренне взывая, чтобы сверху послышался щелчок открывшейся двери и его имя. Шаг за шагом все более увереннее проецируя эти звуки в своей голове, как реальные. Не может отпустить себя со двора, оглядываясь на погасшие окна шестого этажа. Цепляясь взором в одном из них за черную фигуру, что сливается с темнотой. Но чувствует, как эта фигура прошивает его взглядом. В комнате с выключенным светом ты уже не видишь только свое отражение в стекле, тебе доступен мир за пределами внутренней оболочки. Потому Тэхен провожает чуть сгорбленный бессилием силуэт, крутя в руках фотокарточку, что он нашел на пороге, после того как, прислонившись спиной к двери, выслушал чужую исповедь. Фотокарточку, на которой два счастливых человека, одним из которых когда-то был он.***
– Ты не представляешь, какой он обалденный! – Юми, что помогла Чонгуку устроиться на работу в свою конторку, воодушевленная возвращением друга, после окончания трудового дня щебечет без умолку всю дорогу, как в студенческие времена. Все до боли знакомо. – Как только ты с ним познакомишься, то поймешь, почему я по нему схожу с ума, – милая девочка уже не носит форму, сменив ее на деловой костюм, вместо косичек – строгое каре, а сердце открыто для нового объекта воздыхания. И этот объект никак не связан с ним, а значит, Чонгук может быть просто другом, а не мостиком к Юнги. От этого общение становится более открытым и ненапряженным, что он даже может позволить себе шутить над чужими чувствами: – Если он похож на нашего хёна, то мне уже и знакомиться не надо. Я знаю твои вкусы. Парней нам точно не делить, – заливается смехом, когда легкая ладошка начинает его бить по руке под причитания, что он дурак. Чонгук немного завидует Юми, что она смогла отпустить свою удушающую любовь и открыть сердце миру. Он так не может. Это уже не в его власти, даже если бы и захотел. Нет, он не сдался. Но ощущение, что попал в капкан собственных чувств, не отпускает. Прошло уже несколько дней с тех пор, как он вышел из дома, на шестом этаже которого есть сиреневая дверь, а ничего не изменилось. Он не продвинулся никуда. Все еще не может выбраться из этого темного леса собственной жизни. Все ходы и тропы там знает только один человек. Но он его не помнит… Джин все еще где-то нежится на солнышке Чеджу, а Чонгук под серым пусанским небом тонет в безызвестности. Вокруг одни триггеры для израненного сердца. Чертова аптека с зеленым крестом. Она всегда на его пути домой, как маяк «не забывай!». А напротив аптеки – бар, где когда-то… Когда-то… Ноги словно парализует, как только он по инерции поворачивает голову на другую сторону дороги, где проводил свои пятницы. У входа вдыхая дым, зажав сигарету указательным и большим пальцами, стоит знакомый силуэт, только слегка исхудавший и осунувшийся. А еще темные волнистые волосы закрывают половину лица, но взгляд и так выстреливает наповал. Четко в глаза Чонгука, стрелой в голову, что перехватывает где-то в районе грудной клетки и хочется откашляться. – Это он? – Юми сразу улавливает изменившееся состояние друга. – Это ведь он, да? – улыбается, волнение захватывает, как будто она попала в дораму. – Иди же к нему! – уже толкает его в спину, чтобы тот отмер и, обходя редкие машины, на негнущихся ногах перешел на ту сторону собственной жизни. Тэхен не отводит взгляд, даже когда Чонгук становится лицом к лицу. Смотрит с каким-то прищуром, будто пытается прочитать в его голове мысли и понять намерения. Или просто вспомнить? Они не виделись больше полутора лет, но сейчас Чонгук пылает чувством, что они расстались вот только вчера. Ничего внутри не засохло, все вновь готово пускать ростки. – Тебе идет темный цвет, – так глупо, но это первое, что вырывается из уст, а рука тянется убрать прядку с лица за ухо. Человек напротив даже не дрогнул, как будто это что-то естественное и правильное. Но ответно ничего не делает. Только смотрит. Глубже и глубже, словно где-то там найдет свои ответы. – Боже, сегодня же пятница, – Чонгук отстраняется, округляя глаза и понимая всю неслучайность встречи. – Ты помнишь это место? – Я вспомнил, что ты обещал всегда ждать здесь, – низкий голос с легкой хрипотой бьет с размаху, заставляя все тело расходиться по швам. – А еще, что ходил сюда каждую неделю, когда ты вычеркнул меня из своей жизни. Сначала верил, что все твои слова были от обиды, а потом понял, что они были из сердца. И перестал ждать. Остальное в памяти очень смутно. Вся жизнь как в тумане. До того момента, как ты пришел на прошлой неделе. – Мне потребовалось слишком много времени, чтобы принять всю реальность, – Гуки тяжело вздыхает и косится на появившееся из чужого кармана фото, чьи раны залечивает скотч. – Мы были счастливы до всего этого. – Наверное, – Тэхен пожимает плечами, рассматривая изображение. – Они похожи на тех, кто уверен, что вся жизнь впереди, и все у них получится, – пустой взгляд отводит в сторону, цепляясь за проходящих мимо, лишь бы не обратно на Чонгука. Видимо, чувствует, как сгоревшее до золы нутро наполняется странными чувствами, что, несомненно, лягут тяжелым грузом на еще как-то бьющееся сердце. – Так, может, у них есть еще шанс? – Чонгук проводит пальцами по чужой холодной руке, в которой дрожит склеенное фото прошлой жизни. – Хотел бы я забыть все, что произошло после этого дня. – Хотел бы я вспомнить все, что было до… – все-таки сдается и поднимает взгляд на наглеца, что уже обхватил ладонь целиком и тянет за собой. – Пойдем, – в голосе звучит мольба довериться ему. Снова. *** Новая фотокарточка из будки совсем другая. В ней нет такого озорства и легкости, как на предыдущей, потому что наполнена чувством тревоги. И надежды, что во взгляде Чонгука, который смотрит только на Тэ. Она идеальна, без заломов и разрывов на фоне той, что в бинтах липкой ленты. Как чистый лист. Тэхен сидит на подоконнике в комнате с серыми стенами, вглядываясь в две такие разные вселенные, между которыми пропасть размером с разбитое сердце. – Я помню это место, – вдруг взгляд начинает бегать хаотично от одной к другой знакомой детали интерьера. В голове все звенит от этих мелочей, как будто собирающаяся мозаика прошлого разрушит его окончательно. – Здесь был наш первый и единственный раз, – Чонгук ухмыляется воспоминаниям. – Надеюсь, я был хорош? – ему улыбаются в ответ, и он чувствует, как постепенно возрождается тот самый Тэхен, который когда-то его пленил. – Ты всегда был лучшим. – Мы приехали из "Неона", ведь так? – обрывками в памяти, словами на языке. – Это опрометчиво приводить незнакомцев к себе. Опрометчиво. Небезопасно для сердечного ритма. Действительно, Тэхен был незнакомцем для него. И даже спустя месяцы отношений оставался таким же, потому что не смог ему довериться и открыться. Чонгук не знал о нем ничего тогда. Не знает многого и сейчас. – Расскажи мне о себе. Теперь тебе не надо бояться меня потерять. – Потому что уже все потерял? – усмехается как-то грустно и отворачивается к окну, за которым город расцветает светом фонарей. – Потому что я уже никуда не уйду, – Чонгук неожиданно оказывается совсем рядом, проводя мягко ладонью по предплечью, что Тэ вздрагивает. – Я не знаю, о чем говорить. Ты и так уже все видел. – Что с тобой случилось в твой день рождения? – для Гуки это главная точка отсчета личного ада, который не заканчивается до сих пор. – Это сложно разложить на человеческие понятия, – медлит, думает с чего начать, но Чонгук не торопит, хотя и ждал ответов так долго. – Я – омега. А это определенные особенности организма. Альфам проще. Ты в целом не заметишь их отличия от обычного мужчины, а у нас… – ищет и ищет слова, а чужая рука все так же успокаивающе просит продолжать. – Существуют определенные моменты в физиологии. Честно, не хочу углубляться в анатомию оборотней. Но у нас есть железа, которая вырабатывает определенный секрет, так скажем, собственную смазку. Одним словом, для нас анальный секс это не против природы, как у людей, а естественно, – даже усмехается этому моменту, улыбая тем самым и Чонгука. – А при возбуждении ее выделяется слишком много, что скрыть невозможно. Намджун всегда боялся, что я спалюсь именно на этом моменте. Следил, чтобы партнеров я приводил только домой, где он бы смог меня защитить, если бы что-то пошло не так. – Поэтому ты так боялся пассивной роли? – Трудно было бы найти логические объяснения такому. Я, как мог, оттягивал этот момент. Да и не сказать, что меня не устраивает и активная, – ехидно щурит взгляд, провокационно проводя языком по верхней губе. – А в ту ночь…? – Я очень плохо помню, что было тогда, – смотрит прямо в глаза, показывая, что не врет. – Но 2 раза в год бывают такие периоды, когда организм подготавливается к зачатию. Чертовы законы природы зверей, – скалится, отражая неприятие своей сущности. – Я забивал это состояние подавителями. Специальные таблетки, которые на самом деле у нас считаются противозаконными, потому что приносят непоправимый вред здоровью и приводят к бесплодию. Но всегда можно добыть их за определенную сумму. Видимо, я очень сильно хотел провести день рождения с тобой и потому переборщил, что мой организм не справился с такой дозой. – Что произойдет, если ты не будешь пить те подавители? – Я буду хотеть трахаться как кролик, – впервые за долгое время Чонгук слышит такой родной когда-то смех, цепляясь взглядом за прямоугольную улыбку. – Звучит неплохо, – утыкается лбом в плечо, вдыхая забытый аромат своего человека. – Ты просто не понимаешь масштаба того пиздеца в течение нескольких дней. – Мы бы справились с этим благородным занятием, законов природы ради, – усмехается, пряча улыбку. – Кто-то себя переоценивает, – Тэхен словно тает на глазах, оживая и ерша только отросшие волосы Чонгука. – В такие периоды лучше уходить в лес. Там легче все переносится. Если, конечно, никакой альфа не решит на тебя поохотиться. Но я очень быстро бегаю, еще никому не удавалось меня поймать. – Погоди, – осознание выпрямляет Чонгука. – Брат Чимина тогда в лесу хотел… – Я просил тебя уходить, – шепотом, чтобы не спугнуть очередной всполох памяти, что кинжалом под дых. – Я услышал, – также почти одними губами. – Он почему-то считал меня своим омегой и почувствовал на тебе мой запах. Он мог тебя загрызть. Я испугался, – а в глазах страх будто до сих пор живет в нем. Тэхен снова в той ночи. Снова воют сирены в голове, что человек, которого он разрешил назвать себе своим, в опасности. Физически Чонгук стоит сейчас перед ним, а в голове мокрый снег в лесу и он прижатый огромной тушей старшего Пака. Воспоминания жалят до колких комков в горле, заставляя слезы бежать по щекам сильного и стойкого мужчины. – Эй, тихо, Тэтэ, – Гуки большим пальцем стирает мокрую дорожку. – Все в порядке. Я же тут. Выйди из леса. Вернись ко мне. Глаза напротив смотрят в какой-то панике, что заставляет Чонгука обхватить лицо ладонями и прильнуть на свой риск к губам. Замирая на миг, прижавшись, показывает, что он рядом. Не чувствуя сопротивления, позволяет себе пройтись по губам языком, собирая забытый, но такой любимый, вкус. И Тэхен сдается, приоткрывая рот и давая возможность утянуть себя в легкий поцелуй. Смакующий, мягкий, до головокружения и щекотки внизу живота. До ужаса правильный. Залечивающий кровоточащие раны души, отчего хочется то ли рыдать, то ли кричать в голос, что все внутри на разрыв. – У тебя нет больше пирсинга, – отрываясь от губ, Тэхен всматривается в лицо. – Да, пришлось снять перед армией, – мысли и слова еле встают в одну плоскость. – А мне нравилось им играть, – прямоугольная улыбка его мужчины сносит последнее, что еще держит Чонгука в руках. – Прости меня, пожалуйста, за мой страх, – все, что копилось долгое время, взрывается чуть ли не со всхлипом. – Это было свыше моего понимания и того, что мозг мог принять, потому все купировалось трусостью в обход мнения сердца, – бьет себя в район груди. – Твой страх не порок, – Тэ перехватывает руку, что сильнее и сильнее колотит, словно пытается пробраться до этого мышечного органа. – Никогда не винил тебя за это. Хотел лишь поговорить с тобой и все объяснить. Извиниться за то, что решил строить отношения на лжи изначально. Все случившееся лишь моя вина, слышишь. – Я не должен был говорить тебе все те слова. Неправда, что они были из сердца. Это был лишь ядовитый отход моего испуга. Я долго всего не понимал, пока не остался один на один с собой. Когда казалось, что моя трусость должна выесть все чувства внутри меня и тогда станет легче. Но легче не становилось. Потому что любовь к тебе оказалась сильнее и въедливее. Она дала понять, что ее не вытравить ни временем, ни гордостью, ни страхами. – Футболка… – Что? – Чонгук прерывается не понимая. Отстраняется, чтобы посмотреть на свою майку с небольшим треугольником, что извергается радугой. – Ты вспомнил Pink Floyd? – Это моя футболка, идиот, – смеется заливисто, прикрывая рот рукой. – Ах да… Той ночью Джин... он… – тонет в оживающем лице напротив, в котором все больше и больше жизни. – Она давно перестала пахнуть тобой. – И я перестал пахнуть… тобой, – руки Тэ смело сжимают свою футболку на чужой груди.***
Кусок ткани, что хранил в памяти одну из самых страшных ночей Чонгука, валяется в ногах двух людей. Они стоят друг напротив друга, прикасаясь осторожно, будто в страхе обжечься или причинить боль. Воскрешаемые чувства сладости от чужого тепла проносятся всполохами внутри. Тэхен первый сдается, резким движением прижимая к себе парня, окунаясь в искры ощущений от холодящего соприкосновения кожи об кожу. Впивается в губы жадно, словно забирает все долги за бесконечно упущенное время. Выбивает стоны, врываясь в чужой рот и сплетаясь языками. Комната наполняется звуками мокрых поцелуев. Торопливых, как будто кто-то остановит и скажет, что все неправильно и не должно так быть. От спешки дыхание прерывистое, заставляющее часто хватать воздух, а руки прижимают сильнее, чтобы ни один не ушел, не исчез, не пропал, как это уже было. Раствориться вместе тут и сейчас, но не оставаться больше в одиночку. Гуки медленно расстегивает пуговицу за пуговицей на рубашке, чтобы отправить ее вниз к разрываемой радугой майке, а рукам дать исследовать исхудавшее, но все еще такое родное тело. Под подушечками пальцев забытый бархат кожи опьяняюще требует изучить себя губами и вспомнить ее вкус. Поцелуями, обводя уже твердые горошины сосков, опускаясь на колени перед своим человеком, выцеловывает впалый, но все еще мягкий живот. Пальцы в это время борются с замысловатым замком ремня. – Опять этот чертов ремень, – выдыхает устало, безнадежно утыкаясь в чужой пах, закованный джинсой, чем вызывает приступ смеха у хозяина, прикрывающего лицо ладонями. – Что за пояс верности, мать твою? Комната в серых тонах сотрясается от хохота. Чонгук смотрит снизу вверх на веселящегося парня, и от одного этого вида все тело наливается теплом. Ему было жизненно необходимо растопить забывшего все ледяного мальчика. Чтобы его громкий смех звенел в ушах и тогда у него, у Чонгука, обязательно откроется второе дыхание, чтобы отвоевать у этого мира своего человека. Тэхен хватает Гуки за руку, притягивая к себе. Смотрит прямо в глаза, поднимая уголки губ, что, кажется, лицо светится в накрывающейся темнотой комнате. Не отводя взгляда и чуть покусывая зубами губу, он самостоятельно расстегивает ремень, резким движением спуская свои джинсы. Чонгук звонко сглатывает, не разрывая зрительный контакт и растворяясь в глазах напротив, где на дне видит всполохи желтого отлива. Опираясь поясницей об подоконник, следит, как Тэ окончательно стягивает жесткую ткань, оставаясь только в нижнем белье. Внутри душа уходит в пятки, не давая мозгу осознать, что это действительно происходит, и что перед ним его Тэхен, а не очередной сон или подбрасываемая мозгом фантазия. Его Тэхен вновь сокращает расстояние между ними, запуская свои ладони с длинными пальцами под резинку чужих штанов. Перенимает инициативу на себя, как в их первый раз в этой комнате, когда для Чонгука было ценно и важно совсем иное. Только кайф. Только секс. Никаких деталей. Сейчас же главнее раствориться в этом человеке, не потеряв его снова в перекрестках городов. Пусть делает что хочет. Чонгук дает добро на все, отдает себя в эти руки, которых позволил себе бояться. А руки берут свое без дрожи. Обхватывают чужие ягодицы, пробираясь под белье и спуская его вместе со штанами. Подсаживают на подоконник, чтобы удобнее было стянуть все по крепким ногам. Устроившись между коленей сидящего Чонгука, Тэхен пускается дорожкой поцелуев от губ к шее. Заставляет покрываться мурашками тело под своими губами. Чонгук, прикрыв глаза, откидывает голову, опираясь макушкой о стекло. А в голове новые страхи. Страх, что вместо теплых рук, ласкающих его тело, появится холод пустоты. Страх, что он все еще сидит в лесу под тем деревом, и Тэхен не найдет его. Страх, что этого всего не существует. Кольцо губ накрывает его уже налившуюся плоть, создавая вакуум и выбивая стон. Тэ, присев, аккуратно вбирает член почти до основания, смакуя и сглатывая обильную слюну, тем самым раз за разом заставляя Гуки томно выдыхать. Пытка длится бесконечно, хотя, возможно, часы и не сдвинулись в своем отсчете далеко, но Чонгук утонул в собственной вечности, почти готовый уже излиться. Поднявшись, Тэхен нежно целует губы, что выдают тяжелое дыхание в попытке успокоить сознание. Руки Чонгука только сильнее прижимают к себе макушку, позволяя провалиться в негу поцелуя до звездочек за закрытыми веками. – Тэтэ, – отрываясь от давно знакомого вкуса губ, Чонгук пытается найти остатки его сознания в поплывшем взгляде, – Тэтэ, – ловит чужие руки, что в безумном танце пальцев меж его ягодиц, стремятся к заветному кольцу мышц. – Ах да, – находит осколки разума, отвлекаясь, – смазка. Тебе нужна смазка… Где... – Тэхен, – Гуки удерживает почти метнувшегося от него парня. – Не бойся меня. Доверься, – ловит вдруг растерявшийся и опускающийся взгляд. А потом Тэ внезапно прижимается крепко к обнаженному телу, положив голову на плечо. Ему очень нужно несколько минут тишины, чтобы пережить разрушение всех барьеров, врастая в чужое тело каждой клеткой. Только так он почувствует свою точку опоры. Чонгук не торопит. Смотрит в стену за спиной парня, давая тому взрастить в себе чувство уверенности и смелости. Смелости довериться тому, кто один раз уже предал его из-за собственного страха. Потому Чонгук дает ему право тоже бояться. Бояться открыться до последней капли. Чонгук ведет руками по чужой напряженной спине, спускаясь до уже намокших боксеров, заставляя Тэхена еще больше вжиматься в него. Сам для себя отмечает в голове пунктиком – ничему не удивляться, чтобы не загонять парня в дебри своих сомнений, а следовательно, не вешать замок на собственные желания. Подхватив под ягодицы, Гуки несет, все еще зажмурившегося, Тэ до постели, где опускает мягко, поцелуями пытаясь расслабить того, чтобы разомкнул свои объятия и дал им обоим вдохнуть полной грудью. Он медленно стягивает последнюю деталь одежды, что оставалась на Тэхене. Успокаивающе водит ладонями по внутренней стороне бедер, переходя к паху и слегка задевая большими пальцами начинающее твердеть чужое возбуждение. Воздух вокруг резко наполняется запахами. Гуки с шумом вдыхает их. Сладковатый аромат парфюма, что он так любил раньше, сейчас дает понять, что это не искусственные химические сплетения духов, а натуральный запах парня, который замер под ним. Густая консистенция дает четко распознать, что пахнет ягодами и... лесом. Сознание моментально напрягается, подкидывая неприятные воспоминания о том лесе, что он знал. В противовес сердце требует, чтобы запах, что вводил последний год в панику, вытеснился новой ассоциацией. Это аромат его мужчины. Мужчины, который сдается, чтобы довериться ему. И хотя все еще закрывает глаза ладонями, но разводит ноги шире, давая возможность Чонгуку удобнее устроиться меж них, накрывая своим телом. Гуки водит руками по талии и целует пальцы, что скрывают от него взгляд с желтым отблеском. Просит посмотреть на него и увидеть всю его любовь. Чтобы тот знал, что теперь его ничто не пугает, и он любит его любым. И Тэ сдается, отдаваясь в его власть Чужие пальцы, недолго кружась вокруг сомкнутого кольца мышц и собрав смазку, плавно проникают внутрь. На задворках разума Тэхен осознает, что это для него по-настоящему первый раз. До этого момента из-за страха он не допускал ни одного человека прикасаться там, а уж тем более не позволял войти в себя. С оборотнями же еще сложнее. Любой доступ к телу означал бы, что он дает тому право на себя, становясь его омегой. Потому все, что он знал, это только собственные руки, что приносили ему удовольствие там. Оттого новые ощущения наполняют его от макушки до поджимающихся пальцев. Он впервые ничего не контролирует сам. Чонгук как будто понимает все, видя легкую панику в глазах напротив. Четко улавливает грань, что боятся уже не его и не того, что он узнает. – Черт… Ты... никогда? – медленно растягивая влажные стенки двумя пальцами, смотрит и смотрит на нервно прикусываемую губу Тэ. Осознание, что он будет первый у Тэхена, заставляет его расплыться в улыбке. Он останется в истории жизни ни у какого-то мальчишки, что дальше пойдет по судьбе без него, а у своего человека. Станет первым и единственным. Лаской и нежностью пришьет к себе и никогда не даст пожалеть об этом решении. – Расслабься, – шепотом прямо в ухо, чтобы мурашки разбежались по всему телу. – Я не сделаю больно. Никогда. Что Тэхену остается, кроме как довериться. Стискивает нервно чужие плечи своими длинными пальцами, пока Чонгук раскатывает на себе взятый из тумбочки презерватив. Нервно выдыхает, когда тот подкладывает под поясницу подушку. Проводит языком по сухим от волнения губам, что не остается без внимания и им дарят влагу поцелуев. Вздрагивает, когда крупная головка члена, чей вкус еще ощущается на языке, медленно входит и растягивает его изнутри. Чонгуку горячо и влажно. Он ощущает всю девственность парня под собой, которому природой заложено получать наслаждение именно так, но тот никому не позволял открыть этот новый мир для него. А ему разрешил. Может ли Гуки надеяться, что получит шанс вернуться в жизнь этого мужчины. Медленно и плавно, как сейчас он входит в податливую плоть, что раздвигается для него, запуская целиком, со стоном из чужих уст. Пальцы сжимаются сильнее на плечах до следов от ногтей, что останутся к утру, но это будет сладостным напоминанием о том, как под Чонгуком выгибается тело от каждого нового толчка. Без спешки тот раз за разом почти полностью выходит и скользит обратно внутрь, чтобы сцеловывать с чужих губ звуки наслаждения, что патокой стекают по внутренностям, заполняя уверенностью, что все у них получится. Ведь не может быть иначе, когда Тэ отдается ему целиком и полностью, растворяясь в нем вскриками, по́том взмокшего тела, слюной обжигающих поцелуев, вдавливающими прикосновениями больших пальцев к квадратам стального пресса. Тэхен весь в нем, он это чувствует по дрожи, по расширенным зрачкам и тяжелому дыханию. Настолько в нем, что разрывает Чонгука изнутри, заполняя глаза слезами. – Пожалуйста… – его толчок, стон Тэхена. – Пожалуйста… – крупные слезы падают на чужое лицо, не давая разобрать, чьи они, – Полюби меня… – шепотом, утыкаясь лбом в чужой. – Полюби меня снова… Чужой оргазм выплескивается густым семенем меж двух тел, склеивая их в единое целое общей эйфории. Все внутри Тэхена содрогается, ритмично сжимая член Чонгука и заставляя того тоже излиться. Взрываясь крупной дрожью и протяжным звучным стоном, Гуки обмякает, растеряв все свои силы, опускается всем телом и придавливает под собой Тэ. Сгребает того в охапку, утыкаясь поцелуем в районе шеи. – Никогда не переставал… – баритон режет надвое тишину серой комнаты, что наполнена лишь судорожным тяжелым дыханием, и заставляет расходиться дорожки слез по чужой шее.***
«Неон» привычно бьет басами громкой музыки, зазывая в свой капкан новых людей. Хосок, откинувшись на спинку диванчика, вглядывается в симпатичного парня, что появился в зале перед тем, как туда зашли Сокджин с Намджуном. – Здорова, детвора, – парни приветствуют собравшуюся компанию за столиком. – Ах, черт, упустил – Хоби выглядывает из-за их фигур, что отвлекли его, и он потерял свой объект наблюдения. – Ничего себе встреча, – Джин наигранно обижается, садясь рядом с Намом на диванчик напротив. – Да сил нет на вас всех влюбленных смотреть, – прыскает смехом и поворачивается к целующимся рядом с ним Юнги и Чимину. – Найдите мне, что ли, какого-нибудь альфу. Любого. Захудаленького хотя бы. Обещаю любить его всю жизнь. Намджун, смущаясь, жует губы, выдавая плохо скрываемую улыбку только ямочками на щеках. Джин закатывает глаза и, косясь на танцпол, шепчет своему парню о желании влиться в танцевальный угар. – Могу предложить своего брата, – Чимин звучно отрывается от губ Юнги, когда парни уходят вглубь клуба. – О нет. Про этого я наслышан. Будет меня по лесам гонять как зайца, – заливается хохотом и отпивает из трубочки коктейль ядовито-яркого цвета. – Кстати, все хотел спросить, а как ваш поселок еще не вычислили? Хотя честно скажу, со стороны лес как лес. Никогда не подумал бы, что там могут встретиться оборотни. – Ну, почему не вычислили, – Чима легко пожимает плечами. – Мы вроде как под покровительством государства и для нас выделены резервации, где оборотням должны обеспечивать неприкосновенность. Крысы есть, конечно, везде и сдают нас охотникам, – рука Юнги на его талии напрягается, по-собственически прижимая к себе в жесте защиты. – Но вожак стаи... эээ… т.е. глава поселения не зря же есть у нас, – оборачивается на своего парня и клюет его в скулу. – Он следит за безопасностью, потому сразу и заметили тогда, как только Юнги с Чонгуком зашли в лес. – Но Тэхен же попал в их ловушку, – Юнги перехватывает чужой подбородок, не давая отвернуться от него, и целует в пухлые губы. – А может это судьба? – поднимает бровь. – Не попади он в тот капкан, Чонгук никогда бы его не нашел в этом лесу. Поверь, мы так умеем прятаться, что ты никогда не поймаешь мой след. – Не смей даже думать о бегстве от меня, – говорит твердо, давая понять, что не допустит повторения чужой истории в собственной жизни. – Танцевать хотя бы отпустишь? – Чима делает лисий взгляд, зная, что его парень не любитель всех этих дел. Получив согласие кивком головы и опустившейся с талии руки, Чимин выхватывает у Хосока бокал и ставит его на столик. Под смешливый взгляд Юнги утягивает Хоби с собой на танцпол, чтобы развеять того и ворваться в веселый хаос музыки под неоновыми софитами. Туда, где два парня наперекор ритмичным битам и извивающимся телам вокруг танцуют под свою медленную мелодику, которая понятна только им двоим. – Какие планы на вечер? – Чонгук игриво смотрит в лицо напротив, держа его своими ладонями, пока чужие беспардонно гуляют по его талии, качая тело в такт музыке, что играет, видимо, только где-то в голове у Тэхена. – Надо подумать, – Тэ закрывает глаза в неге от чужих пальцев, что поглаживая исчезают в вихрях его отросших волос, желая притянуть к себе для поцелуя. – Вообще-то, я не хожу никуда с незнакомцами. Это опасно. – Тогда, – Чонгук неожиданно целует родинку на носу. – Я Чон Чонгук. Человек, который влюблен в самого красивого оборотня на свете. – Оу, а разве оборотни существуют? – подхватывает игру и пропускает еще один быстрый поцелуй в родинку на краешке губы. – Да, но это большой секрет, – шепотом в чужие губы. – Он открывается только тому, кто полюбит сильно и безрассудно. – И ты так действительно полюбил, – руки Тэ обвиваются вокруг талии сильнее, еще ближе прижимая к себе Гуки. – С первого взгляда. – А разве можно полюбить с первого взгляда? – Можно. И с первого взгляда. И с первого раза, – губы прикасаются к чужим, мягко прихватывая, то одну, то другую, позволяя обоим сбежать из шумного неонового пространства в свой мир. «И до конца дней своих…» – не озвученное, но такое понятное этим двоим, теряется в шлюзах сознания, затопленных чувствами, которые невозможно объяснить.