Любовь — наказание или награда?

У Чонина кружится и болит голова, ароматы альф способствуют этому и совсем не щадят. Чёрт возьми, Минхо и Джэмин точно сбрендили, решив устроить этот гребаный аукцион. К тому же Джэмин знает проблему Чонина, связанную с ароматами, но он так загорелся идеей, что откровенно наплевал на это. Омега полторы недели учил новый танец, проходил все нужные процедуры, сидел на диетах. «Серебряный Гранат вернулся!» – этот восторженный вскрик толпы до сих пор крутятся в голове, даря силы и желание танцевать даже через нехорошее самочувствие. Новый танец есть некий рассказ Чонина. Движениями тела, жестами он повествует о своей неразделенной любви, хоть это полный бред, ведь неразделенной любви у омеги никогда не было, наоборот, это он всем всегда в школьные годы разбивал сердца. Лёгкая волна телом заставляет присутствующих в зале людей воодушевленно вздохнуть, а после и вовсе затаить дыхание. Чонин открывает свои закрытые доселе чёрные глаза, окидывает зал томным взглядом, проводит языком по губам, отходит к пилону, но не обхватывает его руками. Он обводит пальцами изгибы своего тела, еле-еле касаясь бархатной кожи подушечками. С губ его срывается вздох, глаза, подведённые карандашом, закрываются. Омега изящно прикрывает лицо руками, выгибается в спине. Из зала до его ушей долетают громкие возгласы альф, которые неустанно кидают деньги, всё больше и больше увеличивая суммы. Чёрт возьми, как же Чонин устал. Неделя буквально высосала из него соки, да и Минхо постоянно приходил со своим гоном, который длился четыре дня. Похоже, после того, как Ли провел один день гона с омегой, тот наоборот решил ещё дольше продолжаться. Но несмотря на это они всё равно вернулись в клуб. Чонин этому очень рад, конечно, но даже здесь ему теперь кажется, что против него какой-то заговор придумывают, ведь он до сих пор помнит тот разговор Дэхви и Йеджи. Разве он настолько плох, что не может быть парой Минхо? Если у Дэхви есть личная неприязнь к нему, так пусть высказывается, а не навязывает своё мнение Минхо. Да, если честно, Чонина это огорчило, он очень старался не зацикливаться на этом, но у него не особо получилось. Нет, он всё ещё не претендует на Минхо и не собирается даже, но просто его омежье эго задето слегка. Глаза Чонина начинают слезиться от сильного аромата мака, – кажется, некий альфа совсем не умеет сдерживаться – но он сдерживается, лишь бы не сбежать, иначе Джэмин его убьёт, ведь он ясно дал понять, что альфам захочется поглазеть на него после возвращения. Омега пытался выпросить, чтобы присутствующим альфам давали хотя бы самые слабые подавители запаха, но кто его слушал вообще? Джэмин погряз в любви к деньгам, а Минхо вообще плевать хотел. К свадьбе предстоящей, наверное, готовится, раз конкретно наплевал на омег из клуба. На него даже Джисон с Феликсом жалуются. Ну, как жалуются.. Хан просто ноет, что Минхо совсем перестал приходить к нему, вот и всё. А Феликс, как всегда сдержанно, высказывает своё мнение и даже лёгкие колкости подкидывает, но не более. Остальные омеги клуба тоже негодуют, но всё же по большей части им плевать, им же лучше. Их устраивает обычный секс, без всяких бдсм штучек и замашек Ли. Как говорится, на вкус и цвет. Ян наконец-то заканчивает свой танец, как полагается, красиво и с изяществом, но состояние его не особо улучшается. Он старается спокойно дышать, лишь бы не вдохнуть эти ужасные ароматы снова, но получается не очень. Как можно не вдохнуть то, что тебя буквально сжимает в сетях, кружится рядом. Это невозможно. Остаётся одно: ненадолго и понемногу задерживать дыхание, пока Джэмин толкает очередную воодушевляющую речь. Альфа глаголит о том, что выступление Граната было свыше всех похвал, благодарит от лица всех его за это и объявляет то, что Чонин совсем не ждал и совсем не пытался этого делать, ведь ему не хочется этого. Но от одной ночи ничего не изменится, верно? Наверное. — Итак… самая большая сумма за ночь от… — повисает напряжённое молчание, все обращают свое внимание на большой экран, на котором высвечивается сумма в два миллиона вон от неизвестного. Чонина это почему-то настораживает, но он ждёт, ожидает, когда Джэмин снова что-то скажет, и дожидается. — Два миллиона вон за этого красавчика скинул некий господин Б, решивший не распространяться о своём имени так скоро, — «господин Б»? Кто же это? Скорее всего непостоянный посетитель, ведь их всех Чонин знает. И никого с таким именем он ещё не видел. Становится слегка страшновато, мандраж одолевает, но омега берет себя в руки, успокаивается. Всё будет хорошо. Конечно, будет. Его же не убивать будут, а просто трахнут, как и всех омег здесь, вот и всё. Ничего нового. — Попрошу Граната удалиться в приватную комнату, а господина Б пройти за кулисы, — Чонин нервно вздыхает, кланяется залу и красиво покидает сцену. Наконец-то он может вдохнуть полной грудью и успокоиться. На слёзы, вдруг хлынувшие из глаз он не обращает внимания, ведь в них нет ничего удивительного. Он и так долго сдерживал, что теперь в этом нет смысла. Хорошо хоть головокружение понемногу отпускает. Чонин проходит в нужную комнату, где совсем скоро он останется наедине с альфой, скидывает с себя ткань, которой его накрыли, чтобы скрыть всё самое прекрасное, и надевает другую одежду, чтобы предстать перед альфой во всей красе. И вовремя. Дверь в комнату неспешно открывается, в неё проходит альфа миловидной внешности, тёмно-карие глаза оценивают обстановку и наконец останавливаются на омеге, который ожидает, смиренно сидя на кровати. На губах альфы мелькает нежная улыбка, в глазах – тоже что-то нежное, непонятное Чонину. В полнейшей тишине омега различает единственное слово, слетевшее с губ альфы, и на миг смущается. Милый. Казалось бы, что такого в этом простом слове, верно? Но для Чонина это слово является чем-то запредельным. Омега сглатывает нервно, выдыхает и отводит взгляд, когда альфа подходит совсем близко, окружая своим ароматом… мака? Так это был он? Удивительно, но сейчас этот сильный аромат очень приятный и не отталкивающий. Чонину нравится. — Посмотри на меня, Гранат, будь смелее, — голос такой приятный, колдующий. Альфа совсем не приказывает, просто просит, и Чонин робко поднимает взгляд на него, сканирует черты лица, цепляется взглядом за милые ямочки на щеках, улыбается слегка в ответ. Взгляд тёмно-карих глаз становится ещё теплее, широкая ладонь ложится на тёплую щёку омеги, гладит, а после перемещается немного и заправляет серебристую прядь за ушко. — Ты такой прекрасный… Само совершенство. В тебе смешались непорочная невинность и яркая сексуальность, которые красиво гармонируют между собой, — Чонин действительно млеет от этих слов, а ещё от нежных касаний, которые с щеки медленно переплывают на подбородок и шею. Сердце начинает биться быстрее, дыхание сбивается, а ресницы начинают трепетать. Надо же… Этот альфа отвалил за него два лимона ради одной ночи. Это правда поразило и удивило парня. А ещё из-за такой суммы Чонин думал, что этот альфа окажется таким же, как Минхо, будет приказывать и будет груб, но нет. Он такой нежный и, вероятно, у него нет таких замашек, какие есть у Ли. — Господин… — Нет-нет, ягодка, зови меня Чан, ничего больше, — Чан? Имя корейское, но акцент и сам альфа совсем не похож на корейца. Интересно… Зацикливаться на этом лучше не стоит. Какая разница? Одна ночь с ним не повлияет на отношения. Он на следующий же день забудет о существовании Чонина и об этой ночи. — Чан… — Чонин сглатывает, качает головой. Не может он так неуважительно обращаться к этому альфе. Воспитание не то, да и вообще, Чан старше него лет на десять, так что тут без вариантов. — Ах… Хён, не хочу торопить, но.. — омега нервно и неопределённое дёргает головой, поджимает губы. Это всё так непривычно, так неправильно... С Минхо всё по другому, с Минхо всё резко, быстро и совсем без удовольствия, а здесь… — Целая ночь впереди, Гранат. Я не хочу, чтобы ты чувствовал то же самое, что чувствуешь и испытываешь с Минхо, ты понимаешь, — похоже, Чан близкий друг или знакомый Минхо, или же он просто знает чуть больше, чем остальные, поэтому имеет право говорить так. Он нежный и эта нежность не напускная, но Чонин отчего-то не может позволить себе полностью раствориться в ней, отдаться. Просто не может. А может быть, не хочет. Он скорее примет отношение к себе, как к мусору, как это было всегда, но не всю эту нежность. Он не может. Он привык к ужаснейшему отношению к себе за годы жизни с семьёй дяди. Он позабыл, что такое ласка, любовь, нежность и остальное. Он лишь помнит, как мать ласково успокаивал его в сложные периоды жизни, а остальное всё словно в тумане. — Доверься мне. У меня нет намерений сделать тебе больно. Только приносить удовольствие, — Чан присаживается на край кровати, подтягивает парня к себе и усаживает его на свои колени, кладёт руки на тонкую талию, бережно сжимает. Через тонкую ткань одежды Чонин чувствует насколько горячие руки у этого альфы от того вздыхает тихо. Он позволяет ему целовать свою шею, обжигать горячими поцелуями нежную кожу и оставлять влажные дорожки. Позволяет делать всё то, что не позволил бы делать Минхо, ведь в действиях Ли нет и намёка на нежность. Он обязательно пускает в ход зубы, кусает и оставляет болезненные метки, которые по итогу сходят довольно долго. Чан обцеловывает милое личико, избегая губ, ведь у него тоже есть свои принципы. Он ласкает чувствительные, как оказалось, ушки омеги дыханием и губами, руками гладит стройные бёдра, сжимает их и улыбается слегка, довольствуясь тихими звуками, которые тот издаёт. Они как мелодия для музыканта, который никак не мог поймать вдохновение, и вот оно наконец-то посетило его. Чан знает, о чём думает, ведь он сам пишет песни. Альфа шепчет на ухо омеге что-то о том, какой он прекрасный, милый, невинный, даже несмотря на то, что уже не девственник, осыпает комплиментами и много-много целует. Чонин мычит, когда его мягкие бока сжимают сильные руки; вздыхает, когда его губы накрывают чужие, и хнычет, когда альфа мягко массирует его пах. Кажется, что он пытается прочувствовать почву и что-то понять, но что? Омега сжимает бёдра, дышит неровно и тихо хрипит, ведь альфа не унимается и свободной рукой лезет под одежду, нащупывает горошины сосков, сжимает их и выкручивает, возбуждая. Чан целует мягко омегу в висок, влажной дорожкой спускается к шее, ласкает её долго, но засосы и укусы не оставляет. Он ласкает чуть затвердевший член парня, гладит большим пальцем головку, ногтем слегка тычется в уретру, заставляя того дёргаться и скулить от удовольствия. Когда он убирает свои руки от тела Чонина, тот резко открывает свои большие глаза, смотрит на альфу, будто тот вот-вот уйдёт, не закончив того, зачем пришёл. Но никто никуда уходить не собирается, наоборот, альфа был бы рад остаться на подольше. Чан осторожно, практически бережно, укладывает Чонина на кровать, ставит в коленно-локтевую и снова кладёт руки на тонкую талию, переводит на бёдра, а после сжимает ими ягодицы. Получив в ответ на свои действия блаженный стон, он сжимает ягодицы снова, но на этот раз сильнее. Его язык скользит по губам, в глазах мелькает огонёк. Альфа осторожно стягивает с омеги одежду, оголяя все интимные места, и снова возвращает руки на ягодицы, гладит их и слегка, совсем несильно пошлёпывает. Чонин невольно напрягается из-за этого, но расслабляется, когда лёгкие поцелуи дорожкой рассыпаются от его ягодиц по бёдрам. Чан оставляет влажные поцелуи на чужих бёдрах, даже позволяет себе оставить несколько засосов на них. Чонин дёргается невольно, когда дыхание альфы касается самого интимного места, и сжимается весь, поджимает губы и даже краснеет. Когда до его ушей долетает тихий, но отчётливый смешок, смущение достигает своего предела, с губ срывается писк, а после и мычание. — Ну же, ягодка, расслабься. Тебе должно быть приятно, — Чан обводит языком сжатое колечко мышц, совсем несильно нажимает и поглаживает рукой бедро омеги, чтобы тот немного успокоился. Он обильно смазывает вход слюной, собирая выступившие капельки смазки, и довольно урчит, ведь проникновение становится более лёгким. Чонин расслабляется, даже разводит ножки в стороны, раскрывается перед альфой, и тот поощряюще целует его в чувствительное место. Омега снова сжимается, когда влажный язык толкается глубже, и даже тихо стонет. Он поднимает голову, слегка выгибается в спине навстречу движения языка и открывает рот в немом стоне, когда тот прижимается то к одной, то к другой, растягивая изнутри влажные податливые стеночки. Приятно. Чонин нервно вздыхает и шипит сквозь зубы, выгибается дугой снова и отвечает на движения альфы тихими стонами, которые льются из его рта нескончаемым потоком. Аромат мака окружает, захватывает в свой плен, но не кружит голову, как это обычно бывает. Он такой приятный.. Но не приятнее аромата вина. О да, аромат Минхо очень приятный, но его обладатель тот ещё… — Хён, я готов.. Приступим к сладкому может? — мычит омега и подаётся бёдрами чуть вперёд, уходя от приятных движений, и стонет, когда язык покидает его тело. На смену ему приходят пальцы, которые ещё больше растягивают ребристые стенки, чтобы проникновение было максимально безболезненным. Пальцы входят чуть ли не по самые костяшки, кончики дразнят простату, заставляя омегу хныкать и извиваться на кровати от приятных ощущений. — Тише, омега, не торопи. Ты же не хочешь, чтобы я вдруг доставил тебе дискомфорт, верно? — шипит альфа и вынимает пальцы. Он вытирает их о край одеяла и поднимается, склоняется над омегой и осыпает его спину мягкими поцелуями, медленно ведёт дорожку по плечу и наклоняется к уху. — Предпочтения какие-то есть, ягодка? — шепчет, опаляя красное ушко горячим дыханием и обводит раковину языком, спускается к мочке и обхватывает её губами. Чонин выдыхает, чувствуя как приятные мурашки разбегаются по шее, и тихо даёт отрицательный ответ. Какие у него могут быть предпочтения, если никому нет до них дела? Может быть они и были бы, если б с ним не делали таких ужасных вещей, как делал Минхо. — Чёртов Минхо… Думает только о себе. Совсем как его папаша, — Чан выплёвывает эти слова с такой злостью и недовольством, от которых Чонин лишь вздыхает и качает головой, поджав губы. А ведь Чан прав. Но Чонин совсем не хочет на этом зацикливаться, поэтому требовательно окликает альфу и дёргает бёдрами. Не хочет он это всё слушать, хотя придерживается похожего мнения. Чан вздыхает негромко, оставляет заключительный поцелуй на ушке Чонина и отстраняется от него. Он скидывает с себя одежду ловкими движениями и наконец-то предстаёт перед парнем во всей красе. Тот оценивающе смотрит через плечо, проводит языком по губам, делает пометочку в голове, хотя по телосложению Чан не особо уступает Минхо. Чан обхватывает свой давно эрегированный член рукой, проводит по нему вверх-вниз и тихо мычит, откинув назад голову и приоткрыв рот в тихих стона. Глядя на него, Чонин чувствует, как нелёгкое возбуждение скручивается внизу живота, а вязкая смазка выделяется вновь и вновь, показывая жгучее желание омеги. Альфа кладёт руку на поясницу омеги, сжимает несильно и будто бы задушенно выдыхает, продолжая ласкать свой член. Тот мычит негромко, выгибается в спине и расставляет ножки шире, призывно раскрываясь. Альфа, глядя на то, как омега всем своим видом просит его, облизывает в предвкушении губы и качает коротко головой. Он подставляет головку к сокращающемуся входу, успокаивающе гладит по пояснице и просит парня максимально расслабиться, несмотря на хорошую растяжку. Слегка улыбнувшись и погладив омегу по пояснице, он не быстро толкается бёдрами вперёд, входит совсем немного и замирает. Чонин недолго прислушивается к ощущениям и вскоре просит продолжить начатое, сам толкается бёдрами навстречу, пытаясь насадиться на член. Чану приятно его рвение, но он всё равно делает всё осторожно, боясь причинить дискомфорт или, не дай бог, боль. Он вообще не понимает, как Минхо может получать удовольствие, наблюдая как омеги мучаются, лёжа под ним. Он не понимает, как можно использовать все эти ужасные игрушки, которые не приносят никакого удовольствия совершенно. Минхо ужасен. Так о нём отзываются многие, не только Чан, и Ли знает об этом, а потому постоянно показывает себя с ещё более худшей стороны. Чан делает плавные поступательные движения бёдрами, толкаясь в жаркое нутро омеги. Осыпает парня комплиментами вновь и вновь, много-много целует и сам тихо рычит от удовольствия. Влажные стеночки приятно обволакивают его член, который прекрасно скользит между ними. Тихие стоны, отбивающиеся от светлых стен комнаты, сливаются воедино. Чонин, срывая голос, изредка начинает поскуливать, когда крупная головка члена бьёт по простате, стимулируя её. В темноте за закрытыми глазами изредка выскакивают золотые звёзды, которые быстро исчезают, но появляются вновь и вновь. Член омеги болезненно стоит, истекая предэякулятом, капельки смазки вытекают из ануса, скатываются по бёдрам на плед, который Чонин безбожно сжимает пальцами и даже зубами, исходя с ума от движений этого альфы внутри себя. Чан делает беспорядочные глубокие толчки, постоянно задевает простату и подгоняет омегу к краю. Чонин сжимает свой член рукой, громко стонет и закусывает губы, откидывая голову назад и прикрывая глаза. Он двигает рукой беспорядочно прямо в такт толчкам альфы и сжимается, когда липкая порция спермы окрашивает его ладонь в мутный белый цвет. Чужие движения тоже замедляется. Чан осторожно выходит из тела омеги и помогает себе рукой, пачкает чужие ягодицы своей спермой и выдыхает, когда возбуждение полностью уходит, оставляя после себя приятную лёгкость в теле. — Ты такой прекрасный, Гранат.. Спасибо за этот вечер. И твой танец тоже был прекрасным. Надеюсь, мы как-нибудь повторим это, — Чан оставляет влажный поцелуй на щёчке омеги, который устало распластался на кровати. Чонин тихо вздыхает от этого, улыбается слегка и лишь коротко кивает. Он приподнимается на локтях, слезает с кровати и подходит к альфе, опускает голову, поджимает губы, думает. А стоит ли говорить? — Хён… следующего раза не будет, — выдыхает он и неопределённое качает головой, поджимает губы, отступает назад, прикрывает глаза. — Это была разовая… акция.. — Что ж, я рад, что сумел попасть на неё. Спасибо тебе, Гранат. Ты останешься в моём сердце ещё очень надолго, — улыбается альфа и медленно разворачивается. Когда он прикрывает за собой дверь, Чонин выдыхает, смахивает с ресниц непрошенные слёзы и обессиленный уходит к кровати. Он укладывается на неё, накрывается одеялом, поворачивается спиной к двери, закрывает глаза, но сон не идёт. За дверью слышат я знакомые голоса. Минхо и Чан… Ли ругается громко, но Чонин не понимает ничего совершенно. Минхо рычит, приговаривая, что не отдаст кого-то там ему – Чану, а тот отвечает, что Минхо всё равно скоро женится и точно наплюёт на омег в клубе в принципе. «Больше никогда не заявляйся сюда с такими намерениями. Ни один омега из клуба не будет продан» – с этими словами дверь комнаты открывается, после хлопает. Чонин хорошо различает в тишине быстрые шаги, от того лишь сжимается и сильнее обнимает одеяло. Минхо? И зачем же он пришёл? У Чонина и так сил нет, он хочет спать, а не снова скакать на чьём-то члене до потери сознания. Но у Ли, кажется, нет намерений такого плана. Он спокойно укладывается на кровать, даже обнимает Чонина, прижимает к своей груди. Это точно не гон. Чонин вздрагивает, осознав это, и выпутывается из некрепких объятий, смотрит на альфу, поджимает губы. Что за нежности, черт возьми? Это точно не Минхо. Подменили? Да нет, такого убл… ужасного человека ещё поискать стоит, чтобы он смог хоть немного, но изменить отношение Ли к омегам. — Этот тип хотел выкупить тебя, наплевав на то, что ты обязан клубу контрактом, — говорит Ли и приподнимается, упирается локтем в подушку и окидывает омегу взглядом, задерживает его на засосах, которые хорошо видны в неоновом свете, и поджимает губы, хмурится. Чонин хмурится тоже, тоже поджимает губы и фыркает даже, выказывая своё лёгкое недовольство, которое понемногу закипает в груди. Да лучше бы Чан забрал его из этого дурдома. — Но своей игрушкой я делиться ни с кем не хочу, — Минхо словно читает мысли Чонина. Он обхватывает его запястье пальцами, тянет на себя и прижимается к мягким губам своими, сминает их в поцелуе и прикусывает в своей привычной манере. Чонин в ответ не делает практически ничего, разве что совсем немного приоткрывает рот, позволяя альфе протолкнуть в него язык. Отвечать на поцелуй не то что не хочется (хочется), просто нет сил. — Ты только моя игрушка, Ян Чонин. Другие не достойны иметь такую красивую куклу, как ты, — прямо в губы шепчет Ли и снова оставляет на них поцелуй, но не успевает насытиться, ведь омега отстраняется. — Я не игрушка, хён... Не хочу быть твоей игрушкой, — шепчет Чонин и отодвигается подальше. Он слезает с кровати, отходит от неё и, схватив с изголовья накидку, стремительно удаляется прочь, не в силах больше слушать этот ужас. Покидая комнату, он чувствует прожигающий взгляд на своей спине и слышит как Минхо усмехается. Похоже, слова омеги не произвели на него особого эффекта. Глупый омега. Глупый.