То, что ты видишь

У Антона Шастуна не было профиля на Литресе. Ни там, ни на Автор.тудей, ни на Литнете, ни на Самиздате, ни на Прозе.ру, ни на Книгомане, ни на — прости господи — Фикбуке. Арсений даже проверил какие-то совсем тухлые порталы вроде Призрачных миров и Самиздал. Но писателя Антона Шастуна не существовало. Существовал Антон Шастун — 32 года, Воронеж — во ВКонтакте, такой же нашёлся на Фейсбуке, откуда Арсений смог выцепить почту и по ней нагуглить закрытый профиль в Инстаграме. Вконтакте и Фейсбук оказались заброшенными — на одном на мыльной аватарке был очень худой и маленький Антон, возможно ещё школьник, а на втором обнаружился Антон постарше, но тоже худющий, с последними постами — поломанными ссылками на last.fm. У закрытого профиля в Инсте было девяносто пять постов и одинаковое количество подписчиков и подписок — по пятьдесят шесть. Сложно было понять, то ли и эта социальная сеть была Антоном заброшена, то ли он просто мало постил. Арсений довольно легко нагуглил его отчество, потому что, зная возраст и довольно редкую фамилию, было несложно сопоставить, что Антон Андреевич Шастун, девятнадцать ноль-четыре, девяносто первого года рождения, был именно тем Антоном, который ему был нужен. Но и на него не получилось найти ничего толкового: ни штрафов, ни недвижимости, а в третьем часу ночи Арсений был слишком уставший и раздражённый бесплодными поисками, поэтому решил это всё отложить. Ну обнаружит он у Антона квартиру в Воронеже, что от этого изменится. За завтраком он был таким сонным, что пожалел, что не остался в номере, чтобы поспать подольше. Тем более рисовая каша получилась совсем неудачной, и за столом к ней вообще никто не притронулся. Всё такой же злой, но теперь ещё и голодный Арсений вернулся в номер, задёрнул шторы и завалился досыпать. То ли от того, что он выспался, то ли от голода обострились чувства, но за обедом — борщ, куриное суфле и макароны, всё слабо пованивающее рыбой, — Арсений вдруг заметил, что у Антона красивые руки. Вчера и позавчера это ему почему-то в глаза не бросилось, а сегодня он будто прозрел. Изначально его привлекло то, что Антон надел запредельное количество колец — семь. Арсений сразу решил считать, что все они были из серебра или железа, а камни — полудрагоценными или вовсе стекляшками. Но главное было не это. Главное было то, что у Антона оказались красивые руки. И Арсений же уже их видел, но только сейчас рассмотрел, какими длинными были пальцы, какими аккуратными — костяшки и как изящно рисунок вен расчертил тыльную сторону ладони. Еда могла не просто пахнуть рыбой, она могла рыбой и быть, потому что Арсений ел механически, не ощущая ни вкуса, ни текстуры, а только глядя на эти руки. В какой-то момент пальцы нервно забарабанили по столу, а ладонь поднялась будто в приветственном жесте. — Арсений? — позвал Антон. — Да? — Арсений моргнул, переводя взгляд и всматриваясь в лицо напротив. Лицо всё ещё красивым не казалось. Большие усталые глаза, полные губы с опущенными вниз уголками, дурацкая родинка на кончике носа, не слишком явный, но уже наметившийся второй подбородок. За что ему руки-то такие. — Ты чего сегодня такой? Хочешь сходить со мной на сероводородные ванны? — слева энергично закивала Мария Альбертовна. Арсений сморщил нос: — Они вонючие. — Зато полезные, — сказал Антон одновременно с бабульками. — Но и правда вонючие, — добавил Шастун. — А я, если б могла, — мечтательно произнесла Ида Васильевна, — из этих ванн бы не вылезала, и давление у меня всегда бы было сто десять на восемьдесят. Мария Альбертовна одобрительно зацокала — Арсений в нюансах артериального давления не разбирался, но, очевидно, эти цифры были каким-то золотым сечением. — Пойдём, кстати, Идочка, измеримся, а там решим, что нам надо — кофейку или ванны, — Мария Альбертовна аккуратно сложила приборы и поднялась. — А то может и кофейку в ванне. Для баланса. — А ты знаешь, что они пьют? — сказал Антон, когда Ида и Мария, подхватив друг друга под локотки, ушли. — Что? — Не в смысле «что именно пьют», а в смысле бухают каждый вечер. Я подозреваю, что это эффективная тактика. — Эффективная тактика для чего? Антон посмотрел на него так внимательно и долго, что, удерживая ответный взгляд, Арсений разглядел, что глаза у него были приятного болотного оттенка. — Значит, — многозначительно ответил Антон, — значит, тебе пока везёт, — он звякнул вилкой о тарелку. — Но на всякий случай скажу: не разговаривай с Эдиком. — Я понятия не имею, кто такой Эдик, так что пока, наверное, успешно справляюсь с тем, чтобы с ним не разговаривать. — Неа, ты с ним уже говорил, я видел, — Антон кивнул на вход в столовую. — Парень в чёрной одежде и с татуировками. Опять загадки. Арсений взял стакан с компотом и, глядя на плавающую в нём труху, невесело подытожил работу своего детективного агентства. Про Шастуна ничего не нагуглил и ни на шаг не приблизился к пониманию его финансового статуса. Безымянная администраторша оставалась безымянной и ускользающей: когда Арс шёл в столовую, то увидел её за стойкой и только через десяток метров осознал, что сегодня у неё были короткие и чуть вьющиеся волосы. Были ли они такими вчера? В затылке что-то зачесалось изнутри от попытки вспомнить. Рационализировать произошедшее на концерте не получилось. А теперь ещё и Эдик с татуировками, с которым не следовало разговаривать, а иначе что? Надо будет пить по вечерам? — Ерунда какая-то, — вздохнул Арсений. — Курить? — предложил Антон, и Арс кивнул. — Будут сегодня какие-то интересные истории? — спросил он, когда они вышли к фонтану и сели на одну из лавочек. День был опять пасмурный: на улице стояла влажная тишина и пахло озоном. — Даже не знаю, — задумчиво протянул Антон и постучал сигаретной пачкой по коленке. Сегодня он снова не надел брендированную одежду, может, у него вообще такой и не было — зауженные штаны с кучей карманов и заклёпок и красная олимпийка, даже не Адидас, который Арсений бы узнал, а с неизвестной ему эмблемой в виде глаза. — Я начал писать книгу, — доверительно добавил он. — И там у меня есть подходящая история, но её я рассказывать не хочу пока что. — А о чём сама книга? — спросил Арсений и вдруг подумал: а может, Антон не публикуется? Может, он просто писал в стол, может, рассылал свои тексты в издательства, но их не принимали? Технически, это тоже делало его писателем, но заодно и объясняло, почему по запросу «Антон Шастун» не находилось ни одной книги. — О санатории, конечно, — Антон фыркнул, прикуривая, и струйки дыма резко рванули вперёд и вверх, а потом застыли во влажном воздухе. Арсений проводил их взглядом. — Я же не просто так сюда приехал. А для моих героев это будет небольшим спиноффом, отклонением от основного сюжета. — Буквально пишешь то, что видишь? — В этом моя проблема, я очень плохо умею врать. Что в жизни, что на бумаге. Я не сразу это понял, а пока разбирался, это привело к появлению нескольких неудачных сюжетных ходов в моих книгах. Но теперь пишу только о том, что переживал сам. — Антон, — Арсений положил локоть на спинку лавочки и развернулся к Шастуну. — Но ты же пишешь ужасы. И, как я понял, такие, — Арсений повертел рукой в воздухе, — мистические. — Угу, — кивнул Антон и заулыбался. — Ты хочешь спросить, где я беру столько реальных ситуаций, да? Ну, вот вчерашний вечер, — он хитро прищурился. — Как, получилось найти рациональное объяснение? Арсений поджал губы. Не получилось. Он ругал себя за то, что не удосужился запомнить хотя бы зрителей, чтобы сегодня попытаться найти их и убедиться, что всё в порядке. Но деда с кровоточащими ушами он и до этого нигде не встречал — ни в столовой, ни в коридорах, так что скорее всего у него с Арсением просто не совпадали графики. Да и вообще, раз тот ходил на концерты Булаткина каждый год, то с чего бы ему умирать именно в этот раз? — Не может же с тобой происходить так много мистического, что этого хватает. — А это зависит от того, как ты смотришь на жизнь, — пробормотал Антон, затягиваясь — от его слов сигарета смешно мотылялась из стороны в сторону. — Вот, например, на моей прошлой квартире кто-то из соседей постоянно оставлял мусор на лестничной площадке. Не очень часто, где-то раз в месяц. Мусор не вонял, просто появлялись такие огромные и явно плотно набитые чёрные пакеты. Мне они не нравились — потому что, ну, кому понравится соседский мусор рядом с дверью? Но ещё и потому, что было от них какое-то жуткое ощущение. — Я не перестаю удивляться, какой же ты трусливый для писателя ужасов, — улыбнулся Арсений. — Это же мог быть строительный мусор. — Во-от, я тоже это предполагал. А однажды включил своего внутреннего чрезмерно любопытного Арсения, — Арс хмыкнул, — и заглянул в пакет, — Антон выдержал паузу, которая была хороша даже на театральный вкус Арсения. — А там была куча кукольных голов. Таких, знаешь, пупсов, не барби. И никаких других частей тела, только головы, и у всех глаза открыты. — Ну и чего страшного? — Даже я так подумал. Ну, странно, конечно, это меня чуть взбодрило, но в целом — действительно ничего страшного. Но так я думал до следующего пакета через месяц. Вышел я из квартиры, а у меня под ногой что-то хрустнуло. Я посмотрел — какая-то светлая крошка, вроде будто известняк. А потом я перевел взгляд на выставленный пакет, а у него была дырка сбоку, и из неё-то и просыпались зубы. Зубы были человеческие, и весь сто двадцати литровый мешок был набит ими под завязку. Я помню, думал, — Антон затянулся. — Ладно, куклы. Хотя какое там «ладно», зачем кому-то выбрасывать именно головы кукол, но не остальные их части? Может, они, конечно, были в предыдущих пакетах, в которые я не заглядывал: отдельно ноги, руки и туловища. Но зачем вообще расчленять кукол? — он поморщился. — И всё равно, куклы ещё ничего. А вот человеческие зубы… — Почему ты так уверен, что они были человеческие? — скептически покачал головой Арсений. — Мог быть муляж. Может, у тебя сосед был — художник-постановщик, и ему все эти странные вещи были нужны для оформления костюмов и декораций. — Целый пакет ненастоящих человеческих зубов? — Шастун вздёрнул брови. — Все были разные. На некоторых — кариес. На хера тебе для спектакля делать кариес на зубах, его же никто не увидит? — Это могло быть для кино, где снимали бы крупным планом, — не сдавался Арсений. — И очень нужно было увидеть сто двадцать литров совершенно разных зубов? Ты думаешь, я в одном подъезде с художником-постановщиком Дэвида Финчера жил, или что? Это же в Москве было, алло, Арсений. Там максимум чувак из команды «Доярки из Хацапетовки», и он бы закупил вампирские зубы из магазина приколов. В Москве, отметил Арс. Не в Воронеже. Шастун жил в Москве. — Короче, зубы были настоящие, не спорь со мной больше, — Антон упреждающе выставил указательный палец. Арсений снова подвис на том, какой он был красивый и длинный, с аккуратным — это же явно профессиональный маникюр, а не сам обгрыз? — ногтём. — Но и тогда я не решился переехать, в этом была моя ошибка. Я не подумал о художнике-постановщике, у меня версия была покруче — фетишист-стоматолог, — Арсений совсем не элегантно хрюкнул, сдерживая смешок. — Ну и решил, что буду внимательно проверять лестничную площадку перед тем, как выйти, чтобы ни в коем случае с этим соседом не столкнуться, хотя за полгода, что я там жил, я его не видел ни разу, — Антон ещё раз затянулся и, потушив сигарету о скамейку, запульнул бычок в урну. — А потом начало вонять. — Очень страшно, — съехидничал Арсений. Антон закатил глаза. — Воняло гнилью. Этот, знаешь, сладкий тоненький запах, что кажется, ещё чуть-чуть и он будет почти приятным, но тошнотворные нотки гниения всё портят. Естественно, я тут же решил, что мой загадочный сосед умер. Но нет, ему привозили доставки, пусть и очень редко, и пару раз я смог подсмотреть в глазок, как дверь его квартиры закрывалась. Воняло с каждым днём всё больше, в домовом чате начали пытаться локализовать источник запаха, но, как это бывает, всё больше ругались между собой. У моей квартиры были общие с соседской стены, и я уже чувствовал, что провоняли даже бетонные плиты. И в какой-то из дней я всё-таки вызвал полицию, пожаловался, что воняет на весь подъезд и жить невозможно. Свои контактные данные не оставил, чтобы не привлекли к этому всему и сосед не окрысился на меня. А они, ты представь, — Антон помахал рукой перед лицом, разгоняя нависший дым, который из-за отсутствия ветра никуда не девался. — Приехали, позвонили в его квартиру, обошли соседей и позвали меня понятым. Мол, так и так, гражданин, будем вскрывать, нужны свидетели. Ты сильно брезгливый? — вдруг спросил Шастун. — Немного, — кивнул Арсений. — Но только в реальной жизни, описания всяких мерзостей меня не сильно беспокоят. Там же была какая-то мерзость? — довольно спросил он. — Была, ну? — Была, — согласился Антон. — Когда полицейский открыл квартиру, у нас у всех ноги подкосились от вони. Вся квартира была в мясе. Не в мясо — типа, раздолбанная — а буквально в мясе. Стейки, вырезка, рёбрышки, куриные тушки, свиные головы и копыта. Разложенные по всем поверхностям, прибитые гвоздями к стенам, свисающие с потолка. И всё это в подтёках жира и ещё каких-то мясных жидкостей, всё уже протухшее, везде мухи и личинки. Я не блеванул, но двух других понятых и кого-то из ментов стошнило. Моего соседа мы нашли не сразу, сначала думали, что это просто гора мяса посреди кухни, а потом кто-то заметил торщачую из неё кисть. Как я понял, он задохнулся. Но так это было странно — будто человек просто лёг на пол, самостоятельно закидал себя кучей мяса весом, наверное, килограмм двести и задохнулся под ней. Я сжёг одежду и обувь, в которой был в тот день, тёр себя потом мочалкой в душе аж до крови, а из квартиры съехал так быстро, как только мог, — оставил залог даже. И всё это я к чему, — словно выплывая из тумана своей же истории, сказал Антон чуть более нормальным голосом. — Всё зависит от того, как смотреть. Теперь твоя реплика, Арсений: мой сосед наверняка был… — Сумасшедшим, — с готовностью ответил Арсений. Шастун довольно кивнул: — Прекрасно. Но если наблюдать за страшным достаточно долго, то можно начать видеть паттерны. Можно сопоставить мужика в мясной квартире и Мясную яму под Омском… — Какую, блядь, Мясную яму под Омском? — обалдел Арс. — Ну, Арсений, — Антон посмотрел на него так, будто это было что-то из области общеизвестных фактов. Только факты были подозрительные: в Киеве дядька, в огороде — бузина, под Омском — Мясная яма. — Антон, видеть паттерны в безумном — это, знаешь ли, тоже признак сумасшествия. — Или признак незаурядного аналитического ума, м-м? — Шастун кривовато усмехнулся. — В общем, я про это и говорю: всё зависит от того, как ты смотришь на жизнь. Если ты настроен видеть в ней страшное, если у тебя уже достаточный багаж насмотренности на такие вещи, то нет ничего сложного, чтобы находить темы для текстов в повседневности. Хотя вот, — он почесал заросший щетиной подбородок, — я запланировал отпуск в плохом месте, потому что мне стало не хватать привычного объёма страшного для того, чтобы написать книгу. — Может, это ты всё подстроил? — со вздохом сказал Арсений. — О-о-о, — уважительно протянул Антон, приподняв брови. — Секундочку, — он вытащил из кармана телефон и быстро что-то записал. — Классная идея. Можно предположить, что с Егором Булаткиным я вообще в сговоре. А с дедом с ушами как обойдёмся? — Да тоже договорились, использовали как-нибудь искусственную кровь, — Арсений закинул ногу на ногу и случайно толкнул носком кроссовка голень Антона. — Как в театре. — Точняк, — сосредоточенно закивал Шастун, продолжая записывать. — Спасибо, Арсений. Слушай, — он вдруг замер, всё ещё глядя в экран телефона. — А ты только театральный актёр? Ауч. Больное место Арсения. — В основном да, — осторожно ответил он, стараясь звучать беспечно. — Я хожу на пробы, когда появляются интересные для меня проекты, но делаю это недостаточно систематически, чтобы куда-то в итоге попасть. — А в целом, как? Хотел бы попробовать? — Да, наверное, — Арсений поджал губы. — Наверное, да, — он искоса посмотрел на Шастуна. Тот упёрся взглядом в арсеньевскую покачивающуюся ногу. — А что, — он попытался разрядить обстановку, — позовёшь меня на главную роль в экранизации своей книги? Антон, как оказалось, разряжению обстановки поддавался очень плохо. А когда он поднял глаза, лицо его было таким серьёзным, будто у него уже были десятки опубликованных книг и подписанный контракт на их экранизацию, и разговор с Арсением был вовсе не пустой болтовнёй. — Если тебя это заинтересует, — ответил Антон. — Тебе просто надо написать достаточно хорошую книгу, — Арсений намеренно улыбнулся той широкой и игривой улыбкой, которую обычно оставлял для сцены, и подмигнул. Может, хоть так Шастун расслабится уже. Вместо того чтобы расслабиться, Шастун с ещё более напряжённым выражением лица уставился на него и вообще перестал моргать. — Анто-он, — позвал Арсений и коснулся его плеча. — Земля вызывает Антона Шастуна. Замечтался о своей книге? — Ага, да, — ответил Антон и встал — рука Арсения соскользнула. — Ты же уже слышал, что река в итоге слишком сильно разлилась и мы всё-таки без внешней связи с миром? — Блин, а я хотел еды в Петрикоре заказать, — расстроенно протянул Арс. — Интересные приоритеты, — Антон убрал сигаретную пачку в карман. — Их склад, кстати, остался по эту сторону реки, так что, может быть, нам повезёт и какие-то поставки всё же будут. А что ты хотел купить? У меня просто есть небольшой запас разной вредной еды, — он чуть смущённо улыбнулся. — Шоколадки там всякие, чипсы. Если ты такое ешь. — Я всё ем, — согласился Арсений. — Как-нибудь обязательно воспользуюсь твоим предложением. Этого он делать не собирался. Он собирался дождаться доставки Петрикора и возвращения реки в русло, он, в конце концов, собирался найти санаторный магазинчик. Шастун же был какой-то слишком открытый и дружелюбный, и Арсений не хотел этим пользоваться. Казалось, что если он сблизится с Антоном чуть больше, чем сейчас, то потом будет очень сложно вежливо с ним расстаться. Антон же явно будет писать ему и после того, как они разъедутся, и, может, даже попробует встретиться, и Арса такая перспектива заранее нервировала. Странный нескладный писатель в друзьях ему был не особенно нужен. Он распрощался с Антоном и быстрым шагом направился в сторону ещё не затопленной территории. За следующие два часа он прошёл один из самых длинных терренкуров — тропа уводила далеко в лес и поднималась на небольшой холм. С холма открывался вид на разлившуюся речку — вода была чёрной, и с такого расстояния казалась неподвижной. Стоя на возвышении посреди леса и глядя на будто бы застывшую воду, Арсений почувствовал себя очень дискомфортно, словно он во всём этом был маленьким и незначительным. Поэтому к санаторию возвращался быстро: хотелось снова оказаться среди людей и приобрести хоть какое-то значение. Но людей хотелось в целом, безликое присутствие жизни, а не конкретных индивидов, которых следовало держать на расстоянии, поэтому на полдник он специально опоздал, чтобы поменьше пересекаться с Антоном, а на ужин не явился сам Шастун. Правда, прислал сообщение в телеграме: «Пишу». Как будто Арсению было до этого дело. На втором ужине Антона тоже не было, но на второй ужин обычно никто и не приходил, чтобы рассесться за столами — все подтягивались в разное время, стоя выпивали какой-нибудь кефир, забирали положенную булочку или творожный сырок и отправлялись на вечерний променад. Арсений в раздумьях смотрел на лежащие на подносе два пирожка — его и Антонов. Мария Альбертовна и Ида Васильевна, очевидно, уже поели, а Шастун мог бы прогулять второй ужин так же, как и первый. И вообще, Шастуну было всё равно, у него там свои запасы, а вот Арсений не доедал. Поэтому он решительно взял оба пирожка и пошёл в сторону кухни. — Извините, — Арсений просунул голову в окошко выдачи и заглянул внутрь. — Добрый вечер? — Чего, милок? — из глубины стальных столов и шкафов выплыла приятно округлая женщина лет шестидесяти. — Добавки хошь? — Не откажусь, — кивнул Арсений. — А можно будет у вас тарелочку захватить? — Только ты, как поешь, верни, — прищурившись сказала работница столовой. — Смотри мне, я тебя, такого красавчика, запомнила! — Конечно! Могу даже сегодня, — заверил её Арсений, принимая из рук тарелку для супа, в которую тут же сложил свой и Антонов пирожки. — Ну-ну, — покачала головой женщина и подложила ему ещё один пирожок. — И смотри, чтоб Екатерина Владимировна тебя не заметила за выносом казённой посуды из столовой, а то я по голове потом получу. Интересно, кто такая Екатерина Владимировна, думал Арсений на пути в номер. Неужели администраторша? На всякий случай он притормозил перед центральным холлом и осторожно выглянул из-за угла. Стойка пустовала, как и вообще всё помещение. Но Арсений всё равно почти пробежал по гранитному полу, придерживая пирожки рукой, чтобы не выпали из тарелки. В номере опять не работал свет, и пришлось снова обходить все светильники, подкручивая лампочки. Может, патроны были слабоваты, резьба стёрлась? Арсений напомнил себе, что пребывание в санатории обошлось ему в полторы тысячи рублей, и за такие деньги можно поправлять лампочки хоть каждый день. Пирожки были вкусные, повидло внутри на удивление не мерзким, не хватало только чая и книжки — Орехов бы идеально вписался. Арсений решил, что завтра пойдёт в санаторный магазин и купит там чай, а вместо печатной книги быстренько спиратил электронную. Макадам Орехов явно зарабатывал достаточно, чтобы не обеднеть от того, что Арсений не потратил пятьсот рублей на электронную версию. Он очнулся ближе к двум часам ночи, представляя из себя довольно жалкое зрелище: тарелка из-под пирожков на груди, крошки на футболке, на телефоне открыта пятнадцатая глава книги, которую он уже читал, но сюжет почти забыл, так что было снова интересно. Спать не хотелось, но стоило бы, поэтому Арсений решил хотя бы переключиться, иначе продолжил бы читать до утра. Он помыл тарелку и пару секунд постоял у раковины, держа её в руках. Можно было бы вернуть её за завтраком, но какое в этом веселье. А можно было пойти и вернуть её прямо сейчас, а заодно прогуляться по ночному санаторию. Второй вариант был больше похож на приключение из серии «Чёрный котёнок». Поэтому Арсений стряхнул воду с тарелки, схватил ключи со столика у двери и вышел из номера. В коридоре горело только аварийное освещение, которое давало слабый и чуть синеватый свет, едва достаточный для того, чтобы видеть очертания обстановки. Арсений как-то играл в благотворительном спектакле для учеников школы слепых и перед выступлением напросился с несколькими другими актёрами на экскурсию по школе. Было интересно посмотреть и на таблички на Брайле, и на ориентиры на стенах и дверях. Им предложили поучаствовать в эксперименте, чтобы хоть немного понять, как жилось подопечным школы: надеть на глаза повязку и попробовать пройти до конца коридора. Больше всего Арсения тогда удивило не то, как ощущалось окружающее пространство — оно тут же стало небезопасным и даже враждебным, — а то, как замедлилось вдруг время. Ему показалось, что он шёл этот десяток метров около получаса, хотя, конечно, на самом деле прошло меньше пяти минут. И вот сейчас, идя вдоль одинаковых дверей номеров, Арсений поймал то же самое ощущение. Разница была в том, что сейчас он мог, пусть и плохо, видеть, и мог ускорить шаг, но коридор всё не кончался. Когда Арсений заметил, что прошёл вторую рекреацию с диваном и креслами, он попытался вспомнить, а сколько их было? Когда он прошёл мимо шестой, он был абсолютно уверен в ответе: их точно должно было быть меньше трёх. С этого момента он начал нервничать. Во рту пересохло, и Арсений даже подумал остановиться и попить из кулера, но всё та же сигнальная система, которая вчера говорила ему не идти никуда с администраторшей, сказала вдруг голосом, подозрительно похожим на Антонов: «Ты что, ебанулся? Не останавливайся». И Арсений не остановился, а даже ускорился, переходя на бег трусцой, и силуэты дверей начали сливаться в затейливый узор с подрагивающими линиями наличников, и провалы рекреаций с каждым разом казались всё больше и больше, но Арсений старательно туда не смотрел, ему даже никакой внутренний голос для этого не понадобился. Пару раз ему попадались выходы к лестнице, но стоило ему спуститься по ступенькам, как он снова оказывался в таком же коридоре. Был ли это первый этаж? Третий? Четвёртый? Он почти вывалился в главный холл и остановился, прижимая дурацкую тарелку к груди. В холле было светло — яркий жёлтый свет от нескольких потолочных ламп отражался в гранитной плитке. Арсений тяжёло выдохнул. — Полуночничаем? — гулко раздалось слева. Вот же блядь, распаниковавшись из-за дурацкого коридора, Арсений совсем забыл притормозить и посмотреть, пустовало ли место за стойкой ресепшена. Он нехотя — действительно, было совсем мало вещей, которые он сейчас не хотел бы так же сильно, как увидеть администраторшу, — поднял глаза. Длинные волосы. У неё были длинные волосы ниже плеч, постарался запомнить Арсений. Длинные волосы, светлые глаза, большой нос. Слишком широкая улыбка. Слишком. Широкая. Улыбка. — Не спится? — задала ещё один вопрос администраторша, очевидно, догадавшись, что ничего толкового от Арсения она сейчас не дождётся. — Вам, наверное, нужна помощь. Я всегда здесь для этого, — уголки губ снова начали растягиваться, и Арсений не хотел — не мог — смотреть на это безобразие, поэтому выпалил на одном дыхании: — Надо-вернуть-посуду-в-столовую! — на вытянутых руках показал тарелку и быстро, но стараясь не срываться на бег, пересёк холл, поднялся по ступенькам и нырнул в коридор, ведущий в столовую. Здесь горел нормальный свет — настенные светильники в виде то ли тюльпанов, то ли колокольчиков — и было ощущение, что на этот раз он дойдёт спокойно. В столовой было ещё тише, чем в остальном санатории. Возможно, так казалось, потому что Арсений привык, что обычно здесь было много людей и стоял неразличимый гул голосов и стук приборов о посуду. Он немного постоял, рассматривая выключенный фонтан, колонны в полосах лунного света и столы, которые сейчас — пустые, но застеленные скатертями, — были похожи на выстроившихся в ряды привидений. Квадратных таких. Шастун бы пересрался. Арсений же наоборот был доволен: он любил смотреть на пустующие пространства, которые в обычное время предназначались для большого количества людей: метро перед закрытием, Дворцовая площадь перед рассветом буднего дня, зрительный зал во время репетиций. Ради такого безмятежного зрелища стоило пережить что бы это ни было в коридоре. А потом он услышал звук. Глухой неритмичный стук, будто удары обо что-то. Арсений вслушался, медленно поворачиваясь на месте вокруг себя. Звук точно доносился из кухни, куда ему и так было надо. Он пошёл, ступая мягко и внимательно следя, чтобы не задеть какой-нибудь стул или стол, и, приблизившись к кухне, сначала заглянул в окошко выдачи. Но там было темно, не различить даже блеск стальных столов и холодильников. Тогда Арсений двинулся вдоль стены — в левом углу была дверь для персонала кухни. И ему повезло, она оказалась не заперта. Внутри звук стал чётче, теперь Арсений был уверен, что это были удары. Быть может, повар разделывал мясо? Звук остановился, чтобы через секунду смениться звяканьем — будто перебирали что-то металлическое. Он аккуратно обходил столы и морозильные камеры, пока не добрался до ещё одной двери, на этот раз приоткрытой. Огромный мужик в белой одежде стоял под единственной горевшей лампой. Арсений сам был немаленького роста, но человек, стоявший к нему спиной у длинного стального стола, был, казалось, головы на две его выше и раза в четыре шире. Мужик сделал широкий замах — под обтягивающей футболкой напряглись мышцы, в поднятой руке блеснуло широкое лезвие тесака, — и резко опустил руку вниз. На таком близком расстоянии Арсений различил новые звуки. Влажный хруст и жидкое хлюпанье. Жидкость, кстати, легко обнаружилась — со стола на пол стекала струйка крови. Арсений оказался прав — это был повар, и он совершенно точно разделывал мясо. Ничего особенного. Он собрался было уже уходить, когда мужик сделал ещё один сильный замах и рубанул по столу. Что-то отлетело и упало на пол, и Арсений сразу понял что именно, но не хотел смотреть, не хотел фиксировать образ в сознании. Но, конечно, всё-таки посмотрел. В полуметре от стола, на полу лежала человеческая ступня. От её вида — такой реальной, даже будто бы ещё молодой, хотя может ли только ступня быть молодой, — внутри что-то оборвалось. Арсений ещё на пару мгновений задержал на ней взгляд, очевидно, чтобы торчащая кость навсегда впечаталась в его память, и начал осторожно пятиться вглубь кухни. Он вернул тарелку — поставил её аккуратно на один из железных столов у самого выхода, — перед тем как побежать. На этот раз бежал он быстро, паркет даже не успевал скрипеть под ногами, и не заметил, была ли за стойкой администраторша, хотя ему показалось, что он услышал смех. Арсений влетел в коридор с номерами и, не сбавляя темпа, пробежал явно не меньше километра, поднялся как минимум по пяти — уже было похуй, если честно, — лестницам. И только почувствовав, как ноги начали гудеть от долгого бега, он стал сбавлять темп. — Так, ну второй раз уже как-то не страшно, — сказал он сам себе, останавливаясь и раздражённо сдувая чёлку со лба. Снова послышался смех, но это же наверняка ему только мерещилось от усталости и стресса. Было и в самом деле не страшно, потому что от вида отрубленной ноги Арсений охуел так, что приколы с бесконечными коридорами теперь казались сущим пустяком. А потом он заметил номера на дверях. «Триста шесть», — сообщала одна из табличек. Отлично, подумал Арсений, я на третьем этаже. «Четыреста двадцать четыре», — гласила следующая. Ах, блядь, какая жалость, подумал Арсений, опять какая-то херня. «Двести сорок», — мелькнуло в голубоватом аварийном свете. Это было хотя бы близко к его номеру. Он шёл долго, казалось, что скоро должно было начать светать, но Арсению почему-то не хотелось доставать телефон и проверять время. Было какое-то неприятное подозрение, что ему не понравится, что он там увидит. «Сто сорок восемь», — значилось на двери. Номер Антона, подумал вдруг Арсений и остановился. Интересно, а если постучать, то ему откроет Антон? Он уже занёс руку, когда посмотрел на соседнюю дверь. Двести семнадцать. Арсений сделал маленький шажочек, стараясь не терять из виду дверь Шастуна — просто на всякий случай — быстро достал ключи и через две секунды уже ввалился в свой номер. Наверное, размышлял Арсений, когда заново вкручивал все лампочки в патроны и даже особо не бесился из-за этого, наверное, действительно будет неплохо, если Антон будет знать, чем Арсений занимается и где находится. Если «где» ещё имело смысл.