Параллель

Сколько ни думаю, не могу раскусить замыслов Достоевского. В первую очередь не понимаю, зачем нам в принципе разговаривать/контактировать/находиться в одном помещении. Как ни посмотри, я — жертва, а он — похититель. И хоть сейчас именно он выглядит жертвой избиения, равной беседы в подобной ситуации быть не может. Просто не может. Чего он хочет добиться? Еще одного списка эсперов? Или ему нужна информация об агентстве? А вдруг возьмет и проявит ту «одержимость», о которой предупреждал Гоголь? Бррр. Помотала головой, отгоняя дурацкие мысли. Только одержимости сейчас не хватало. В любом случае Достоевский должен понимать, что конструктивного диалога не получится, а любое сказанное им слово я восприму в штыки. – Закончила разговаривать сама с собой? – Мягко спросил Федор, вздергивая левую бровь. Вздрогнула, отодвигаясь вплотную к стене. Места было катастрофически мало. – О чем ты хотел поговорить? – Сказала я, старательно избегая его взгляда и продолжая изучать потолок. – Прежде всего, я хотел бы извиниться, – все так же мягко произнес Достоевский. Его слова были столь нелепыми, что я застыла, в шоке уставившись прямиком на него. Оглушительное ощущение дежавю ударило меня по затылку, а разыгравшееся воображение заменило избитое лицо Федора на неизбитое лицо Дазая. Буквально пару дней назад Осаму таким же шелковистым тоном приносил похожие извинения. Это было настолько абсурдно, что, продолжая пребывать в неверии, я невольно издала истерический смешок. Затем еще один. И еще. И еще. Через мгновение одиночные смешки превратились в лавину истерического, непрерывного, нервного смеха. Согнувшись пополам, я смеялась, и смеялась, и смеялась до тех пор, пока смех не иссяк, превратившись в слезы. Громко всхлипнув, прижала ладони к лицу и горько заплакала. Я понимала, что это было не совсем уместно, но ничего не могла с собой поделать. Всплеск эмоций был слишком сильным, и попытка взять себя в руки казалась безнадежным делом. К черту приличия, я нуждалась в этой истерике. Хотя бы для того, чтобы справиться с внезапно нахлынувшим сумасшествием. – Что это у меня за судьба такая?! – Прошептала, роняя крупные капли слез. – Почему мне постоянно приносят извинения всякие ублюдки?! – И хоть Осаму я ублюдком уже не считала, нельзя забывать, что нервов он мне попортил не мало. – Ангел, – нежно произнес Достоевский, наклоняясь в мою сторону с намерением заключить меня в объятия. – Не прикасайся! – Прошипела, резко отпрянывая в сторону. Почему-то внезапные извинения от Достоевского стали последней каплей для моей психики. Весь день я держалась как могла, пыталась ерничать и бороться, но сейчас, сейчас я чувствовала себя так плохо. Мне было больно, обидно, неприятно, мерзко. Я чувствовала себя грязной. Обманутой. Бесполезной. Я честно старалась вписаться в этот мир. Старалась быть доброй и понимающей. Старалась придерживаться моральных ориентиров, которые к чертям тут никому не сдались. Ради чего? Ради чего я так старалась сохранить себя, когда в итоге, я снова и снова оказываюсь в какой-то жопе? Почему я так боялась ранить тех же бандитов, что напали на нас с Кенджи? Почему я не смогла дать отпор ублюдку Кикути? Почему я сейчас сижу и выслушиваю извинения от гребаного террориста? Какой, блять, смысл во всей моей морали, если люди просто вытирают об меня ноги, думая, что потом могут просто извиниться? Какая разница, ведь простушка Арина все равно все простит и забудет? Постепенно слезы падали всё реже и реже. И хоть снаружи моя истерика утихала, внутри разгоралась настоящая буря. Как будто всё, чем я была раньше, просто взяло и сломалось. Картинка привычного черно-белого мира покрылась трещинками и разлетелась на тысячи мелких осколков, обнажая за собой скрытый чистый лист, который я должна наполнить новыми догмами и правилами. Когда рушится одна империя, на ее месте обязательно возникает новая. Раны зарастают, превращаясь в шрамы, а боль затихает, превращаясь в воспоминание. Но между «вчера» и «завтра» существует «сегодня». «Сегодня», когда ты уже не можешь жить по-старому, но еще не научился жить по-новому. «Сегодня», когда ощущаешь себя по-настоящему потерянным, не зная, что делать дальше. И мое «сегодня» наступило прямо сейчас. Утирая последние редкие капли соленой влаги, я подняла голову, медленно моргая. Сквозь затуманенные глаза мир казался расплывчатым, нечетким. А я казалась пустой. Болванкой, оболочкой, наполненной воздухом. Чувства притупились. Все, кроме пугающего равнодушия и какой-то дикой усталости. От себя. От жизни. От всего. – Держи, – сказал Достоевский, протягивая наполненный стакан. Молча посмотрела на него. Сейчас я его не боялась. Не было ни дрожи, ни дикого ужаса. Лишь апатия, укутавшая меня одеялом безразличия. Я не ждала от него ничего: ни хорошего, ни плохого. Убьет он меня на месте или отпустить домой – какая разница? Реальность казалась сном, какой-то игрой, написанной неизвестным создателем. Сам Федор был механизмом, куклой, действующей согласно заданной схеме. – Это просто вода. Видишь? – Он демонстративно сделал глоток, мол, вода не отравлена. Пожав плечами, забрала стакан, осушая его несколькими жадными глотками. Не помогло. В горле все еще было сухо. – И что дальше? – Хрипло спросила, убирая стакан в сторону. – Ты принес мне извинения, и что теперь? Чего ты хочешь? – Объясниться. И помириться, – он робко улыбнулся, как будто бы его слова не были полнейшей чушью. Останься у меня хоть какие-то эмоции, я бы снова рассмеялась. – Помириться? Вот так просто? Отринуть прошлое как ни в чем не бывало? Серьезно? И люди называют тебя гением? – Саркастически протянула, вздернув брови. Если бы у моей жизни был жанр, то это была бы трагикомедия. – Арина, – Достоевский присел рядом и глубоко вздохнул, будто бы на его плечи навалилась вся тяжесть бытия. – Наверное, ты думаешь, что я тебя использовал, – сказал он, широко распахивая свои подбитые фиолетовые глаза. Он выглядел таким печальным, таким несчастным, ну прям как побирашка у Казанского вокзала. Обнять и плакать. – Действительно, и почему я так думаю? – Едко пробормотала, ни на грамм не купившись на этот спектакль. Надоело. Надоело сочувствовать, надоело помогать и надоело что-то понимать. – Когда мы впервые встретились, я хотел тебя использовать, – продолжил парень, не обращая внимания на мой сарказм. – То, что ты явилась прямиком из мира без эсперов и обладала знаниями о способностях было... удобным. Но постепенно, – Дай угадаю: ты взял и влюбился в меня? – Перебила, чувствуя себя порядком задолбанной всей этой драмой. Хотелось просто остаться одной и тупо втыкать в потолок. Слушать сказки не хотелось. – Ты правда думаешь, что я могу купиться на подобную ересь? – Возможно, для тебя это звучит как ересь, – Федор откинулся на кровать, сложив руки на груди, – но для меня это не было ересью. На самом деле, мои чувства были… откровением, – он трепетно выдохнул последнее слово так, словно читал молитву. – Я тебе не верю. И даже если ты говоришь правду, какая разница? Чего ты от меня ждешь? – прикрыв глаза, со стоном оперлась о стену. – То, что я умолчал о роде своей деятельности, – он аккуратно завуалировал слова «международный преступник», – не делает мне чести. Я просто желал оградить тебя от грязной истины этого мира, сокровище. Но поверь, я никогда, – с нажимом поизнес он, – никогда не хотел причинить тебе вред. – А камеры повесил, чтобы я вдруг не поскользнулась и не убилась, пока тебя нет? – Ехидство все не отпускало. – Это было ошибкой. Я не следил за тобой постоянно, и никогда не смотрел на тебя в уединении. – О, это он так за камеру в ванной извиняется? Мощно. Типо, Ариночка соре, все было для твоей безопасности. – Просто для меня подобные переживания за другого человека – впервые. Ты ведь такая хрупкая, мышка. Такая неприспособленная. Когда я узнал, что ты пострадала в агентстве, – Достоевский отчетливо скрипнул зубами, – мое сердце разрывалось от переживаний. Ты стала мне дорога. Ты мне нравишься. – Продолжил он свою исповедь. Я молчала. Я не верила ему и его словам. Не хотела верить. Федор – гениальный стратег и манипулятор, а я слишком много раз обжигалась и оставалась разбитой. И даже если допустить, что все его слова правда… – Чего ты хочешь? – Вернулась к главному вопросу, – даже если все, что ты говоришь – правда, чего ты хочешь? Я не могу просто взять и забыть случившиеся. Я не испытываю к тебе нежных чувств, ты мне противен. Я не хочу быть с тобой, общаться с тобой и хоть как-то контактировать. Я не хочу тебя, – он вздрогнул, как от удара. – Жестокие слова, — пробормотал парень, — и я тебя понимаю, Арина. Но что ты можешь сделать? — Спросил он, поворачивая голову в мою сторону. — Разве ты еще не осознала, насколько опасен мир эсперов? Думаешь, что сможешь в нем выжить? У тебя нет связей, нет боевых способностей, опыта и, самое главное, нет дара. Твоя способность не поможет тебе выжить, а лишь сделает мишенью. Путешествия в другие миры делают тебя целью как для правительства, так и для одиночных организаций по всему миру. Ты готова всю жизнь бороться за свободу? Хочешь ли ты этого? Я знаю тебя, знаю, о чем ты мечтаешь. Твой дар не даст тебе этого. Но я могу. Я могу оградить тебя от опасностей, от всего мира. Ты сможешь, как и мечтала, жить тихой-спокойной жизнью. Сможешь заниматься чем захочешь, и никто не посмеет тебя обидеть, даже взглянуть в твою сторону. Просто останься со мной, ангел. — Поморщилась, прикусывая большой палец. Да, Федор говорит очень сладко, но сейчас как никогда ясно я видела, что он манипулирует мной. Во всяком случае, пытается. – Ты упомянул о способности, – ответила, пристально наблюдая за Достоевским. – Конечно, ты уже все знаешь. Так почему ты не рассматриваешь варианта, в котором я просто применяю ее и возвращаюсь обратно в свой мир? Забываю о ненормальных эсперах и живу желанной спокойной жизнью. Без тебя, – добавила с мстительным прищуром. – Ха, – Федор издал смешок, откидывая непослушные прядки волос. – Ты думаешь, что вернешься в свой мир? – С намеком спросил он. – Арина, сокровище, ты родилась здесь. – Да, он и правда слишком много знает. – Но выросла то я там. Так что мне мешает просто совершить рокировку и обменяться местами с другой Ариной? – Резонно ответила, пожимая плечами. – Я встречался с ней. С другой Ариной, – сказал Достоевский. Эти простые слова оказали эффект разорвавшейся бомбы. Равнодушие немного отступило, уступая место неиссякаемому интересу. Не секрет, что другая Арина была мне интересна. Во всем. Было любопытно, похожа ли она на меня? Как она справилась в моем мире? Какая она? Несмотря на то, что встретиться нам не суждено, я воспринимала ее как потерянную сестру-близняшку. Человека, с которым я имею нерушимую, космическую связь. Кого-то, кто наверняка дополнял бы меня, и понимал с полуслова. Федор знал, что информация об Арине-писателе зацепит меня, и умело сыграл на этом интересе. – Какая она? – Оживилась, уставившись на источник информации. – Мне кажется, что тебе не понравится мой ответ, – бросив на меня взгляд, протянул Достоевский. – Она другая. Хоть вы и выглядите одинаково, но поверь, содержание абсолютно разное. – Отмахнулась от его слов, стараясь не воспринимать их близко к сердцу. В подобных вопросах мнение демона не учитывается. – Расскажи, – нетерпеливо потребовала, – она писатель? – Возможно, – бросил он, прикусывая нижнюю губу. – Я не спрашивал ее род деятельности. Но мы разговаривали о тебе. И о вашем детстве. Ты знаешь, что у другой Арины абсолютная память? – Нахмурилась, пытаясь понять к чему он клонит. – Как оказалось, в детстве ты довольно часто использовала свою способность. – Наверняка я бы помнила прыжки между мирами, – усмехнулась, снимая очередную порцию лапши с ушей. Я может и глупа, но не настолько. – Но ты не помнишь. И этому есть объяснения, – ответил он, лениво подпирая щеку рукой. – Тринадцать лет назад в России произошел инцидент с одним эспером. Антон Чехов похитил шестерых детей для неизвестных целей. Особый отдел предположил, что одержимый фанатик хотел провести опыты на детях при помощи своей способности «Вишневый сад», но суть его экспериментов так и осталась неизвестной. Хоть преступника схватили, детей найти не удалось. Они все пропали. Все, кроме одной маленькой девочки, которая, как по волшебству, однажды появилась в своей комнате прямиком перед убитыми горем родителями. Позже девочку проверял особый отдел, но никаких способностей у нее не нашли. Наверное, потому что это была совсем другая девочка, не находишь? – Я тебе не верю, – прошептала заледеневшими губами. Я бы знала, что меня похитили! Знала, наверняка бы знала! – А-ри-на, – Федор покачал головой, – Я никогда тебе не врал. Недоговаривал – да, но не врал. Ты можешь проверить информацию в интернете или спросить у родителей. – Задумавшись, поняла, что так оно и есть. Демон подобен скользкой змее: извивается и ходит вокруг да около, но всегда говорит правду, по крайней мере, мне. Удобную ему, но правду. – Не важно, – перевела тему, чувствуя себя неуютно. – Как это касается другой Арины? – Ты все равно мне не поверишь, – пожал он плечами и порылся в кармане штанов, доставая сложенный пополам листок. – Она просила передать. – Забрав протягиваемое, осторожно провела пальцем по смятой бумаге. Читать послание от другой себя было волнительно и немного страшно. Что Арина-писатель хочет сказать? Чем поделиться? – Откуда мне знать, что это написала именно она? – Подозрительно спросила у Достоевского. – Мне нет нужды лгать. – Просто ответил он. – Но знаешь, другая Арина не очень приятный человек. Скорее всего тебе не понравится ее послание. Я не хочу, чтобы тебе было больно, ангел, – пробормотал он, отводя взгляд. – И правда верю, что тебе не нужно это читать. Но с другой стороны, я желаю тебя. И если письмо другой Арины поможет, то так тому и быть. Романтические чувства такая морока, – с обидой пожаловался он. Отмахнулась от его нытья и снова посмотрела на листок. Возможно, прошлая Арина прислушалась бы к предупреждению демона. Я всегда ограждала себя от неприятных мыслей и неприятных дел, поэтому вполне могу представить, как прошлая я просто выкидывает бумагу. Но если я чему-то и научилась, так это принятию. Принятию себя, мира и всего, что он несет. Вот почему, вздохнув, развернула послание и углубилась в чтение. Риша, Странно обращаться к тебе вот так напрямую. С самого детства ты жила у меня в голове, и сейчас, когда у меня наконец-то появился реальный шанс обратиться к тебе, я чувствую себя… странно. Да, пожалуй, «странно» – это правильное слово. Странно то, что наши жизни оказались так тесно связаны, хотя ни одна из нас этого не желала. Странно, что я всегда гонялась за твоей тенью, но только сейчас начала это осознавать. Сама наша жизнь – странная. Неправильная. Для меня ты всегда была подобно яду. Незримой, неуловимой и медленно отравляющей меня изнутри. Из-за тебя я не смогла построить отношения с семьей. Из-за тебя я не смогла завести друзей. Ты лишила меня даже такой мелочи, как уверенность в завтрашнем дне. Ты лишила меня всего. Усилия казались мне бесполезными, ведь в любой момент могла появиться ты и разрушить то, что я так усердно пыталась построить. Каждый день я задавалась вопросом: почему у тебя есть все, начиная от безоговорочной любви родителей и заканчивая всемогущей способностью, которая позволяет пересекать грань миров? Почему ты жила полной жизнью, в то время как я с замиранием сердца встречаю каждый новый день, страшась, что мир снова уйдет из-под ног? Я ненавижу тебя. Правда, ненавижу столько, сколько себя помню. Если ты умрешь, я вздохну с облегчением. Но сейчас, после разговора с Федором Достоевским (серьезно, как ты умудрилась с ним связаться?), я поняла одно: я так больше не могу. Не могу и не хочу. Я хочу жить полной жизнью, заводить друзей, влюбиться и заниматься любимым делом без постоянной оглядки на тебя. Это простые человеческие желание, так можешь ли ты винить меня? Вот почему я отпускаю тебя. И прошу, умоляю, прекратить использовать способность. Наверное, для тебя как для эспера это предложение звучит смешно и нелепо. Я понимаю, что для тебя добровольно отказаться от способности — всё равно что отказаться использовать руку или ногу. Но надеюсь, что и ты поймешь меня. Твой дар отравляет меня. Порой кажется, будто я схожу с ума. Прекрати. Живи своей жизнью в одном мире, неужели это так сложно? Прошу Арина. P.s. Будь я лучшим человеком, то пожелала бы тебе удачи и счастья. Но я не хочу этого делать. Я просто надеюсь, что я больше о тебе не вспомню, хоть это и невозможно. P.s.2. На твоем месте, я бы сменила круг общения. Родители будут убиты горем если ты попадешь в тюрьму. И не дай бог, ты решишь посадить в тюрьму меня, в таком случае я точно найду способ тебя убить. – О, – пробормотала, складывая листок пополам. Ощущаю себя оплеванной. Претензии Арины-писателя понятны, но эй, я способность применяю не по своему желанию! И слова с пожеланиями кончины также не добавляли теплых чувств к двойнику. – Я предупреждал, – сочувственно поморщился Федор. – Та девушка совсем не похожа на тебя. Слепая ненависть ее разрушает. – Не помню, чтобы спрашивала твоего мнения. – Ощетинилась, убирая послание в сторону. Не думаю, что в ближайшее время захочу его перечитать. – И знаешь, что, – произнесла, упрямо выпятив губы, – я все равно могу вернуться назад. Пусть Арина-писатель продолжит жить своей лучшей жизнью здесь. – Тогда я ее убью, – мило улыбнувшись, сказал демон, – Мы оба понимаем, что ты не сможешь взять подобный грех на душу, ангел. – Вот ты и показал свое истинное лицо. Снова, – горестно усмехнулась, понимая, что он прав. Как бы я не была возмущена словами другой Арины, я не хотела ее смерти. Мне было ее жаль, хоть и не настолько сильно, как могло бы быть. – Ты просил меня остаться с тобой. Значит, у меня есть выбор? Я действительно, в самом деле, могу просто уйти? – Спросила, возвращаясь к насущной проблеме. – Я… – Ответил он и замер, обдумывая предстоящие слова. – Я не хочу ломать тебя. Не хочу заставлять быть со мной силой. Несомненно могу. Но не хочу. – Так ты хочешь искренности? – Нет, Достоевский сегодня реально бьет все рекорды по глупости. О какой искренности может идти речь с таким как он? – Да, – медленно кивнул он, – я хочу, чтобы ты осталась подле меня добровольно. В конце концов, ты мой божий знак, мы должны быть вместе, – фанатично произнес он. Передернулась от отвращения. – Я атеист, – отрезала, чувствуя отголоски страха. В кои-то веке Гоголь был прав, Достоевский кажется действительно, по-настоящему одержимым мной. – Подростковые глупости, – протянул парень, протягивая руку к моим волосам. Отшатнулась, с презрением посмотрев на него. – Я не пойду с тобой добровольно. Поздравляю, мы зашли в тупик. Что дальше? – Внутри я уже смирилась, что Достоевский ни за что меня не отпустит. Оставит при себе, как красивую куклу. Будет таскать за собой, промывая и капая на мозги. А потом меня это достанет и я совершу суицид. Эх, так и закончится моя несчастная судьбинушка. – Мышка, там, где ты видишь тупик, я вижу развилку, – он тонко улыбнулся. – Сейчас я по-хорошему прошу тебя дать мне шанс начать все сначала. Заново познакомиться. Я отпущу тебя обратно, и ты даже можешь поиграть в детектива, спасателя или кого угодно, но лишь под моим присмотром. Я останусь в Японии на неопределенное время, поэтому мы будем часто видеться. И когда придет время, ты уедешь со мной. Потому что захочешь этого. Сама. – Ты псих, – помотала головой, невольно усмехаясь. – Я никогда не захочу даже контактировать с тобой добровольно, не то что колесить по миру, пока ты строишь злые коварные планы со своей бандой безумцев. – Человек предполагает, – с раздражающим намеком протянул он. – Я совсем тебя не понимаю. Честно. После всего, что ты сделал, весь наш разговор – полнейший сюр. Не говоря уже о том, что ты, на секундочку, преступник. Уж прости, но твоя "работа" – сделала воздушные кавычки, – никак не вписывается в мою картину мира и требования к будущему кавалеру. – Думаю, что в вопросе «работы», – Федор отзеркалил мое движение, – мы с тобой точно не сойдемся. Пока, по крайне мере. Вот почему я просил тебя о шансе. Шансе познакомиться друг с другом заново. – Мы оба понимаем, что это выбор без выбора, не так ли? – Спросила, устало потирая переносицу. – Слишком уж ты уверен в себе. Ты уверен, что я соглашусь и все сложится так, как ты хочешь. Уверен настолько, что готов отпустить обратно в агентство, уверен, что у меня не получится сдать тебя властям. Абсолютно уверен, что даже если я попытаюсь бороться – усилия будут бесполезны. – Ровным тоном заключила я. Довольно улыбнувшись, Достоевский ласково на меня посмотрел. Так, как гордый родитель смотрит на маленького ребенка, который сделал первый шаг. – Ты можешь делать все, что захочешь, Мышка. Кто знает, возможно, даже сможешь меня удивить, – предложил Федор, продолжая смотреть на меня все также отвратительно-умиленно. Снова ощутила себя загнанной в угол. Будто я глупая пешка, которую вот-вот съедят. Маленькая, беспомощная Арина, которая бесполезно трепыхается в зыбучих песках, но лишь утопает все глубже и глубже. – Я устала, – призналась, жутко желая вернуться домой. Уже на любых условиях. – Я понимаю, – мягко ответил парень. Весь разговор он продолжал сохранять спокойствие, показывая какой он весь из себя милый и понимающий. – Потерпи еще немного, ангел, и ты отдохнешь. Но прежде, я хотел также предупредить тебя об одном из твоих коллег. – Дай угадаю: ты говоришь о Дазае? – Уточнила, уже понимая, к чему он клонит. Снова ощутила дежавю. Позавчера говорила с Осаму о Федоре, теперь же настал черед поговорить с Федором об Осаму. Чертовы интриганты. – И чем же он тебе не угодил? – Дазай опасный человек. И он не тот, за кого себя выдает, – ответил демон, прикрывая глаза. – Я не буду пугать тебя, но хочу, чтобы ты ограничила свое общение с ним. Считай, что это одно из условий твоего возвращения, сокровище. – Конечно, – иронично усмехнулась я, – все вокруг такие опасные, лишь один ты добряшка-очаровашка. А клеймо террориста на тебе висит по ошибке, это злые конкуренты оклеветали. – Напоминаю, ты чуть не умерла из-за Дазая, – холодно произнес Федор, в очередной раз показывая свою осведомленность о моей жизни. – Список грехов этого человека велик, уж извини, что я не проникся к нему добрыми чувствами. Конечно, я позаботился о нем, но к сожалению, скользкий червяк имеет свойство выбираться из любой дыры. – Как только до меня дошло, что именно он сказал, сердце замерло в беспокойстве. – Что. Ты. Сделал?– Спросила, чеканя каждое слово. Да, Осаму был трудным человеком, но я не хотела, чтобы с ним что-то случилось. Тем более из-за Федора. Тем более по моей вине. – Ты правда думала, что я спокойно отпущу того, кто подверг тебя опасности? – Процедил он, сверкнув подбитым глазом. – Я не трогал твоих друзей, – протянул Федор, – и обещаю не трогать впредь, но ты должна осознавать, что каждое действие имеет последствия. Просто будь послушной, сокровище, и все будет хорошо. – Я хочу уйти, – ответила, пропуская его слова мимо ушей. Внезапно стало казаться, что стены и без того маленькой комнаты становятся все уже и уже, смыкаясь в беспощадной попытке раздавить меня. Сглотнув вязкую слюну, я ощутила резкую потребность встать и побежать, побежать прямиком к Дазаю. Убедиться, проверить, что с ним все в порядке и Достоевский говорит не правду. – Если желаешь, – Федор поднялся с кровати, быстрым шагом направляясь к столу. Достав из встроенного ящика что-то маленькое и блестящее, он вернулся и обхватил мою руку своей цепкой, бледной ладонью. Щелкнул замок, и холодные металл обхватил мою кисть. – Теперь я стала собакой? Что это? Прослушка? Маячок? – Спросила, взглядом изучая толстый, широкий браслет. Это был простой цельный металл серебристого цвета. Замка на нем видно не было, из-за чего было непонятно, как именно он снимается. – Видишь какая ты у меня умная. Сама все прекрасно понимаешь, – довольно ответил он. – Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. Конечно, я не могу просто так отпустить тебя, ангел. Мир вокруг слишком опасен. Это компромисс. Я учел свои ошибки с камерами, сделай же и ты шаг навстречу. – Тонко улыбнувшись, Федор обхватил мою ладонь тонкими пальцами и склонился, запечатлевая мягкий поцелуй. – Я не похищаю и не удерживаю тебя силой, как ты можешь заметить. Я не прошу тебя отказаться от работы или учебы. Нет. Я верю в твое благоразумие и верю, что ты по достоинству оценишь мои старания и не будешь давать новых поводов для беспокойства. Запомни, мы связаны самим Богом и ничто не способно это изменить. Однажды, оглянувшись назад, ты поймешь меня и будешь благодарна. – Я хочу уйти, – повторила, стараясь не думать о его прикосновениях. Любой ценой мне нужно выбраться отсюда и проверить, в порядке ли Дазай. Все остальное сейчас вторично. – Конечно ты хочешь, – грустно заключил Федор. – Но это начало, – с нежностью добавил он, поднимая меня с кровати, – наше новое начало. Достоевский ввел цифровой код на двери и та с тихим звуком открылась, показывая скрытый за ней длинный коридор. – Ты сумасшедший, – прошептала, посмотрев на него. – Возможно. Как оказалось, любовь открывает в человеке новые грани безумства, на то мы и люди. – Вздохнув, Федор пригладил мои запутавшиеся пряди волос и наклонился, оставляя легкий поцелуй на лбу. – И все же, я так сильно скучал по тебе, сокровище, – ласково сказал он, – разлука была слишком тяжелой. *** – Ты не боишься показывать мне свою тайную базу? – Равнодушно поинтересовалась я, наконец оказавшись на улице. Достоевский снисходительно улыбнулся, покачивая головой. – Кто сказал, что это моя тайная база, глупышка? Оставайся в безопасности, и до скорой встречи, Арина. — С этими словами парень нахлобучил на голову шапку-ушанку, которая магическим образом оказалась в его руках во время короткого пути в сторону выхода, и скрылся в ближайшем переулке. Оторопев, моргнула и уставилась на пустое место, где еще недавно стоял Федор. Его тихая расслабленность, уверенность в собственной непогрешимости и всемогуществе откровенно пугала. Он ни на йоту не сомневался, что даже мобилизуй я все военные силы Японии, я не смогу его поймать. – Оставайся в безопасности, Арина, – сердито передразнила, оглядывая незнакомую местность. – Какая безопасность, если ты кинул меня у черта на куличиках?! – Ни телефона, ни денег у меня не было. Вздохнула, уже представляя долгое, бесцельное блуждание по улицам Йокогамы и ночевку где-то под мостом. Из оцепенения меня вырвали громкие крики людей и хор недовольных гудков со стороны дороги. По ней, создавая хаос, на огромной скорости летела белая машина. Знакомая белая машина. А конкретно, белая машина агентства. Обычно за рулем сидел Куникида или Харуно-сан, как единственные здравомыслящие люди из нашей компашки доблестных раздолбаев. И как единственные, кто с уважением относился к частному имуществу и знал правила ПДД. Порой, когда Куникида не видел, за руль усаживался Дазай, и тогда нам приходил целый букет штрафов от разгневанной полиции и массовые жалобы граждан. Но Дазай, при всей своей бестолковости, умел водить. Хоть как-то, но умел. Сейчас же, машина напоминала не машину, а таран. Кривым зигзагом она летела по дороге, нарушая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения. Несчастные пешеходы с воплями прижимались к зданиям и бросались в рассыпную, а такие же несчастные водители матом орали вслед, пытаясь убраться с пути автомобиля-убийцы. Где-то вдалеке выла сирена. Машина, не сбавляя скорости, мчалась прямо ко мне. Уставившись на нее как баран на новые ворота, решила, что именно так я и умру. Тут же, вторя мысли о смерти, появилось знакомое тянущее чувство внизу живота, обычно возникающее при применении способности. Дебильный дар решил, что сейчас настало самое время спасаться. Секунда – и автомобиль врезался в землю, резко останавливаясь аккурат напротив меня и оставляя за собой поврежденные борозды асфальта. Тянущее чувство отступило, и на его место пришел шок, когда я увидела, кто сидел за рулем этого... этого..., ну короче этого! – Арина! – С переднего сиденья вылетел Рампо. Обычно спокойный детектив выглядел взъерошенным. – Как ты мог посадить Кенджи-куна за руль?! – Воскликнула, в ахуе наблюдая за тем, как подросток с виноватым лицом встает с водительского места. – Пожалуйста, простите меня, добрые люди! Я не хотел никого задеть! – Прокричал сам Кенджи-кун в сторону потрясенных водителей и пешеходов, которые чудом умудрились спастись от смерти из-за лихой езды малолетнего эспера. – Ублюдок! – В ответ раздалась хоровая нецензурная брань. Кенджи ойкнул и покраснел, смутившись. – Сами вы ублюдки! – Крикнула я, чувствуя праведное возмущение за напарника. Человек первый раз сел за руль, чего они от него ждали? – АРИНА! – Гаркнул Рампо мне на ухо, заставляя обратить на себя внимание. – Что?! – Рявкнула, сердясь и на Рампо, который пустил Кенджи за руль. – Ты в порядке? – Парень беспокойно схватил меня за плечи и встряхнул, заглядывая в глаза. – В порядке? Все хорошо? – Момент возмущения за напарника схлынул, и я стушевалась, вспоминая недавние события. – Ты знаешь? – Тихо спросила, заглядывая в раскосые глаза друга. – Что тебя, клушу такую, похитил Достоевский? Конечно я знаю! – Воскликнул Рампо, суетясь вокруг меня. – Не понимаю, как ты могла это допустить?! А это еще что такое? – Он схватил мою руку с браслетом, пристально изучая. – Я сразу заподозрил неладное, когда ты не пришла на нашу встречу, Арина-сан. Ты не пострадала? Почему ты здесь? Что произошло? – Подключился взволнованный Кенджи-кун. Подросток подбежал и поднял меня, как дитя, тщательно осматривая со всех сторон. Глядя на эту картину, мои губы невольно задрожали. Они беспокоились за меня. Беспокоились настолько, что пришли на выручку! – Ты плачешь? Тебе больно? – Спросил Рампо и, не дождавшись ответа, обратился к Кенджи. – Она пострадала? Нам нужно к Йосано?! Нам точно нужно к Йосано, садись за руль! – Я в порядке, – ответила дрогнувшим голосом. – Теперь я в порядке, правда. Все хорошо. – Ты идиотка? Как все может быть хорошо, если тебя похитили? – С сомнением протянул Рампо, немного успокаиваясь. – Может тебе повредили мозги? Или постой, кажется, ты всегда была глупой, – услышав привычное бурчание детектива, я рассмеялась, но тут же осеклась, вспомнив слова Достоевского. – Дазай! – Воскликнула, подпрыгнув от беспокойства. – Рампо, ты знаешь, где находится Дазай?! Нам срочно нужно найти его, он может быть в опасности, быстрее! – Дазай? – Детектив склонил голову, возвращая обычный прищур глаз. – Что случилось с Дазаем? Стоило мне открыть рот, как звук сирены раздался совсем близко и позади нас остановилась патрулирующая полицейская машина, из которой пулей вылетел молодой служащий с зеленоватым лицом. – Вы! Нарушители! Не двигаться! – Воскликнул молодой парень в форме, указывая на нас дрожащими руками, и тут же упал, орошая содержимое желудка. Видимо, погоня за начинающим водителем Кенджи была невеселой. – Ой, кажется, это тот дяденька, который ехал за нами, – растерянно прошептал Кенджи и быстро побежал к упавшему полицейскому. – Вы в порядке? Вам помочь? – Нет, то есть реальную работу они делать не способны, зато устраивать погоню за величайшим детективом, который между прочим занят важным делом, так пожалуйста! – Рампо фыркнул, недовольно глядя на служащего. – Ну, он у меня сейчас получит, – нахлобучившись, детектив сердито потопал к машине. – У нас нет на это времени, мы должны проверить Дазая! – Крикнула, чувствуя, что весь этот цирк может затянуться надолго. – Да все с ним в порядке, он звонил мне, когда мы ехали к тебе, – отмахнулся детектив. От сердца отлегло, и я вздохнула с облегчением, с нежностью наблюдая за тем, как сердитый Рампо высокомерно начал читать нотации бедному полицейскому. Тот, напуганный, старался упорно отползти к машине в попытке безуспешного бегства, но был остановлен извиняющимся Кенджи, который, желая помочь бедолаге, отодвинул автомобиль в сторону голыми руками, чем напугал его еще больше. Глядя на эту картину, я рассмеялась. Легко и беззаботно, ведь сейчас, в окружение дорогих людей, мир снова казался правильным и светлым. И хоть будущее кажется мрачным, а одержимость Достоевского оказалась реальной и от того более пугающей, я вдруг решила, что точно смогу со всем справиться. Пусть не сама, а с помощью друзей, но я верю, что смогу все преодолеть. В конце концов, на моей стороне гений Рампо и сила Кенджи, а также маленькая деталь в виде манги из будущего. И Дазай, который... Что с Дазаем я еще не решила, но приятно знать, что он есть и, кажется, на моей стороне. – Оставьте его в покое, поехали домой! – Крикнула, устав наблюдать за мучениями бедного полицейского. – Только чур Кенджи за руль больше не пускаем, Йокогама еще не готова видеть его на дорогах. – Но Арина, он хотел меня арестовать! Меня! – С обидой ответил Рампо, не ожидая, что я приму сторону пострадавшего. – Арина-тян, ему нужна помощь! – Наивно крикнул Кенджи-кун. – Просто... Поехали домой, – попросила, хватая мальчишек за руки. – Я очень хочу домой.