* * *
Зал полнился звуками репетиционной музыки. Чонгук кивком велел поджарой женщине с седыми волосами вмешаться, и она потянулась к колонке, лежавшей на низком столике под станком, и понизила звук до минимума. При виде вставших у дверей Тэхёна и Чонгука некоторые в зале — всего их было человек десять парней — переглянулись. Другие — упёрли руки в бока, нетерпеливо ожидая причин, по которым их оторвали от занятия. — Меня зовут Ким Тэхён. Я из труппы провинции Кёнсан, но с сегодняшнего дня я буду в вашей труппе. Давайте постараемся изо всех сил. Тэхён заговорил до того, как ситуация сделалась ещё более напряжённой. Всё же Чонгук заявился с ним вместе не только в администрацию, где уже остался подписанным контракт, но и в репетиционный зал, и теперь стало ясно, насколько было опрометчивым приходить сюда не одному. Сам Чонгук этого не понимал — окинул всех и каждого приветливой улыбкой, будто это он представился и выразил наилучшие пожелания о совместной работе, а не Тэхён. — Рады познакомиться, — вставила женщина. Голос её никакой радости не выражал. Она взглянула на настенные часы, висящие над зазеркаленной стеной, и нетерпеливо сомкнула тонкие губы. — Мы не станем вас тревожить, — не медля сказал Тэхён. — Сегодня я пришёл разобраться с формальностями, а к занятиям приступлю с завтрашнего дня. Тишина стала тягостной. С ними никто не попрощался, и они молча покинули зал и так же молча отошли от него на несколько шагов, пока Чонгук не спросил: — Разве ты хотел приступить не сегодня? — и окинул многозначительным взглядом сумку Тэхёна, где лежала репетиционная одежда. — У меня такое чувство, что эти акулы тебя просто сожрут. Сожрут его? Тэхён мысленно хмыкнул и не ответил, восхитившись вновь красотой интерьера. Пролёты с мраморным полом, стены из оникса, подсвеченные желтовато-золотистым цветом. Винтовые лестницы расходились круговым беспорядком напротив панорамных окон. Для освещения здесь были люстры, свисающие мелким дроблённым хрусталём, как наспех собранные бусы. Хотя по отдельности всё могло показаться вычурным, вместе каждая деталь образовывала слаженность. Сеульский театр делился на два корпуса — один основной, где располагался зрительный зал, а второй корпус, отделённый внутренним садом, предназначался для занятий артистов балетной и оперной трупп. Танцоры репетировали на третьем этаже. Со второго этажа ничьё пение не доносилось, а значит, залы для оперистов сделаны с шумоподавлением. В Тэгу ничем таким похвастаться не могли, и иногда, переодеваясь после воскресных занятий, Тэхён непроизвольно заучивал все оперы Джузеппе Верди, которые существуют. — Ты знаком с Пак Ёндже? — спросил он, когда они с Чонгуком спустились на первый этаж. Женщина, которую они застали в зале, — это Лим Минчже, её фотография есть на сайте театра. Она заменяет Пак Ёндже и иногда даёт разминки его классу. Тэхён выяснил это заранее. — Да, но не близко. Видел его пару раз на всех этих важных сборищах. — И под конец, словно это не было очевидно, Чонгук добавил: — В родительском доме. — Им удалось затащить тебя туда, где обсуждались не только венчурные инвестиции? — Тэхён глядел себе под ноги, и вопрос его был, скорее, риторическим. — Я пошёл туда, потому что мне это было выгодно, — прозвучало как само собой разумеющееся. — Чебольские связи, — усмехнулся Тэхён. — Мои родители не чеболи. Как бы им ни хотелось. — Отказываясь всё наследовать, ты им не помогаешь. — Я не обязан им помогать. Без обиды, спокойно. Таким же голосом он предлагал позавтракать банановыми тостами. Они как раз подошли к двери, на которой значилось красноречивое «CEO», и Чонгук, остановившись, засунул руки в карманы джинсов, боком прислонился к стене и сказал так, как если бы клеил парня в клубе: — В добрый путь, Китри. Мне надо кое о чём переговорить, а потом ехать в офис. Справишься дальше сам? В ответный взгляд Тэхён вложил всё своё ехидство. Он никогда не нуждался в помощи, и сегодняшний день не исключение. Но доказывать что-то, особенно таким шумным и невнимательным людям, как Чонгук? Тэхён не видел в этом смысла. Подобных Чон Чонгуку он знает немало. Их территория — это слова. Территорией же Тэхёна всегда были действия.* * *
— Тэхён, твой подъём коси́т. Чеканный голос госпожи Лим разнёсся над классическими аккордами. Тэхён напряг икроножные мышцы и вывернул стопы до нужной точки. Сосредоточившись на руке, ещё недавно пережившей травму, он забылся. Он почти злился на себя, но ещё сильнее — на госпожу Лим, которая могла бы не обращать внимания на такие мелкие детали хотя бы в его первый день. Парень в чёрных спортивных штанах, стоящий перед Тэхёном, допускал ошибки куда серьёзнее. — Спина слишком напряжена! — Она почти взвизгнула, и его передёрнуло от этой резкой перемены. Тэхён как раз прослеживал взглядом движение руки, выровнявшейся до первой позиции вслед за подъёмом из плие, и заметил, как госпожа Лим движется в его сторону, уперев ладони в бока. Её выразительные, передёрнутые острым углом брови дрогнули. Они как будто жили одной жизнью с её эмоциями. Когда она стукнула его между лопаток, Тэхёну не было больно, но он поднялся из приседа раньше положенного, и она стукнула его ещё раз. — Твоя спина — это огромная проблема, — не щадя голос, провозгласила она. — Ты знаешь, что её нужно держать крепко. Но то, как ты это делаешь, так и вопит о твоём знании — и больше ни о чём. Тэхён постарался расслабиться на миг, но тут же собрал себя обратно. Расслабленность дорогого стоит, и ей это хорошо известно. Она, понятное дело, намекает, что у него нет таланта. Такие разговоры Тэхён слышал с детства, но это не помешало ему стать премьером во второй по величине труппе страны. У него — правильный способ танцевать, и он ненавидит обесценивание правил, о котором, по сути, просит госпожа Лим. Она недовольно фыркнула и принялась вести за его спиной счёт, недвусмысленно намекая, что Тэхён перестал попадать в такт. Станок в Сеульском оказался намного сложнее того, к которому он привык. Всё куда быстрее, больше деми плие, подсечённых батманами, и ни минуты передышки. Тэхён не мог вспомнить, когда в последний раз потел, разминаясь. Ли-сэм вообще был не из любителей продолжительного станка и давал на него полчаса, максимум час. Включал музыку и предоставлял Тэхёна и Чимина самим себе: один отрабатывал больше чёткость, второй — прыжки и растяжку. Когда занятие закончилось, госпожа Лим поблагодарила каждого, взяла колонку и скрылась за дверьми. Стоило ей уйти, и все выдохнули, некоторые — согнулись пополам, вцепившись руками в колени и тяжело дыша. В раздевалке парни бросились к шкафчикам, проверили телефоны, постояли так минуту или две, а после поплелись к душевым. Спустя получасовой перерыв всех ожидала отработка прыжков и растяжка с Ким Хаин. Тэхён пока не был с ней знаком, но, если судить по тому, как все активно приводили в порядок свой внешний вид (вплоть до причёсок), он подозревал, что Ким Хаин не из лояльных. Он вытирал волосы полотенцем, уже в свежей одежде для занятий, когда на телефон пришло уведомление. JK: как всё проходит? акулы тебя не сожрали? Тэхён повесил полотенце на крючок и присел на лавку посередине раздевалки. Taehyung: Во мне слишком много кофеина и прочих вредных веществ, как мы выяснили. JK: хочешь чтобы я поверил что ты несъедобный? На экране мигом отразился уже знакомый стикер с валяющимся кроликом, который пускал от смеха реки слёз. JK: я тебя забрать тоже сегодня не смогу С утра Тэхён приехал на такси. Проснулся он рано и обнаружил в телефоне сообщение от Чонгука: тот писал, что уехал по делам. Отправлено сообщение было в семь утра. Спустившись к завтраку, Тэхён застал на кухне Субин, которая готовила не традиционный корейский завтрак, а тосты. На столе дымился свежесваренный кофе без молока. Taehyung: Всё нормально. JK: …кроме моей репутации идеального мужа Taehyung: Хочешь, я заеду за тобой? Тэхён уже набрал «брачная работа требует усилий с обеих сторон», когда вовремя опомнился. Он стёр сообщение и отупело уставился в экран. На ответ Чонгуку не понадобилось много времени. JK: у нас сегодня попойка с коллегами, было бы неплохо если бы ты с ними познакомился JK: но если сильно устал, то лучше не надо JK: я тебе ещё не сказал, потому что не был уверен и ждал ответа от мамы - но кажется завтра ужин с родителями JK: так что может лучше отдохнёшь Тэхён по старой привычке облизал пересохшие губы. Всё больше парней стали возвращаться после душа, поэтому сообщение он набрал быстро и не раздумывая. Taehyung: Я приеду. Пришли адрес и время. JK: хён не потеряется в большом и ужасном Сеуле? Taehyung: Мне показалось, ты оборудовал обручальное кольцо GPS-датчиком. Стоит ли добавить эмодзи?.. Или лучше… Taehyung: Контроль за вложениями — это, мне кажется, в твоём стиле. JK: ахахахахаха JK: хорошо, пришлю тебе всё позже JK: берегись акул, Китри — Улыбку молодожёнов не спутать ни с какой другой. Заблокировав телефон, Тэхён вскинул голову. Перед ним стоял, вытирая влажные тёмные волосы, один из танцоров. Не улучив момент и не желая казаться навязчивым, Тэхён ни с кем пока не познакомился, поэтому не знал его имени. Парень был очень симпатичным, высоким и подтянутым. По его лицу казалось, что настроен он дружелюбно. — Я хотел как следует представиться, когда все вернутся… — Тэхён поднялся. К парню подтянулись ещё трое и встали позади него, как будто тоже были частью разговора с самого начала. — Ты ведь уже представился. Ким Тэхён. Мы запомнили, — улыбнулся высокий парень. — Меня зовут Квон Давон. Это Муёль, Хёнджин и Юн. — Рад познакомиться. — Мы очень ждали твоего появления, — подал голос Юн. Худой невысокий парень с крашеными рыжими волосами. Маленькие глаза, крупный нос. На занятии Тэхён отметил его отличную физическую подготовку. — Всё голову ломали, кому же так повезло оказаться сразу в основном составе, — беззлобно продолжил Юн. — Мы в Сеульском сразу после выпуска из академии. Пак-сонсэнним заприметил нас, когда мы были ещё на третьем курсе. — Вы в классе Пак Ёндже? — спросил Тэхён, совершенно не придав значения тому, что под собой несли слова Юна. — Да, только мы вчетвером, — ответил Давон. — Остальным разрешили вместе с нами заниматься с госпожой Лим и госпожой Ким, чтобы улучшать навыки. Остальным. Тэхён — в числе этих остальных. Что ж… — Вы занимаетесь с Пак-сонсэнним сегодня? — Да. После госпожи Ким у нас часовой перерыв, а потом… Уже вычерпнув главное, Тэхён стал слушать как через дымку. Вчера в администрации его встретила милая молодая девушка. Обсудив зарплату и возможность досрочно расторгнуть контракт, они его подписали. Девушка дала Тэхёну график репетиций, и занятий с Пак Ёндже там не было. — …в декабре у нас начинается новый сезон, поэтому уже через месяц надо будет распределить партии… — Что вы планируете давать в этом сезоне? — спросил Тэхён. Юн воодушевился, отвечая: — «Раймонда», «Дон Кихот», «Ромео и Джульетта», «Корсар» и «Сим Чхон». Сердце Тэхёна учащённо забилось, когда он услышал «Корсар», но последнее — «Сим Чхон» — так сильно его удивило, что он не сдержался и переспросил: — А почему «Сим Чхон»? — Особое пожелание нашего директора труппы, господина Чона, — пожал плечами Давон. — Он тебе не говорил? Сказать, что они пока не знакомы? Что Чонгук вчера вошёл в его, господина Чона, кабинет (с чёрно-белым значком «СЕО» на двери) и не позвал Тэхёна, который остался стоять в коридоре. Что Тэхён согласился на фиктивный брак, чтобы оказаться там, где стоит сейчас, и выйти на сцену Сеульского театра. — Кажется, было что-то такое. Слишком много событий за последний месяц. И всё смешалось. — Тэхён выдавил дружелюбную и, насколько мог, извиняющуюся улыбку. — Да уж, твоя жизнь здорово крутанулась… Что его жизнь и правда крутанулась, Тэхён особенно остро осознал, когда спустя полчаса, на занятии с госпожой Ким, хмурой черноволосой женщиной маленького роста, она объявила перед всеми, что ему недостаёт физической подготовки и устойчивости. Госпожа Ким, в отличие от Лим Минчже, не переходила на громкие возгласы, не ударяла, пускай и невесомо, по лопаткам или ещё куда. Она раздавала острые сухие комментарии, когда заканчивался музыкальный мотив, и хвалила тех, кого считала нужным похвалить. Тэхёна она не похвалила ни разу. На короткий миг у него возникла мысль, что все к нему предвзяты из-за Чонгука. Но он сразу её отмёл: эти люди, скорее, предпочли бы заискивать перед зятем Чон Чонхуна, а если у них и есть неприязнь, то вряд ли бы они стали демонстрировать её открыто. Разодранная перед выступлением сценическая одежда, мелкие иглы в балетной обуви, спрятанный дэнс-белт — такого он ожидал. Но он совершенно не ожидал, что между его подготовкой и подготовкой артистов сеульской труппы окажется непроходимая пропасть. Тэхён чувствовал себя выдающимся младшеклассником, которого посадили в выпускной класс: да, определённые заслуги имеются, но этого всё ещё недостаточно для того, чтобы быть лучшим, а не удачно поспевающим за лучшими. — А вы кем будете? — Это были первые слова, которые сказал Тэхёну Пак Ёндже. Он не был невежлив, но и вежливыми его манеры было бы не назвать. Пак Ёндже опирался на чёрную трость, одежда — тоже сплошь чёрная: выправленная рубашка, брюки и начищенная до блеска обувь. На груди у него красовался маленький крестик, вьющиеся волосы со следами седины ниспадали на небольшой выступающий лоб. Движениями и походкой он напоминал Тэхёну Чимина, хотя и был скован из-за травмы ноги, оставшейся с ним до конца жизни. — Я Ким Тэхён… — Вы задерживаете занятие. Если хотите посмотреть, то принесите стул молча. Тэхён хотел вовсе не смотреть. Он хотел показать, что достоин стать частью класса Пак-сонсэннима. Даже самому себе Тэхён не признался бы, насколько это унизительно — притащить стул и согласиться на звание зрителя. Так же сидела бабушка на открытых уроках, когда ему было шесть или семь. Так же сидели танцовщики, получившие серьёзную травму. А Тэхён всегда оставался там и по тем, кто сидит, скользил невидящим взглядом. Он бы не согласился на то, чтобы стать зрителем даже на час, не знай, что именно этим, скорее всего, может впечатлить Пак-сонсэннима. Люди вроде него ценят рвение. В таких случаях Тэхён своё рвение не против и показать, пускай это унизительно. По увиденному Тэхён заключил главное: его основными конкурентами оказались Юн и Давон. Тэхён предполагал это ещё в раздевалке — судил по их манере говорить, держать себя. Лучше всего артистов видно за пределами сцены. После занятия, когда все покинули репетиционный зал, Тэхён подошёл к Пак-сонсэнниму. Тот собирал со стола тетрадь, ручку, телефон. Одной рукой он крепко, до побелевших костяшек цеплялся за трость. — Что я могу сделать, чтобы вы приняли меня в свой класс? Пак-сонсэнним даже в лице не переменился. Молча зашагал к выходу, и Тэхён последовал за ним, замедляя шаги, чтобы подстроиться. — А ты как думаешь? — Я понимаю, что обстоятельства, по которым я здесь оказался, могли вас смутить… — Так. — Пак-сонсэнним поморщился, но вовсе не от боли. Он затормозил у двери и окинул Тэхёна бесцветным скучающим взглядом. — Мне плевать на твои, как ты сказал, обстоятельства. Давай это проясним, усёк? Да трахай ты хоть мою жену — я дам тебе танцевать все партии мира, если ты этого достоин. С этими словами Пак-сонсэнним вышел из зала. Дверь за ним закрылась с медленным щелчком. Только в тот миг Тэхён ощутил, как пылает его лицо. Вечером на ночной улице, посреди сигналов машин и сверкающих вывесок, он встретит Чонгука. Тэхёну сначала казалось, что, увидевшись с ним в этот день (ведь Тэхён обещал), он испытает ещё большую усталость (предвосхищал и расспросы, и постоянные бессмысленные усмешки), и настроение сменится с ужасного на отвратительное, но, стоило Чонгуку выбежать из бара, чтобы его встретить, как всё пошло наперекосяк. Взглянув на Тэхёна внимательно, он ничего не сказал. Протянул ему молча сигарету, которую сам же достал из пачки. Щёлкнул зажигалкой, накрыв огонь ладонью (там было обручальное кольцо). Отвёл, потянув за рукав, подальше от входа и толпы людей. И ни о чём не стал спрашивать, пока Тэхён придумывал, как ответит на «ну что, акулы тебя всё-таки сожрали, Китри?». Только когда стало очевидно, что в этот раз инициативу надо брать на себя, Тэхён сказал: — Хочу выпить. — А что предпочитаешь? — Чонгук улыбнулся мягко, без издёвки. Выдохнул дым, отвернувшись вбок. — Только не говори мне про макколи. Умоляю тебя. — Не знаю… Джин? — Его тут в избытке. Пойдём. И они пошли. И Тэхён, пока смотрел — и смотрел — Чонгуку в спину, забылся вовсе не от того, от чего забывался обычно.