* * *
В раздевалке Тэхён поздоровался со всеми первым. Давону и Юну он даже улыбнулся. Сегодня он снова планировал посмотреть на их занятие с Пак-сонсэннимом и запомнить движения этих двоих, которые Пак Ёндже хотя и безэмоционально, но хвалит. Тэхён думал довести эти движения до идеала и продемонстрировать перед ним, когда тот наконец сдастся и подпустит к танцам в своём классе. После станка с Лим-сонсэнним, где она в очередной раз не упустила возможности указать Тэхёну на все его недостатки, а особенно — на косой подъём, к нему подошёл Юн. Он тяжело дышал, держа руки на бёдрах, и приветственно улыбался. — Лим-сэм преподавала нам классику в академии. Когда я был на первом курсе, она и меня так донимала. — Да, только я не на первом курсе, — ответил Тэхён. В его голосе не слышалось обиды, и он её на самом деле не испытывал. То, что Юн опустился до такого явного подкола, Тэхёну даже льстило. Лучше пусть в нём видят конкурента, чем говорят «стоять на месте», как просил Мин Юнги. Но когда Юн неестественно рассмеялся, Тэхён за этим представлением наблюдал уже с нарастающим разочарованием: Юн — отличный танцор, у него природная координация, помноженная опытом тренировок, и видеть в таком нём жалкую личность и самого обычного человека — довольно удручающе. — Я слышал, в Тэгу очень недурная балетная академия, — сказал Юн, очевидно, чтобы и дальше держать лицо: смотри, я пришёл просто поболтать. Тэхён улыбнулся той улыбкой, которую принято считать дружелюбной, и, забрав с подоконника телефон, направился в раздевалку. Разблокировав экран, он увидел сообщение от Чонгука, отправленное три минуты назад. Либо случайность, либо обладающий хорошей памятью Чонгук запомнил его расписание. JK: как занятия? Тэхён уставился в телефон, не до конца понимая смысл простого, казалось бы, вопроса. Будь он на месте Чонгука, то предпочёл бы не вести отвлечённых переписок после утреннего разговора в машине. Пока Тэхён на ходу набирал сообщение, случай с Юном остался где-то далеко, как будто вымылся из мыслей. Taehyung: Как всегда. JK: хочешь я позову Пак Ёндже сегодня на ужин к родителям? JK: если тебе и твоим очерченным границам от этого будет легче - не забывай что от этого брака должен выигрывать не я один JK: все условия нашей сделки я помню довольно хорошо, йобо Тэхён так и видел, как на лице Чонгука расцвела ёрническая ухмылка, пока он это написывал. Taehyung: Не нужно, спасибо. Но Чонгук продолжил без нажима настаивать. JK: это поможет вам сблизиться и установить контакт, не думай что мы даём ему какую-то взятку или что-то типа того Taehyung: Разве твои родители не удивятся, что в день нашего знакомства с нами будет посторонний человек? JK: если ты переживаешь о том как пройдет встреча, то не стоит - я всё проконтролирую Тэхён поджал губы. Дойдя до шкафчика, он облокотился о него, не торопясь сменить одежду для занятия по растяжке. Taehyung: Пак Ёндже будет удивлён, что я только сейчас знакомлюсь с твоими родителями. JK: Тэхён JK: бери что хочешь и поменьше думай о последствиях JK: поверь мне, я справлюсь без проблем И прежде чем Тэхён успел осмыслить, как звучат эти сообщения, вслед за ними пришло ещё одно — не обобщающее. JK: справлюсь и придумаю какую историю поведать Пак Ёндже У Тэхёна неприятно, точно всё тело противилось, ныло в рёбрах: напористость Чонгука вынуждает делиться своими планами. Чонгук вообще заставляет его как будто бы больше говорить о себе: иногда ненавязчиво, иногда — как сейчас. Но как бы это ни выводило из равновесия, ответ он писал, ничего не скрывая. Taehyung: Пока что Пак-сонсэнним не особенно меня жалует, вчера на его занятии я был зрителем, сегодня планирую сделать то же самое. Мне нужно, чтобы он увидел во мне танцора, а не просто твоего мужа. Ему плевать на налаживание связей и контактов — такой он человек. И я не хочу стараться завести с ним дружбу до того, как не постарался изо всех сил в его балетном классе. Перечитав сообщение несколько раз и кое-где поменяв местами слова, Тэхён наконец его отправил. Прочитал Чонгук сразу же, но набирать ничего в ответ не стал. Время уже поджимало, и Тэхён отложил телефон в шкафчик. Он переоделся за считанные секунды, снял с шеи однорядный жемчужный чокер и тонкую золотистую цепь, которые всегда носил: вчера Ким Хаин-сонсэнним отчитала одного из танцоров за неснятые браслеты, а Тэхёну только и оставалось, что радоваться, что его украшения не проглядывались за безрукавной водолазкой из эластина. Телефон загорелся светом — Чонгук наконец ответил. JK: ок Должно быть, ему кто-то позвонил — иной причины, почему потребовалось столько времени на такой простой ответ, Тэхён не видел. JK: встреча в восемь. лучше не обедай плотно - мама будет пихать в тебя еду. вот адрес Несколько секунд — и Чонгук прислал геолокацию. Ну разумеется, Чхондамдон… Тэхён отчётливо представил себе высокий забор и прислугу, которая его встретит. Думал он об этом, даже пока отрабатывал прыжки под громогласные отсчёты Ким-сонсэнним, перекрывавшие музыку. Была у Тэхёна глупая черта, которую он в себе недолюбливал, — стремление всегда нравиться и угождать старшим. Именно этой чертой и объяснялось волнение, охватившее его перед встречей с семьёй Чонгука. Да и к тому же, будь они людьми… попроще — вроде родителей Чимина, с которыми Тэхён неплохо ладил, — он бы просто купил им набор с сиропом женьшеня. Что дарить людям, которые живут в частном районе Чхондамдона, Тэхён не имел ни малейшего понятия. Они и так должны встретить его без особого расположения: не было ни официального знакомства до брака, ни свадебной церемонии. Вспомнив о церемонии, Тэхён сделал себе мысленную пометку спросить кое о чём Чонгука и сосредоточился на занятии. Он неплохо преуспел: сегодня Ким-сонсэнним сделала замечания двум ученикам, в числе которых его не оказалось. Когда спустя час изнурительной репетиции все стали расходиться, он взял телефон и, устало повиснув локтями на станке, снова открыл чат с Чонгуком. Taehyung: Я правильно понимаю, что твои родители считают, будто бы у нас была свадебная церемония, на которую мы их не позвали? У Чонгука, похоже, не лучшие отношения с отцом. Быть может, он специально устроил в статьях шоу, чтобы позлить родителей. Это казалось Тэхёну детской глупостью. Отчасти Тэхён осознавал, что осуждает тех, кто не ладит с родителями, с неоправданной чрезмерностью, но, как ни старался, ничего не мог с собой поделать: ему так сильно, сокровенно и болезненно хотелось, чтобы родители были и у него, что он не отказался бы от любых, какими бы они ни оказались людьми. JK: я сказал им, как и Джисону, Ханылю и Мишель JK: что это ложь для пиара Taehyung: Нам надо было заранее обсудить все детали, чтобы сегодня мы хотя бы лгали им одинаково. А обсудить всё они не смогли как минимум потому, что вчера почти занялись сексом в ванной, пока друзья Чонгука находились за стеной. Тэхён успел пожалеть о том, что написал, но последующие сообщения Чонгука не сквозили едкостью и колкими намёками. JK: давай введём правило JK: когда будут что-то спрашивать про нас - я всегда отвечаю первым. если я замолкаю, ты можешь подхватить. главное - запоминать, что говорим Taehyung: Хорошо. Зайдя в раздевалку, Тэхён хотел было уже отложить телефон, чтобы сменить футболку, но тот замигал ещё одним сообщением от Чонгука. JK: удачи с Пак Ёндже Прозвище «Китри» Чонгук перестал использовать, видимо, для того, чтобы показать: о проведённой черте он не забывает. Тэхён набрал короткое «спасибо», заблокировал телефон и, перевернув экраном вниз, оставил в шкафчике. Пак-сонсэнним сегодня не сказал ему ни слова: окинул невыразительным взглядом, а после развернулся к своему классу, как будто Тэхён — пустое место. Это, конечно, задевало. Но в балете Тэхён сталкивался с вещами и похуже. В кёнсанской труппе всё устаканилось только после того, как его перевели в премьеры. До этого ему приходилось терпеть унижения от прошлого директора труппы, отца Мин Юнги (на икрах до сих пор остались едва заметные шрамы от тонкой пластичной указки: господин Мин любил хлестать ей по ногам тех, кто не попадает в такт); от педагога-репетитора, лет до девятнадцати заставлявшего отчитываться за каждый съеденный кусок еды (в детстве Тэхён всегда был плотнее средних танцоров, а в подростковом возрасте — сделался каким-то непропорциональным, что у репетитора вызывало беспокойство); и, наконец, от тех, кто не мог смириться с тем, что Тэхёну через каких-то два года после выпуска из танцевальной академии достались партии па-де-де с примой: уверенные, что он заслужил своё место главным образом благодаря росту и внешности (диеты дали о себе знать наравне с генами матери), они всячески пытались подорвать его уверенность в себе. Но Тэхёна не остановили ни разодранная чужими руками танцевальная обувь, ни внезапно исчезнувшая перед его выходом на сцену канифоль, ни подговорённый как-то раз ведущий, вручивший после концерта букеты всем, кроме Тэхёна: он двигался, двигался и двигался вперёд, изнуряя себя и своё тело. Во время сегодняшнего занятия Тэхён, как и хотел, запомнил детали, в которых Пак-сонсэнним может расщедриться на похвалу. Ими оказались координация и руки. Выходя из зала, Пак-сонсэнним ничего не сказал Тэхёну, который оставался тут один. Не спросил даже, почему тот не уходит. Стоило двери закрыться, Тэхён встал и подошёл к зеркалу, поднял руки до пятой позиции с той же объёмностью, как это обычно делал Чимин. В груди прострелило от горечи, какой-то внезапно навалившейся обиды, и Тэхён направился к раздевалкам — неторопливо, надеясь, что к его приходу там уже никого не будет. Так и оказалось. Тэхён достал из шкафчика чокер и золотую цепь. Кулон на цепи — это подарок от Чимина на восемнадцатилетие. Небольшое солнце. В телефоне не было ни одного уведомления. Тэхён открыл переписку с Чимином: последнее сообщение — это присланное Чимином видео. Отправлено больше месяца назад. Два предложения, которые дались ему с трудом, дополнили чат сегодня. Taehyung: Прости. Я наговорил лишнего. Они дались ему с трудом, но стоило это написать — и Тэхён почувствовал себя лучше. Даже если Чимин его не простит, ему самому достаточно и того, что он попытался. Тэхён настолько выдрессировал себя бесконечными попытками во всём, что из простого якоря, за который он цеплялся, эта привычка стала его штилем. Он просил прощения, зная, что Чимин никогда не попросит его первым. Сообщение тот прочитал почти сразу, но ничего не ответил. Тэхён взглянул на время: половина седьмого. Пора собираться.* * *
Забор оказался не таким высоким, как он себе представлял. Но всё-таки достаточно высоким для того, чтобы полностью скрыть от прохожих фасад дома и внутренний двор. Чонгук встретил его снаружи. Он подпирал спиной дверь, в той же одежде, что и утром. Окинув Тэхёна взглядом, подался вперёд и засунул руки в карманы джинсов. — Ты заезжал домой? — Он, очевидно, спрашивал из-за одежды: кожаная куртка и бежевая рубашка свободного кроя, на талии заправленная в широкие чёрные брюки. — Я взял с собой утром запасную одежду. — Вижу, ты ответственно подходишь к вопросу. — Чонгук усмехнулся, но без насмешки как таковой, и прошёлся по Тэхёну ещё одним взглядом. Вернувшись к глазам, скупо сказал: — Пойдём. Мама ждёт не дождётся. — Я купил им… — начал было Тэхён, протягивая красный подарочный пакет, но его перебили: — Отдашь сам. Волосы Чонгука были распущены и заправлены за уши. Пока они шли через двор, Тэхён отдернул себя от мыслей о том, что в проколах снова нет серёг, и огляделся по сторонам: темноту освещали низкие прямоугольные фонари, выстолбленные вдоль каменистой тропы. Деревьев было высажено немного, в основном пространство занимали ярко-зелёный газон и сад с цветами, отделённый низким деревянным забором. Должно быть, мама Чонгука, Ан Даин, увлекается садоводством. Ан Даин оказалась высокой худой женщиной с белой кожей, тонкими губами и яркими глазами Чонгука. Увидев Тэхёна, она без наигранности, с какой-то аристократической лёгкостью захлопала в ладони, и осветилась тёплой и не требующей ничего взамен улыбкой. Вульгарности ей не придавали ни ярко-красный лак, ни массивные кольца и серьги — так она, напротив, казалась более осязаемой и приближенной к обычным людям. — Ты, значит, Тэхён!.. Надо же, какой красивый… От Даин пахло свежими пряностями, и, когда она невесомо обвила Тэхёна за шею одной рукой, от растерянности он уставился вниз и проследил, точно сквозь пелену, за тем, как колышется подол её изумрудного платья. По её осанке, лёгкости движений, просто даже по тому, как она стояла, Тэхён понял: Даин — бывшая балерина. И почему-то он робел перед ней, как маленький ребёнок. — Мам, ну хватит… Дай ему отдышаться. — Я всё ещё с тобой не разговариваю. — Вместо того, чтобы взглянуть на Чонгука, к которому обращалась, она с улыбкой потрепала Тэхёна по щеке. Тот неуверенно протянул ей набор женьшеня, так и не сказав ни слова. Подарок Даин приняла и искренне, без утайки засияла. Оглядела содержимое и вперилась в Тэхёна таким любовным взглядом, как будто он вырос у неё на глазах и теперь они наконец встретились после долгой разлуки. — Спасибо, Тэхёна-а… тебе не стоило! Но женьшень как раз кстати для твоего отца, Чонгук… — Она положила пакет на банкетку. — Я устала следить за тем, не ест ли он опять сладкое. — Ты же со мной не разговариваешь, — без обиды промямлил Чонгук и, взяв Тэхёна за руку, повёл его через светлую просторную прихожую. В гостиной их встретил Чон Чонхун: он сидел в кресле, читая газету; когда они вошли, он сложил её пополам, встал, подошёл к Тэхёну и, ничего не сказав, протянул руку для рукопожатия. Готовившийся было поклониться Тэхён сначала растерялся, но вовремя спохватился и вытянул правую руку, левой придерживая запястье. От лёгкого поклона не удержался всё равно. — Простите нас, что так поздно пришли к вам, — сказал Тэхён. Господин Чон был мужчиной с лёгкой проседью на висках. Ростом чуть выше Чонгука, в плечах — значительно уже. Почти болезненно худой, с сероватым оттенком кожи. Он имел привычку так сильно поджимать губы, что их тонкая линия делалась незаметной. В вытянутом лице господина Чона проскальзывала усталость, которую он старался словно бы запечатать. — Всё хорошо. Ёндже уже успел мне о тебе рассказать. От него я узнаю о тебе больше, чем от собственного сына. В другой похожей ситуации Тэхён бы наверняка мысленно зацепился за то, что Пак-сонсэнним его обсуждал со своим начальником и, скорее всего, по совместительству другом или приятелем. И обсуждал, судя по всему, не в дурном ключе. Но в этой ситуации Тэхён зацепился за то, как было сказано «собственного сына», и метнул взгляд на стоящего рядом Чонгука. На удивление тот выглядел вполне беззаботно и смотрел на отца как на развлекающегося ребёнка. В этом взгляде не было обиды, злобы и протеста, которые Тэхён ожидал увидеть. — Тэхён, — подала голос Даин. Она встала рядом с мужем, положила руку ему на плечо, и тот едва уловимо расслабился, — Чонгук сказал, ты не ешь острое. Так что сегодня у нас день без гастрита. Во время ужина она и правда старалась его откормить: накладывала гору чапче, затем, как будто чапче было недостаточно, придвинула ему огромную порцию отварных говяжьих сухожилий. — Кажется, тебе надо забыть о своём интервальном голодании, — наблюдая за всем этим, хмыкнул Чонгук. — Какое ещё интервальное голодание? — недовольно цыкнула Даин. Чонгук пожал плечами и продолжил методично протыкать палками лапшу. — Спроси у него. — Всё нормально, — вмешался Тэхён, — бывают дни, когда я разрешаю себе. Вы очень вкусно готовите. Он и правда не чувствовал угрызений совести из-за того, что ест. Чапче был немного пересолен, но Тэхён ел с искренним удовольствием. Когда сталкивался взглядами с Даин, не скупился на улыбки. Но когда Чонгук демонстративно брал его за руку — скупился на то, чтобы крепче сжать в ответ. Чонхун молчал едва ли не весь ужин, Тэхён замечал, как тот следит за ним и за Чонгуком, но больше, кажется, за Чонгуком. Несмотря на повышенное внимание к их паре, Тэхён не смог ничего разыгрывать. Он просто плыл по течению, как если бы эта посиделка и правда была настоящим семейным ужином. — Как тебе занятия? — спросил Чонхун под конец, когда еда уже была доедена. Он отложил палочки и откинулся на спинку стула, вцепившись в Тэхёна сканирующим взглядом. — Сильно отличается от того, к чему я привык. Но мне нравится. И я справлюсь. — Справишься, конечно, — улыбнулась Даин, но Чонхун продолжил строго, будто не слыша её: — Ты упорный. Это хорошо. Но этого может быть недостаточно. Послышался стук — на стол опустились палочки Чонгука. — Не просто упорный, — спокойно проговорил он. — У него есть чёткость движений. Хорошая память и врождённый баланс. — Говоришь так, как будто что-нибудь в этом смыслишь. — Чонхун не оскорблял. Он холодно констатировал факт. — Отведи его к Хосоку. Ему это может пойти на пользу. — Тэхён артист Сеульского театра. Твой артист. Дай ему нужные контакты, и если он захочет, то сходит к Хосоку сам. Несколько секунд Чонхун мерил сына нечитаемым взглядом, но после тяжело вздохнул, покачал головой с какой-то непонятной разочарованностью и ничего не сказал. Тэхёну показалось, что тот если и хотел продолжить спор — посчитал его бесполезным. В гостиной Даин принесла почищенные фрукты и стала рассказывать Тэхёну про свою молодость в Сеульском театре. Она успела стать сюже, а потом вышла замуж, родила сына и больше на сцену не возвращалась. Чонгук сидел рядом, положив руку Тэхёна к себе на бедро и перебирая его фаланги большим пальцем: оглаживал и отпускал, и так без конца. Рассказ Даин он слушал без интереса, а та смотрела на него как на восьмое чудо света, особенно не скрывая радости при взгляде на их касания. Тэхён и забыл, что заготовил ответы на вопросы о своих родителях — как их не стало и как его воспитывала бабушка. Забыл заготовленный ответ на вопрос о том, как они с Чонгуком познакомились; забыл свою пламенную тираду, в которой заверил бы Чон Чонхуна, что не против, если биологическим отцом будущих детей станет Чонгук — Тэхён предполагал, что для такого человека этот вопрос может оказаться принципиальным. Тэхён вёл себя естественно — он не смог иначе, когда встретился с искренностью семьи Чонгука. Они засиделись допоздна, и Даин, не спрашивая, хотят ли они остаться, сказала, что им подготовили комнату на втором этаже — бывшая спальня Чонгука. Можно было бы придумать отговорки про работу и ранний подъём, но завтра была суббота, да и к тому же — Тэхёну (и похоже, что Чонгуку тоже) не хотелось её расстраивать. Первым, что сказал Чонгук, когда они остались наедине, стало: — Нам даже правило моё не понадобилось. Заметил? Тэхён не сразу понял, о чём он, но потом вспомнил: в переписке Чонгук говорил, что всегда будет отвечать первым, а Тэхён — подхватывать. — Мне полагаются премиальные? Всё прошло слишком хорошо. — За то, что съел пересоленный мамой чапче, тебе полагается ещё и компенсация. Тэхён сел на край кровати, наблюдая за Чонгуком: тот подошёл к шкафу и склонил голову вбок перед стопками немногочисленной одежды на полках. — Если хочешь покурить, можно выйти на балкон, — сказал он, не оборачиваясь. Покурить они вышли только после того, как каждый сходил в душ. Чонгук дал Тэхёну серые спортивные штаны и белую футболку, сам — тоже нацепил нечто похожее. Одежда пахла кондиционером для белья и не казалась старой. — Часто здесь бываешь? — Нет. Это не моё. Мама подготовила. Она… ну, мечтала и ждала, когда же я обзаведусь мужем или женой. Поэтому сейчас, когда её мечта осуществилась, не находит себе места. На балконе было по-осеннему прохладно, стоял запах скошенной травы. Они опустились друг рядом с другом на плетёный полудиван, и Чонгук накинул Тэхёну на плечи плед, который прихватил с собой. Для себя он прихватил отдельный. — Как твои коллеги? — спросил Тэхён после первой затяжки. — Вчера я с ними даже не попрощался как следует. — Нормально. Ты понравился Мишель, это редкость. — Понравился? — Он с недоверием покосился на Чонгука. Тот смотрел прямо перед собой, и чадящее пламя сигареты освещало кончик его носа. — Что-то не похоже. — А тебе они понравились? — Ну… да. — По тебе тоже было не похоже, — парировал Чонгук. И почти без перехода спросил: — Как прошёл твой день? — Без происшествий. Повисла пауза. Тэхён слышал едва уловимые звуки редких машин за оградой и уханье совы где-то вдалеке. — У тебя очень хорошая семья, — сказал он наконец. Слова слишком долго вертелись на языке. Он не мог оставить их при себе. Чонгук молчал некоторое время, и, когда Тэхён уже подумал, что не ответит, тот ровно, на выдохе произнёс: — Кажется, они теперь считают, что и мы с тобой — хорошая семья. В Тэхёна как будто чем-то стрельнуло. Он ощутил это сразу, большим наплывом. Он редко когда испытывал что-то вот так с ходу. И что-то настолько неохватное. Повернувшись к Чонгуку, Тэхён подвис: прошёлся взглядом по чеканному профилю, по собранным после душа волосам. Сердце забилось быстрее обычного, прежде чем снова вернуться в свою колею. Тэхён докурил сигарету, затушил её в пепельнице и уставился на раскинутое ночное небо, подсвеченное желтизной светящегося Каннама. Спросил: — Кто такой Хосок? — особо не рассчитывая услышать ответ. А когда получил его: — Мой двоюродный брат. У него своя студия танцев. …когда получил его, ощутил удар: в него вбилось понимание — ему, оказывается, и правда нужно было это знать. Хосок — брат. Никакой не любовник, не парень, не друг Чонгука, которому тот предложил секс без обязательств. — Не думай о том, что сказал отец, — продолжал Чонгук. — Хосок хороший танцор, но он увлёкся и ушёл в какие-то дебри. Современные танцы с элементами классики — он сейчас в этом. И ещё в чем-то, но я боюсь перепутать название. — Ты раньше занимался? На самом деле ты многое понимаешь. — Тэхён снова взглянул на профиль Чонгука. — Нет, никогда. Но моя мама — сам понимаешь. Я многое от неё слышал. И вы с ней, кажется… спелись? — На последних словах Чонгук резко развернулся, улыбаясь и обдавая тёплым дыханием. Тэхёну захотелось одновременно двух вещей: отодвинуться и провести языком под мочкой его уха. Если бы он не помнил слишком отчётливо, как скользит холод пирсинга по члену, как эти губы ощущаются на собственных губах, то, может, и правда смог бы оторваться от Чонгука, отсесть, встать или уйти. И если бы не сегодняшний день и не сегодняшний его вечер, то Тэхён бы смог себя убедить, что просто хочет секса. Раньше он никогда не чувствовал так много всего разом. А сейчас не мог понять, как можно так быстро увязнуть в чувствах к человеку, который полностью тебе противоположен.