Удар молнии

— Рад снова встретиться, Тэхён. В зале было невыносимо душно. За Хосоком, тяжело дышащим и приветственно улыбающимся Тэхёну, стояла группа танцоров. Все одеты как попало — джинсы, растянутые свитшоты, кроссовки, — без той строгости, к которой Тэхён привык в балете. — И я. Мы не познакомились как следует. — Я вернусь через два часа, — вмешался Чонгук, обращаясь к Хосоку. — Ты же не против, что Тэхён посмотрит занятие? — Как я могу быть против, чтобы такой красотой скрасили наши серые будни. — Говоря это, Хосок изогнул одну бровь и переминулся с пяток на носки. Он как будто сказал что-то ещё Чонгуку одним взглядом, но тот ничего на это не ответил. Тэхён покосился на него: лицо Чонгука осталось нечитаемым, а во взгляде проскользнуло отчуждение. — Без выкрутасов твоих, хён, уяснил? — Голос прозвучал чрезмерно ровно. — Хорошо-хорошо. Никто его тебе не обидит. Поезжай уже. Тэхён принялся оглядывать зал: пол из обычного линолеума, не для классического танца; вокруг — зеркала и никаких станков. Он хотел было пройти к диванчику рядом с колонками, но Чонгук внезапно встал напротив, загораживая его от остальных. Бегло проведя языком по кольцу в губе, он наконец сказал: — Приеду через два часа. — Я понял. Если что, я могу сам… Точно так же Чонгук зашёл вместе с ним в балетный зал Сеульского театра, когда Тэхён впервые там оказался. Прислушиваясь к себе сейчас, Тэхён понимал, что не раздражается из-за его постоянной опеки. Чонгука было много, но он не перекрывал собой дыхание. Завладевая временем Тэхёна, он будто бы вырывал всё, что дают, а не забирал то, что отдавать не хотят. — Скоро увидимся, Китри. — Чонгук чуть сморщил губы, сдерживая вдруг нарастающую улыбку. Глаза у него заблестели, и он склонил голову, укатывая вырвавшийся смешок куда-то вниз. И наконец сказал: — Я понял, что это женский персонаж, хватит делать такое лицо. Тэхён понятия не имел, о каком «таком» лице шла речь. Насчёт своего прозвища он и не собирался возражать. Его лишь удивило, что Чонгук снова так к нему обращается. Когда послышалось ехидное покашливание Хосока, Чонгук окинул Тэхёна ещё одним внимательным взглядом и, ничего не сказав, прошёл мимо. Прошёл достаточно близко для того, чтобы окутать шлейфом своего парфюма. Даже опустившись на диван и услышав первые биты и призывные выкрики Хосока, Тэхён всё ещё ощущал присутствие Чонгука. Первые пятнадцать минут прошли как в прострации. Тэхён отрывисто дышал и в какой-то момент понял, что едва заметно улыбается, уставившись в одну точку. Точкой этой оказалось лицо темноволосого парня, который двигался в такт музыке. Тэхён, вдыхая отголоски запаха Чонгука, только сейчас понял, что сверлит парня взглядом добрых минут десять, а тот, почувствовав на себе чужое внимание, посмотрел прямо на него и улыбнулся, блеснув белыми зубами. В такт очередному движению парень склонил голову вбок и подмигнул. Тэхён невольно на него засмотрелся: его тело было лёгким, подчинялось ему полностью. Казалось, он не прилагает никаких усилий, делая очередную волну, и его не тревожило, в какой позиции окажется внезапно вскинутая кверху рука. Тэхён не знал, как называются комбинации в хип-хопе, но он понимал, какой упорный труд стоит за такой лёгкостью, и мог оценить по достоинству. — И-и-и… вперёд! — выкрикнул Хосок. Тэхён словно опомнился. Он впервые обратил внимание на Хосока, танцующего впереди своей группы. И весь внутренне замер. То, что делал Хосок, оказалось даже лучше баллонов Чимина. Лучше многого, что Тэхён когда-либо видел в своей жизни. Хосок жил своим телом, отдавался ему полностью, и оно отдавалось ему в ответ. Нет, он и был своим телом. Никакой осмысленности, но чёткость от этого не убавлялась. На покрасневшем от восторга лице — экстаз и чистый, чистый кайф. В отличие от остальных танцующих Хосок знал технику классического танца. Тэхён замечал это в его кистях, коленях, видел это по его стопам и осанке. Тэхён замечал и то, что Хосок освоил в классическом танце всё, что можно, но себе оставил только самое интересное — особенно сильно ему, Хосоку, понравившееся. И тогда, глядя на Чон Хосока, под громкие биты и бешено колотящееся сердце, Тэхён осознал, что впервые в жизни встретил тот самый истинный талант, которому его самого противопоставляли, сколько он себя помнил, пускай и не говорили этого напрямую. Когда занятие закончилось, он, как заворожённый, двинулся к запыхавшемуся Хосоку, встал напротив и первые секунды растерянно молчал, не зная, как именно выразить то, что теснилось в груди. Тэхён был готов вот-вот расплакаться от восторга. — Что такое? — Хосок провёл ладонью по взмокшему затылку и тяжело вздохнул. — Ты возмущён, что мы нарушаем все мыслимые и немыслимые каноны? — хмыкнул он. — Я же могу обращаться к тебе «хён»? Хосок, схвативший с пола бутылку воды, остолбенел. Его рука зависла на крышке, и он, коротко усмехнувшись, всмотрелся в Тэхёна с явным неверием. — Мне Чонгук сказал, ты бываешь робким. Это что, только с ним? — И тут же, не меняясь в голосе, Хосок сказал: — Я девяносто четвертого года, а ты? — Девяносто пятый. Самый конец. — Тогда я и правда твой хён. Что, понравилось? — Хосок изогнул одну бровь. Когда он улыбался, с места сдвигался каждый мускул его лица. От него веяло жизнью, жаром, движением. Но, в отличие от Чонгука, которого можно было бы назвать похожим на него, в Хосоке не чувствовалась сила, способная разломить пополам. Чон Хосок казался человеком, которого если что-то не устроит, то он рассмеётся, отмахнётся и пойдёт дальше по своим делам. — Могу я приходить сюда чаще? — без лишних предисловий заявил Тэхён. — И я бы хотел заниматься с тобой. Индивидуально, в группе — мне всё равно. Как скажешь, так и буду заниматься. — Воу, полегче. Что я скажу дяде, если и ты переметнёшься на тёмную сторону и забросишь балет? Тэхён оторопел: ему такое никогда не пришло бы на ум. — Я не брошу балет. Но мне нужно заниматься именно с тобой. — С чего это? — Хосок сделал глоток воды, выдохнул. Почёсывая бровь, он не переставал разглядывать Тэхёна. — Ты разве не понимаешь сам? Ты просто… бог танца. — На последних словах Тэхён едва не задохнулся. Такого сильного восторга, распирающего его на части, он не испытывал очень давно. — Малыш, в Сеуле полно таких божков. Ты походи ещё. Найдёшь другого, и хотя бы не я стану причиной твоего ухода из балета. Я тебе серьёзно говорю, дядя меня, нахуй, четвертует. — Но это он сказал Чонгуку привести меня к тебе. — Тэхён поделился, не пытаясь убедить или настоять на своём. Мысленно он уже представлял, как станет заниматься с Хосоком, и, кажется, позабыл, что для этого сначала стоит уговорить его взять к себе. Надо показать, на что способен? Тэхён не против… Но на Хосоке его слабый аргумент отчего-то сработал: — Что, правда? — Хосок недоверчиво покосился на Тэхёна и, когда понял, что говорит тот серьёзно, тяжело и как-то устало вздохнул. — Так, ладно, хорошо… Господи, как же меня заебала эта семейка… — Он закатил глаза и провёл ладонями по лицу, точно приходя в себя. — Я тебе напишу всё. Скину расписание занятий. Будешь в группе заниматься. Только не отсвечивай, окей? Если что-то сможешь почерпнуть — отлично. Не сможешь — не мои проблемы. С этими словами он направился к выходу из зала. Тэхён не осознавал происходящее, даже когда Хосок остановился в дверях. Получится ли так же прыгать? А так же, как Хосок, чувствовать своё тело?.. — Послушай… — Хосок взглянул на Тэхёна через плечо. — Подожди меня снаружи. Давайте сегодня куда-нибудь сходим, а? Я, если что, не хотел тебе грубить… И в тот день, когда завалился к Чонгуку, я был очень уставшим и даже нормально не поговорил с тобой. В общем, подождёшь, да? — Конечно, — выпалил Тэхён. Его воодушевляла сама мысль о том, чтобы провести с Хосоком как можно больше времени. И одно Тэхён понял вполне точно: что бы ни говорил, семья не была для Чон Хосока пустым звуком, по крайней мере её часть в виде Чонгука, раз он пошёл Тэхёну навстречу. На улице стылый воздух ударил в лицо, и Тэхён плотнее закутался в тренч. Закурив, он написал Чонгуку, что Хосок предлагает куда-нибудь вместе сходить. Не дожидаясь ответа, запихнул телефон в карман и прислонился к зданию танцевальной студии. Располагалось оно недалеко от Хондэ, и оживлённые звуки долетали сюда отголосками. Тэхён скурил половину сигареты, и телефон завибрировал. Чонгук написал, что будет через пять минут. Наверное, это означало, что он не против захватить Хосока и где-нибудь вместе выпить. Тэхён решил не вдаваться в подробности — но телефон не убрал, пролистал вверх, читая их переписку. Сигарета тлела в руке. — Эй, привет! С видом человека, пойманного за непристойщиной, Тэхён заблокировал телефон. Перед ним стоял тот самый парень, на которого он случайно загляделся в зале, и широко улыбался. — Лишней сигареты не найдётся? — Да, сейчас… — Тэхён достал пачку, потряс и протянул парню. Забрав сигарету, тот сказал «спасибо» и прислонился к стене рядом с Тэхёном. — Меня зовут Ким Сокджин, — сказал парень, закурив. — Ким Тэхён. — Опа! Кёнджу Ким или Кимхэ Ким? — Квансан Ким. — Ха, я тоже. По крайней мере, отец любит только об этом и говорить. Значит, ты муж Чон Чонгука? — Да, — просто ответил Тэхён. — И артист балета. Видел я, как ты по первой позиции ходишь. — А ты танцуешь неплохо, — в тон ему сказал Тэхён. — Вы сюда для себя ходите? Стресс снимаете? — У Тэхёна в голове не укладывалось, зачем вообще тратить время на танцы, которые не выведут тебя на сцену. — Не, некоторые из нас на подтанцовке у айдолов, другие к этому стремятся. Овации не собираем, и наши имена на афишах не светятся, но свои плюсы имеются. Платят неплохо, если подпишешь контракт с компанией. — А Хосок что? Тоже танцует у айдолов? — Что? Хосок? Ты серьёзно? Ему это не надо. Он либо преподаёт, либо танцует для себя. Иногда в сеть заливает, у него там подписчиков тьма. Может, студии Хосока — это те самые, куда инвестировал Чонгук? Тэхён вспомнил телефонный разговор с Чимином, и картинка стала постепенно складываться. Какое-то время Сокджин увлечённо рассказывал Тэхёну о себе: как долго занимается танцами, как давно — занимается с Хосоком. Оказалось, он бросил университет, где учился на финансиста, отслужил в армии, а потом посвятил всего себя танцам. Деньги Сокджин кое-как получал на подработках и надеялся, что скоро сможет заключить контракт с более-менее крупной продюсерской компанией, которая пристроит его на подтанцовку. — Ты серьёзно будешь заниматься с нами? Вау… Я хочу посмотреть на пируэты. На шпагат ты садишься? — Конечно, — усмехнулся Тэхён. Он хотел было ещё о чём-нибудь расспросить, но тут послышался хлопок входной двери, а потом усталый голос выдал: — Опа, Джин. — Хосок остановился напротив них, зевая. — Ты с ним поосторожнее. Тебе Чонгук яйца оторвёт, если лишний раз ему улыбнёшься. Тэхёна окатило жаром, как будто под печку подставился лицом, но он вовремя пришёл в себя: вряд ли Чонгук говорил брату что-то о Тэхёне; скорее всего, ревнивость — его черта в любых отношениях. Правда, это совсем не вязалось с Чонгуком, которого Тэхён успел узнать. — Мы с Тэхёном родственники, считай, — засмеялся Сокджин. — Тебе сколько? — И прежде чем Тэхён успел выдать машинальное «двадцать семь», сказал: — С сегодняшнего дня я твой сонбэ. Во всём тебе помогу. Спрашивай, что хочешь. Любое движение с тобой отточим. В армии служил? — Нет. — Одновременно с тем, как ответил Тэхён, Хосок устало вздохнул: — Началось… — Так ты ещё совсем зелёный, Тэхён-а. — Сокджин панибратски закинул руку ему на плечо и легко притянул к себе. В танцевальной академии Тэхёну приходилось сталкиваться с такой же бесцеремонностью старших, но прошло пару месяцев — и он стал ниже травы, и сонбэ перестали его всюду звать. Денег у Тэхёна тогда не водилось, а надеяться, что старшие всегда будут платить, не стоило. Прежде чем он успел выцепиться из объятий Сокджина, по ним полоснуло ярким светом фар. Когда двигатель подъехавшей машины заглох, Хосок устало потёр переносицу и тихо сказал: — Вот и шизик приехал. Бля, как ты с ним вообще уживаешься?.. Чонгук не стал дожидаться их в машине. Он вышел, хлопнув дверцей, коротко скользнул взглядом по Сокджину и Тэхёну и, подойдя вплотную вальяжным шагом, как ни в чём не бывало улыбнулся: — Сокджин-хён, давно не виделись. Вы чего тут? — Тебя ждём, — устало проговорил Хосок. Казалось, он один понимал что-то, что до остальных никак не доходило. — Поехали, чего вышел? Я пива хочу. Ща сдохну. Джин, ты с нами? Тэхён отступил вбок, аккуратно сбрасывая руку Сокджина, и в этот самый момент поймал на себе бесстрастный взгляд Чонгука. Волосы тот собрал сзади в низкий пучок, и выступающие желваки и острая линия челюсти виднелись даже в ночной темноте. — Мне на подработку, — ответил Сокджин. — Рад был повидаться, Чонгук-а. А ты, Ким-хубэ, — он повернулся к Тэхёну, — в следующий раз сядешь на шпагат или как минимум повертишься в пируэте. Тэхён ничего не успел ответить: Чонгук перехватил его руку и сплёл их пальцы. Хватка у него оказалась неожиданно крепкой. Улыбнувшись Сокджину, он сказал «ну, пока, хён» и потянул Тэхёна за собой к машине. В салоне играла приглушённая инструментальная музыка. Ничего не сказав, Чонгук пристегнулся. Взялся за руль, посмотрел прямо перед собой. Тэхён слышал его мерное дыхание. Кожаная обивка руля скрипнула под крепкой хваткой, и из лица Чонгука выцедилось показное веселье, которое он только что демонстрировал всем снаружи. — Всё хорошо? — спросил Тэхён, хотя и догадывался, что происходит. Мысль о том, что Чонгук ревнует, не вызывала радости. Она не была ни приятной, ни согревающей. Уж тем более Тэхён не полагал наивно, что ревность Чонгука означает, что его, Тэхёна, чувства взаимны. То, что Чонгук его хочет, он понимал и так. Но сексуальное желание было лишь малой частью того, в чём Тэхёну хотелось взаимности. Он казался себе жалким, когда думал об этом. И ни за что бы не вывернулся перед таким лёгким и ветреным человеком, как Чонгук, наизнанку, даже если в Чонгуке он потерялся именно из-за этих его качеств. И Тэхён готов был… — Да. Прости. …он готов был ответить на всё, что Чонгук в бешенстве выпалит, но растерялся, когда услышал эти два осторожно высказанных слова. — Хочешь… — Тэхён. — Чонгук закрыл глаза и втянул воздух через нос. — Давай потом. Я сейчас правда, ну… не могу. Чонгуку словно физически было больно, и эту боль он не хотел вываливать на Тэхёна. Он хотел справиться с ней в одиночку. Когда Хосок сел на заднее сиденье и сказал «давай, трогай, Чонгук-и», Чонгук открыл глаза, и в его взгляде не виднелось ровным счётом ничего. Он был сосредоточенным. Челюсти — сжаты до выступающих линий. Тэхён не обращал никакого внимания на Хосока. Сидя в неизменном положении — всем корпусом к Чонгуку, — изучал лицо Чонгука жадно, выискивая что-то. Что-то, в чём он сумел бы разобраться. Потому что разочарование от того, что Чонгук ревнует, как глупый ребёнок, лишённый игрушки, вдруг сменилось болью, которая отрикошетила от него к Тэхёну.

* * *

Всю следующую неделю Тэхён зарылся в репетиции. Времени на то, чтобы погружаться в мысли о Чонгуке, у него оставалось крайне мало. Виделись они иногда за завтраком, иногда — за ужином; переговаривались коротко, касаясь всех тем лишь по верхам, и, случалось, Тэхён ловил на себе задумчивый взгляд Чонгука, но стоило с ним встретиться, и тот улыбался, как будто его ни за чем особенным не застали, как будто разглядывать чужие ключицы, подолгу замирать на пальцах и губах для Чон Чонгука в порядке вещей. Когда успевал, Чонгук отвозил Тэхёна в Сеульский или на занятия с Хосоком. Но успевал он нечасто: теперь отец не препятствовал ему, и «Голд и Ко» готовили стартап-компанию Ким Намджуна для подписания государственного контракта; одним вечером, забирая от Хосока, Чонгук охотно поделился с Тэхёном, что ведёт переговоры с Министерством здравоохранения, чтобы те использовали для электронного учёта медицинских данных приложение Намджуна. Если согласятся, то оно здорово облегчит жизнь населению, сказал Чонгук. — И твои деньги, которые ты вложил в стартап Намджуна, удвоятся? — без упрёка спросил Тэхён. — Утроятся, Китри, — с азартом ответил Чонгук, и Тэхён подвис, разглядывая его полное радости лицо. Спустя ещё две недели продвижений с классом Пак Ёндже не предвиделось. Тот игнорировал Тэхёна и не желал подпускать его к своим занятиям. Против того, чтобы Тэхён оставался зрителем, сонсэнним всё так же не возражал, но это и уступкой назвать было сложно. Пак Ёндже просто-напросто не замечал Тэхёна, сидящего в зале во время его занятий. — Может, тебе стоит проявить больше заинтересованности? — сказал Чонгук за ужином. Тэхён сам не заметил, как всем с ним поделился. Напротив со стуком опустилась тарелка с овощами и стейком. Всё это приготовил Чонгук — в последнее время Субин приходила куда реже; уборку Тэхён охотно взял на себя: она расслабляла его. — Куда уж больше, — промямлил он. От еды исходил приятный аромат, и он, втягивая его, невольно опустил голову ниже. — Ну, ты ведь просто приходишь к нему на репетиции и молчишь. Ты не учитываешь, что, может, он и сам не знает, как к тебе подступиться. Вилка с ножом замерли над стейком. Тэхён нахмуренно взглянул на Чонгука. — Об этом я не подумал. — Ну, я так и думал, что ты не подумал, — по-доброму усмехнулся Чонгук. Он не торопился браться за еду и внимательно смотрел на Тэхёна, упираясь руками между разведённых ног и чуть подаваясь вперёд всем телом. — Ты иногда забываешь учесть, что не все воспринимают всё так же, как ты. Твою осторожность Пак Ёндже может посчитать незаинтересованностью. И мне кажется, за отсутствие амбиций в балете никто по голове не гладит. Сказанное Чонгуком засело у Тэхёна в голове. На следующий день он даже Сокджину обо всём рассказал. После занятий с Хосоком они остались вдвоём в зале, и Тэхён помогал Сокджину растягивать мышцы для шпагата. — Чонгук дело говорит. Ты можешь… блин, да просто встать и танцевать в углу, пока этот Пак-как-его-там ведёт свою репетицию. Делай всё то же самое, что и его ученики, и дело с концом. Покажи ему: это ты его выбрал, и тебе важно не то, выберет ли он тебя, а то, что он тебе даст… Ай! Осторожнее! Воодушевившись от услышанного, Тэхён случайно надавил на поясницу Сокджина сильнее, чем стоило. — Прости, сонбэ… — Тэхён отпрянул назад, падая на пол. Его сердце забилось быстрее от услышанного. — Боже, ты грёбаный гений… — Умел бы я ещё на шпагат садиться… Чёрт, кажется, потянул. Это привело Тэхёна в чувства, и он, взяв себя в руки, сказал: — Давай, поднимайся. Потянешь ахилл, и отпустит. — У тебя беда с башкой, Ким Тэхён, — промычал Сокджин, ударяя кулаком по бедру и морщась от боли. — Вы с Чонгуком всё-таки похожи в одном. Оба тронутые в своём деле. В раздевалке они наткнулись на Хосока. У Сокджина не намечалось подработок, и он предложил куда-нибудь вместе пойти. — Пятница, — без особых раздумий подхватил Хосок. — Идём в клуб. — Я в гей-клуб больше не попрусь, Хосок. — Джин натянул на себя толстовку и, поправив волосы, поджал губы. — Для тебя я Хосок-сэм. — Он расплылся в безумной улыбке, и Тэхён от этого сам невольно улыбнулся. — Я старше. И сейчас мы не на занятии… Направились они всё-таки в гей-клуб. Сегодня Чонгук должен был задержаться на работе, но Тэхён на всякий случай предупредил его о своих планах и написал короткое сообщение. Ответ пришёл, когда они уже стояли в очереди на вход, и содержал ещё меньше слов: «скинь адрес, я приеду, как освобожусь». — Сегодня, Тэхён-а, — сказал Хосок, в нетерпении переступая с ноги на ногу, — я проверю, каких успехов ты достиг, занимаясь со мной. — Ты видел, как он носки тянет, когда надо просто ногу вперёд выставить? — пробубнил Сокджин. — Хотя если он здесь опустится на шпагат на танцполе, я думаю, всем присутствующим понравится. — Почему тебе так не дают покоя шпагаты? — усмехнулся Тэхён. Отправив Чонгуку геолокацию, он спрятал телефон в карман пальто. — Потому что они у меня не получаются. Клуб оказался битком набит людьми. Хосок сразу где-то потерялся, и Тэхён с Сокджином еле протиснулись к бару. — Джин-тоник, пожалуйста. Услышав его заказ, Сокджин хмыкнул. — Я ожидал Пина коладу от тебя. — Я недавно слез с Лонг-Айленда, — безучастно отозвался Тэхён. — С твоим мужем я бы сидел на соджу с пивом. — Когда вы о нём говорите, мне кажется, я знаю какого-то другого Чонгука. Бармен протянул им напитки, и они оба развернулись лицом к танцполу. Хосока нигде не было видно. — Он же просто больной трудоголик. Помешанный и нездорово амбициозный. О чём вы вообще с ним говорите? — Да обо всём. — Тэхён не врал. С Чонгуком он и правда мог говорить обо всём. — Любовь, конечно, зла. Хотя и ты тоже двинутый. Поэтому ничего удивительного, что вы нашли друг друга. Через полчаса оказалось, что Тэхён выпил шестой по счёту джин-тоник. Сокджин потащил его на танцпол, на ходу говоря что-то о песне, под которую идеально ложится комбинация, недавно выученная Тэхёном. Но оказавшись в темноте, под мерцанием синего светового лазера, ни о каких комбинациях Тэхён уже не думал. Закрыв глаза, он расслабился. Он просто стоял на месте. И через секунду понял, что улыбается во все зубы. Кто-то случайно задел его локтем, но ему было всё равно. Завтра он заставит Пак Ёндже себя заметить, завтра он… — Эй! Распахнув глаза, Тэхён увидел смеющегося Сокджина. — Танцуй, тупица. Чего встал. Не переставая улыбаться во все зубы, Тэхён начал двигаться. Перед глазами всё плыло, и ему казалось, он любит целый мир, любит всех, кто сейчас здесь, любит Сокджина, подкинувшего гениальную идею, любит… Танец поглотил его, и он ощутил внутреннее освобождение. Оно же возникало в нём когда-то давно, в детстве, когда он впервые услышал классические аккорды. Звучали они так чисто и правильно даже через старенький телевизор, что заглушили собой громыхание перерабатывающего завода, который высился в пятистах метрах от их с бабушкой дома; глядя на экран, Тэхён принялся повторять движения танцора. Тогда он был так же счастлив, как сейчас. Его отпускало; всё, что держалось внутри, вытряхивалось раз и навсегда. Но в тот далёкий день Тэхён был один, а сейчас чьи-то руки опустились Тэхёну на плечи, и, ощутив знакомый шлейф, он уже знал, кто перед ним. Не открывая глаз, он прижался лбом к крепкой груди. — Пришёл… — Говорил, умеешь пить, Китри. — Где Сокджин? Ты знаешь, он… — Пойдём. И Тэхён пошёл. Чонгуку не приходилось крепко держать его за руку — Тэхён следовал за ним, как доверчивый питомец. Слабость, продавленность перед другим человеком на удивление не пугали. Громко хлопнула дверь за спиной. Звуки стали приглушёнными. Тэхён огляделся: они были в туалете. Красные стены, мигающий свет, потрескавшийся кафель под ногами. Вокруг — никого. Обе кабинки — с настежь распахнутыми дверцами. — Давай, умойся, — бесцветно сказал Чонгук. Тэхён подошёл к раковине, глядя на него через изгвазданное зеркало. Бледного лица Чонгука касались всполохи мигающего света. Его желваки выступали от напряжения, и он смотрел на Тэхёна в ответ. Вода охладила кожу лица. Один раз, второй. Тэхён вытерся бумажным полотенцем, повернулся к Чонгуку и сказал то, чем сильнее всего хотелось поделиться именно с ним: — Сокджин-сонбэ посоветовал мне просто взять и начать танцевать на уроке Пак-сонсэннима. Я не понимаю, как не додумался до этого раньше. — Язык заплетался. Тэхён упёрся задом в раковину и прикрыл глаза, чтобы всё перестало ходить кругом. — Я и правда иногда не замечаю очевидного… Если бы не Сокджин-сонбэ… Послышались шаги, Тэхён успел только распахнуть глаза, а Чонгук уже нависал над ним. Лица коснулось его горячее дыхание, потом — пальцы Чонгука сжали Тэхёну подбородок. — Ты чего… — Он не смог договорить: Чонгук надавил сильнее, притягивая ближе к себе, и укусил его за нижнюю губу. Отринувшись, успел сказать: — Как же меня заебало, блядь, Тэхён… — выделяя его имя, как мольбу и ругательство одновременно. А потом Чонгук впился поцелуем. Целовались они неслаженно: Тэхён мычал, хотел толкнуться языком, но Чонгук не давал, он лишь накрывал его губы своими до резкой отрезвляющей боли и надавливал рукой на затылок, чтобы Тэхён не вырывался. Отстранившись, Чонгук провёл языком по его нижней губе и слизал едва выступившую кровь. Тэхён вздрогнул. Он застонал и подался бёдрами вперёд. Ему было мало. — Не присваивай другим то, что только между нами, — сказал Чонгук Тэхёну в губы. Он потёрся подбородком о его лоб, спустился давящими касаниями к переносице. В этом было что-то безумное, и Тэхён застонал, вдавливаясь стояком Чонгуку в бедро. В груди полыхало. — Ты… — хрипло начал Тэхён, но Чонгук перебил его стальным шёпотом: — Я не буду контролировать каждый твой шаг, — он смотрел Тэхёну в глаза, прижимаясь своим лбом к его, — не буду ревнивым идиотом. Но давай условимся: то, что между нами, оно всегда только между нами. Слова, фразы, ситуации. Закончил он совсем хрипло: — Они только наши, хорошо, Тэхён? И накрыл губы Тэхёна крепким, печатающим поцелуем.