Следующие недели пронеслись с внезапной стремительностью. Тэхён сократил занятия с Хосоком до одного в неделю, отказывал Сокджину всякий раз, когда тот звал его выпить, и оттачивал вариацию Али под надзором Пак Ёндже, а вечером, когда все уже расходились, — с Чимином.
В Сеуле Чимин так же, как и трое других артистов из кёнсанской труппы, готовился к лондонскому выступлению. Ему досталась вариация из «Сим Чхона», и Тэхён, исполняющий главную роль в этом балете в грядущем сезоне Сеульского театра, давал, какие мог, советы. Обрывались они, когда в зал входил Ли-сэм, тоже приехавший из Тэгу, чтобы заниматься с подопечными. И, кажется, приехал Ли-сэм ещё для того, чтобы всем своим видом показывать возмущение, стоит Пак Ёндже подозвать к себе Тэхёна.
— Ли-сэм, конечно, не говорит, но считает тебя предателем или кем-то типа того, — усмехнулся Чимин. После душа они собирали сумки и, уже одетые, готовились уходить. То, что Тэхён всё ещё носил кулон с маленьким солнцем — подарок Чимина, — вызвало у того едва заметный проблеск во взгляде, прежде чем он снова повернулся к шкафчику.
— Не думал, что он ко мне так привязан.
— Шутишь, что ли? Да он себя только тем и успокаивал, что ты за своим мужем в Сеул свалил, а не из-за того, что хотел променять его дорогую кёнсанскую труппу на сеульскую. Видимо, теперь, когда он наблюдает, как ты тут вкладываешься, да и как у тебя здесь глаза горят, расстраивается немного. Ты же его любимый ученик…
— Вообще-то, ты его любимый ученик.
— Ты же несерьёзно? Он меня последнее время жутко задолбал — раз в неделю спрашивал, как твоя рука. Сам тебе почему-то не писал, а ко мне только с этим и лез.
Тэхёна от услышанного как током пронзило: он ведь и правда не замечал, как дорог Ли-сэму.
С этой мыслью, на следующий день найдя сэма у репетиционного зала, Тэхён принёс ему в пластиковом стаканчике горячий чай с сахаром, как тот любил. Ли-сэм сначала ошарашенно уставился на дымящийся напиток, затем — на Тэхёна. Потом хмыкнул, отвернулся и только в таком положении протянул руку и перехватил наконец стакан. Звучно отхлебнув, поморщился и сказал:
— Ты весь какой-то бледный ходишь и похудел.
— Устал немного.
— Так и отдыхай побольше, раз устал. Или Пак-сонсэнним совсем тебя загонял?
— После того, как вы загоняли нас с Чимином в детстве, думаете, я бы тут разнылся?
Ли-сэм хмыкнул. Тэхён знал его достаточно, чтобы заметить в этом выражении лица удовлетворение.
— Лучше бы ты и ныть умел, Тэхён. Вон Чимин, он с самого детства такой: чуть что, сразу в слёзы. А когда надо, орёт, как умалишённый. Это полезно артисту.
— Может быть, вы правы. Но все артисты разные, и с этим ничего не поделаешь.
— Ох, и огрызаться научился на старших, надо же… Что ты в этот чай добавил? Почему без чабреца? Иди, поменяй мне… Нет, стой, дай я на руку твою взгляну. Господи, ну конечно же с кольцом. Тот сопляк много денег вбухал в это кольцо? Дай посмотрю, давай-давай…
Тот, кого Ли-сэм всё продолжал называть сопляком, из-за собственной загрузки на работе теперь куда реже встречал Тэхёна после занятий. Но поздно вечером, когда они наконец виделись дома, извинялся Чонгук так, будто прощение вымаливал у самого себя: в глазах у него стоял лихорадочный блеск, и Тэхён так и видел, как тот мысленно выстраивает в голове график и пытается найти там брешь, которую всеми силами хочет наглухо заделать.
— Успокойся, пожалуйста, Чонгук.
Тэхён уже усвоил, что порой тот в чрезмерной гиперактивности и желании освоить и проконтролировать
всё доходит до крайностей, но предпочитал не давить на него, опускать рядом с собой, потянув за руку, ничего не говорить, неощутимо дотронуться до плеч и приняться массировать их, пока напряжение и правда не отпустит сначала тело Чонгука, а потом и взгляд.
— Может, поможешь мне выбрать машину? — предложил Тэхён, когда Чонгук уложил голову ему на колени, лицом уткнувшись в живот. — Я не разбираюсь в моделях.
— Ты плохо знаешь город для того, чтобы водить, — промычал в ответ.
—
Плохо я разбираюсь в моделях машин, но о существовании такой штуки, как навигатор, я наслышан.
Повисло молчание.
— Чонгук.
— М-м, — мычанием. Всегда, когда Тэхён массировал ему затылок, тот постепенно вырубался, погружаясь в полусон.
— Я знаю, о чём ты переживаешь. Тебе не надо об этом беспокоиться.
— И о чём же? — едва слышное бормотание. Оно ударило Тэхёну теплом в живот, а разнеслось — уже жаром.
— Если ты думаешь, что обязан окружать меня вниманием и всегда и везде заботиться, это не так. Ездить по Сеулу я могу и сам.
Чонгук весь, кажется, одеревенел. Но отстраняться не стал.
— Я знаю, что я много работаю, — сказал он сдержанно, выскабливая слова из себя. Помолчал — и решился на то, чтобы продолжить: — Обычно меня это не беспокоит. Но сейчас я не хочу что-то упустить, пока буду в делах.
— Расслабься, пожалуйста. — Тэхён опустил ладонь ему на шею, под линией роста волос. Запах Чонгука — табачно-уличный, с остатками парфюмерного мускуса, — врос в рёбрах ощущением. — Мне не нужно, чтобы ты со мной носился.
— А если нужно мне? — Чонгук вжался в его живот сильнее.
— Тогда давай найдём компромисс.
— Значит, навигатор — это компромисс?
— Вполне неплохой.
— Тогда могу
я купить тебе машину? Подарок — тоже в качестве компромисса.
— Это не компромисс, Чонгук.
— Я попробовал на всякий случай. — На этих словах он приподнялся и тут же оседлал сверху, притягивая к себе за плечи. — Сегодня я виделся с засранцем Юнги.
— По рассказам Чимина я уже понял, что у вас с ним высокие отношения. — Тэхён зажмурился, когда Чонгук поцеловал его в кончик носа.
— Сразу после выпуска я занялся тем, что инвестировал в танцевальные студии. У Юнги я переманил несколько педагогов.
Сказанное не прозвучало как оправдание, Чонгук просто рассказывал как есть — таким тоном зачитывают декларации. Правда, зачитывая их, обычно не седлают мужа, ластясь к нему всем телом.
— Боюсь представить, какими методами ты это сделал.
— Точно не теми, которыми приманил тебя, Китри. — Чонгук легко укусил Тэхёна за подбородок. — Я попытался с ним помириться, раз уж он встречается с твоим другом.
— Очень мило с твоей стороны.
— Он поедет с вами в Лондон?
— Да.
— Кто ещё поедет?
— Тебе перечислить имена с датами рождения? — Тэхён закинул руки на плечи Чонгука так же, как это сделал тот. Ему нравилось мизерное пространство между ними, видеть каждое моргание, каждую родинку, каждое нетерпение, отражавшееся во взгляде, когда Чонгук толкался языком в щёку.
А потом выдыхал так, что неровность — небольшая сбивчивость — была заметна лишь с такого расстояния. Одному Тэхёну.
Другой заметил бы только выдержку на лице и услышал бы в голосе шутливую улыбку:
— Девушек можешь не перечислять. Мы уже прояснили, что они тебя не привлекают.
— Зато тебя привлекают
все. Но я как-то с этим справляюсь.
— Тут я не соглашусь. Я ведь уже дал понять, — дыхание Чонгука выровнялось, плечи заметно расслабились, пока он смотрел Тэхёну сцепленно в глаза, — сейчас… нет,
теперь — теперь меня привлекаешь только ты.
Наверное, это тоже компромисс, к которому они приходили. Тэхён, обычно не высказывавший то, что считает само собой разумеющимся, говорил с Чонгуком обо всём. Извлекал то, что его могло бы беспокоить, и разбирал на части. Пока разбирал, касался и давал касаться себя так доверительно, как ни с кем бы больше не смог.
Но, погружённый в занятия, отношения с Чонгуком, редкие репетиции с Хосоком, Тэхён всё же упустил одну деталь.
Напомнил ему о ней Чимин.
Они сидели в том же кафе, где больше месяца назад встретились впервые после ссоры. Окна, высящиеся рядом с их столом, были покрыты тонким инеем; люди снаружи, глядя себе под ноги, передвигались осторожными шагами, чтобы не поскользнуться из-за гололёда. Конец ноября в Сеуле выдался неожиданно прохладным.
Допив чай, Чимин приложил салфетку к губам, что-то быстро набрал в телефоне — и вдруг застыл. В его взгляде отразилось неуловимое озарение, он посмотрел на Тэхёна и резко сказал:
— Ты связался с Ванджуном? Он знает, что ты приедешь в Лондон?
Ванджун. Тэхёну при звуке этого имени понадобилось перезагрузиться.
То, что в Роял-балете танцует бывший, Кан Ванджун, за всё это время ни разу не прокрутилось осознанной мыслью.
— Только не говори, что забыл о том, что он танцует в Лондоне, — скептически поджал губы Чимин.
— Я не особо как-то даже думал об этом.
— О господи, надеюсь, я никогда не одурею от Юнги до такой степени, чтобы перестать соображать. — Чимин демонстративно покачал головой, упёрся подбородком в подставленные ладони и перевёл внимание на вид из окна. — Ванджун и так наверняка в курсе, что ты приедешь. Зная его, он может позвонить тебе сам.
Тэхён был с Чимином согласен, но не представлял, что говорить, если Ванджун и правда позвонит. Тем более — что и как делать, когда в Лондоне они встретятся.
Не будь Чонгука, он бы вёл себя как обычно, ведь расставание с Ванджуном прошло на той же дружеской ноте, на которой эти отношения завязались. Но теперь с ним на инстинктивном уровне хотелось держать дистанцию. Дело вовсе не в том, узнает ли об этом Чонгук и понравится ли ему это или нет.
Тэхёну самому становилось
неприятно.
Может быть, это и становится причиной, по которой, когда Ванджун всё-таки позвонил незадолго до отъезда в Лондон, Тэхён не взял трубку. Произошло это во время завтрака, и Чонгук, сидящий напротив, среагировал коротким взглядом на экран мобильного, где определилось имя. Продлилось — секунду. Тэхён сбросил звонок, а Чонгук вернулся к планшету. Ни о чём не спросил. Молча доел, продолжая заинтересованно читать. На его лице, подсвеченном мерцанием монитора, заметно выступили желваки, на один-единственный миг — зашёлся в обрывочном движении кадык.
Тэхён спросил осторожно:
— Что-то не так на работе?
— Всё так, — мгновенно ответил Чонгук. Его голос звучал как обычно. Он тут же захлопнул чехол от планшета, встал и начал убирать недоеденный завтрак. — На улице холодно, я тебя подвезу.
— Тебе ведь сегодня в другую сторону.
— Всё нормально. Собирайся. Жду тебя в машине.
Почти всю дорогу Чонгук разговаривал по громкой связи с Мишель (она явно была недовольна и бурчала без конца, что с глазу на глаз, показав все графики, смогла бы лучше ответить на его вопросы), а вечером — точнее, поздно ночью, — когда Тэхён вернулся с занятий, уже спал. Проснулся, правда, он довольно легко: стоило Тэхёну осторожно лечь рядом, накрыл его живот крепкой рукой, притягивая к себе вплотную.
— Не спишь?
— Ты сказал, что будешь через полчаса, — осипшим голосом в выступ ребра, через ткань футболки, — и я решил дождаться.
— Мы можем гордиться тобой, — усмехнулся Тэхён, — что ты не стал настаивать и не забрал меня, объезжая весь город. Когда вернусь из Лондона, поедем выбирать мне машину?
Чонгук ответил не сразу. Когда Тэхён решил уже, что он спит, тем же сиплым голосом сказал:
— Конечно, — и прижался сильнее, всем телом.
До самого отъезда в Лондон всё на такой странной ноте и продолжалось. Чонгук был завален работой и стал немного закрытым, отстранённым, погружённым в себя. Тэхён же отдавался полностью репетициям, а перемены, которые замечал в муже, предпочитал не обмозговывать — оставлял их едкостью где-то на глубине. Рассчитывал вернуться к этим мыслям потом. И на ходу искал всему разумное объяснение. Странный взгляд Чонгука, нацеленный иногда словно невзначай? Должно быть, он устал. Меньше настаивает на том, чтобы забрать после театра, и ограничивается сообщениями в Катоке, выясняя, во сколько Тэхён освободится и приедет домой? Ну, ничего удивительного, ведь дел у Чонгука самого больше обычного. Ему скоро ехать на Филиппины, и его компания всё ещё активно работает с Намджуном. Меньше секса? Тэхён приходит всегда уставший и обессиленный, засыпая сразу же, стоит опустить голову на подушку; неудивительно, что Чонгук не настаивает. Странный холод?.. Да, именно он — они ехали в аэропорт, Тэхён сплёл их пальцы, и Чонгук вдруг отстранился и обхватил руль обеими руками. Рассказы о Лондоне (о выбранных маршрутах, по которым, говорят, надо обязательно пройтись) и о том, что Тэхён никогда не был за границей, застряли в горле. Спустя минуты Чонгук включил музыку, выдохнул и как будто пришёл в себя, бросил на Тэхёна взгляд и спросил, почему тот замолчал.
— Я забыл, о чём говорил. — Замаскировать обиду в голове не получилось.
— Ты говорил про маршруты. В Лондоне.
А Чонгук говорил, что никогда не поступит с ним бесчестно, и Тэхён цеплялся за эту мысль, пока отворачивался к окну.
Пока Чонгук прибавлял музыке громкость, больше не переспрашивая ни о чём, будто разговор не окончился на странной ноте.
И пока они прощались в аэропорту, коротко обнявшись под чужими взглядами.
Тэхён решил, что обдумает всё потом, когда появится свободное время и перед носом не будет маячить выступление, которому он отдал всего себя. Но внутри него что-то переламывалось — бесконтрольно и стихийно.
* * *
Лондон встретил преддождевой серостью — промозглый туман глотал людей и машины, снующие у Хитроу. Тэхён написал Чонгуку, что прилетел, едва только самолёт приземлился, на что Чонгук тут же ответил своим привычным «без оглядки, Китри», а затем — «ты справишься».
Справляться первым делом пришлось с тем, чтобы изъясняться на английском, когда вся их группа заселялась в отель. На помощь пришёл Юнги, и в результате, через полчаса, в номер Тэхёну принесли горячий ужин. Похоже, что господин Мин не знал, как ещё улучшить их отношения.
Из-за перелёта аппетита совсем не было, кофе стал отличным напарником скуренной на балконе сигареты. Второй подряд американо отозвался в желудке тупой болью, но Тэхён не придал этому значения: перед завтрашним прогоном дали совсем немного времени, чтобы отоспаться и привыкнуть к смене часовых поясов, и он, отправив Чонгуку дурацкое селфи из постели, вырубился под отельную звенящую тишину.
Встреча Тэхёна с Ванджуном состоялась в первый же день посещения Ковент-Гардена. Тот, кажется, всё понял, едва взглянув на обручальное кольцо и встретившись с молчаливым кивком, а Тэхёну было не до осознаний: затаив дыхание, он с клокочущим ликованием осматривал здание изнутри. Вцепился в руку Чимина, и Чимин всё понял — сжал ладонь в ответ, говоря: да, это на самом деле происходит, Тэхён, мы и правда
здесь. Пустой зал с рядами красного бархата, свечение золота. Скрежет балетного линолеума. Запах канифоли и чуть затхлый — от крепко повисших кулис.
— Когда-то на этой сцене стояла Мари Салле, — сказал Чимин, устремив взгляд вперёд.
— Она выступала здесь пару раз в восемнадцатом веке, — механически проговорил Тэхён. — После этого здание отстраивалось заново дважды.
— Я имел в виду
концептуально, Тэхён, не физически. Почему ты всё портишь? — И почти без перехода, но всё-таки понизив голос: — Меня рядом с тобой и Ванджуном, конечно, подморозило. Я могу с ним общаться?
— Конечно, можешь.
— Он что, донимал тебя?
— Нет. Он позвонил недавно, но я не взял трубку.
— Почему?
— Не хотел. Да и когда он позвонил, рядом был Чонгук.
— И что сказал Чонгук?
Тэхён растерянно сморгнул: зрительный зал расфокусировался.
Повернувшись, он взглянул на Чимина.
— Ну конечно, ты ему ничего не рассказал, — вздохнул тот.
— С чего ты взял? — Не то чтобы Тэхёна расстраивала догадка, настолько пугающе верная; он и правда хотел понять.
— Ой, даже не знаю… И с чего это я взял? Может, с того, что знаю тебя с детства? И мне как никому известно, что ты частенько витаешь в облаках своей рациональности?
— Я как-то не подумал ему говорить…
— Так. — Чимин вздохнул, картинно уперев руки в бока. Многих эта манерность раздражала, но Тэхён хорошо знал, что она — часть натуры друга, он не пытается таким быть, он — такой. — Значит, так. Смотри и запоминай. Обсуждать с мужем бывших необязательно, это и правда так. Но ты, человек, не удаливший из своего Инстаграма фотографии с Ванджуном…
— Мы там вместе выступали, — вставил Тэхён без особой надежды на принятие своей точки зрения.
— Да, и там же крепенько обнимались и улыбались, как голубки. Мне интересно, не приходило ли тебе в гениальную голову, что твоему мужу это может быть неприятно?
— Чонгук сказал бы мне, если бы ему было неприятно. Я вообще забыл про эту фотографию…
— С чего ты это решил? Что Чонгук бы тебе сказал.
— Мы обговорили делиться всем, что беспокоит.
— Хорошо.
Обговорили. Вот вы обговорили
взаимно, а ты ему сам рассказываешь всё, что тебя беспокоит? Ага, вижу, не утруждай себя. Не рассказываешь, конечно, всё. Например, чтобы лишний раз не беспокоить. Или лишний раз удержать лицо и не показаться мелочным.
— Чимин, мы не в журнале Космо…
— Но тебе бы он, милый, не помешал. Чтобы ты хоть иногда спускался с небес на землю. И вообще…
Но прежде чем они успели продолжить, их прервали Ли-сэм и Пак Ёндже. Нужно было готовиться к прогону номера.
Уже потом, после первой оттанцовки (неудачный баллон, ещё менее удачное приземление, рассеянные мысли), Пак-сонсэнним подойдёт, молча отведёт в сторону и тихим стальным голосом скажет:
— Что это с тобой? Где твоя хвалёная координация? Приходи в себя, Тэхён, иначе я выпру тебя не только с этой сцены, но и из основного состава…
— Я отвлёкся. Такого больше не повторится.
— У тебя нет ни времени, ни права на то, чтобы отвлекаться.
— Такого больше не повторится, — настойчивее проговорил Тэхён.
Пак-сэм недовольно сжал губы, внимательно глядя ему в глаза, будто бы силясь отыскать ответы. Качнув головой, он фыркнул и, ничего не сказав, развернулся, сделал было пару шагов, а потом замер. Всё решался — и уже через секунду повернулся снова к Тэхёну лицом, чтобы внезапно предстать перед ним с каким-то совершенно новым выражением: доверчивым, чуть сдерживаемым, как в опаске.
— Есть просто артисты, Тэхён, и они неплохо справляются со своей работой, танцуют где-то у себя на родине, потом учат других, потом умирают. И в этом их функция — продолжить вековое дело, не дать ему исчезнуть. А есть артисты
выдающиеся. Их имена запоминают, потому что они меняют старое представление, их знают в мире, потому что они могут говорить на универсальном языке. Своему делу они отдаются полностью, и это их жертва. Не все согласны на такие жертвы. Тебе надо понять, согласен ли
ты.
На последних словах сэм опустил взгляд вниз. Будь это другой человек, жест можно было бы назвать задумчивым. Но в случае с Пак-сэмом на ум приходило, скорее, глубокое и болезненное самокопание.
Не сказав больше ни слова, он, прихрамывая, скрылся за кулисами, оставив Тэхёна одного.
* * *
Taehyung:
Ты здесь?
Taehyung:
Не буду писать, пока ты не зайдёшь.
Тэхён вытер со лба пот и привалился плечом к стене. В раздевалке собирались люди, где-то за спиной слышался голос Ванджуна — он говорил на английском с кем-то из местной труппы.
Чонгук появился в сети через несколько секунд и стал набирать сообщение.
JK:
здесь. сегодняшняя репетиция тоже прошла не очень?
Taehyung:
Ты очень занят? Я бы хотел позвонить.
JK:
смогу набрать через 10 минут. будешь свободен?
Taehyung:
Ок, жду.
Тэхён накинул на себя куртку, натянул на влажные волосы шапку и прямо так, в репетиционных балетках, вышел во внутренний двор. Погода была прохладной, изо рта валил пар. В пачке остались две последние сигареты. Когда незаметно скурилась первая, Чонгук наконец-то позвонил.
— Ёндже опять чем-то недоволен? — спросил он с ходу. Приглушённо послышалось хлопанье дверцы машины, затем — шуршание и щёлканье ремня безопасности.
— Тебе завтра улетать, а ты только сейчас едешь домой. У вас же… сколько? Двенадцать?
— Не больше и не меньше.
— Пак-сэм сегодня придирался скорее к Юну, чем ко мне, — вернул Тэхён диалог к прежнему. Он прикрыл глаза, глубоко вдыхая стылый воздух. — Ты видел мои вчерашние фото? Биг-Бен вблизи не такой впечатляющий.
— Зависит от твоей точки зрения, — по-доброму хмыкнул Чонгук. — Видел, конечно.
— Я заодно почистил старые фотографии.
— М-м?
— Там были… с Кан Ванджуном. Он был отмечен — ты мог наверняка увидеть его профиль, если смотрел мой.
— Да. Смотрел. — Тэхён не видел Чонгука, когда он это говорил, но, судя по ровному голосу, с его лица сошло всякое выражение, немигающий взгляд — направлен вперёд. В Сеуле уже была ночь, и Тэхён мог легко представить, как его глаз касается желтовато-коричневатый свет фонаря.
— Я тебе не говорил, Чонгук, прости… я просто не подумал.
— Всё нормально, не забивай себе голову.
— Нет, послушай, пожалуйста. — Тэхён выдохнул скопившееся напряжение и ладонью прикрыл глаза, сосредотачиваясь. — В общем, мы встречались, но это было давно и довольно странно. Когда его пригласили в Роял-балет, ни одному из нас даже в голову не пришло продолжать отношения.
— Тэхён…
— Мы тут с ним даже не общаемся.
— Пожалуйста, Тэхён. — Послышался усталый, немного обречённый вздох. — Ты не должен передо мной оправдываться.
— Я не оправдываюсь. Я просто… это как-то ускользнуло из моего внимания, и ты видел, как он мне звонил, наверняка сопоставил имя с тем, которое в Инстаграме…
О боже, я только сейчас осознаю масштабы.
Чонгук, увидевший имя Ванджуна на экране, когда тот звонил. Чонгук, уже тогда знавший, что Ванджун — скорее всего, бывший Тэхёна, который переехал в Лондон, куда должен был отправиться и сам Тэхён.
Тэхён, который обо всём этом молчал.
От чувства бессилия он застонал и невесомо приложился головой к бетонной стене, не размыкая век.
— Тэхён. — Чонгук умел звать его по-разному, и сейчас он просил о спокойствии — голосом, полным осознанности, глубокой уверенности. — Не думай об этом, хватит.
— Ты сильно на меня был обижен, да?
— Нет, конечно, с чего ты взял?
— Ты был холоден, я думал, что-то случилось… — Господи, какой же
дурак… Может быть, журналы Чимина не так уж и бесполезны?
— Я не обижался. Правда. Забудь. Сейчас всё нормально.
— Нет, это не «забудь», Чонгук. Если что-то не так, я могу иногда не заметить, я постоянно мысленно в танцах…
— Честное слово, — мягко прервал Чонгук, — перестань. Я поступил неразумно, когда немного отстранился, но мне нужно было справиться с собой. У каждого сказанного слова есть вес, и я не хотел только из-за своих заморочек валить на тебя то, чего ты не заслуживаешь услышать.
— Но справляться было не из-за чего… — не унимался Тэхён. Как объяснить Чонгуку, чтобы он понял? Какие слова…
— Сначала меня, конечно, разозлило, что ты сбросил от него звонок, а потом ничего мне не говорил. Я ждал, пока ты всё расскажешь сам. Но потом я взял себя в руки. У твоего молчания могли быть разные причины, и я их принял. Так ведь, говорят, строится доверие?
— Доверие должно чем-то подпитываться.
— Ты прав. Поэтому я и решил тебе доверять.
Тэхён сглотнул. Сердце дробилось между рёбер, в кончиках пальцев — странное покалывание. Сухость в расщипанном горле. И дыхание Чонгука, приглушённое мобильной связью.
Всё будто сошлось в этой точке. Одной резкой, ослепившей всё вспышкой.
— Но даже сейчас, — продолжало звучать и вставало перед глазами образом под светом фонаря, — меня жутко злит, что он там на тебя смотрит. И что у вас с ним больше общего, чем со мной.
— Чонгук… — Как же ему сказать?.. Есть ли для
всего этого слова?
— Но ты забей, хорошо? Делай то, что ты любишь. У тебя это получается лучше всех. Может быть, для некоторых нет, но для меня — однозначно лучше всех.
— Ты предвзят. И ты не разбираешься. — Губ Тэхёна коснулась непроизвольная улыбка.
— А они не предвзяты и разбираются. И что дальше?
— Ты выворачиваешь.
— Знаю. Поэтому ни о чём не думай. Всё можно вывернуть. Ты просто танцуй, срази их всех, а потом приезжай домой, я запру тебя подальше ото всех, привяжу к кровати и… — На «и» он повысил голос, заранее зная, что Тэхён не даст ему договорить, и Тэхён, предвосхитивший это, рассмеялся в голос: сначала хрипло, потом чуть более звучно.
Их смех смешался в одно, стал конечной точкой ощущения, которое Тэхён хотел облачить в слова, но всё никак не мог.
Ощущения, где тебя сначала сшибло разрядом, ты растерян, ничего не понимаешь, ищешь новые пути и привыкаешь ко всему заново, а потом на том самом месте, где земля раздробилась ударом, всё становится даже проще, чем было раньше: один отдал часть своей стихии, а второй — принял.
И наоборот.
