***
минут двадцать они топали до дома Ани. бухие и счастливые, живущие моментом люди. каждый со своими болячками и тараканами в голове. Аня не знала, почему открылась Глебу в этот вечер. она была закрытой в себе и даже Никите не все рассказывала. не из-за того, что не доверяла, совсем нет. просто сделать это было крайне сложно. ее часто предавали дорогие ей люди, использовали ради своей выгоды. в 14 лет Аня потеряла доверие родителей. больше они ее как самостоятельную и достигшую чего-то девочку не воспринимали, и за это было больше всего обидно. пиздецки обидно. отношения были просто ужасными. все по классике: родные не понимали Аню, как и не считались с ее мнением. просто не видели ее, будто она жила в невидимой мантии. девушку воспитывали в строгости и жесткости. Аня до сих пор вспоминает, как во втором классе бежала домой со скоростью света; одевала всевозможные штаны, колготки и что попадется из вещей, просто чтобы удар от ремня был не настолько острым. ее отец не пил — просто характер, его было не изменить. агрессия и обида на весь мир сжирали его. больше всего в жизни Аня не хотела быть похожим на отца — не получилось.***
— мам, я не хочу это делать! — произнесла я слегка повышенным тоном. обратив на меня внимание, сидевший рядом отец встал, подошел почти вплотную и смотря исподлобья произнес: — еще раз я услышу из твоих уст слова с таким повышенным тоном, мне будет все равно, что меня лишат родительских прав. ты отхватишь у меня с кулака. после таких слов в свой адрес, я просто молча развернулась и ушла в комнату, закрыв дверь на замок. по моим предположениям, я должна была заплакать, но этого не произошло. я просто не смогла. внутри меня снова пусто. апатия? эти слова я запомнила на всю жизнь и до сих пор прокручиваю их у себя в голове. спасибо, папа.