Детка

      Чонгук выключает плиту и разворачивается на месте, чувствуя на талии тёплую хватку родных рук. Аккуратно держа ладони в стороне, он ярко улыбается заспанному, но такому домашнему Чимину. Тот льнёт ещё ближе и сцепляет руки в замок за спиной младшего, утыкаясь лицом в область между ключиц. Кажется, он решил доспать оставшиеся часы именно в таком положении. Чонгук вовсе не против, но из вредности показательно фыркает, наигранно возмущаясь:       — Э-эй, не спи! У меня уже руки затекли, — двигает ими, тормоша сопящего на его груди Пака, и бросает взгляд за плечо, добавляя: — Завтрак стынет.       — Так опусти их, — Чимин игнорирует любые попытки своего парня нарушить его сладкий сон и сдавливает в объятиях сильнее, слегка затрудняя ему дыхание.       — Не могу, они липкие из-за джема. Вдруг испачкаю тебя, — едва не пищит от давления в грудной клетке, но всё ещё не пытается оттолкнуть старшего.       Чимин отрывает голову от груди парня, блестящим взглядом стреляя в чужие глаза, и зловеще ухмыляется. Отпускает торс Чонгука, тянется к сладким ладоням и тут же захватывает большой палец в плен своего горячего влажного рта. Под ошарашенным взглядом медленно обводит языком по кругу, собирая тягучий персиковый джем, и отстраняется, довольно причмокивая.       Чонгук, всё ещё привыкающий к тому, что старший не стесняется в выражении своих чувств и желаний, смотрит перед собой с приоткрытым ртом, пока в голове все демоны разом стихают, склоняя головы перед тем, кто их приручил.       — Я бы тебя всего съел, — глядя на раскрасневшееся от пошлых мыслей лицо младшего, Чимин довольно улыбается и не сдерживает короткий смешок, ещё больше смущая Чона.       — Всего-всего? — тихо шепчет тот, прикусив нижнюю губу и подняв робкий взгляд на своего парня.       Взгляд Пака заметно темнеет, а его руки тут же опускаются на поясницу Чонгука, пуская по чувствительной коже лёгкие разряды электрического тока. Пальцы настойчиво прокладывают себе дорожку к ягодицам, ощутимо сжимая их, отчего младший шумно втягивает воздух, замирая и ожидая дальнейших действий. Чимин смотрит прямо в глаза напротив, утягивая их в свой плен, пока нарочито медленно и нежно поглаживает упругие половинки. Постепенно разводит их всё сильнее, кончиками средних пальцев почти касаясь промежности, и внимательно следит за тем, как смущённый младший отпускает себя, отдаваясь во власть отнюдь не детских мыслей и желаний. Пак обожает каждый раз наблюдать за этим контрастом между послушным и правильным мальчиком Гук-и и открытым, смелым, настоящим Чонгуком. Таким завораживающим. Таким его.       Когда младший превращается в мягкий пластилин в его руках, едва не лужей растекаясь от низкого шёпота на ухо и приятных ласк, Чимин на секунду останавливается подобно затишью перед бурей. Этих касаний через одежду становится катастрофически мало обоим. До зуда где-то глубоко внутри хочется податься ближе, плотнее, чтобы слиться в один организм, разделить на двоих одно дыхание, один стон и одно сердцебиение.       Первым не выдерживает Чонгук. Едва слышно скулит от нехватки Пака там, где всё уже свербит от возбуждения и пылает от разносящегося по телу вместе с кровью жара. Младший сильнее выгибается, отводя задницу назад, побуждая замершую ладонь к действию, и вскрикивает от звонкого и сильного шлепка. От вмиг раскалённой кожи разносятся волны жара, нагревая воздух и обжигая ладонь Чимина. Тот больше не сдерживается: резко сокращает жалкое расстояние, оставшееся между ними, и вгрызается в любимые губы глубоким, мокрым поцелуем. Щекочет шершавым языком чувствительное нёбо, ловя губами блаженную улыбку, и чувствует на плечах крепкую хватку.       Чонгука ведёт от такого настойчивого и сильного старшего. Он теряет связь с телом, переставая контролировать конечности, отчего колени предательски подкашиваются, и громко мычит, заглушаемый погружающимся глубоко в рот языком. Изо всех сил пытается поспевать за чужим темпом, но, принимая поражение, лишь покорно отдаётся во власть умелых рук старшего. Забывая сглатывать и теряя вообще любые рефлексы, он чувствует, как мучительно медленно из уголка губ стекает слюна, оставляя мокрую дорожку до подбородка, и не находит в себе никаких сил стереть её.       Чимин со звонким чмоком отрывается от зацелованных распухших губ и пристально смотрит в чужие поплывшие глаза, лишь одной силой мысли удерживая младшего в сознании. Тот тянется кончиком острого розового языка за вытекшей изо рта каплей, но Пак оказывается быстрее: слизывает её одним широким мазком, после чего грязно, но так провокационно размазывает по губам, срывая обоих с и так уже проржавевших от натиска похоти цепей.       Секунда, и Чонгук оказывается снова развёрнут, отчего окружающий мир колышется настолько, что парень рьяно хватается за края столешницы в попытках удержать равновесие. По ягодицам растекается новая порция дьявольски приятной боли от серии громких, буквально оглушающих в повисшей на кухне тишине шлепков. Затем Чон неожиданно роняет первый стон, когда Чимин задирает его футболку до лопаток, подставляя голую кожу спины на растерзание прохладному воздуху. Следуя контрасту температур, Пак так же неожиданно нежно оставляет россыпь невесомых поцелуев по всему позвоночнику, плавно спускаясь вниз. Прижимаясь ещё ближе, он упирается пахом в выставленную навстречу задницу и слегка потирается, давая ощутить, насколько возбуждён.       Чонгук всхлипывает от накала ощущений, но послушно поднимает руки, помогая Чимину стянуть с себя футболку, после чего наклоняется под натиском большой тёплой ладони, укладываясь грудью на холодную столешницу. От касания возбуждённых сосков о ледяную поверхность он громко шипит и дёргается, но старший опускается сверху, лишь сильнее придавливая, и горячо выдыхает в затылок. Хватает за запястья и разводит чужие руки в стороны, чтобы помочь покрепче схватиться пальцами за края.       — Ты такой заботливый, детка, — низко хрипит прямо в ухо, пуская по телу волны мурашек, — приготовил нам завтрак, — убедившись, что младший держится, опускает руки вниз, к крепким, скрытым под домашними серыми шортами бёдрам и сжимает их с внутренней стороны, оставляя следы и разводя пошире. — Только у меня появилась другая идея, — пробирается под свободную ткань, даже не удивляясь тому, что младший без белья, и мягко касается чужого возбуждённого члена. Проводит по нему сверху вниз несколько раз, параллельно подаваясь вперёд и имитируя толчки. Чонгук утыкается лбом в поверхность кухонной тумбы, чувствуя, словно распят на ней, и тяжело дышит, едва сдерживаясь, чтобы не кончить раньше времени. Старший всеми способами измывается над ним: пробирается к яичкам, мягко перекатывая их между влажных от смазки пальцев; вбирает в рот мочку уха, играясь языком с колечком в ней, а потом спускается к загривку. Целует, кусает, болезненно оттягивая кожу, а затем оставляет яркий засос, напоследок легонько дуя на мокрое пятно. Снова возвращается к члену, собирая с покрасневшей головки новую порцию влаги, и размазывает её по призывно подставленной дырочке, низко рыча: — Я хочу на завтрак тебя.       Чонгук закусывает ребро ладони, чтобы сдержать в себе громкий стон, когда старший настойчиво давит на скукоженные края, заставляя их раскрыться. Предвкушая долгожданное проникновение, он задерживает дыхание, но сразу же разочарованно выдыхает от того, что чужая ладонь исчезает. Поворачивает голову, пытаясь понять, что происходит, и едва удерживает в себе позорный писк, когда Чимин срывает с него шорты, оставляя валяться где-то на полу. Лицо Чона и так нещадно горит от напора Пака, но в этот миг ему кажется, что оно становится горячее самого Солнца, когда старший любуется его задницей, словно оголодавший человек огромным сочным стейком. Это смущает, но при этом безумно заводит. Чонгук отворачивается, не имея больше сил выдерживать пристальный, почти физически ощутимый взгляд, и поворачивает голову набок, прижимаясь щекой к приятно холодящей раскалённую кожу столешнице.       Он ждёт, когда Чимин снова коснётся его там, погладит, попытается проникнуть внутрь. Уже мысленно ощущает приятное чувство наполненности и лёгкого растяжения, но Пак рушит все его планы, сбивая с ног и унося сознание на приятных волнах блаженства, когда проводит своим длинным влажным языком по всей расщелине. Ноги в любимых мягких носках с милым узором, предательски разъезжаются по скользкой плитке, и Чонгук крепче хватается за стол, подтягиваясь чуть выше. Чувствует, как чужие ладони настойчиво сжимают ягодицы, разводя в разные стороны насколько возможно. Младший никогда не ощущал себя таким чертовски раскрытым и уязвимым, но ему не хочется спрятаться или скрыться. Он, наоборот, сильнее прогибается, почти до хруста в пояснице, поднимая задницу выше, когда вспоминает, каким восхищённым взглядом на него смотрел стоящий на коленях Чимин. Эта картина останется с ним навечно.       Старший снова тягуче медленно лижет его, а потом плотно присасывается, начиная яростно гладить шершавую кожицу языком, постепенно расслабляя. До ушей Чона доносятся пошлые чавкающие звуки, всё больше поднимая температуру искрящегося между ними воздуха. Младший мечется, извивается на столе, отчего его член, зажатый между животом и поверхностью, получает желаемую стимуляцию. По бёдрам стекает вязкая слюна вперемешку со смазкой, но это кажется таким неважным и далёким, словно происходит вовсе не с ним, не с Чонгуком, наконец громко и протяжно стонущим, когда чужой язык неумолимо проникает в него, нежно оглаживая гладкие бархатистые стенки. Он разрывается между желанием насадиться на него и ещё раз проехаться членом по столешнице и в итоге рвано дёргается вперёд-назад, самостоятельно трахая себя любезно подставленной плотью.       Чимин сильнее подталкивает его, поощряя, и в какой-то момент Чон разжимает одну руку, заводит назад и ныряет ею в отросшие пшеничные волосы парня, больно сжимая их у корней. Бездумно вжимает его в свою промежность, пытается насадиться глубже, но ему всё равно мало. Пак понимает это и добавляет к языку палец, погружая внутрь одним рывком. Чонгук кричит, ускоряясь, хочет коснуться себя, провести буквально пару раз по напряжённому члену и, наконец, кончить, но понимает, что если отпустит вторую руку, то потеряет опору и свалится на пол, не имея сил удержаться на ногах. Поэтому тихо скулит, надеясь, что Чимин всё сделает сам. Ему хватит всего нескольких секунд, если только старший коснётся заветной точки и…       — Давай, детка, ты можешь кончить, — хрипит от слабой боли в челюсти Пак, отстраняясь и быстро толкаясь пальцем точно в простату.       Чонгуку крышу срывает от настойчивой непрерывной стимуляции распухшего комка нервов, и спустя несколько секунд он бурно кончает, разбрызгивая густую сперму по своему напряжённому животу и столешнице под ним. В ушах стоит громкий шум, а сердце дико колотится где-то в горле, грозясь разорвать тонкую кожу и выскочить из тела нахрен. Парень устало ложится щекой на поверхность, почти закрывая глаза, когда видит стоящего в проходе ошарашенного увиденным брата под руку с девушкой.       Оргазм как ветром сдувает.       Чонгук резко поднимает голову, ошарашенно глядя на Хосока и пытаясь по его раскрытым от шока глазам понять степень ожидающего его пиздеца. Оба испуганно молчат, не зная, что сказать, и, кажется, не до конца осознавая ситуацию. Ничего не понимающий Чимин поднимается с колен, утирая ладонью рот, и так же удивлённо застывает, но его ступор длится не так долго, как у братьев, и, прокашлявшись, он становится перед Чонгуком, пряча его наготу от чужих глаз, и уверенно говорит:       — Привет, Хос. Суа, как дела? — старший Чон никак не реагирует, как будто даже не слыша ничего вокруг, и продолжает пялиться перед собой, пугая Пака своим состоянием.       — Привет, — Суа тоже опасливо поглядывает на Хосока, но подыгрывает Чимину, делая вид, что ничего не произошло. — Мы вот пораньше вернулись, решили привезти вам домашней еды. Госпожа Чон тут на всю Корею наготовила, — девушка улыбается слегка вымучено и начинает незаметно, как думает сама, толкать локтем в бок своего парня. — Мы пойдём в комнату Хоби, отнесём вещи и вернёмся.       Когда, едва вытолкнув Чона из кухни, девушка скрывается в коридоре, Чимин поворачивается к Чонгуку, поднимая отброшенную в порыве страсти одежду и помогая надеть.       — Вот чёрт, — бубнит младший, послушно поднимая руки и просовывая их в подставленные рукава футболки. — Он нас убьёт.       — Да не переживай ты так, всё будет хорошо. Я же говорил тебе, надо было давно рассказать ему, чего ты так боишься? — Пак ласково гладит парня по щеке и оставляет мягкий поцелуй на искусанных губах.       — Я не боюсь, просто… —       — Ну что? — не выдерживает Чимин, приподнимая за подбородок мнущегося на месте младшего.       — Просто он мой брат. Я люблю его и не хочу расстраивать, — шепчет Чонгук, заглядывая в лицо напротив своим сверкающим оленьим взглядом.       — С чего бы ему расстраиваться? — Пак прижимает к себе вздыхающего парня, крепко обнимая, и целует в макушку. — Всё будет хорошо. Я обещаю.

♡♡♡♡♡

      — Итак, вы встречаетесь? — сидя за кухонным столом напротив Чонгука и Чимина, спрашивает Хосок, отставляя чашку с дымящимся чаем обратно на блюдце.       — Да, — не медля и секунды заявляет Пак, накрывая ладонь младшего, нервно сжимающую ткань шорт. Тот немного успокаивается, но взгляд от стола всё равно не поднимает, страшась увидеть реакцию брата.       — Я же говорила! Ты должен мне двадцать баксов, — громко вскрикивает Суа, пугая всех за столом, и пихает в плечо старшего Чона, отчего тот едва не валится со стула.       — Вы что, делали на нас ставки? — нахмурив брови, спрашивает с прищуром Чимин, внимательно следя за парочкой.       — Нет конечно, — тут же уверенно произносит девушка. — Просто я ещё месяц назад говорила Хоби, что между вами что-то есть, а он не поверил. Вот я и предложила, что если окажусь права, то он должен мне двадцатку, — Пак приподнимает уголки губ, поражаясь смекалке и внимательности Суа, и уже хочет задать новый вопрос, как его перебивает Хосок:       — Суа, но мы ведь шутили. Это же не по-настоящему было, — старший Чон изо всех сил пытается сделать максимально жалостливый и щенячий взгляд, прям как умеет Чонгук, но его попытки так и не одерживают успех.       — Не-не-не, не прокатит, — отпивая малиновый чай из кружки с забавным рисунком жирафа, девушка немного морщится от того, какой он горячий, и быстро закидывает в рот предложенный Чонгуком тост с джемом, продолжая: — Ты. Должен. Мне. Двадцатку, — чётко выделяет каждое слово, будто оно — гвоздь в крышку гроба пустого кошелька Хосока.       — Ну что за день-то такой, — возмущённо пыхтит тот, гоняя вилкой по тарелке завтрак, который совсем недавно приготовил его брат.       — Ты серьёзно сейчас больше расстроился из-за проигранных денег, а не из-за того, что мы вместе? — наконец поднимая глаза от своей чашки, подаёт голос Чонгук.       — Ну да. А чего мне расстраиваться? — отламывает кусок сосиски с яичницей, закидывает их в рот и поучительно объясняет, жуя и громко чавкая: — Ты — мой любимый брат, — тычет прибором едва не в нос парня, — Чимин — мой лучший друг, — тот лишь кивает, с серьёзным лицом дуя на свой зелёный чай без сахара, — по-моему прекрасная пара. А вот пара десяток долларов, которые я проиграл из-за вас — не очень прекрасная, — громко цокает и машет вилкой между парнями, словно ругая их за проступок.       — Почему это из-за них? — тут же вмешивается Суа, без колебаний опуская чужую руку и отбирая вилку. — Ты сам виноват, что дальше своего носа не видишь.       — А ты сейчас на чьей стороне вообще? — старший Чон резко поворачивается, отчего стул неприятно скрипит по плитке.       — Я на стороне тех, кто приносит мне деньги, — подняв указательный палец вверх, клятвенно произносит девушка.       — Но это ведь я тебе их должен, — капризно стонет Хосок, а Чимин с Чонгуком едва сдерживают смешки, следя за их шутливым спором.       — А всё благодаря им…       — Видишь, а ты волновался. Я же обещал, что всё будет хорошо, — наклонившись к младшему, шепчет Пак, обнимая его одной рукой за плечи.       — Я люблю тебя, Чимин, — тихо в самое ухо выдаёт секрет Чонгук, краснея и пряча смущённое лицо на груди своего парня.       — И я люблю тебя, детка, — сопровождает откровенность поцелуем в пушистую макушку.       — Так, хватит любезничать, — прерывает их единение Хосок, громко стуча ладонью по столу, — нам ещё надо съездить за новой кухонной тумбой! Я на эту больше нормально смотреть не смогу…