Детка

      Всю дорогу до квартиры Пака Чонгук не может найти себе места, невольно ёрзая на сиденье. Он бросает незаметные, как думает сам, взгляды на Чимина, залипая на крепких руках, сжимающих кожаный руль, подкаченных, плотно обтянутых тканью джинс бёдрах и серьёзном, сосредоточенном профиле. Парня захлестнуло той близостью, которая случилась между ними около клуба, но ему всё ещё мало. Хочется больше, чтобы кожа к коже, сердца в унисон и одно дыхание на двоих. Чонгука разрывают противоречивые чувства, пока он смотрит в окно на проплывающие мимо огни: он счастлив и доволен тем, что смог, наконец, дожать старшего и получить желаемое, но в то же время его терзает мысль о том, что подумал о нём Пак. За навязчивыми раздумьями он не замечает, как машина останавливается у подъезда, Чимин глушит мотор и что-то говорит ему, положив руку на вмиг вспыхнувшее горячими импульсами бедро. Чонгук поворачивает тотчас опустевшую голову и тонет в сверкающих, словно два драгоценных камня, глазах.       — Приехали, — констатирует факт старший, неотрывно изучая красивое лицо. Его взгляд цепляется за потёкший в уголке глаза макияж, и он медленно поднимает руку с ноги Чонгука, бережно стирая тени большим пальцем.       Младший сипло выдыхает, замирая, словно испуганный заяц, и впитывая чужое тепло всеми порами. Он чертовски чувствительный, когда дело касается Чимина, готов лужей растечься даже от таких невинных касаний. Чонгук одновременно предвкушает и боится того, что произойдёт между ними этой ночью, опасается не выдержать и сойти с ума, но это безумие настолько желанно и сладко, что сопротивляться нет ни сил, ни желания.       — Эй, всё в порядке? — младший заторможено поворачивается, не понимая, когда Чимин успел выйти из машины и открыть ему дверь. Он запоздало кивает и выбирается из салона под внимательным взглядом чёрных, будто ночь, глаз. — Чонгук, уверен, что хочешь этого? Я могу отвезти тебя домой, если ты передумал, — осторожно предлагает Пак, ободряюще поглаживая плечо парня.       — Нет! — резко восклицает, громче, чем нужно, и слегка тушуется из-за своей бурной реакции. — Извини, я немного задумался. Я хотел бы зайти к тебе, — уверенно смотрит в глаза напротив, мысленно показывая всю свою решимость.       — Хорошо, — удовлетворённо кивает Пак и берёт младшего за руку, переплетая их пальцы. — Я бы всё равно не отпустил тебя, — целует в губы нежно, без спешки, поочерёдно сминая каждую, но не проникая языком внутрь.       Чонгук млеет под неторопливыми ласками, льнёт ближе к Чимину, норовя слиться с ним, проникнуть под кожу, чтобы вместе с кровью по венам плыть. Быть каждой его клеточкой, быть им. Быть с ним.       Пак прилагает все усилия, чтобы оторваться от искусанных дурманящих губ, и тащит широко улыбающегося парня в подъезд. Чонгук послушно следует за старшим, глупо пялясь на их сцепленные руки. Он откладывает волнующие размышления в дальний ящик, оставляя будущие проблемы завтрашнему Чонгуку. Сегодняшний же целиком и полностью отдастся во власть Пака и будет наслаждаться всем, что ему только предложат.       Уже около квартиры младший с грустью ждёт того, что Чимин отпустит его, но тот, что удивительно, этого не делает. Он всё так же мягко и естественно сжимает его ладонь, а второй ищет ключи в кармане. Чонгук ещё шире улыбается, словно глупая школьница, и входит в квартиру перед галантно открывшим для него дверь Паком. Разувшись, старший ведёт их в гостиную и усаживает парня на мягкий диван.       — Выпьешь чего-нибудь? — Чонгук вздрагивает от томного шёпота на ухо, а от горячего дыхания, обдающего шею, по телу вмиг разбегаются толпы мурашек.       — А что у тебя есть? — сглотнув, интересуется младший, игриво приподнимая бровь и уверенно заглядывая в потемневшие глаза напротив.       — Много чего: виски, ром, вино, джин, текила. Что выберешь? — Чимин принимает правила игры и, понизив голос до хриплого шепота, склоняется всё ближе и ближе к лицу младшего, выводя на его предплечье зазывающие круги пальцами.       — Вино, — смущённо опустив взгляд, отвечает Чонгук. Его длинные густые ресницы трепещут завораживающе, и Пак роняет приглушённый смешок, отстраняясь.       — Не дружишь с крепкими напитками? — следуя на кухню, совмещённую с гостиной, спрашивает, бросая взгляд через плечо. Чонгук чувствует скрытую насмешку в этом вопросе и снова заводится, разгорается. Хочет доказать, что взрослый.       — Просто хотел создать хорошее впечатление, — самоуверенно вскидывает голову и грациозно поднимается с дивана, догоняя Чимина. — Я буду виски, — вздёрнув подбородок, гордо садится на высокий стул около кухонного островка, закидывая ногу на ногу.       — Как скажешь, — Пак отворачивается к гарнитуру и улыбается широко, сдерживая смешок, достаёт из гарнитура алкоголь и стаканы, а с холодильника — шоколад и фрукты. Наливает янтарную жидкость и ставит всё перед младшим, кивая головой приглашающе. — Угощайся.       Чонгук незаметно вытирает вспотевшие ладони о джинсы и слегка нервно хватает стакан, от чего немного алкоголя выплёскивается на столешницу. Чимин следит за его действиями неотрывно, жадно ловя каждую эмоцию и упиваясь всем представлением парня. Тот подносит сосуд к лицу, принюхиваясь, и его аккуратный нос забавно морщится от резкого алкогольного запаха. Он бросает взгляд из-под ресниц на коршуном следящего за ним старшего и, поймав его провокационную ухмылку, делает несколько больших глотков. Крепкая горькая жидкость тут же обволакивает горло, и Чонгук сильно жмурит веки, быстро глотая и громко кашляя.       Смаргивая подступившие к глазам слёзы, он шмыгает пекущим носом и с опаской бросает взгляд на Чимина в ожидании едкого смеха. Тот даже не улыбается, мигом подскакивая к младшему и аккуратно поглаживая его напряженную спину. Смотрит обеспокоенно, бегая взглядом по скуксившемуся лицу и ближе подтаскивает тарелку с фруктами, предлагая заесть неприятную горечь.       — Ты в порядке? — прижимает ладонь к нежной щеке Чонгука, слегка поглаживая кожу большим пальцем. Младший быстро кивает и опускает взгляд в попытке спрятаться от стыда, мигом охватывающего лицо и уши, заставляя позорно краснеть.       Чимин смотрит на него долго, а потом начинает звонко хохотать, разнося по комнате приятный слуху, переливающийся смех. Этот звук такой теплый и искренний, что Чонгук не может обижаться, ловя себя на том, что, вторя ему, тихо хихикает.       — Да уж, первое знакомство с виски прошло не очень гладко, — подводит итог, заставляя младшего признать своё маленькое враньё. Отсмеявшись, он хватается за живот, пытаясь отдышаться, а затем продолжает: — Кто ж так пьёт? Виски надо пить понемногу, медленно смакуя на языке его постепенно раскрывающийся вкус, — берёт свой стакан, поэтапно показывая на практике, как нужно.       Делает небольшой глоток, пронзительно глядя в самую глубину бездонных сверкающих глаз. Раздумывает с секунду и резко сокращает расстояние между ними, врезаясь в губы Чонгука и аккуратно проталкивая жидкость ему в рот. Парень замирает удивлённо, но послушно размыкает губы, принимая всё, что даёт ему старший. Со второй попытки алкоголь уже не кажется таким ужасным, но всё равно слегка обжигает ротовую полость, ударяя по рецепторам своим терпким, горьковатым вкусом. Он моргает оторопело, пока Чимин зажимает между зубов кусочек яблока и так же угощает его, после чего довольно ухмыляется и отстраняется. Чонгук видит своё ошарашенное отражение в глубине насмешливых глаз, но никак не может собраться с мыслями, рефлекторно пережёвывая сладкий фрукт.       — Попробуешь сам? — подталкивает его Пак, в один глоток допивая то, что осталось в стакане.       Младший, жадно следивший за каждым его действием, отдаётся во власть инстинктов, которые вопят под черепной коробкой и заглушают голос разума, резко подскакивает с места и бросается в крепкие руки Чимина, голодно впиваясь в пухлые, мокрые от алкоголя губы. Поцелуй выходит максимально горьким и страстным, но младший не отстраняется, захлёбывается терпким виски, неудержимо лакает его из уст Пака, словно из живительного источника. Несколько капель вытекает из уголка рта, прочерчивая липкую дорожку к подбородку, Чимин, больно схвативший Чонгука за затылок, слизывает их до того, как жидкость сорвётся с острой челюсти, мажет языком по чужим искусанным губам и снова врывается в горячую полость. Его руки беспрепятственно гуляют по стройному, подтянутому телу, забираются под майку, намертво впиваясь в узкую талию, и крадутся вверх, очерчивая каждое ребро. Чонгук не сдерживается и хихикает ему в рот, пытаясь уйти от щекочущих касаний. Он стоит между широко разведёнными ногами почти вплотную и льнёт всё ближе и ближе, желая коснуться, потереться постепенно растущим возбуждением о чужое, такое же горячее.       Чимин отрывается от распухших губ, показательно слизывает их общую слюну со своих и довольно осматривает состояние, в которое загнал Чонгука: его грудная клетка неистово расширяется и сокращается, будто Чон только что пробежал марафон; некогда уложенные в идеальную прическу волосы растрепались, являя миру более привычного и домашнего Чонгука; лицо, покрасневшее до оттенка свеклы, пылает лихорадочным румянцем, а подёрнутые поволокой возбуждения глаза почернели до глубокого чёрного, словно бездна, цвета. Пак доволен результатом, но не собирается останавливаться на достигнутом.       Он сдирает через голову несчастную майку с почти не соображающего парня и свободно любуется его оголённым торсом, без утайки и подглядываний, как всегда и мечтал. Неосознанно тянется пальцами к маленьким, но призывно торчащим соскам и надавливает, срывая с губ младшего сдавленный скулёж. Да, он нашёл уязвимое место и теперь точно так просто не оставит его. Внимательно следя за реакцией, Чимин припадает губами к одной горошине, втягивает её в рот и слегка прикусывает, отчего младший дёргается, порываясь увернуться от граничащих с безумием касаний, но не может пошевелиться, замкнутый в стальной хватке подкаченных бёдер. Он почти бессознательно хватается ладонями за плечи старшего, пока тот терзает ртом один сосок, разминая и пощипывая рукой другой. Это всё напоминает Чонгуку какое-то сумасшествие, и сам он определённо сумасшедший, потому что, невзирая ни на что, подаётся всё ближе, подставляясь под эту сладкую пытку.       Доведя парня до исступлённых полувскриков, довольный собой Пак отстраняется, выпускает его из клетки ног и рук, подталкивая ближе к островку и поднимаясь со стула.       — Стой на месте и не двигайся, — в соблазнительном шёпоте на ухо слышатся стальные нотки, и Чонгук сглатывает скопившуюся во рту слюну, послушно кивая. — Хорошая детка, — хвалит его Чимин и берёт прекрасное лицо в ладони, звонко чмокая в губы.       Он спускается к ключицам младшего, едва касаясь пылающей кожи кончиками пальцев, и впивается губами во впадинку между торчащими косточками, точно посередине, сильно присасывается, задевая края зубами, и отпускает, любуясь расцветающим засосом. Обходит стороной истерзанные горошины, спускаясь к выпирающим из низко посаженных джинс тазовым косточкам, надавливает, царапая короткими ногтями, и хватается за пояс. Чимин ловко и быстро расправляется с ремнём и вжикает молнией, а младшему кажется, что это расходится по швам его терпение. Пак дразнит его, и надо быть глупцом, чтобы это не понять, а Чонгук, хоть и наивный, но отнюдь не глупый. Он из последних сил держит лицо, не желая проигрывать Чимину, хотя прекрасно понимает, что поражение неизбежно.       Дыхание младшего спирает, когда Пак опускается перед ним на колени, продолжая смотреть всё так же свысока. Эта картина отзывается в мозгу Чона ярким импульсом, бешено несущимся по напряженному телу прямо в болезненно ноющий пах. Он продолжает завороженно следить за тем, как ухмыляющийся старший спускает штаны вниз и помогает из них выбраться, нежно касаясь худых изящных щиколоток. Член младшего остаётся прикрыт лишь тонкой тканью боксеров, через которые отчётливо видно, насколько он возбуждён, но Пак, кажется, этого не замечает. Он поднимает ступню Чонгука оставляя мягкий поцелуй-бабочку на выпирающей лодыжке и прокладывает трепетную мокрую дорожку до колена. Слегка надавливая, гладит внутреннюю сторону бедра свободной от захвата ноги, путешествуя поцелуями по другой всё выше, опасно приближаясь к паху, до которого доходит его горячее тяжелое дыхание. Чонгук вцепляется пальцами в так удобно подставленную макушку и невольно оттягивает волосы у корней, норовя принести слабую боль, хоть как-то отомстить за свои мучения. Чимин никак на это не реагирует, упорно приближаясь к поджавшимся мешочкам, и начинает тереться о них носом. Младший сейчас на грани: он зол, возбуждён и несдержан, готов взорваться в любую минуту, чем старший бессовестно пользуется, доводя Чона до исступления. Он мокро целует стремительно багровеющую плоть через ткань, бесстыдно пропитывая ту своей слюной, мучительно медленно поднимается от основания до самого кончика, к которому присасывается сильно, кажется, норовя и там оставить фиолетовый след.       Это доводит Чонгука до края, он пытается одновременно оттолкнуть и притянуть ближе, не понимая, чего хочет больше, и, уже не стыдясь, громко хнычет, подтверждая свой проигрыш.       — Хён… Я больше не могу… Пожалуйста, — жалобно хнычет, являя дерзкому взору Чимина выступившие от жалости к самому себе слёзы.       — Что «пожалуйста», детка? Уточни, — Паку уже даже немного жаль младшего, но он сжалится лишь тогда, когда Чонгук чётко и ясно скажет, чего больше всего желает сейчас. Ему смертельно важно услышать эти слова из искусанных, зацелованных губ парня.       — Возьми уже меня, — злобно и агрессивно приказывает, тем самым демонстрируя, до какой крайности его довели, — иначе я сейчас умру, — жалобно добавляет для пущего эффекта.       Чимин позволяет себе широко и искренне улыбнуться, встаёт с пола и снова целует Чонгука, на этот раз нежно и мягко, чтобы немного приглушить пожар внутри, который сам же и разжег. Он, не отрываясь от аккуратных губ, прижимает к себе теснее младшего и приподнимает его, заставляя обхватить свой торс ногами. Чонгук стонет в поцелуй от того, как долгожданно его напряженный член касается чужого пресса, так приятно зажимаясь между их телами. Приятно, но всё равно мало.       Пак успокаивающе гладит чужую спину, пока несёт парня в спальню, и осторожно, словно самое ценное сокровище, кладёт Чонгука на простыни. Пылающую спину младшего вмиг лижут ледяные языки шёлковой ткани, и он невольно выгибается от такого контраста, закатывая глаза от ощущений. До ушей доносится шуршание одежды, и он с трудом разлепляет веки, наблюдая за тем, как Чимин откидывает на стул футболку и стягивает штаны вместе с бельем, стоя боком к кровати и являя взору младшего свою упругую подкаченную задницу. Чон ловит себя на диком желании укусить беззащитную кожу, смять, оставить синяки и царапины. Ему срочно нужно кончить, иначе сперма из ушей польётся.       Чимин берёт из тумбочки смазку и подбирается ближе к парню, ловя его обезумевший взгляд и, кажется, всё понимая. Он снимает с Чонгука пропитанные влагой трусы и тут же нежно касается пылающего члена, размазывая по всей длине сочащуюся из головки смазку. Тот стонет громко и протяжно, готовый кончить в любую секунду. Старший понимает, как ему сейчас больно и хорошо одновременно, поэтому лишь настойчивее растирает головку, надавливая на уретру, и слышит оглушающий хриплый крик, сопровождающийся бурными толчками семени, орошающего его кулак.       Чонгук наконец-то успокаивается, расслабленно развалившись на постели, и тяжело дышит, не убирая с лица удовлетворённую улыбку. Сейчас он похож на сумасшедшего не меньше, но Пак гордится тем, что именно он стал причиной такого безумия. Пока младший беззаботно лежит, приходя в себя, Чимин выдавливает на руку большую порцию смазки, немного согревает, растирая пальцами, и разводит шире раскинутые в разные стороны, обессилевшие ноги Чона. Тот лениво приоткрывает один глаз, следя за чужими действиями, и запихивает первую попавшуюся подушку под поясницу, чтобы Чимину было легче. Он сгибает свои длинные ноги в коленях, раскрывая их чуть ли не на сто восемьдесят градусов, благо хорошая растяжка позволяет это сделать. Пак касается нежной кожи мягко и аккуратно, размазывая влагу по сморщенному входу, первый палец погружается внутрь довольно легко, на что Чимин удивлённо выгибает бровь, посылая немой вопрос Чонгуку. Тот лишь дерзко ухмыляется, радуясь тому, что смог выбить из колеи старшего, и откидывает голову на подушки позади, доверительно отдаваясь в крепкие чужие руки.       Пак решает отложить расспросы на потом, уделяя сейчас всё внимание растягиванию младшего, ведь это его первый секс и есть риск сделать больно. Совсем скоро он добавляет второй палец и начинает ритмично толкаться в горячую узость, постепенно растягивая тугой анус сильнее. Чонгук ощущает себя никак: ему не больно, хотя присутствует небольшой дискомфорт, но и не особо приятно, о чём он молчит, решая не расстраивать Чимина. Тот вынимает пальцы и добавляет ещё смазки, врываясь внутрь уже тремя пальцами. Он кружит, оглаживая гладкие стенки в поисках чувствительного места, и ухмыляется победно, когда Чонгука внезапно подкидывает на постели.       — Ещё, мхм… хён, сделай так ещё, — молит едва слышно, подаваясь навстречу ритмичным толчкам, и снова громко стонет, когда длинные пальцы мажут по воспалённому комочку, разнося по телу младшего мучительно сладкие импульсы.       Пак проникает в растянутый анус уже четырьмя пальцами, максимально разводит их, чтобы сильнее растянуть сокращающийся вход, и настойчиво трёт разбухшую простату, заставляя Чона хрипло стонать и извиваться, зажимая в кулаках трещащую по швам простынь. Его член снова крепко стоит, прося о внимании, и Чимин, вынимая влажную от смазки ладонь из жадно пульсирующего вокруг пустоты входа, хватает ею возбуждённый орган младшего, пару раз дразняще проводя по нему вверх-вниз.       — Перевернись на живот и встань на четвереньки, — командует Пак, прекращая очередную пытку и отодвигаясь от парня.       Чонгук недовольно вздыхает, но послушно выполняет приказ, становясь в нужную позу. Он нетерпеливо виляет задницей в поисках желанной заполненности, так как Чимин снова распалил его до предела. Старший размазывает ещё немного лубриканта по своему колом стоящему члену и слегка шипит от долгожданного касания. Он вытирает остальную жидкость о и так уже мокрый анус и хватается одной рукой за талию Чонгука, твёрдо удерживая его на месте, а второй придерживает свой возбуждённый орган, медленно вводя в Чона только кончик. Младший задерживает сбившееся дыхание, стараясь максимально расслабиться, что довольно трудно сделать из-за таранящего вход толстого члена. Чимин изящно и со вкусом сводит его с ума, погружаясь всё глубже в сжимающуюся дырочку. Чон загнанно дышит, стараясь не обращать внимания на ноющую слабую боль, его руки немеют, и он складывает их на постели, опуская сверху ватную голову, тем самым ещё сильнее раскрываясь. Пак проникает на всю длину, замирая в такой позе, и поощрительно гладит напряжённую поясницу Чонгука, обводя пальцами красивые ямочки над ней.       Когда легкая боль почти исчезает, младший просит его двигаться, и комнату наполняют ритмичные шлепки влажных от выступившего пота тел друг о друга. Чимин с каждым толчком меняет угол проникновения, пытаясь попасть по заветной точке. Когда ему это удаётся, Чонгук, как в бреду, закатывает глаза, яростно подаваясь назад и сильнее насаживаясь на чужой твёрдый орган. Пак набирает темп, молотом вбиваясь в раскрасневшийся анус, его полные от долгого воздержания яйца громко ударяются о промежность Чона, и эти звуки кажутся музыкой, тягуче вливающейся в уши обоих.       Чимин понимает, что долго не протянет, так как терпит уже довольно давно, поэтому тянется к шлепающемуся о подтянутый живот члену младшего, плотно обхватывая его и надрачивая в такт с собственными безумными толчками. Чонгук срывает голос, продолжая раскрывать рот в немом крике от всесторонней стимуляции. Он близок к краю, а сильно вжимающийся в него, шумно дышащий Чимин делает только хуже. Тот тянется к его поджавшимся яйцам, мнёт их нежно и оглаживает чувствительный шовчик, что окончательно выбивает из младшего дух, и он кончает во второй раз, пачкая постель под собой и обессиленно валясь вниз. Его дрожащие ноги разъезжаются непослушно, пока Пак продолжает остервенело вбиваться, впечатывая расплывшееся маслом тело под собой в матрас. Чонгука прошибает ток от чрезмерной стимуляции, которая граничит с болью, он пытается сообщить об этом старшему, но из горла вырывается лишь непонятный хрип. Слёзы градом стекают по красивому лицу вместе с остатками вечернего макияжа. Младший думает, что действительно сейчас умрёт, но Чимин в несколько рваных толчков доводит себя до кульминации, выходя из истерзанного ануса и орошая семенем мягкие, пышные ягодицы Чона.       Уставший, но удовлетворённый Пак валится на кровать рядом с младшим и нежно целует его в плечо, притягивает полубессознательное тело ближе, вжимая в себя, и оставляет ещё один благодарный поцелуй на вспотевшем затылке. Чонгук лишь мычит что-то неразборчиво, не имея сил даже языком пошевелить, и доверчиво жмётся к чужому теплу. Он не знает, когда принято уходить в таких ситуациях: прямо сейчас точно не сможет не то что с кровати встать, а даже пальцем пошевелить, утром будет, наверное, дико неловко, поэтому самый оптимальный вариант уйти тогда, когда старший уснёт. Чонгук хотел бы остаться не только на ночь, но и на всю жизнь, но оставляет дурацкие детские мечты, желая хоть раз поступить по-взрослому и не чувствовать унижения, когда его мягко будут выпроваживать из квартиры.       Когда дыхание Чимина выравнивается, младший аккуратно, чтобы не разбудить, снимает с себя его руку, и кряхтит, ползя, словно гусеница, к краю кровати. Неожиданно Пак перехватывает его сильнее и тянет обратно в свои объятия.       — Куда это ты собрался? — Чимин утыкается носом в макушку Чона, вдыхая его аромат, от которого цветы в лёгких расцветают, полной грудью, и довольно урчит.       — Прости, я не знал, когда в таких ситуациях стоит уходить, и подумал, что лучше избежать утренней неловкости, — пряча лицо в ладонях, с нотками сожаления стонет младший.       Пак пару секунд не двигается, пытаясь понять, не послышалось ли ему, а потом удивлённо подскакивает на кровати, чем слегка пугает Чонгука. Тот смотрит на него испуганно, не понимая, почему глаза напротив пылают праведным гневом и осуждением.       — Ты что такое говоришь? — почти кричит Чимин возмущённо, но испуг на прекрасном лице заставляет его немного успокоиться. — Слушай, ты, видимо, считаешь, что я чуть ли не каждый день сплю с кем-то новым, а потом, как самый конченый урод, прогоняю их в закат, но я уверяю тебя, это не так. Мне даже немного обидно, что ты такого мнения обо мне, хоть я и понимаю, с чего ты сделал такие выводы, — старший опускает ладонь на румяную щёку Чонгука и нежно гладит её. — У меня, как и у любого мужчины, есть свои потребности, которые я удовлетворял по мере возможности. Всё добровольно и без каких-либо намёков на большее. Но больше я этого не хочу. Отныне я желаю быть только с тобой: обниматься, целоваться, спать, заниматься сексом, держаться за руки и так далее по списку. Никто другой мне больше не нужен, и я не хочу, чтобы ты уходил: ни сейчас, ни утром, ни когда-либо ещё. Понимаешь?       У Чонгука в груди порхают те самые пресловутые бабочки, мешая свободно дышать, поэтому он лишь кивает быстро, счастливо улыбаясь. Чимин наклоняется медленно и сцеловывает эту широкую улыбку со сладких, изящных губ.       — Детка, ты станешь моим парнем? — затаив дыхание, Пак напряжённо ждёт ответа. Он почти не переживает, но маленький червь сомнения всё же настойчиво грызёт его внутренности где-то очень глубоко, медленно подбираясь к самому важному — влюблённому сердцу.       — Конечно, хён, — Чонгук чувствует себя самым счастливым на планете, нет, во Вселенной, а его глаза поблёскивают солёными алмазами слёз, которые никогда не прольются по другому, печальному поводу. Чимин об этом позаботится.