Мой дорогой ассистент

      Следуя весьма точным инструкциям Якова, Омега приготовил ему замену крови. Новоиспечённый ассистент пристально наблюдал за каждым движением сегмента, заставляя того проводить над всяким компонентом качественные реакции, дабы убедиться, что это действительно нужное вещество, и что в нём нет посторонних примесей и ядов. Под сомнение попали даже компоненты, привезённые самим алхимиком: их ведь тоже могли отравить или подменить в его отсутствие. Но Омеге всё это быстро надоело, так что он поставил Якову ультиматум: либо тот остаётся без «крови», либо довольствуется тем, что дают, безо всех этих проверок. Ассистенту ничего не оставалось, кроме как смириться: всё же от потери крови он умер бы точно, а вот то, что в компонентах может оказаться яд, было лишь предположением. После этого Яков вёл себя более спокойно: во-первых, он очень устал, во-вторых, довериться было намного проще, чем спорить с одним из Дотторе. Этим он сделал бы себе лишь хуже.       Отметив внезапно проявившуюся покладистость ассистента, Омега, как и обещал, даже разрешил немного помочь ему в процессе работы... Если простое держание колбочек в руках можно назвать помощью, конечно. Но для Якова это означало, что его дела в этой лаборатории не столь плохи. По крайней мере, его не держат в тюремной камере, и он не связан по рукам и ногам.       Впрочем, как выяснилось вскоре, условия его проживания в целом не особо отличались от тюремных. Ему выделили одну из комнат, точно такую же, как и у всех клонов. Справа, сразу же около входа, располагался письменный стол, а за ним у стены в самом углу была простенькая кровать, на которую Яков тут же рухнул без сил. В этой комнате ассистента и заперли, и остаток дня более не беспокоили, разве что принесли и кинули как попало вещи, что Яков привёз с собой. Вечером подали еду с какими-то лекарствами и воду. Есть он не стал — не хотелось, а вот вода пришлась ему очень кстати. Только вот алхимик не мог так просто взять и выпить её без проверки на яды. Несмотря на отвратительное состояние, Яков поднялся с кровати и с титаническими усилиями в своём неразобранном походном рюкзаке отыскал нужные для анализа химикаты.       Что-то в груди предательски сжималось при вдыхании душащего запаха препаратов. Уныло и вяло Яков принялся за дело. Что-то изнутри съедало его. Была ли это тоска? Сожаление? Может быть. Алхимик не мог понять одного: почему такая спокойная и счастливая жизнь обычного студента превратилась в кошмарный сон наяву? Да и во сне мало кому такое привидится... Как же Яков хотел вдруг проснуться, облегчённо вздохнуть и пойти на очередную лекцию. Но сделать у него это не получается уже на протяжении нескольких лет. И с каждым днём надежд на это всё меньше...       На этот раз вода была без яда. Славно. А то слишком уж сильно атмосфера здесь походила на тот подвал, где его держал и испытывал множеством отравляющих веществ Эшер. Теперь же Яков подготовленный и даже при попытках его убить непременно выдержит испытания, что свалятся на него вновь. Обязательно выдержит. И отнимет очередную гнилую жизнь человека, незаслуженно называющего себя учёным.       На следующий день Якова тоже особо не трогали, и он, за ночь немного набравшись сил, принял решение осмотреть комнату и, если сможет, хотя бы частично разобрать вещи. Он поднялся с кровати, чувствуя, как от слабости подрагивают ноги, и, подхватив за лямку рюкзак, прошёл чуть дальше вглубь комнаты мимо тумбы со встроенной раковиной и полками вдоль стены, что разделяла комнату пополам, к крупному шкафу. Взгляд невольно задержался на унылых стеллажных полках, ныне практически пустых, но, судя по множеству круглых отпечатков, раньше на них располагались какие-то книги и различные склянки с препаратами. Та часть комнаты, где находились лишь стол, табурет и кровать, не привлекала особого внимания, а вот другая часть, где он сейчас оказался, выглядела просто ошеломляюще пусто. О бывшем наличии оборудования напоминали лишь его слабые очертания, вырисовывавшиеся разметавшимся слоем пыли да выцветшими очертаниями на стене и рабочих поверхностях. Видимо, всё, что могло хоть как-то способствовать побегу, решили убрать из этого помещения: и большую часть препаратов, и различные приспособления и приборы для экспериментов, взамен оставив лишь угнетающе пустое пространство, где можно было лишь существовать без возможности заняться хоть чем-то.        Расставив самые необходимые из своих вещей по полочкам, а остальное вместе с рюкзаком похоронив за тяжёлыми дверцами шкафа, Яков внимательно осмотрел все стены в поисках возможных тайных ходов и дополнительных помещений. Однако вскоре, испытав определённые потребности, он понял, что как минимум одно дополнительное помещение было просто необходимо: туалета в комнате не было. Когда на его отчаянные вопли пришёл один из сегментов, то на всё свое возмущение Яков получил безразличное "В дверь стучи, заберут и проводят". И хотя, как ему сказали, приказано было делать это любому сегменту, кроме младших, кто бы ни услышал, большинство клонов попросту не хотели тратить своё время на него, предпочитая притвориться глухими. Поэтому для того, чтобы выйти, приходилось подолгу сотрясать дверь ударами, надеясь, что какой-нибудь сегмент наконец найдёт в себе желания выпустить и сопроводить его до уборной. Во время одного из таких "прогулок" из подслушанного ненароком разговора пары сопровождавших его сегментов Яков узнал, что комната, в которой его поселили, раньше принадлежала ныне покойной версии Дотторе. Имени он не запомнил, да ему это было и не важно. Ассистент не ощутил никакого сочувствия, напротив, он был бы только рад, если бы и все остальные срезы передохли, так что Яков был безмерно благодарен судьбе за то, что этот умерший клон подарил ему возможность жить в комнате одному, а не вместе с каким-нибудь из этих ненормальных.       Вновь оказавшись в комнате, алхимик с усталостью рухнул на кровать, сразу же уснул и весь оставшийся день практически и не вылезал из постели. Давно алхимик так крепко и долго не спал — года два так точно. Только вот спал он отнюдь не от чувства спокойствия и безопасности, просто организм был настолько измучен пытками, что даже такие простые действия, как те, что он совершал сегодня, стали почти непосильными. Благо, сейчас появилась возможность снова немного восстановиться.       Но продолжалось это недолго. На третий день ни свет ни заря в комнату вломились двое сегментов, грубо подняли ещё не успевшего проснуться ассистента под руки и куда-то повели. Яков вообще ничего не понимал, он находился на грани сна и реальности. Лишь когда он оказался у двери той самой лаборатории, то принялся бешено вырываться и орать на сегментов:       — Ублюдки, отпустите!!! Что вам нужно опять?! Ненормальные, вы..!       Но голос его оборвался при виде Прайма, когда Якова всё же затащили в пропитанное страхом и болью помещение. В ту же минуту алхимика оставили с Дотторе наедине. Яков горько ухмыльнулся:       — Ааа, — усмешка, — ты... Про установленные рабочие часы не слышал?       — Дорогой мой ассистент, — Дотторе отзеркалил усмешку алхимика, — Ваши рабочие часы устанавливаю я. И сегодня Ваш рабочий день начнётся именно сейчас.       Но Яков и не думал отступать:       — Если ты заинтересован хоть в сколько-нибудь хороших результатах, то вырывать меня из кровати, не дав никакого времени на подготовку, — твоё самое глупое решение.       Дотторе подошёл к Якову вплотную и потрепал его по щеке.       — Яков, — голос Дотторе звучал снисходительно. — Сомневаешься в моём профессионализме? Сегодня твоей подготовкой был сон. Так что благодари меня, что я хоть этого тебя не лишил.       Алхимик грубо отмахнулся от руки Прайма, слегка ударив его по запястью.       — И что же ты хочешь, чтобы я делал в таком виде? — Яков махнул рукой вдоль своего тела, обращая внимание учёного на то, что всё ещё был в пижаме.       Дотторе грубо перехватил Якова за руку и сжал его запястье чуть ли не до хруста.       — Действительно. В таком виде мы ничего полезного с тобой сделать не сможем, — Дотторе махнул свободной рукой. — Раздевайся.       Ассистент задёргался, но вырвать кисть из хватки удалось лишь когда Дотторе закончил говорить.       — Ты в своём уме?! Что у тебя с логическими цепочками?! Отпусти меня в комнату, и я приду к тебе полностью готовым к работе.       Дотторе лишь вздохнул.       — У тебя со слухом плохо? Или умственных способностей не хватает, чтобы понимать простейшие команды? Мне следует проверить твои уши или мозг? Я же сказал тебе: раздевайся. Или ты хочешь, чтобы мои сегменты тебе помогли? Тебе, я так понимаю, настолько понравилось проводить с ними время, что ты хочешь повторить события первого дня здесь?       Яков замер, смотря на учёного испепеляющим взглядом, но в то же время по тому, как широко были распахнуты глаза ассистента, можно было понять, что он сильно напуган. Он плотно сжал губы, сдерживая оскорбительные комментарии в сторону Дотторе, ведь понимал: это не пустая угроза, всё и правда может повториться. И Яков был не уверен, до какого состояния его доведут на этот раз.       Не сводя злого взгляда с Прайма, алхимик расстегнул и снял ночную рубашку, затем штаны. Одежду он небрежно кинул на какой-то рядом стоящий стул.       — Странные у тебя представления о лабораторной одежде. Если ты не знал, существуют определённые правила работы с химикатами и биологическими материалами.       — Когда я говорю «раздевайся», я имею в виду полностью, Яков, — Дотторе устало вздохнул. — Снимай бельё. Не заставляй меня ждать.       Казалось, большее удивление мимикой изобразить было невозможно, но у Якова получилось. От возмущения даже кровь прилила к лицу.       — Чего?       Дотторе закатил глаза.       — Что непонятного я сказал, Яков? Я не мамочка тебе, чтобы объяснять, как выполнять такие очевидные действия. Или ты не в курсе, что любые элементы одежды не являются частью твоего тела? Я думал, ты умный мальчик, но теперь начинаю в этом сомневаться, — Прайм раздражённо помассировал переносицу. — Твой последний шанс. Последний раз повторяю: раздевайся. Полностью. Я жду.       — Мне непонятно, чем ты руководствуешься. Такое ощущение, что тобой командуют голоса в голове, отдающие тебе спонтанные и бессмысленные приказы, которым ты не можешь сопротивляться, ведь звучат эти голоса, как правило, очень убедительно. Один из признаков шизофрении, не проверялся никогда на психические расстройства?       Несмотря на всё своё негодование, Яков всё же подчинился и снял бельё.       — Доволен? Теперь голоса не будут угрожать тебе концом света?       — Крайне доволен, — Дотторе усмехнулся. — Но вот то, что твоя паранойя внушает тебе подобные опасения насчёт моего психического здоровья, выглядит довольно опасным, — лицо Прайма приняло выражение задумчивости. Он медленными шагами прошёлся вокруг Якова и, остановившись у него за спиной, опустил ладони на его плечи. Дотторе склонился ближе и зашептал ему на ухо. — Похоже, в список дел на сегодня стоит внести проведение тебе трепанации черепа с последующей операцией на мозге... Но не волнуйся, мой дорогой ассистент, — Дотторе поддельно-дружелюбно улыбнулся. — Если и не удастся избавить тебя от недуга, то уж изучить получше его природу точно получится. И начнем мы...       Внезапно Яков почувствовал острую колющую боль в плече. Он вздрогнул, едва не подпрыгнув, громко вскрикнул, обернулся и... Уставился на пальцы Дотторе, плотно прижимающие к коже кусочек смоченной дезинфицирующим средством ватки. Использованный шприц Прайм удерживал меж ладонью и мизинцем, и кончик иглы продолжал находиться в опасной близости от кожи Якова.       «Нет, нет, нет, нет!!!»       В голове сразу же всплыло старое воспоминание: когда-то точно так же к алхимику подошёл Эшер. Разница была лишь в том, что от него Яков подвоха никак не ожидал, а теперь... Как он мог так попасться во второй раз?!       Видимо, все подонки действуют одинаково. И, к сожалению, крайне результативно.       Прайм подхватил внезапно ослабевшее тело Якова и затащил его на операционный стол.       — ...прямо сейчас, — Дотторе улыбался. Выражение лица его было обманчиво безмятежным, даже добрым, как у хорошего заботливого доктора. Но широкая улыбка, сияющая по-акульи острыми зубами, выглядела устрашающе, словно оскал хищника, что уже достаточно наигрался со своей жертвой и готов приступить к трапезе. — Всего лишь паралитик, — предупреждая следующий вопрос, пояснил Прайм. — Чтобы ты лежал спокойно и не дёргался лишний раз. А то вдруг сам себе навредишь! Лечить ещё потом придётся. А мне и без того работы хватает, знаешь ли. И не волнуйся, мой дорогой Яков, — Дотторе потрепал его по щеке и принялся фиксировать его конечности. — Говорить и дышать ты сможешь без проблем, и этими возможностями, надеюсь, воспользуешься. А уж в работе я буду предельно аккуратен.       Грудная клетка заболела от нахлынувшей паники, ведь с переломанными рёбрами и обычные вдохи весьма затруднительны, а уж вобрать в лёгкие то количество воздуха, которое требует организм под воздействием адреналина, было просто невозможно. Яков изо всех своих сил пытался пошевелиться, но тело не слушалось, будто оно вовсе не принадлежало ему. Сердце бешено ломилось из груди, всё быстрее гоняя по сосудам кровь и парализующий препарат. Однако мышцы лица всё же работали, так что Дотторе мог наслаждаться мимикой ассистента, выражающей запредельный ужас.       — Дотторе!!! — завопил он в абсолютном отчаянии, чтобы хоть как-то излить рвущийся наружу страх. — Я не собирался быть биологическим материалом! Забыл?! Не на эту должность мне приходило приглашение! Перепроверь повнимательнее списки своих новичков!       Прайм вскинул бровь.       — Думаешь? — он бросил ремни, так и не зафиксировав ногу до конца, и направился к столу, на котором лежало несколько толстых папок, наполненных документами. Порывшись некоторое время в одной из них, он извлёк крупный лист бумаги, пробежался глазами по тексту... И прикрыл рот ладонью в изумлении. Он перевёл на Якова виноватый взгляд.       — О, Архонты! И как я сразу не вспомнил! Мне так жаль... — он картинно закатил глаза и всплеснул руками, а затем резко поморщился. — ...что я вообще решил заглянуть в бумаги. Проклятый Панталоне... Ещё и руки теперь мыть придётся, — Дотторе посмотрел на Якова так, что любой бы на его месте почувствовал себя глупейшим ничтожеством. — Серьёзно, Яков? Во-первых, у меня не так много новичков здесь. Точнее, один. И это ты. Во-вторых, ты действительно думаешь, что у меня такая плохая память? — в глазах Прайма осуждение было видно невооружённым глазом. — Просто понимаешь ли, Яков, — Дотторе, уже вымыв руки, вернулся к фиксации его ноги. — Контакт с Запретным Знанием обычно оказывает на организм определенное влияние. Негативное влияние, Яков. А у тебя в организме Запретного Знания настолько много, что могли пострадать внутренние органы. Или не могли? — Дотторе подмигнул. — Именно это меня интересует, мой дорогой ассистент. Я лишь посмотрю, в порядке ли твой организм изнутри. Разве тебе самому не интересно?       Голос Якова дрожал и иногда пропадал из-за нехватки воздуха, но напускной уверенности и надменности алхимику было не занимать:       — А спросить моё мнение на этот счёт ты догадался только сейчас? Или тебе привиделось в шизофреническом бреду, как я даю своё согласие на манипуляции с моим телом? И можешь не сомневаться, с моими органами всё в порядке. Как раз ради моей уверенности в этом я проводил столько опытов на различных животных, что не счесть. И последняя партия образцов чувствовала себя прекрасно, и даже спустя продолжительное время с их органами ничего не произошло. Именно по той технологии потом и переделали моё тело. Так что эта операция бессмысленна и лишь станет тяжёлым испытанием для организма. Какой тебе прок от ассистента, который довольно продолжительное время не сможет работать? Не лучше ли это время потратить на что-то более продуктивное, чем твоё детское любопытство? Тебе нужно изучить технологию? В таком случае можешь почитать мою научную работу. Или с твоим заболеванием плохо получается воспринимать большие объёмы текста? Попроси своих сегментов, которые не страдают от таких недугов, почитать тебе на ночь. Не моя проблема, что ты не справляешься с такими простыми де-...       Не договорив, ассистент завопил от боли. Дотторе с той же безмятежной улыбкой на лице плавно вёл скальпелем по его груди, спускаясь вниз к животу. Плоть расходилась под острейшим лезвием, словно масло под горячим ножом.       — Ты говори, говори, мой дорогой, — кивнул Прайм. — Тебе же проще будет в сознании оставаться... Кстати об этом.       В руках Дотторе как по волшебству мгновенно оказался шприц. А ещё секунду спустя его игла уже глубоко вошла в предплечье ассистента.       — Это поможет тебе не терять сознание от болевого шока. Не обезболивающее, и не надейся, — ухмыльнулся Прайм. — Просто не хочу резать бессознательный кусок мяса. Ты слишком мило кричишь. А твою научную работу я обязательно почитаю, Яков. Безусловно, мне интересно такое необыкновенное изобретение. Но увидеть воочию, естественно, ещё любопытнее, — от улыбки Дотторе веяло нездоровым садистским интересом.       Яков не понимал, что говорил учёный. Слова доходили до его ушей, но он не мог воспринять смысл сказанного. Паника была слишком сильна, наравне с болью, которую ассистент испытывал. Грудь разрывало изнутри от страха, столько воздуха, сколько требует организм, вдохнуть было невозможно. Яков то раскрывал рот в истошном крике, срывая голос, то шумно и тяжело дышал, издавая громкий скулёж.       Остановившись на определённом месте живота, Дотторе надавил на скальпель немного сильнее, и с улыбкой смотря в глаза Якову ввёл в получившееся отверстие пару пальцев.       — Ну что, готов, мой дорогой? Сейчас будет самое интересное. — Дотторе рассмеялся и взмахнул скальпелем. — Хотя, возможно, позднее этот момент затмит исследование твоих внутренностей.       Дотторе раздвинул пальцы, глядя на Якова так, будто не режет ему живот, а растягивает задницу. Теперь его лицо садиста превратилось в лицо мечтателя. Точным и резким движением скальпеля он рассёк все слои передней брюшной стенки до самого лобка. Теперь уже можно было поспорить: был ли самый громкий крик в этом здании от Веба или же от Якова.       — Боль застилает твой разум. Я ждал от тебя хоть минимально интересной реакции, но что же я получаю? Крики? Какая скука, — поморщившись от досады, Прайм продолжил. — Ты начинаешь надоедать мне, Яков. Может, всё же стоит дать тебе немного обезболивающего? — Дотторе задумчиво потёр большим пальцем подбородок, пачкая его кровью.       Внезапно в глазах его сверкнул интерес. Он подвёл палец прямо к губам. Высунул кончик языка. А затем коснулся им подушечки пальца буквально на миллисекунду, быстро убрал язык и вновь уставился на Якова. Глаза Прайма сияли.       — Так вот каково на вкус жидкое Запретное Знание... — прошептал он благоговейно.       Боковым зрением алхимик размыто и сквозь красную пелену перед глазами заметил движение руки Дотторе к его же лицу. Ещё толком не отдышавшись, Яков сдавленно и прерывисто прошипел:       — Ру-у... К-ки... По-м... Мо-ой...       Дышал он явно громче, чем говорил. Якова мутило, голова его кружилась, перед взором шла рябь, а глаза смотрели в пустоту и обильно слезились. Солёная жидкость уже намочила серебристые пряди, что были ближе всего к лицу. Голос Дотторе на фоне всё ещё не доносил Якову никакой информации. Просто звук, заставляющий паниковать алхимика ещё больше. Он устало прикрыл глаза, не в силах больше держать их открытыми.       Укола Яков даже не почувствовал. Лишь через некоторое время он обратил внимание, что воспринимает происходящее вокруг. Шум воды, затем тихий звон стекла, после... Отвратительный звук разрываемой плоти.       — Ну же, Яков, — вкрадчиво шептал Дотторе. — Зря я что-ли потратил на тебя такой прекрасный препарат? Давай, мой дорогой. Я жду твоей реакции. Посмотри сюда.       Ассистента снова накрыл животный страх. Но веки он всё же открыл. Чуть опустив свой взор, Яков увидел картину... Страшнее которой, наверное, раньше он и представить не мог. Дотторе с «добродушной» улыбкой перебирал меж пальцев вынутые из брюшной полости петли кишечника. Дыхание перехватило. Перед глазами снова всё поплыло. Но, несмотря на панику, отвести взгляд Яков не мог. Лицо алхимика застыло в одном положении, будто его тоже парализовало. Страхом. Страшно смотреть. Знать, что с тобой делают, видеть это. И страшно не смотреть и ничего не знать. Страшно. Яков не верил. Не хотел верить, что всё это происходит с ним. Он хотел лишь чтобы всё как можно быстрее закончилось. Чтобы это оказался дурной сон. Просто кошмар... Но, к огромному сожалению, всё происходило наяву.       Дотторе внимательно разглядывал уже извлечённый наружу кишечник. Удовлетворённо кивнув, он забрался рукой вглубь тела. Яков громко всхлипнул, почувствовав резкие позывы к мочеиспусканию. Дотторе же, не обращая на это внимания, выпустил из руки его мочевой пузырь и принялся дальше с увлечением исследовать внутренности ассистента. Желчный пузырь, селезёнка и желудок не особенно заинтересовали Прайма. Но вот следующий орган...       — У тебя такая аппетитная печень, мой дорогой! Признаться честно, еле держусь, чтобы не откусить немножечко. Хотя... Введу потом тебе препарат, способствующий восстановлению. А что, идея! А ты бы хотел попробовать себя на вкус, а, Яков?       Настолько бледного лица у алхимика, наверное, не было никогда. Лишь из-за препарата он был всё ещё в сознании. Но, честно... Предпочёл бы отключиться прямо сейчас. В любом случае ему конец. Распотрошат, изучат и выбросят. Такая теперь у него судьба. Яков не смог защититься. Не смог уберечься. Слишком слаб. Слишком доверчив.       — ...слишком скучен, Яков, — долетел до алхимика обрывок фразы. Дотторе, поджав губы в недовольстве, вытащил перепачканные в крови руки из его тела и с презрением уставился на ассистента. — И жалок. Жалок, труслив и изнежен. На что я надеялся..?       Внезапно он схватил Якова за запястье. Оскал острых зубов сверкнул в свете ламп. Дотторе скальпелем полоснул ассистента от локтя до самой кисти руки и тут же надавил рядом с краями раны, потянул кожу в разные стороны, открывая порез шире.       — Что, всё ещё нечего сказать? — Дотторе почти рычал. — Нет заготовленной предсмертной фразы?       Звук пощёчины звонким эхом отразился от стен. Дотторе швырнул скальпель на пол и встряхнул головой. Быстрыми шагами Прайм направился к двери. Щёлкнул замком, схватился за ручку, а затем вдруг оглянулся на Якова. Несколько секунд он стоял молча, будто надеясь всё же услышать что-то интересное, но не получил ничего, кроме жалобного взгляда распахнутых в панике глаз. Прайм фыркнул:       — Ты мне наскучил, Яков. Счастливо оставаться, — он вышел, громко хлопнув дверью.