В звуке одного голоса

Одним рывком Эбардо перевернулся на кровати, оказываясь над Лололошкой – практически лёжа на нём. Он действовал прежде, чем это мог осознать сам, и почти удивился, когда собственное дыхание опалило чужое, такое близкое, лицо. — Решил заговорить? — произнёс он, садясь. На губах его вновь расцвела самодовольная ухмылка, ни следа от только что промелькнувшего шока. Лололошка не ответил. Глубина его чёрных очков вновь была направлена на Эбардо, и снова! Снова ничегошеньки не говорила. Прошла долгая, очень долгая пауза, прежде чем Лололошка разомкнул сухие губы. — Слезь с меня, — произнёс он негромко, но в его тоне не было ни капли робости. Как будто указывал непослушному ребёнку! Эбардо, ха! — Ха! — вслух повторил Эбардо с искренним весельем. А затем гаденько улыбнулся, — А то что? Лололошка молчал, разговорчивый как всегда. — Не наглей, Ло-о-ло. — Эбардо довольно ухмыльнулся, нараспев произнося имя пленника. — Если не хочешь, чтобы я закончил то, что начал. Он переместил руку, выше, гладя большим пальцем щёку невозможного мироходца. Кожа у него была мягкая и тёплая, и Эбардо даже на мгновение оказался очарован этим ощущением… прежде чем, через мгновение, очнуться. Нет, но всё равно – красивый. Даже когда его лицо за очками искажено отвращением. После крошечной заминки Эбардо продолжил, и его голос быстро вновь налился самодовольством. И любому могло быть слышно, как страшно он упивается своей властью: — Ты больше не сбежишь, знаешь ли. Твоя Искра больше не перенесёт переходов – ты не сможешь сбежать. Я могу делать с тобой, что хочу… — И тогда ты никогда не перепишешь мультивселенную. На губах Лололошки показалась улыбка, которая, казалось, осветила их маленький домик лучше, чем лучи рассветного солнца. Была ли в ней издёвка? Эбардо так потерялся в этом незримом свете, что даже не понял… — Я ведь прав? — Лололошка произнёс вкрадчиво, — Ты не можешь переписать мультивселенную один, иначе давно бы это сделал. Но ты ходишь вокруг да около, поишь меня сладкими речами и кормишь завтраками. Ты можешь… можешь насиловать меня сколько угодно, если тебе это нравится. Но моя Искра, ключ к твоей власти, никогда не будет принадлежать тебе просто так. И теперь это мерзкое ощущение собственного поражения провалилось куда-то вниз, в желудок Эбардо, вызывая тошноту. Да, конечно. Лололошка может в любой момент уничтожить свою Искру малейшим усилием воли, и тогда Эбардо навсегда останется ни с чем. Хотел бы он, блять, продолжить себе врать, что ещё сможет переписать вселенную один. — Но ты можешь отдать свою Искру мне, — чернота очков Лололошки смеялась над Эбардо, — Тогда я перепишу мир так, как мы оба этого захотим и… Он заткнулся, когда в его щёку прилетела звонкая пощёчина. Дёрнувшись, Лололошка поморщился от боли, а на его щеке остался выразительный красный отпечаток. Руки у Эбардо чесались бить ещё и ещё, но вместо этого он просто хмуро сказал: — «Просто так?» Ты сказал, что не отдашь Искру просто так, а значит, своя цена у тебя есть? Всё-таки, Лололошка был не дурак, чтобы понимать – его ситуация не лучше. Его жизнь, жизни его друзей, — все они были в руках Эбардо, зависели от его милости. Когда старуха была мертва, уже никто не мог защить ни Франческо, ни Ашру, ни забавного Седрика… О, Лололошка точно не захочет менять их на мультивселенную. Тот облизнул губы, впервые выдавая подобие волнения: — Мы заключим пари. Ты же их любишь. — Он криво усмехнулся на мгновение и, не давая Эбардо вставить ответа, продолжил, — Если за… десять дней я поверю, что ты хороший, достойный человек, то отдам тебе мою Искру. Если нет, то наоборот — ты отдашь Искру мне. Эбардо рассмеялся. Он смеялся долго, громко и звучно — казалось, весь маленький Маркес слышал его смех. Отсмеявшись, он утёр несуществующие слёзы с глаз и внезапно ярость вспыхнула в нём, как спичка: — Достойный! — пооцедил он с искажённым от гнева лицом, — Достойный твоего голоса, достойный власти над миром… Кто ты такой, чтобы играть судью, Лололошка? На мгновение ему показалось, словно эта вспышка напугала невозможного мироходца, но через мгновение этот мираж без следа исчез. Впрочем… Эбардо успокоился моментально, и его губы снова растянулись, демонстрируя его мрачное веселье: — Но учти, Лоло, что за слова придётся отвечать. Мы с тобой, всё-таки, боги, м? А затем… затем легко отвалился на подушки, тем самым слезая с Лололошки, и довольно произнёс, тыча пальцем куда-то в неизвестность: — Джодах свидетельствует нашему контракту. Значит… — он смешно переполз на кровати, оказываясь параллельно Лолололошке, — Можем начинать, м? Лололошка промолчал, но повернул голову к Эбардо, словно готовясь слушать. Тот открыл рот и… замер на долгую секунду. До сих пор он не задумывался над тем, как ненавидит быть хорошим человеком. Он им и не был никогда, кроме, может, дремучего и далёкого детства, а с тех пор… Нет-нет, любая доброта под счётчик, а любая помощь должна обернуться выгодой или превратиться в хорошее развлечение. Такой образ мысли всегда нравился Эбардо куда больше. Но всё равно он собирался выиграть пари. Насмешливый прищур его глаз скрыл любую неуверенность, и Эбардо начал: — Ну, во-первых, я не оставил тебя валяться с голой задницей в пещере, и спас. Дважды, если вспоминать поступки «Эо». Чем не доброе дело? Лицо Лололошки выражало крайнее, демонстративное сомнение, но он ничего не произнёс, и Эбардо распознал это как сигнал продолжать. — Разве погасшая версия меня не помогала тебе всё время? Не притащила в Поэну, не покрывала любые твои шалости… Да и сам я, – настоящий я, – совершил немало хорошего. — Он раздулся от самодовольства, как индюк Джодах. — Однажды я спас женщину в Египетском мире. (Пьяный в хлам разрисовывая стену повторяющимися надписями «Здесь был Эбардо», он подрался со стражей и тем самым, кажется, выручил какую-то неудачницу из Списка). — Я освободил целый мир от тирании багрянников! (А затем сам стал править в нём, и, побаловавшись властью пару лет, оставил тот мирок догнивать). — Я… Э-э… Он рассказывал истории ещё некоторое время, с каждым разом всё более и более урезанные и далёкие от реальности, пока наконец не выдохся. По-детски обиженно поджав губы, он произнёс: — Что, мало тебе? Лололошка прикрыл рот ладонью, и наконец впервые издал: — Ты смешной. Разве так можно что-то доказать? — А чего же ты тогда хочешь? — поинтересовался Эбардо скептически. Тон у него был такой ворчливый, которого не было даже у старика Эо. — Просто живи. А я буду за тобой наблюдать. — В голосе Лололошки послышались смешинки. Эбардо нахмурился. — Такой расслабленный, — передразнил он тянуче. — Как будто меня не ненавидишь. Лололошка перевернулся обратно на спину, задумчиво глядя в потолок, и сбоку наконец стали видны белки его глаз. — Нет, не ненавижу, — произнёс он спокойно. — Слишком сильное чувство. Ненависти достойны войны, болезни, иногда государства и строи… Если ты ненавидишь всего-лишь одного человека, то ставишь его очень высоко. Ты же… — Не достоин? — Эбардо криво ухмыльнулся, — Не достоин прощения, не достоин ненависти. Он тоже развернулся, словно ища, что такого интересного Лололошка увидел в созданном им потолке. — Блять, — он рассмеялся хрипло. — Ты тоже смешной. И на этом их разговор закончился. И они… начали просто жить. Совершенно странное подобие быта наладилось между ними уже на второй день – Эбардо бесцельно шатался по Маркесу, почти не прыгая по другим мирам и, в основном, досаждал Лололошке. Маячил рядом с ним, как мотылёк у фонаря. Лололошка же нашёл себе ещё более странное занятие – решил стать санитаром леса. Осторожно гуляя между деревьев, он пересаживал неудачно расположенные деревца, обрубал ненужные ветви и занимался ещё тонной ерунды, которую Эбардо совершенно не понимал и понимать едва ли хотел. Даже наблюдать за этим было ужасно скучно, но Эбардо почему-то не мог оторваться – да и делать ему было нечего. Не переставая, он рассказывал какие-то истории, зачастую легко скатываясь в ложь – как он помогал обездоленным и защищал слабых. Со временем наблюдать за этим со стороны могло стать особенно комично, ведь Лололошка знал, что он врал, а Эбардо знал, что Лололошка знал. А ещё Эбардо готовил, быстро уяснив, что совершенно непритязательный к еде Лололошка мог бы спокойно питаться дикими полусъедобными овощами и фруктами, – и это почему-то бесило. Почему, обладая пустотной магией не меньшей силы, он опускался до такого аскетизма? Так что Эбардо легко колдовал из воздуха еду, соревнуясь сам с собой в изощрённости. Сегодня фуа-гра, завтра рагу из кролика, послезавтра курочка в кляре, только чтобы побесить Лололоха. Где он научился готовить? А, даже не спрашивайте. К концу четвёртого дня Эбардо понял, что стоит переходить к чему-то посложнее. Разыграть какую-то сценку со спасением несчастных детишек? Накачать Лололошку чем-то и надеяться, что его изменённое сознание будет внушаемей? Раздражённый, он вырвал из земли какой-то цветочек. Вроде, ромашку…? Он ничерта не разбирался в растениях других миров – те, что росли на его родине, были, обычно, крупнее и бледнее, с широкими мясистыми лепестками. Так или иначе, покрутив белый цветок в руках, Эбардо медленно оторвал лепесток и легко растёр его между пальцев. Да, цветы в этом мире хрупкие. Но люди были ещё хрупче – и вымерли к чертям. Так, он додумался до гадания. «Выиграю», – подумал он, отрывая ещё один лепесток. «Проиграю». «Выиграю»… Как будто его победа не была неминуема, и ему действительно нужна была какая-то подачка судьбы, ха! Однако когда единственный лепесток ознаменовал его победу, Эбардо лишь удовлетворённо хмыкнул. Ну конечно, так и должно быть. Мгновение порадовавшись, Эбардо посмотрел на облысевший пестик с неудовлетворением, и одним мановением руки вернул лепестки назад – те тут же задрожали на ветру, осоепительно-белые и куда более ровные, чем были раньше. Затем Эбардо, думая о чём-то своём, воткнул цветок обратно в землю, и пустотная магия тут же дала ему прорасти. …И он чуть не вздрогнул, когда, обернувшись, столкнулся с чернотой солнечных очков. Лололошка. Он смотрел за его баловством, как будто происходило что-то необычайно серьёзное, может быть, мистическое – и лицо у него было под стать. А затем они провалились куда-то в пустоту. Ни Эбардо, ни Лололошка не проронили ни звука, когда тьма поглотила и их глупый маленький домик, и широкие голубые небеса. Но Эбардо дёрнулся, отскакивая… и сжал в руке, где минуту назад лежала ромашка, что-то холодное. Тяжёлое. Это была цепь. Подняв глаза выше, он увидел удивительную картину, очаровывающую картину. Лололошка стоял перед ним, и толстая цепь обещания оборачивалась вокруг его шеи – именно её конец держал в руках Эбардо. Лололошка открыл рот, пытаясь что-то сказать, но из его рта не вырвалось ни звука. Он с недоумением поднёс пальцы к губам и поднял взгляд на Эбардо. Нет… куда-то за его спину. — У тебя нет больше права голоса здесь, Лолололошка, — произнёс Смотрящий, и тысячи мурашек пробежали по спине Эбардо от звука его голоса. — Ты сковал себя ограничениями пари и, к сожалению, я ничем не могу тебе помочь. Здесь, в месте, где я обретаю голос, такие оковы имеют привычку приобретать физическую форму. Прежде, чем Эбардо успел произнести хоть слово, из воздуха нарисовалась ещё одна фигура. Нет, ещё прежде, чем на землю упала изломанная тень крыльев Джодаха, послышался его низкий голос: — Зря ты так, Лололошка, — произнёс он с непонятной, почти печальной интонацией. — Даже я не мог предвидеть такой глупости – чтобы ты доверился своему чересчур большому сердцу сильнее, чем разуму. Лололошка поднял было руки, пытаясь было что-то сказать жестами (всё же, мироходцы знали всякие языки), но тут же опустил, не найдя слов. Положив ладонь на обод цепи, он уставил свой взгляд… на Эбардо. — Да, — произнёс тот язвительно, — Может быть, вам пора перестать меня игнорировать? Раз Искра и воля вашего дружка, любимого кролика, теперь принадлежит мне… То может быть, обратите каплю внимания на нового Бога?! Джодах поджал губы и казалось, его глазные яблоки скрипели, отрывая взгляд от Лололошки и переводя его на Эбардо. Однако, через мгновение он произнёс холодно: — Хорошо, «Бог». В любом случае, именно тебе придётся выбирать будущее мультивселенной. — Снова бросив быстрый взгляд на Лололошку, он пояснил, — Мы считали, что причина произошедшего, будет сама выбирать, как закончить эту историю. Но его воля теперь твоя, а значит… Посмотрим, что за варианты для нас приготовило пространство-время. — Пространство-вре…? — начал было Эбардо скептически, но Джодах небрежно его перебил: — Именно оно. Эту историю надо как-то закончить, и выбор, как именно, принадлежит только тебе. Вариантов исхода одного-единственного сценария – миллиарды, но ты… Эо, мог бы выбрать из них только два. Он взмахнул рукой, и рядом с ним разсползлись по воздуху две неширокие трещины. В одну из них Джодах жестом предложил заглянуть: — Это реальность, где ты переписываешь мутильвселенную, — сухо сказал он. — А Лололошка исполняет условия своего необдуманно заключённого пари. Картина, открышаяся Эбардо, была хороша, иначе и не скажешь. Лололошка… человек, в котором Лололошка с трудом узнавался, сидел в ногах у широкого, дорого обитого зелёным бархатом трона. Он был истощён, любимый шарфик был содран, а от его очков не осталось даже следа на переносице. Как будто всё, что делало его, собственно, Лололошкой, было старательно стёрто жестокой рукой. А на троне сидел Эбардо. Он скучающе покоил голову на сложенных руках, и время от времени попинывал молчащего Лололошку. Перед его глазами горели адские огни, отражаясь в тёмных зрачках, а откуда-то срази доносились приглушённые крики страдающих жертв. Очень хорошо. Что-то в сердце Эбардо сжималось и жгло, но он был почти уверен – это было хорошее чувство. Он облизнул губы, нервно и возбуждённо. — А другой вариант? — спросил он быстро и жадно. Другой? Что ещё может его ждать, Тюрьма Времени? Но прежде, чем Джодах ответил, Эбардо первый метнулся к другой трещине, и замер, напряжённо разглядывая то, что перед ним открылось. На первый взгляд, мало что изменилось. Лололошка всё ещё сидел у ног трона Эбардо, но теперь он был должным образом одет, кожа на его щеках была загорелой и розовой, а уголки губ были приподняты в мягкой улыбке. Сам Эбардо сидел на троне, болтая ногами, и что-то рассказывал. Рассказ он сопровождал экспрессивными взмахами рук и чуть не заехал Лололошке по голове несколько раз. На его лице играла самодовольная ухмылка, словно он рассказывал о каком-то собственном достижении, но Эбардо из настоящего, как ни вслушивался, не мог различить ни слова. Но это и не было важно. Куда сильнее внимание Эбардо привлёк другой факт – рядом стоял другой трон. Обитый тканью мягкого лазурного цвета, он явно принадлежал… Лололошка из видения потянулся и легко телепортировался, плюхаясь на свой трон, а Джодах за спиной Эбардо наконец прокомментировал очевидное: — А это мир, где ты простил Лололошке его долг. — А затем, выдержав паузу, поинтересовался, — Так какой мир ты выберешь, Эбардо? Эбардо хмыкнул, и оглянулся назад, на первую трещину. Затем отошёл, чтобы в последний раз оглядеть оба варианта. А затем, не позволяя себе сомневаться, в два шага вступил в один из разломов – он сделал свой выбор. И история закончилась.