***
Похоже, что я недооценила доброжелательность Сэма Адли по отношению ко мне. Я не привыкла плакать при ком-то, даже по телефону, но Сэм, услышав мой единственный всхлип, оставил свои важные и, несомненно, более приятные дела и побежал в лес. Я прибыла чуть раньше, хотя бежать мне было дольше. Повалила дерево, подходившее на роль скамейки, и села, вглядываясь сквозь редкие деревья вдаль, в ночной океан. Через пару минут я услышала жалобное поскрипывание снега под ногами одного семифутового индейского амбала. Адли вышел на поляну и сел рядом, кося одним глазом на мою грозящую разорваться сумку. — Что у тебя там? Динамит или полное собрание Маркса? — Читаешь коммунистов? Там выпивка. Я потянулась к сумке и достала одну из похищенных из больницы бутылок, передавая её Сэму. — Это что, водка? — вздёрнул бровь Адли. — Что вы, разве такая дама, как я, будет пить водку? Это чистый спирт! Не думаю, что водка оказала бы на тебя или меня хоть какой-нибудь эффект. — Что правда, то правда, — Сэм вскрыл бутылку и слегка поморщился, пригубив. Я достала вторую и последовала его примеру. — Так что натворили Каллены? — Дай мне пару минут, я не готова говорить, тем более на трезвую голову. По моим расчётам, я всё ещё в стадии шока. Но, если вкратце — меня.***
Я пересказала ему историю Карлайла, перемежая рассказ то слезами, то рыками, то абсурдным неверием. Проговорив всё и осознав, я отошла от «первой стадии», но, к счастью, к этому времени была уже навеселе. Первая бутылка спирта кончилась, я перелила в неё половину второй и достала пакет с кровью. — Что это? — возмущённо спросил Сэм. Речь его стала чуть более растянутой, насыщенной эмоциями и наглой. — Хотя бы не при мне, Картер! Я должен, ик, за такое на кусочки рвать! — Не будь ханжой, — заявила я. — Это донорская кровь, украденная у других кровопийц. И вообще, тебе не предлагали. Я вылила содержимое пакета в бутылку, смешав его пополам со спиртом. — Вот это я называю «Кровавая Мэри». — Ты отвратительна! — пьяно ухмыляясь, покачал головой Сэм. — И что я тут делаю? Мог бы нежиться в тёплой постельке в объятиях любимой девушки. — Ты… — очень серьёзно выговорила я. — Проводишь саммит, на котором вынюхиваешь компромат на потенциального противника. Я… пользуюсь твоей заинтересованностью в информации, чтобы пережить этот вечер. Мы расхлябанно салютовали друг другу и выпили ещё.
***
Оборотень и полукровка неровно передвигались по направлению к резервации, двигаясь со слишком медленно-человеческой скоростью и придерживая друг друга на поворотах. Абсурдное, наверное, было зрелище. Почему я вообще это помню? Видимо, в моём мозгу слишком много пространства, потому что как бы я ни занимала его — музыкой, новостями, алкоголем, всегда оставалось место для чёртовых размышлений. — Знаешь, что бесит меня больше всего? — Я чуть повернула голову к Адли. — Получается, я британка. Одни родичи ирландские католики, другие — англиканские кровопийцы… — Проклятая колонистка… Ик! Имперская захватчица… — Да я сама себе отвратительна! Живёшь себе, думаешь, что нормальная янки, а потом тебя приглашают на файв-о-клок! Мы шумно ввалились в дом, и я жизнерадостно помахала Эмили, чуть не снеся дверной косяк. — Сэм? — недоуменно спросила Янг, пока не злясь, но всё же слегка напрягшись. — Это всё я! — Неубедительно воскликнула я, пытаясь принять на себя удар. — Эта бледнолицая не очень довольна своим происхождением, — попытался вкратце объяснить Сэм. Тут я почувствовала влияние смены температур; на меня накатила усталость, и веселье сменилось гневом (похоже, я перешла-таки ко второй стадии), который в отсутствие сил пролился слезами. — Грёбаный Карлайл Каллен заделал моей матери ребёнка-кровопийцу, который её убил! Я осела на пол и уставилась в стену. Минуту спустя Эмили попыталась поднять меня, но я была для неё слишком тяжёлой ношей — похоже, во всех смыслах. К ней присоединился Сэм. Меня отвели глубже в дом и положили на какую-то горизонтальную поверхность. Я не видела того, что творилось перед моими глазами. Мозг прокручивал старое воспоминание. «Сложи ладони вместе, на уровне груди, вот так,» — учила бабушка Карпентер. «Встань на колени, на кровати или перед ней. И повторяй: Спать ложусь, гашу огни; Боже, душу сохрани. Коль умру я до зари, Боже, душу прибери.» — А вот это уже действительно вызывает озабоченность, — произнёс голос Эмили Янг. Упс, похоже, я послушала бабушку из воспоминания и повторила за ней вслух. Я закрыла невидящие глаза и погрузилась в забытьё.***
Я открыла глаза на рассвете, проспав совсем немного. Светло-жёлтые занавески в гостиной, где я очнулась, пропускали слабый свет зимнего утра. Похмелье было для меня состоянием весьма условным: требовалось только умыться, выпить воды и что-нибудь съесть. «Сегодня, пожалуй, кого-нибудь», — кровожадно заявил внутренний бесёнок, но я лишь фыркнула в ответ на это. Эмили Янг варила на кухне кофе. Я бочком прокралась на кухню и стыдливо замерла на пороге; Сэм, похоже, ещё пребывал в объятиях Морфея. — Кхм, — неловко прокашлялась я. — Доброе утро, проходи. Кофе? — голос Эмили был нейтральным, но я знала, что расстроила её. Это была всего лишь третья наша встреча, а я вдрызг проспиртовала её суженого. — Благодарю, — потупилась я и присела на стул. — Я прошу прощения за испорченное Рождество. И за пьянство тоже. Эмили неопределённо хмыкнула себе под нос. — Гены у меня так себе, — добавил мой рот. — От осинки не родятся апельсинки, и так далее, и тому подобное. Мы обе издали нервные смешки; мой вышел чуть более надрывным. — Чего уж там, — вздохнула Эмили. — Должна будешь. — Определённо, — кивнула я. — Уже есть идеи? — Пока нет, — на лице Янг наконец появилась улыбка. Кофе был божественным; а когда на столе ему составила компанию яичница, из темноты спальни выполз Сэм. Он, судя по всему, чувствовал себя похуже. — Давай не повторять подобных приключений, Картер, — заявил он, когда поглотил чашку кофе и первую порцию яичницы. — Не уверен, что даже моя сверхъестественная печень выдержит такие испытания. — Замётано, — проговорила я, отсутствующе пялясь в пространство перед собой. Адли внимательно оглядел меня. — Поделюсь своим широким опытом преодоления гнева. Не приходила бы ты сегодня в Форкс. Нарушишь соглашение, бегать за тобой придётся, потом костёр разводить… — Я спокойна, — возразила я. — Ну-ну, — хмыкнул Сэм. — Я в полном порядке! — взвилась я, сминая кружку в керамическую пыль. Проследив взглядом за осколками, я медленно выдохнула. — Начну свои извинения с покупки сервиза, Эмс. — Фарфоровый, голубого цвета, — невозмутимо заявила Эмили. — Принято, — я подняла взгляд на Сэма. — А что делать-то тогда? — Иди-ка ты в лес. Скалы побей там или деревья. — В мои хобби обезображивание ландшафта не входит, — пробурчала я, собирая осколки. — Значит, просто пробежишься до Канады, — пожал плечами Адли. — До Канады?! — мои брови взлетели до потолка. — Тут не так уж далеко, я бегал.***
Прислушавшись к совету Сэма, я провела первую половину дня в лесу. Вопреки моим собственным заявлениям, скалы и деревья пострадали изрядно. Вчера я могла пить, плакать и спать; на трезвую и выспавшуюся голову плакалось плохо, а заснуть я не смогу ещё пару дней. Из головы не шли ореховые глаза Лилиан и искажённое болью лицо Карлайла. Всякий раз, когда перед глазами вставали идеально правильные и такие ангельские на вид черты лица доктора, я крушила очередную попавшуюся под руку глыбу. Но пришёл вечер, и я устала. Если только я не собиралась исчезнуть из Форкса с концами, нужно было возвращаться к Джонсам. Моей затуманенной злобой голове мысль казалась очень привлекательной, но тут восставала рациональная часть сознания, требуя сначала обдумать план. Где я буду прятаться, пока несовершеннолетнюю мисс Картер будет несколько лет искать полиция? В доме Джонсов была привычная, мирная и тихая атмосфера. Тем контрастней ощущалось изменение моего собственного душевного равновесия. — Что-то ты рано, Дафни, — удивлённо заметила Карен. — Мы думали, вы вернётесь после ужина. — Дорогу хорошо расчистили, да и Эдвард водит быстро, — буркнула я, болезненно поморщившись на имени младшего Каллена. — Что случилось? — спросил Джек с видом умудрённого годами семейной жизни человека. — Ничего. Мы поссорились, — это было самое краткое и логичное объяснение произошедшему. Душевных сил на восторженный рассказ о поездке у меня всё равно не было. — Я буду в комнате. Окно в помещение было прикрыто, но не на задвижку. За кроватью обнаружился прямоугольник, накрытый куском ткани и лежавший так, что его не было видно из коридора. Когда я зашла в комнату и рухнула на кровать, я услышала за окном в лесу призрачный шелест. Конечно, Каллены должны были проверить, что их не обвинят в пропаже несовершеннолетней.***
К Новому году потеплело, и белоснежный снег растаял, превратившись в невразумительную слякоть и грязь. Впрочем, я выходила из комнаты только во время налётов на кухню и походов в ванную. Остальное время я лежала на кровати, безотчётно бренча на гитаре незамысловатые мелодии; собирала чемодан, потом снова его разбирала; брала ножницы, чтобы подстричься, понимала, что буду ещё больше походить на доктора, и откладывала их. Я отбрасывала ткань с портрета, часами вглядывалась в добрые глаза матери и оглаживала неровности краски, чтобы потом завернуть портрет в ткань и засунуть в шкаф. Я думала о том, какой вселенской несправедливостью представилась эта история. Десятилетиями я скиталась по Америке, думая, что одинока в своих «странностях» и в невероятной продолжительности жизни. И вот теперь, когда мне открылся целый мир «фриков», пусть опасный и порой жестокий, но мир, в котором мне было место, вскрывается невыносимая правда. Когда я ничего не знала о личности моего отца, я могла обвинять его лишь в том, что он ушёл. Теперь, когда я знала, что вина за смерть моей матери лежит не на мне одной, большим соблазном было свалить всё на Карлайла и, закрыв последние месяцы моей жизни за семью замками, уехать на край света. У этого плана была пара существенных недостатков. Первый недостаток был в том, что план не учитывал мои чувства к Эдварду. Злилась ли я на него? Очень сильно. Отменяло ли это мою любовь? Ни на йоту. Ведь именно любовь и порождала злость, обида была за обманутое доверие. Второй недостаток заключался в невозможности вечно игнорировать мир-условно-бессмертных-кровопийц-и-волков-и-ещё-незнамо-кого. Ведь я принадлежала именно этому миру, а он был довольно тесен. И даже если я уеду сейчас хоть на другой край Земли, с Калленами мы всё равно рано или поздно встретимся. С тем же успехом я могу не разговаривать с ними в Форксе. Чёрт, Господь и все святые, ну почему я?
***
Новый год мы справляли у Веберов. В относительно небольшом доме собралось много народу: Джонсы, я, Веберы, семейство МакАдамс с сынишкой, одноклассником близнецов, и милая пожилая пара немногим младше меня, которую я встречала в храме. Толпа утомляла меня, и я воспользовалась предложением Анджелы укрыться в её комнате. — Ну, выкладывай, что стряслось? — неожиданно прямо спросила подруга. — А? — растерялась я. За Анджелой никогда не водилось привычки спрашивать в лоб и она застала меня врасплох. — У тебя на лице всё написано, а если оставлять тебе личное пространство, то ты молчишь, как партизанка. Иногда нужно разговаривать о своих проблемах, это в любом учебнике по психологии написано, — заявила Анджи. — Ну… — смешалась я. — Обещаешь не задавать уточняющих вопросов? — Рассказывай уже, — смягчившись, вздохнула она. — Эдвард не рассказывал мне кое-что очень важное и напрямую касающееся меня. У него были причины, но я всё равно очень злюсь. А ещё это кое-что оказалось очень грустным. Вот. Это был максимально подробный рассказ, который получилось сформулировать, не соврав и не раскрыв опасной для жизни информации. — Оу, — нахмурилась подруга. — Сочувствую. Но почему ты злишься, если у него была уважительная причина промолчать? — Потому что! Я злюсь на этот факт и на то, что я узнала не сразу, хотя узнать сразу было бы ничуть не легче! И этим фактом омрачены мои самые светлые эмоции за последние годы! А ещё я как будто бы не имею права злиться, и из-за этого злюсь в два раза больше, вот!!! Последние слова я кричала, а, закончив пламенный монолог, плюхнулась на ковёр, откинувшись спиной на бок кровати. — Полегчало? — сочувственно улыбаясь, спросила Анджела. — Ты знаешь, есть немного, — нехотя пробурчала я. — Очень важно разговаривать, — тоном знатока подтвердила она. Потом посерьёзнела и обняла меня за плечи. — Дафни, это нормально — злиться. Если будешь винить себя за злость, будешь злиться ещё дольше. — Ты откуда такая умная? — продолжала ворчать я, чувствуя, как тугой узел в груди немного расслабляется. — Моя мама педагог-психолог, забыла? — хитро усмехнулась подруга.***
Я разрешила себе злиться и, выпустив на волю все негативные эмоции, прочувствовала тонкости испытываемых переживаний. За самым яростным гневом скрывалась застарелая боль девочки, выросшей без родителей. Пожалев себя как следует и признав, что этого не изменить, я успокоилась и вместо гнева осталась печаль. За гневом на первый план вышло раздражение и обида на Калленов, молчавших целый месяц, делая вид, что всё в порядке. И вторичное чувство вины за это раздражение. Я призналась себе, что они не особо виноваты, что это действительно была не их тайна, и постаралась разрешить себе пережить это раздражение. Обида никуда не делась, но её груз стал легче. И, наконец, гораздо более глубокая рана, причинявшая настоящую боль. Мой отец. Даже в мыслях я не произносила это словосочетание. Ещё пару десятилетий назад я благополучно задвинула любые мысли и переживания об этом неизвестном тогда персонаже в самый дальний ящик сознания. А теперь этот нарыв был вскрыт. Нужно было собраться с духом и встретиться с открывшимися фактами лицом к лицу. «Карлайл Каллен — мой отец». Больно. Больно-больно-больно. «Моя мать умерла, потому что она была человеком, а я — нет, и это моя сила убила её». Моя вина. Моя и моего отца. «Он даже не знал, что могу родиться я, и ничьей сознательной вины в этом нет». Ничего нельзя было сделать. Она умерла случайно. Почему сознание в случае трагедии находит успокоение в бесплодных поисках того, что можно было бы сделать, чтобы случившееся не произошло? Почему проще винить себя или других, чем признать неизбежность ситуации? Вероятно, нет ничего страшнее бессилия. Мы хотим верить, что, если будет достаточно бдительны, сможем избежать самого страшного, но это не так. Иногда ужасные вещи просто случаются. И мы ничего не можем поделать.***
Третьего января начался весенний семестр в старшей школе Форкса. Гнев ушёл, но обида и печаль никуда не делись. Особенно печаль. Похоже, настала фаза депрессии. Я припарковалась на противоположной от Вольво стороне парковки и, ни с кем не встречаясь взглядом, отправилась на уроки. В столовой я сидела спиной к угловому столику. — Вы что, расстались с Калленом, или типа того? — слишком громко спросила Джессика Стэнли. — Заткнись, Джесс, — велело ей моё лиловое облако. Наверное, я слегка переборщила, потому что болтушка Джессика до конца ланча не произнесла больше ни слова. — Хочешь поменяться местами на биологии? — кисло спросила Анджела. Кажется, ей не нравилось, что я выбрала тактику избегания, но она всё равно на все сто выполняла дружеский долг безусловной поддержки. — Спасибо, — благодарно выдохнула я. Парта Эдварда была впереди, в центральном ряду, и мои глаза то и дело натыкались на медноволосый затылок. В понедельник вечером знакомый мне курьер доставил первый букет цветов. Это было лиловые и голубые лилии в окружении лавровых листьев. Лилия и Дафна. Очаровательно. Меня сейчас стошнит. Букет был идеально красив, и потому страшно раздражал. Джонсы очень впечатлились, и это раздражало вдвойне.
***
Во вторник был испанский, на котором не было Анджелы Вебер, согласной сесть вместо меня за одну парту с Элис Каллен. Элис вела себя очень странно. Она не пыталась со мной заговорить, но и не выглядела ни злой, ни оскорблённой. Она просто благодушно молчала, умудряясь выглядеть весьма самодовольно. Чёртовы провидцы с их непоколебимой уверенностью в себе.***
В среду на ланче Джессика и Майк зазывали всю нашу компанию сходить на выходных в кино. Идея показалась мне привлекательной: развеяться, провести время в компании, никак не связанной с моими проблемами. — А на что хотите пойти? — оживлённо поинтересовалась я. — Вышел новый фильм с Джимом Керри! — поделился Майк. — Ух ты, комедия — это супер! — Хм, нет, вообще-то это фэнтези, — поправила меня Джесс. — Э-э, «Лемони Сникет: 33 несчастья», про трёх сирот, у которых хотят отобрать наследство. Я поморщилась. — А есть ещё идеи? — спросила Анджела. — Есть ужастик-боевик! — включился в беседу Тайлер. — «Блэйд: Троица». — Здорово! — поддержала его я, но осеклась. — А он про что? — Охотники на вампиров пытаются остановить воскрешение Дракулы. — Серьёзно?! — психанула я и закрыла лицо руками. В отдалении я услышала сдавленный смешок, тембром подозрительно напоминавший Эмметта Каллена. — А есть что-нибудь старое-доброе, про зомби-апокалипсис там, или советских шпионов? — я покопалась в памяти. — О, новый «Пункт назначения» разве не вышел? — Жуть какая, — содрогнулась Джессика. — Это было в прошлом году, Дафни. А я вообще за «Сникета». — Ладно, посмотрим, — сдалась я. Вечером доставили второй букет из алых и белых роз. Странно, что его не завернули в британский флаг. — Какая красота! — восхитилась Карен. — Я собираюсь его выбросить, — мрачно отозвалась я. В гостиной и так стояли лилии. — Не смей, я поставлю его к себе в комнату. В моём доме цветы появляются, дай бог, на годовщину… Джек обречённо вздохнул, зная, что если не подарит Карен цветы в течение двух недель, то она обидится, а если подарит раньше, чем через неделю, обидится, что ему понадобился пример школьника, чтобы додуматься.***
В пятницу на парковке меня подловил Тайлер Кроули. — Дафни, так ты идёшь завтра с нами в кино? — Думаю, нет, — призналась я. Настроение было никакое. Тайлер слегка замялся. — Если ты не хочешь, можно придумать что-нибудь другое. — А ты у Джессики спросил? Мне кажется, она настроена весьма решительно. Да и Майк фанатеет по Керри. — Я имел в виду, вдвоём, — объяснился Кроули. А-а. О-о. Блин. — Тайлер, — Он поднял на меня глаза. — Скажи, почему ты приглашаешь меня? Скажи правду. Я тебе нравлюсь? — Я хочу встречаться с девушкой, — ровным голосом проговорил он. — Ты девушка. — Логично, — кивнула я. — Значит, тебе нравятся блондинки? — Красивые популярные блондинки. Это круто, — продолжал рубить правду Тайлер. Внушение воздействовало на него сильнее, чем я рассчитывала, может, потому, что Кроули в целом был человек прямолинейный. — Тогда какого чёрта ты зовёшь гулять меня, когда по тебе сохнет самая популярная девчонка школы — Лорен Мэллори? Тайлер молча хлопал глазами, наверное, отходя от приступа искренности. — О-о. Ой. — Ага, — кивнула я. — Ой. Чёрт, ну и почему мне за это не платят? Вечером доставили третий букет из белых лилий, лаванды, гипсофилы и розмарина. Я поставила его в вазу на кухне, вытащила лаванду и розмарин, скрутила ленточкой и повесила на спинке кровати. Мне снилась моя улыбающаяся мать.***
В кино я и вправду не пошла, и все выходные провела в обнимку с гитарой, наигрывая какой-то невнятный блюз. Раздражение ушло окончательно, оставляя за собой лишь тоску. В воскресенье Карен вытащила меня в церковь, но ни тёплая компания Анджелы, ни проникновенная проповедь мистера Вебера не подняли моего настроения. Вечером в дверь постучался курьер с букетом бархатцев «лунный свет». — Тебе определённо стоит простить молодого мистера Каллена, — решительно заявила мне Карен. — Я, конечно, в восторге от того, что наш дом превращается в оранжерею, но мне просто жаль мальчика. И похоже, он настоящий джентльмен. Ну что он такого сделал, Дафни? — Ничего такого, — процедила я.***
В понедельник Баннер пересадил меня от Кэти, соседки Анджелы, к Эдварду. Он собирался провести лабораторную работу. — Будущие биологи должны сидеть вместе, — пробурчал он, записывая тему: «Выявление приспособлений у организмов к среде обитания.» — Леди желает начать? — раздался голос, по которому я так соскучилась. Я не смотрела Эдварду в глаза, но готова была поклясться, что лицо его украсила фирменная кривая улыбка. Мы разговаривали вежливыми, нейтральными фразами, как в первый день знакомства. Снова закончили задолго до конца урока, и я сидела и рисовала в тетради, стараясь ни о чём не думать. Прозвеневший звонок вывел меня из транса. Я заглянула в тетрадь и покраснела, увидев свой рисунок. Бархатцы.***
Пятый букет пришёл по уже сложившемуся, чёрт подери, расписанию — вечером вторника. Только это был не букет, а живое растение в прозрачной вазе. — Ох! — Карен впечатлялась каждому цветочному посланию с новой силой. — Орхидея Ванда. Одно из немногих растений с открытой корневой системой. Её корни не зарыты в землю или грунт, а растут в воздухе. Орхидея поселилась возле монитора моего компьютера, такая же неприкаянная, как и я.***
В среду и в четверг растительные послания последовали без перерыва. В среду приехал второй живой цветок, на сей раз в горшке — фиалка «полярная ночь». В четверг раздражённый нашими частыми встречами курьер доставил удобрения. — Похоже, он всё-таки сдался, — тонким голоском прокомментировала Карен, рассматривая благоухающий пакетик. Меня же этот пакетик тронул больше всего. Это были удобрения для Боба. Целую вечность назад я советовалась с Эсме насчёт умирающего кактуса, и она обещала что-нибудь придумать. Милая Эсме, которая готовила целые пиры для меня одной, которая по-матерински обнимала меня при встрече, которой я нагрубила заодно с остальными. Пакетик с удобрениями добился своей цели. Я приняла тот факт, что виновата перед Калленами примерно в той же степени, что и они передо мной. Что большому и разношёрстному семейству моего… родителя просто не посчастливилось находиться на линии огня. В пятницу на ланче я подошла к столу Калленов.