Как гримёрка познакомила их

После того, как Нечаев и Петров покурили в тот день у выхода и перекинулись парой фраз, у них несогласованно появилась своеобразная "традиция". Серёжа ещё пару раз после этого приходил чуть раньше начала своей смены и обязательно первым делом шёл в зрительский зал. За живой игрой актёра было очень интересно наблюдать, за тем, как он серьёзно подходил к этому и как вкладывался в это дело. Хотя Нечаев, например, не смог бы воспринимать подобное больше, чем хобби. А Петров же связал с этим жизнь, выбрав работу искусства. В какой-то степени это забавляло, а в какой-то даже восхищало. Тем не менее, факт оставался фактом. Нечаев приходил и каждый раз смотрел на часть репетиции. Это было собственной его привычкой. Сама же "традиция" заключалась в том, что после того, как репетиция актёров закончится, Нечаев шёл к выходу театра, чтобы покурить. И тогда непременно потом появлялся Петров и просил одолжить сигарету. Так, один раз они стояли курили всё те же "петровские" и Витя, не выдержав, наконец высказал своё мнение: —Снова петровские. Вы когда новые сигареты купите?, —Виктор еле как вдохнул дым через плотный фильтр. Сережа, который до этого лишь смотрел вдаль на темнеющие улицы, вдруг повернулся и вскинул бровь, тоже затягиваясь: —Когда эта пачка закончится. А тебя что-то не устраивает? —Ещё как. Ужас, а не сигареты. Как будто дерьмо курю, —Нахмуренно проворчал Петров. —Ты чужие сигареты куришь и ещё что-то не нравится?, —Возмущённо удивился Нечаев, —Купи себе другие и кури, —Резонное высказывание. И снова тяжка. Виктор вздохнул, как будто его по больному месту ударили, и стряхнул пепел. —В том и проблема, что если я куплю, то мне только на подобные и хватит. Сергей сразу задал логичный вопрос: —А с чего это ты решил, что мне может на другие хватить? Может дерьмо в бумажке с фильтром — это всё, что я могу купить?, —Он выдохнул кольцо дыма и подметил в голове, что Петров смотрелся очень органично с окружающей обстановкой. Фонари сзади освещали темноту улицы и рыжие полуголые деревья. Актёр стоял в коричнево-зеленом вязаном свитере и подходил своим образом под общую осеннюю атмосферу. Правда бледный был просто ужас и иногда у охранника проскакивала мысль, что, возможно, это от холода. Нечего в одном свитере стоять в такую погоду. Петров усмехнулся краешком губ и хитро зыркнул на Нечаева: —Сергей Алексеевич, вы вот человек интересный, но иногда создаётся впечатление, будто вам либо лень пораскинуть мозгами, либо вы этого вовсе делать не умеете, —Названный лишь закатил глаза и недовольно вздохнул. Актеришка любил подъебывать. Надо же, его чуть ли не каждый день сигареткой угощают, а ему ещё и не нравится, а потом он даже называть Сергея тупым смеет? —Так, ты давай не выебывайся. Собеседник простоял молча с улыбкой пару секунд, набирая дым в лёгкие и начал: —Ну, вот, например, ваши ботинки, —Нечаев выгнул бровь, какие ещё ботинки и при чем они тут?, —Бренд иностранный, импортные. Да и это не первая заграничная вещь, которую я на вас вижу. Значит позволить себе подобное вы не на один раз можете,—Серёжа удивился тому, как актёр подметил такую, казалось бы, мелочь, —Я ведь прав?, —Обратился к товарищу Виктор, а тот и замер, дивуясь, как он смог и это заметить. Петров выжидательно смотрел, желая найти подтверждение своим словам. Охранник кивнул, —Ну вот, мне кажется таких деталей вполне достаточно, чтобы сделать вывод, что денег вам хватает. Другой вопрос... Откуда у охранника театра большие деньги? И тут Нечаев напрягся. Рассказывать что-то о себе по-прежнему не хотелось. Правда, он не знал почему. —Я, конечно, не специалист, но сомневаюсь, что ваша зарплата шибко отличается от моей. Так может быть вы, товарищ Алексеевич, промышляете чем то? Нелегальным?, —Витя прищурил взгляд, будто опасаясь верности своего предположения. Сергей было открыл рот, чтобы оправдаться, но вдруг заметил улыбку в глазах напротив, —Шучу. Не бойтесь, я не донесу на вас. И рыжий отвернулся, расслабленно смотря вдаль с тлеющей сигаретой во рту. Да, он был своеобразным юношей... Сергей часто думал о работе Петрова. Бывший майор не стал бы работать актёром, танцором или картинки какие-то рисовать... Хотя, оно было и понятно — куда обычному простому вояке у которого при себе имеется только сила (по крайней мере сейчас, Нечаев не знал обладал ли он творческими навыками перед тем как его жизнь поделилась на до и после Болгарии), идти на сцену и красиво кружится, да стихи читать? Но ведь Петров всё чаще приходил на перекур хмурым и то, что ему не хватает денег на какие-нибудь простые удовольствия охранник запомнил. Так почему же он решил быть именно актёром, а не кем то другим? Неужели в нём больше ничего не было, кроме умения рожей кривлять как нужно? —Почему ты решил работать здесь?, —Решился однажды тот у выхода в театр спросить Виктора. Актёр не понял смысла вопроса: —В плане?, —Выпустил дым он. —Почему ты пошёл учиться именно на актёра?, —Виктор внимательно слушал Нечаева, —Здесь много денег тебе не дадут. Не хочешь работать кем-то... Другим? —Я не учился на актёра, —Охранник недоуменно взглянул на него, ведь у него всегда в голове была простая цепочка: учишься по специальности — работаешь по специальности. Априори смотря на актёра тот думал, что у него есть соответствующее образование. А как иначе?, —Я учился на инженера, Сергей Алексеевич. —Инженерам платят в дохуйлион раз лучше, зачем тебе тогда быть здесь? Петрова неприятно уколол этот вопрос и он скривился, смотря на свои ногти, но он понимал, что Сергей Алексеевич никак не мог бы знать, что это может быть неприятной темой для Виктора, потому спокойно и со вздохом ответил. —Вы не первый человек, который мне это говорит, к сожалению. Но у многих людей, которые видят работу лишь способом зароботка нет мысли в голове, что работа может быть о другом, —Он как-то печально посмотрел на собеседника и кратко и лаконично произнёс, —В нашем обществе работа — это жизнь, а жизнь, Сергей Алексеевич, она о счастье. И тогда Нечаев правда задумался. Такая простая мысль, сложенная в пару слов осела у него в голове на большое время. Он лежал в кровати ночью и вспоминал как это сказал Петров. Работа — это жизнь, а жизнь о счастье. Но что мог знать о счастье Сергей? Что он мог знать, не имея при себе ничего, ни счастья, ни жизни? Что? Этот вопрос остался открытым для бывшего военного. Его мысли ни раз витали вокруг этой темы, но никак не могли сложиться воедино. А Петров так просто произнёс эту фразу, что она въелась в мозг и подпитывала самокопание контуженного охранника. Что он может знать? Но как тогда Петров смог устроиться в хороший театр, не имея образования, а лишь одни навыки, которые, видимо только сам и взрастил? Тот тогда ответил, что хороший знакомый помог устроиться и подмигнул, сказав, что не вам одному, Сергей Алексеевич, промышлять незаконными делами. И вот в ещё один из разов, когда Петров вышел из театра, Нечаев по привычке уже протянул ему сигарету, не дожидаясь просьбы. На этот раз хорошие, "космос". Они наконец докурили эту мерзость, которую называли "петровскими". Виктор тогда буквально вылетел из дверей и, заметив Нечаева, дёрнулся к нему, а потом будто вспомнил что-то, пряча руку, что тянулась за сигаретой, обратно в карман пальто. —Извините, Сергей Алексеевич, сегодня не могу. —Почему же это?, —Спросили у него, и охранник почувствовал что-то неприятное из-за того, что вечернего традиционного разговора не состоится сегодня. —Мне нужно спешить на встречу. Я уже опаздываю. Увидимся завтра, —Только отрезал тот и сразу чуть ли не убежал от Сергея. Охранник лишь вздохнул и только потом осознал, а с чего это они завтра видеться должны. Завтра у Нечаева выходной. Виктор быстро шёл, стараясь не заставлять друга ждать его ещё больше. Он чуть ли не бежал к месту встречи, когда из темноты его окликнул голос. —Виктор', пр'ошло уже почти пол часа. Голос был максимально недовольный. Петров резко остановился и пожал приятелю руку в знак приветствия. —Я знаю, что ты не любишь опоздания, Миша, но во-первых, меня снова задержал Ласточкин, —Оправдался он, —А во-вторых, мне в общем всё равно, —И сразу же испортил своё оправдание. Михаэль раздражённо громко вздохнул. Уже в осеннее время года немец одевался в куртку и шарф, кутаясь в несколько слоёв одежды, так как был слишком чувствителен к холоду. Он уткнул нос в длинный шарф и обратился к другу: —Ладно, пошли уже, мы так давно не виделись, Петр'ов, не хотелось бы тр'атить ещё вр'емя из-за твоей непунктуальности, —И они вместе затопали в направлении к ресторану. В пивном ресторане, за столом Виктору легко дался первый стакан пива, оплаченный Михаэлем(тот самостоятельно взял на себя обязанность платить сегодня за товарища, в честь их первой за долгое время встречи). Они разговаривали о чепухе, то серьёзно кивая друг другу, то задыхаясь от смеха. Со Штокхаузеном Вите всегда было так просто. В глубине души он всё время благодарил Мишу за то, что тот увидел в нём талант и поддержал настолько, что даже помог устроиться в театр. Всё так же посмеиваясь с какой-то шутки Петрова, Михаэль с усмешкой спросил: —Ну, как у тебя отношения с коллективом? С Ласточкиным в частности. Сильно он тебя гр'ызёт?, —Немец отпил пива из кружки, вспоминая тяжёлый нрав Стефана. —Да не то слово, грызёт, —Нахмурился Витя, отводя взгляд, —Только вот не так, как остальных. Штокхаузен выгнул бровь, как бы вопрошая и подстегая продолжить мысль. Витя вздохнул: —Не знаю, может он всё ещё помнит, кто мне помог устроиться в театр и поэтому так любезничает, но он только ко мне хорошо относится... Никогда не делает замечаний, не орёт, —Делая большой глоток пива, говорил он, —Честное слово, не понимаю. Миша посмеялся над этим: —Так и отлично! Р'азница, что он помнит, а что нет, не ор'ёт и замечательно! —Если бы. Чувствую, из-за этого я могу не нравиться другим актёрам. Их то он постоянно чуть ли не матами кроет, а меня почти в лобик целует!, —Возмущённо размахивал руками Виктор. Михаэль постучал пальцами по столу, будто вспоминая, что ещё хотел спросить у товарища. —А как на личном фр'онте? Может тебе пр'иглянулась какая-нибудь театр'алочка?, —Елейно протянул тот и Петров в который раз нахмурился. —Не могу я пока на других женщин засматриваться, Миша. Да, времени прошло достаточно, но я всё ещё так хорошо помню её... Виктор печально вздохнул, снова вспоминая разноцветные волосы, заплетённые в косы, выбритые виски, умный, будто размышляющий взгляд, утончённую фигуру и длинные тонкие пальцы. А её смех... Михаэль знал о неразделённой любви Виктора к молодой нейрохирургине Филатовой, с которой он познакомился ещё будучи в университете. Они тогда учились на разных факультетах, конечно, но это никак не помешало судьбе свести их вместе. Студентка стала очень близка Петрову и была безумно дорогой подругой. Когда он понял, что начал испытывать к ней чувства, совсем не схожие с дружескими, то сразу же поник и стал сильно страдать. Это был действительно тяжёлый период в жизни Виктора. Дело в том, что женщина ещё в начале их дружбы, когда жаловалась на напористых и грубых одногруппников, что липли к ней с намёками, вниманием и просьбами сходить на свидания, рассказала ему, что ни за что бы не стала встречаться с парнем. Лариса считала, что это помешало бы ее обучению, а позже — карьере. Филатова мечтала стать великой учёной и не стала бы отказываться от своей мечты ради романтических отношений или позволить мешать им в достижении этой мечты. Но Витя не смог долго держать эти чувства в себе, ведь они так съедали его, да и Филатова тогда заметила изменения в поведении друга, обеспокоенная за него. Когда стало известно, что Виктор поистине влюблён в неё, единственным выходом было прекращение общения, дабы уберечь и так пострадавшее сердце инженера. Они так и сделали. Прекратили общаться. Но чувства Петрова не смогли уйти так быстро, и несмотря на то, сколько времени уже прошло с того момента, Виктор всё ещё иногда вспоминал её. Заводить отношения с другим человеком, когда всё ещё не смог полностью отпустить одного — это ужасная идея. И актёр это понимал. Да и тем более, Петров не был любителем заводить отношения на пару дней или недель. Если любить — так надолго. —Как у нее там вообще дела, Миша?, —Поинтересовался Витя, которому иногда очень хотелось знать, хотя бы вкратце, всё ли у его бывшей подруги хорошо. Всё таки, Михаэль работал на одном с ней предприятии и знал больше о её делах, чем актёр. Штокхаузен вздохнул: —Виктор', ты всё ещё не отпустил её, и я не думаю, что это хор'ошая идея, если мы пр'одолжим говор'ить о... Но названный прервал немца: —Миша, я правда почти отпустил её. Я просто жалею о испорченной дружбе и желаю хоть иногда знать всё ли у неё в порядке, —Заверил его Петров, —Со мной всё будет нормально. Просто расскажи и мы больше не вернёмся к этой теме. Пожалуйста. Слова и состояние друга, признаться, растрогали обычно не шибко чуткого Штокхаузена, и он, слегка помолчав, ответил: —Всё в пор'ядке. Она только начала р'аботать с Хар'итоном Р'адеоновичем над каким-то новым откр'ытием. Кажется, они делают успехи. Виктор кивнул, удостоверившись, что у Филатовой всё отлично и волноваться за неё не стоит. Затем он хитро ухмыльнулся и обратился к Михаэлю: —Ну, что, Миша, может ты со мной поделишься "как на личном фронте"? Штокхаузен вдруг покраснел и стал улыбаться, что означало, что ему явно есть о чем рассказать. Петров приготовился слушать всё самое интересное. Вернувшись домой утром, после смены, Нечаев пытался заснуть пару раз. Несмотря на почти полное отсутствие воспоминаний о жизни до Болгарии, ему всё ещё снились кошмары. Поспать без перерывов между снами, когда он ночью просыпался в панике или холодном поту, было чудом. Сегодня утром такое чудо решило не баловать Серёжу своим присутствием. Самым большим кошмаром оказался по началу простой сон, где была яркая, зелёная полянка и деревца с красными, сочными яблочками. Как только он оказался на полянке и увидел яблоки, ему захотелось сорвать пару штучек. Уж больно сладкими они выглядели. Он потянулся своей мохнатой, белой лапкой к ним и попытался сорвать одно. Ещё не успел он дотронуться, как яблочко упало с ветки прямо ему на голову. Сергей ощутил сильнейшую боль во сне, будто его мозг разрезали и стали копошиться в нём. По ощущениям, яблоко будто впивалось всё глубже, словно скальпель. Оно вонзилось глубоко внутрь и обосновалось внутри головы Нечаева. Он пытался достать его своими пушистыми лапками, но они никак не могли зацепиться за яблочко и будто лишь ворошили его внутри мозга. Сергею хотелось одновременно плакать и крушить всё вокруг из-за этого. Пока он копался своими собственными лапками внутри мозга, до его ушей долетел душераздирающий крик. На зелёной травушке, возле его ног лежала мёртвая женщина. Её прекрасное лицо было искажено ужасом и болью и опорочено грязной кровью её собственных внутренностей. Тело её было разорвано и ничего кроме кровавого, мрачного месива было не разобрать. Вокруг плакали и кричали люди. О чём-то просили, что-то говорили. Всё время звучали взрывы и громкие хлопки. Сергей поднял взгляд выше и увидел всё больше мучающихся людей. Совершенно незнакомых. Но среди кучи, уже трупов, он смог разглядеть одного знакомого ему человека. Дмитрий Сергеевич лежал в куче тел с кровавой дырой в животе и был готов стать одним из этих трупов. Серёжа тогда проснулся в самом большом ужасе и непрерывно и часто дышал, без возможности успокоиться. Этот ужасный сон въелся в его сознание, как и красное яблоко, вороша остатки разума и перемалывая их. Когда он смог прийти в себя, то заметил, что не успело пройти и двух часов после того, как он лёг спать. Этим утром Нечаев решил больше не пытаться заснуть. Мало ли что ещё подкинет его больной, контуженный мозг. Он заметил мерцающую "грушу" на столе у кровати, что означало, что пока он пытался поспать, ему пришло письмо. Он разблокировал грушу паролем на ней и прослушал его. —Сынок, здравствуй, как ты себя чувствуешь? Буду рад узнать, как у тебя проходит время... Можешь зайти сегодня ко мне домой. Меня заставили взять выходной. Серёжа не забывал о том, что планировал навестить Дмитрия Сергеевича, но новость о том, что он может прийти к нему домой была отличной. Изначально он планировал прибыть на сам Челомей, ведь директор предприятия никогда не отдыхал. Ну, что-ж, раз уж он сегодня дома Нечаеву добираться гораздо ближе. Он отправил ему письмо текстом: "Скоро буду."