Далеко за городом

      Когда Князь вернулся в группу, Мише поначалу неловко. Они пели вместе, репетировали, но никак не могли поговорить. Казалось, это напряжение видели и зрители; и концерты проходили куда хуже.       В один из вечеров в баре хозяин отдал музыкантам вип-зону и притащил туда два ящика пива.       Миша ушёл в туалет, когда Анфиса подсела к Князю и с дерзкой улыбкой сообщила: — У него на меня не встаёт. — Проследила, как Андрей закашлялся пивом и даже услужливо побила по спине. — Но я тебе всё равно его не отдам. Если он уйдёт обратно к тебе, то меня вы выкинете на улицу. Я вернусь в деревню, а там отец Мишеньки всё узнает и что-нибудь обязательно сделает. — Анфис, поехали домой, ё-моё! Я тут себе штаны изговнял нахрен, — закричал Миха с другого конца зала.       Анфиса игриво тронула Князя за щёку и с громким «Хорошо, Миш» встала и ушла.       Андрей проводил их взглядом, понимая, что уже и пиво пить не хочет.       Дома Князь ходил от стены к стене, уже сопоставив все факты воедино, но всё ещё не до конца понимая всю ситуацию… Точнее как из неё найти выход. Анфиса по любому сама не отстала бы, она прямым текстом это сказала, а если она вернётся в деревню, то хана будет и Мише и Князю и всем поголовно. Он сел на кровать, запустил пальцы в волосы, сжал саднящую болью голову. Затем схватил подвернувшуюся под руку книгу и швырнул в стену. Начало положено.       Второй раз разъебать комнату получилось даже проще, чем в первый, но Князя начал напрягать и даже пугать такой способ вымещения эмоций. Неправильно.       Андрей сидел на полу, рядом с кроватью, в окружении бардака и повернул голову в сторону открывающийся двери. Мама. Снова пришла и снова беспокоится. Все вещи из шкафа вытащены. Краски разлились на рубашки, и вряд ли получится отстирать. Штора сдёрнута. Но сам подоконник и окно, который год уже заклеенное облупившейся шпаклёвкой, не тронуты. — Это из-за Миши, да? — мама аккуратно прошла в тапочках, чтобы не наступить на осколки лампы. Присела на край кровати и опустила ладонь Андрею на плечо. — Он когда вещи твои привёз, таким напуганным был. Я уж думала, что ты в Чечне погиб, а нам ещё не сообщили. А на следующий день ты звонишь, что тебя на почту перевели. Я хотела Мише рассказать, но он трубку не брал. И вот так недавно его в магазине увидела, а он стыдливо так поздоровался и сразу убежал куда-то. Ясно же как белый день, что у вас что-то творится. Ты мне рассказать можешь. Я тебя поддержу. Правда.       Андрей уложил голову ей на колени и прикрыл глаза. Поглаживания по волосам успокаивали, дарили то самое чувство защиты. — У Миши теперь жена есть, мам. Анфиса. Он с ней свадьбу сыграл, только чтоб меня из Чечни вытащить. И если мы снова сойдёмся, Анфиса уедет обратно в деревню, а там и отец Мишин все поймёт. И выхода из этой ситуации я просто не вижу… Мы не можем нормально поговорить, у нас даже концерты стали проходить в разы хуже. Мам, я не знаю что делать, совершенно не знаю… — Князь шмыгнул носом, пытаясь сдержать подступившие снова слёзы, но те опять предательски горячими каплями начали течь по щекам. В его голове появилась мысль, будто он только и может, что реветь, да уничтожать всё вокруг. — Ты с самим Мишей-то говорил об этом? Он что думает? Может, откупиться можно от этой Анфисы. — Мать обняла его и погладила по короткому ёжику волос. — Ну, тихо-тихо. Он же её не любит, в конце-то концов. Да? Идём на кухню. Успокоишься, я тебе чая сделаю… А тут ещё стекло убрать надо. — Она помогла сыну подняться, попросила обходить осколки и повела на кухню. — Любите вы с Мишей в партизан играть. Отсюда все ваши недомолвки. — Мам… Тебе со мной так тяжело… И с болезнью, и сейчас, какой я после… Чечни. Прости. — Андрюша… — мама положила руку на его голову и погладила по макушке. — Я же люблю тебя. Для того близкие люди и существуют, чтобы любить и поддерживать, даже когда всё плохо. И с Мишей вы тоже помиритесь. Он тебе тоже давно не чужой. Но поговорить надо. Словами только.       Андрей пронаблюдал, как на столе появилась кружка с чаем и поблагодарил маму, беря кружку в руки. Мама права. Надо просто поговорить с Мишей.       Поговорить получилось во время одной из репетиций. Попросту схватив Мишу за локоть, Князь вышел вместе с ним в другую комнату, зло зыркнув на Анфису и рявкнув, чтобы она не рыпалась и сидела на месте. Когда дверь захлопнулась, они оба наконец остались одни. — Нам нужно поговорить. Просто необходимо, Мих, я устал уже от этих недомолвок и не думаю, что тебе это тоже приятно. Всю ситуацию я примерно понял, нам просто нужно найти из неё выход, и всё. Слышишь меня?       Миша прижался к стене, закрыл лицо руками и шмыгнул носом. Сгорбился весь и стал будто ниже Андрея. — Я думал, ты не простишь меня, ё-моё. Я ж с другой… Я…я ж с ней даже не смог блять… И не хотел. Понимаешь, да? — Мишу трясло. Он обнял Андрея как давно хотел. Прижал к себе, огладил широкую спину и уткнулся носом в шею. — Я ж тебя предал! Себя предал! Нас предал! Но оно ж… Но ты ж жив. Батя только так согласился. Говорил, чтоб я нормальным… Чтоб мужиком… Чтоб его больше отцом педика не звали, а я не педик! Я только тебя люблю! Мне и на мужиков других похуй! — Миша физически заткнуться не мог. Вываливал всё, что за последний год в нём скопилось. Говорил-говорил… Будто до этого лет десять молчал. Иногда бессвязно, порой заикаясь, но вываливал всё содержимое души перед Андреем.       Тот дождался, когда Миша всё выскажет, всё расскажет и наконец выдохнет и поцеловал его. — Мих… — выдохнул Андрей. — Нам нужно найти выход из ситуации. Анфиса не может уехать обратно в деревню, по причине, что батя твой все сразу поймёт. Поэтому нужно как-то оставить её в городе. Вопрос: как и на какие шиши. Но с Анфисой этой я разговаривать не буду, она мне костью в горле, и ненависть у нас вполне взаимная. Так что поговорить придется тебе. Надо — Шуру подключи, не думаю, что он откажет. Но поговорить с ней надо, выяснить, на каких, мать её, условиях она от нас отъебётся и обратно в деревню не свалит. — Квартиру мне оплачиваете и ебитесь, где хотите и сколько хотите, — Анфиса вошла, закуривая. — Ты подслушивала? — начал злиться Горшок. — Всего-то уличаю собственного мужа в неверности, — постукивая наманикюренными пальчиками по дверному косяку, съязвила она. — Каким боком это будет — мне без разницы. А ещё, Миша… оставь мне контакты дилера. — Она ушла, стуча каблуками. Горшок закрыл за ней дверь. — Ебать… И где деньги найти… Надо в тур ехать… — Сказал он, грузно плюхаясь на стул. — Может, ей просто шею свернуть, а? Хороший вариант, а главное, сука, бесплатный. — Андрей скрестил руки на груди и уселся на соседний с Михой стул. — Забей. В тур, Мих, с одним альбомом? Нужно второй записывать и выпускать, и тогда можно в тур.       В голове его что-то неожиданно щёлкнуло, и мозг подкинул брошенную Анфисой фразу: «Оставь мне контакты дилера». — Что за дилер? Вы что вдвоём торчите что-ли? Хотя нет, дай перефразирую вопрос. Ты снова подсел, и вы теперь вдвоём торчите? — Андрю-ю-юх… — протянул Горшок. — Пожалуйста. Давай решать проблемы по порядку. Дай мне хоть немного порадоваться! Ты ко мне вернулся! Это ж счастье, ё-моё. Знаешь, как без тебя плохо было? Я б ломки ещё не выдержал. — Миша слез со стула на пол и продвинулся так, чтобы быть рядом с Андреем. Поцеловал того в колено. Прижался щекой. А улыбка такая хитрая. — Я по тебе честно скучал, но боялся, что ты меня правда пошлёшь после этой свадьбы. Я тебе ж столько хуйни в жизнь приношу. — Угомонись ты со своей «хуйнёй». Я не лучше, сплошные переживания. Ладно. Сначала нужно решить с записью альбома, туром и Анфисой. А потом уже… С остальным, — Князь ткнул Мише в лоб пальцем и погладил это недоразумение по волосам. Как ни крути, а Миша его криво-косо, но буквально спас.       Первое, что выяснилось после: Горшок сидел уже не на лёгких веществах. За время, что Андрей был в армии, он умудрился пристраститься к хмурому. Но упорно твердил, что он не наркоман, и обязательно, "Веришь, нет?", завяжет.       И поначалу он правда пытался завязать. Игнорировал барыг, после концертов сразу вызывал такси до дома. Парни обижались немного, что с ними не пил.       Он бы хотел завязать. Первую ломку Горшок провёл вместе с Князем. — Дюш, Дюшечка, я умру сейчас, да? — шептал он, склоняясь над тазиком. — Знаешь пытку, орёл, у викингов которая? Мне так же будто рёбра изнутри выворачивает в крылья… Но там это… Кричать нельзя было. А мне так хо… — Миша перешёл на крик. Зажал зубами одеяло и снова закричал. Андрей гладил его по спине, пытаясь облегчить страдания, но сам не знал, что делать. — Ты не умрёшь сейчас, всё будет хорошо. Это нужно перетерпеть, Миш, — шептал он. — Просто необходимо. Дальше будет легче. Бросать было необходимо.       Только Горшок не выдержал этого испытания, не хотел снова испытывать эту ломку, и когда Андрей застал его в гримёрке после концерта с уже расширившимися зрачками, то сразу ушёл, вызывая у Балу непонимание. Слишком большие зрачки Миши Шура заметил уже после и сжал зубы. — Горшок, хорош, реально… Завязывай давай, а. Мы все за тебя переживаем, а Андрюха ещё и живет с тобой, и спит с тобой. Думаешь, ему какого? — Ты не понимаешь совсем. Не понимаешь! Оно без этого больно очень. Очень… И страх этот. Андрюха давно здоров, а я всё ещё боюсь чего-то постоянно. Как будто он все ещё умереть может… Будто вот-вот…       Тем временем с альбомом закончили. «Прыгну со скалы» занял топы чартов, его высоко оценили критики, а Андрюха понял, что в край заебался. И с альбомом, и с Мишей. Нет, он всё так же его любил, но вылавливать это недоразумение по притонам было тяжело. Надо ещё ехать в тур, решать дальнейшие проблемы с Анфисой, а моральных сил никаких не было. Да и физических тоже.       Князь сам не понял, каким образом нашёл этот притон. То ли у Шуры узнал, то ли ещё откуда-то, но факт остаётся фактом. Горшок там был. Один, без Анфисы, но был, и найти его не составило труда.       Князь прошёл прямо к нему и сел рядом. — И долго ты тут собираешься кукурузиться?       Ответа на вопрос не последовало. Миша лишь как-то странно улыбнулся, неотрывно смотря на Андрея. Кажется, не моргая. Между ними повисло некое напряжение, пока Андрей не выдал: — Делись. За мной не убудет.       Весь Андрей был похож на восставшего из мёртвых, этот альбом, который они с Шутами записывали практически без Михи, высосал из него все последние силы, так что ему стало резко плевать и на Анфису, и на всё происходящее. Хотелось просто расслабиться. Кажется, он начал понимать Горшка.       Сам Горшок согласился слишком легко. Его Княже с ним. И им двоим сейчас будет хорошо. Плевать, что будет потом. Главное — сейчас в кайф.       Миша лежал в притоне среди незнакомых людей, которым совершенно срать, хули он так к Княже под бок липнет. Он может его даже целовать. Всем всё равно будет.       В голове приятное чувство эйфории только усиливалось родным теплом.       Миша наконец-то отпустил себя. Что-то шутил, смеялся. Рассказывал даже, как они пытались с Анфисой выживать вместе. Оба нихрена не умеют. Бытовые инвалиды. Миша стиралку сломал, соседей затопили, а она кухню спалила. Пожарные приезжали.       Андрей слушал, но сам молчал. Он на самом деле всегда любил Мишу слушать. Какой бы бред тот не нёс, да и мыслей в голове попросту не было. Наконец-то пришло долгожданное расслабление, и все переживания отошли на второй план. Ровно до следующего дня.       Оба очухались в том же притоне, благо не на улице. И Князь понял, какая же это была ошибка. Ради какого-то невообразимо маленького количества счастья сейчас пребывать в состоянии, когда даже рукой пошевелить сложно. Андрей собрал все силы, медленно сел. Миша уже с кем-то разговаривал. Он-то не в первый раз баловался этой хренью, ему явно было получше, чем Князю. Тот поднялся на ноги, едва не упал назад, но всё же словил баланс. Его голова раскалывалась, горизонт плыл, а желудок скручивало от желания поесть… И проблеваться.       Андрей так и застыл головой вниз. Через пару мгновений перед его глазами появились знакомые ботинки. Миша. А Князь даже шагов не различил, голова гудела. Родная рука легла на спину. Андрей почувствовал как к горлу подступала тошнота, но из полусогнутого состояния выходить не спешил.       Миша поднял его. Буквально перевалил на себя. — Тихо-тихо… Сейчас домой поедем.       Миша после разговора с Князем с Анфисой больше не смог так жить. Ужался в расходах и снял себе маленькую комнату в питерской коммуналке. Комната по канонам ненавистного Достоевского походила на гроб. Правда, потолки высокие, три метра, окно дореволюционное, и такого же возраста ворчливая бабка за стенкой. Она-то их и встретила на входе с криками, что наркомана такого в квартиру заселили, и ладно он один неадекватный, так ещё дружка приволок.       Ни Андрей, ни Миша на неё не отреагировали, проходя в комнату, и Князев чуть ли не мешком рухнул на матрас на полу. — Пиздец… Мих. Пиздец.       Миша его успокаивал. Пытался уложить спать. Тазик притащил.       Сам лёг рядом на холодный пол. Потолок оттуда казался до неприличия далеким. — У меня так не было… Ну первый раз оно так не должно быть плохо. Оно потом плохо. Потом. Сначала хорошо… — Миша потянул свою руку к Княжеской. В голове эгоистичная мысль, что теперь вот у них одна и та же боль на двоих. Теперь они друг друга до конца понимают. Близки как никогда не были.       Андрей что-то ещё пробормотал, прежде чем сжать руку Миши и по итогу провалиться в сон.        Сон нельзя было назвать плохим. Но и хорошим его не назовёшь. Сначала перед глазами Чечня, затем какие-то образы из их песен, они с Горшком отправляются на поиски какой-то принцессы. Безголовый, Леший, охотник. Вот мужики мясо едят, вот Ведьма ведёт осла. Почему так много образов, откуда они все? Прямо перед лицом появился Колдун, Князь отмахнулся от него мечом, но через секунду почувствовал, как нечто острое пронзает грудь. Боль невыносимая, Андрей закричал… …И подорвался на матрасе, тяжело дыша. Он огляделся в комнате, не понимая, где вообще находится, но, заметив Горшка, расслабился. Он с Мишей, всё хорошо. — Опять шумите! — наркоманы! — заорала бабулька, буча в дверь. — Милицию вызову! — Вызывайте! Я законы знаю! Ничего здесь не храню, а за употребление не сажают! — засмеялся Горшок, но затем чуть более обеспокоенно повернулся к Князю. Уложил его обратно на матрас и лёг под бок, пока бабка не переставала ругать их на чём свет стоит. — Тебе лучше? — зашептал на ухо Андрею, поцеловал в щёку и по-свойски запустил руку под футболку, успокаивающе гладя по животу.       Андрей кивнул, понимая, что ему действительно стало немного легче. По крайней мере, тошнить точно перестало.       В какой-то момент атмосфера в комнате сменилась с напряженно-обеспокоенной на расслабленно-возбужденную. Миша, ещё в штанах, устроился между разведённых ног Князя, пока сам Князь глубоко целовал его.       Они стащили футболки с друг друга, и Миха снова припал к шее Князя, но не успел оставить и единого засоса, как Андрей зашипел: — Хоть один след на шее — зубы повыбиваю, понял меня? — Шипение переросло в еле сдерживаемый стон, когда Горшок расстегнул ширинку его джинсов и запустил туда руку, не отрываясь от шеи. "Пизда тебе, Мих, только закончим" — мелькнуло в голове Андрея, пока он запрокинул голову назад, открывая Горшку полный доступ к столь заинтересовавшей его части тела. На некоторое время пришлось прерваться, но только для того, чтобы стянуть, наконец, ставшие ненужными и неудобными штаны и взяться за маломальскую подготовку.       Миша жмурился. Всё-таки отлип от шеи. Опустился ниже, проведя носом по Андреевой груди. Андрей под ним уже откровенно стонал, хоть Миха и не тронул его, только дразнил.       Бабка за дверью затихла и перестала бучать.       Миша хотел сосредоточиться. Получалось плохо. Мозг ещё застилало пеленой. Звуки все доносились будто через толщу воды. Глухо. Из большого окна лился молочно-серый свет. В этот раз лицо Андрея хорошо видно, но образ будто плыл. Всё будто под водой. Кислорода так же не хватало.       Миха дышал рвано, тяжело. Потом вдруг серьёзно спросил: "А может, ты меня?"       Миша вспомнил, как зло бросил отцу, что перед Князем ноги раздвинет. И как отец его за это хорошо так побил. Удар. Удар.       В неприятные воспоминание ворвалось то, как соседка начала снова бучать в дверь. — Содомию тут устроили! Божечки ты мой! Сталина на вас нет! При нём сажали таких!       Андрей смотрел на Мишу, а затем, достаточно резво для самого себя, обхватил торс Горшка ногами и перевернулся на кровати так, что теперь сидел на нём. Князев поцеловал его, совсем как тогда, когда они потрахались в туалете ТамТама, нетерпеливо и грязно. Когда снова раздались стуки, Андрей повернул голову к двери и, неожиданно для самого себя, произнёс: — Бабка! Не завидуй, а! — И вернул внимание Мише, шепча ему на ухо. — Постарайся расслабиться.       Расслабиться у Михи получилось не сразу. Сознание до сих пор плыло, и он не сразу осознал, когда почувствовал внутри себя его пальцы. Это нельзя было сравнить с чем-то ещё. Мише казалось, что его тело стало проводником электрических разрядов.       Князь поцеловал его в скулу, щеки, губы, отвлекая от странных ощущений, давая привыкнуть. Он не сводил с Миши взгляда, заплывшего пеленой Вещества отпустили Миху, когда Андрей вошёл. Накрыло осознание, как же охуенно. Как горячо, приятно. Пальцы на ногах сводило от дрожи.       Движения сбивчивые. Миха застонал, пытаясь сдерживаться, и позорно быстро понял, что уже на грани. Тело пробило приятной дрожью. Спустя пару толчков, Андрей обмяк на нём. Но им обоим было этого мало. — Трахни меня, а, — притираясь снова вставшим членом. — На зависть бабке, — улыбнулся Андрей. На его лице появилась широкая улыбка, а едва угасшие плутовские огоньки в глазах снова зажглись. В комнате становилось всё жарче. — Ну как на такое и отказать? — заржал Горшок. Бабка за последний месяц успела откровенно его достать. Даже приводила по его душу участкового. Тот поржал и посоветовал переехать от неё подальше. Так что к возбуждению примешалось ещё чувство злорадного триумфа. Пускай карга за стенкой плюётся ядом.       Им с Андреем было хорошо.       Почему они не делают этого на трезвую… Миша в моменте очень захотел быть до конца трезвым, до конца осознавать эмоции на лице напротив, всё, что он в моменте чувствует. Но пелена до конца не собиралась падать. Он будто вывернул из озера, набрал воздуха в лёгкие и снова начал идти к чёртовому дну.       Назло той самой бабке, Андрей даже не пытался сдерживать стоны. Ему было слишком хорошо, будто он снова принял, все мысли были лишь о происходящем сейчас и о Мише, таком красивом. Князь чувствовал, как Горшок начал ускорять темп, дыхание участилось и стало прерываться на стоны. Князь закусил губу, снова запрокинул голову. И вдруг чувство заполненности пропало, Миша прервался. Андрей нахмурился и уже был готов выразить претензии, как Миха глухо прорычал: — Перевернись.       И Андрей действительно поменял позу, подчинился такому Михе, чувствуя, как тот запустил ладонь в его волосы и вошёл, заставляя протяжный стон вырваться наружу.       Князь сжал простынь в кулак, пока Миха оглаживал его спину от прогнутой поясницы до самых лопаток и назад; Андрей подчинялся руке, сжимающей его волосы и прижимающей к матрасу кровати и понимал, как это всё удивительно хорошо.       И поебать было на бабку, поебать на всё, когда Миша так низко рычит, то ускоряясь, то снова замедляясь и растягивая удовольствие для обоих.       Поебать на всё. Сейчас были только они.       Миша жмурился. Громко простонал, кончая. Довёл Князя до разрядки и обессиленно упал на кровать.       Надо в душ по-хорошему идти. Общий, блин, на всю квартиру. Пробиваться с боем.       Михе хорошо. Миха помог Андрею перевернуться, и теперь они лежали лицом к лицу. Стало протяжно-странно. Воздух в комнате будто липкий зефир. Ещё этот молочный тёплый свет. Сладко-тягучая атмосфера. Но есть в ней что-то горькое. Синтетический запах.       Но Горшок не чувствовал вины. Заглянул внутрь себя, но этого чувства не нашёл. Будто оно ко всему этому так и шло. Будто он изначально должен был утянуть Княже с собой на дно.       Нечисть поганая. Непутевым счастья нет.