Проклятый

Иногда единственное, что помогает прийти в себя — это злость. Она слишком… дает себя ощутить, что и не закроешь глаза, как бы ни питался. Укол шпильки еще можно заставить себя проигнорировать, но когда тело буквально сбивают с орбиты, когда что-то, раздуваясь, занимает собой всё пространство… Сюэ Ян ощущал злость. Даже будучи без сознания, даже плавая в аду своих снов, он чувствовал лишь одно — злость. И понять её он не мог, но причина совершенно точно была. Она накапливалась всё то время, которое он провел без сознания, всё равно, что активно бодрствовал. И когда внутри него эта злость, эта… обида, что он угадывал, дошла до краев и стала, словно ядом, капать с краев этой чаши ему на сердце и в глаза, Сюэ Ян наконец-то пришел в себя. Ему не мерещился ни детский плач, ни шорох одежд, которые с него снимали. Он постоянно слышал только одно. «Сюэ Ян…» Голос всё время повторял это, снова и снова. И чем больше, тем сильнее в Сюэ Яне закипала ярость. Она-то и тревожила его сплошь черные моря, пенила их, приводила в движение волны. Лиловое небо над морем темнело, а от этого чёрное море казалось еще более зловещим. И острые скалы, о которые так яростно разбивалась вода… плакали солеными брызгами. Они стекали, западая в трещины, что эти трещины и казались продавленными влагой дорожками слез. Захрипев, он попытался встать, но получалось с трудом. Тяжело приподнявшись он сжал зубы, опираясь на руки, пока наконец-то не спустил ноги на пол. Он не сразу увидел, что его халат распахнулся, и только когда отдышался, а в голове перестало кружиться, опустил взгляд вниз. Слабым движением руки он прикоснулся к повязке на груди, чуть влажноватой от молока, и повел руку вниз, к животу. Не плоский, но и не висит. Уродливые растяжки чертят кожу в нескольких местах. И болит, побаливает, чуть западая внутрь. В самом нутре было спокойно. Сюэ Ян прислушался к своим ощущениям и понял, что ничего… не чувствует, во всяком случае из того, что ожидал ощутить. Между ягодицами не болело, отек давно спал. И «мышца» подчинялась импульсу, сжималась, не была расслабленной. Похоже «там» всё в норме. Он осмотрел постель. Она была сухой, крови нигде не было. Только подушка была влажной. Бросив взгляд на свой член, Сюэ Ян чуть склонил голову. Он смотрел на не слишком густые темные волосики, смотрел на свои бедра, на ноги. И пошевелил пальцами ног, медленно, словно бы не разминался, а приноравливался к ощущениям. Сглотнув и подняв плавающий взгляд, он посмотрел на комнату. Глаза Сюэ Яна были как в наитии, разум словно лишь наполовину был здесь, другой половиной всё еще находясь в глубоком коматозе тяжелых снов. Сюэ Ян понимал, что в доме он один и точно помнил, что дважды день сменил ночь. Два дня… два. Он в доме совершенно один. Рядом с кроватью он увидел что-то, конструкция которого была ему незнакома. Четыре толстые палки, сильно скрепленные еще двумя палками сверху и перемотанные на концах такой формой, которая повторяла… сжатую ладонь. Что-то… совсем ни на что не похожее, но Сюэ Ян потянулся к этой конструкции, подвинул её к себе и положил руки на «поручни». Конструкция скрипнула, но была крепкой и не провалилась, когда Сюэ Ян, напрягая руки, опирался на неё, поднимаясь. Похоже… это что-то вроде костылей. Сюэ Ян резко обнаружил, что толком распрямиться не может. Вот теперь, когда она встал, внизу всё так заболело, что он мигом согнулся обратно. Какая удобная конструкция… она помогает передвигаться именно в таком положении, крепкая и легкая, чтобы не толкать, а переставлять её вперед и идти в согнутом положении. Так Сюэ Ян дошел до кухонного стола, где был кувшин с водой, глиняная чаша и сажа с нарезками бумаги. Выпив воды, поперхнувшись, Сюэ Ян закашлялся и тяжело повалился на стол. Его трусило, тело ощущалось как воздух, который он не мог удержать своими иссушенными силами. «Как после тяжелой болезни…» — слабо подумал он, пытаясь не задохнуться в том хладно-горячем приливе, который поднимался и падал по всему его телу. С тех пор, как попал сюда, волосы его сильно отросли, и сейчас, такие длинные, чуть завитые от того, что он постоянно потел, падали ему на грудь, закрывая лицо. Он краем глаза скользнул по этим прядям, качнул головой, словно прогоняя, но они никак не отходили. Он просто не видел себя со стороны: высокий, с бледной кожей, худой, с падающими длинными волосами, которые закрывали его пусть и изможденное, но всё равно… красиво лицо. Большие глаза темнели и из-за худобы казались даже еще больше, чем раньше. Скулы, очерчивая его лицо, придавали ему большей изящности… но самый большой трагизм всё же придавали глаза, эти большие, блестящие и утомленные горем и болью глаза. Они сияли как две черные луны, пока алые губы, чуть приоткрытые, обжигал горячий воздух, который он выдыхал из легких. Они даже запрели немножко, так часто и горячо он дышал. Халат был распахнут, и вскоре Сюэ Яну стало холодно. Он чуть подрагивающими пальцами сомкнул его, нащупав гладкую пуговицу и тесемку для неё, подумав, что здесь такого точно прежде не было. Застегнув так, что в итоге грудь оставалась приоткрытой, и между краями была видна нога, Сюэ Ян как смог распрямился и его чуть не стошнило от того, как неприятно и резко потянуло внизу. Неужели… роды были такими тяжелыми, что ему так плохо до сих пор? Или то чудовище настолько его покоцало, что нутро всё еще стягивается, приходя в норму? Он хорошо всё помнил, Он знал, что родил. Знал… что теперь он всецело, полностью испорчен, и что из всего, что принадлежало ему, осталась лишь душа. Пусть об его тело и вытерли ноги, пусть бросили в яму с безжалостными змеями, которые вторгались в его тело, пусть перекрутили его в мясорубке этих ужасных родов… но до сих пор ничему и никому не удалось прикоснуться к его душе, ведь она… не была его телом. Её на заклеймишь этой ужасной участью, к ней не прикоснешься, её не трахнешь… Она жила, скрываясь за покровами тела, и даже разорви тело пополам, всё равно её не тронешь. Это было всем, что было и оставалось у Сюэ Яна, единственное, которое никому не осквернить. Хотя и… Не полюбить. В голове зашумело, затылок отозвался болью. Его затошнило, и лицо мигом побледнело. Кое-как проглотив этот позыв, Сюэ Ян, выпив еще воды, потянулся к куску сажи, обточенному на манер грубой кисти, и, взяв бумаги, он, чей лоб уже покрылся испариной пота, стал что-то рисовать. Капля пота упала на бумагу и тут же впиталась в неё. Сюэ Ян не обратил на это никакого внимания. Он был наклонен над столом, его длинные волосы словно занавес закрывали и его лицо, и то, что он делал. Эти волосы были такими… красивыми. Длинные, змеящиеся по его телу, черные-черные, поблескивающие, словно их смазали маслом. Возможно так оно и было, потому что они были… расчесанными. Да, завились из-за влаги, но расчесанные. Сюэ Ян поднял взгляд, чуть распрямившись. Он понимал, что в доме он один, никого нет. Он увидел гроб, устеленный соломой, возле гроба увидел сумку, но не рассмотрел, что в ней. Шаркая по полу той конструкцией, он подошел к гробу, попытался наклониться, но в итоге упал на колени, тяжело на них повалившись. Он никак не мог избавиться от ощущения, что в доме слишком сильно пахнет… жасмином. Но не так, как если бы это были цветы. Пахло… словно в его голове, словно это было воспоминание запаха, а не сам запах. Но такой нежный… как жасмин в молоке. Сюэ Ян бросил взгляд на свернутый в гнездо белый халат, который лежал «в ногах» гроба. Оттуда… пахло сильнее всего. Выдернув одну соломинку, он прижал её подушечкой большого пальца к бумаге, на которой сажей был выведен какой-то символ, и на дрожащих ногах снова поднялся, держась за конструкцию. Вдохнув ртом и им же хрипло выдохнув, Сюэ Ян вдруг откинул от себя конструкцию и, пошатываясь, всё же удержал равновесие. Треск дров в печи ощущался им так, словно что-то хлыстало его в голове, там же и воспламеняясь. Лицо его стало мокрым от пота, и он, вскинув руку, что-то прошептал. Бумага загорелась в его руке стальным пламенем, и он тут же резко опустил руку, словно бросая её на пол. Но ничего не упало, а вот сам он… исчез, поглотившись тем же стальным пламенем. Сяо Синчэнь как раз засыпал в ступку цветы календулы, чтобы сделать лекарство от болей в животе, о котором его попросила молодая госпожа дома. Она сидела на невысоком пне под солнцем и держала у груди активно посасывающего её грудь мальчика. Сегодня Сяо Синчэнь не пошел к той женщине, он пошел к молодой госпоже, у которой должен был сделать привычную для себя работу, а именно написать талисманы и сделать несколько лекарств из сушеных трав, которые принесли из лавки лекаря. Сяо Синчэнь делал хорошие лекарства, их быстро оценили. Но то была лишь плата за возможность кормить ребенка, о большем Сяо Синчэнь не просил, но если что-то давали, принимал. Молодая девушка обводила ласковым взглядом расслабленное и довольное лицо красивенького мальчика, который с упоением сосал её грудь. Сегодня он был даже очень голодным, и его тельце уже чуть переменилось. Сколько ему было? Неделя? Она не знала, и с таким же упоением мягко качала его, обняв руками. Таких красивых детей она еще не видела, и всякий бы так сказал. Это была не просто красота младенца — мальчик был упоительно красив. Такие губки, такой разрез глаз, такие реснички… Никто не увидел, как в саду появилась переливающаяся вспышка, которая очень быстро угасла. Не увидели пальцев, которые сжались на коре дерева. Не увидели руку, которая съехала вниз… Оказавшись в этом саду, Сюэ Ян, хрипло дыша, сильно зажмурил глаза, когда пот попал в них и стало немного жечь. Он почти упал, но дерево помогло ему удержаться. Окинув своим воспаленным взглядом всё, до чего мог дотянуться, он не сразу узнал среди двух присутствующих Сяо Синчэня, потому что тот был не в белом халате, как обычно, а в темном. Он лишь видел, что кто-то толчет что-то в ступке, потому что слышал соответствующий звук и по движениям со спины «незнакомца» понимал, что тот делает. А вот девушка заинтересовала его больше. Он увидел на её руках ребенка, увидел округлость груди… и маленький ротик, жадно её сосущий. Пошатнувшись вперед, Сюэ Ян стал идти и вытянул руку, сорвав с ветки низко висевшее, недоспевшее яблоко, очень твердое и плотное. Этот звук услышал Сяо Синчэнь, но подумал, что это кто-то из хозяев делает что-то в саду. Сад был внутри дома, кто еще, кроме домашних, мог здесь быть? Он с упоением толк календулу, надеясь, что малыш поскорее наестся, чтобы он мог забрать его и пойти домой. Нужно было проверить состояние Сюэ Яна, ведь утром его температура снова поднялась и из-за этого Сяо Синчэнь не дал ему макового молочка, к которому, он этого еще не знал, тело Сюэ Яна успело привыкнуть и уже не так поддавалось… Звук удара и быстрый выдох прозвучали почти одновременно. Занеся руку, Сюэ Ян, чей взгляд блестел из-за недомогания и был «больным», со всей силы бросил яблоко в голову девушки, и та успела лишь выдохнуть, даже не закричав. Однако удар был сильным, от испуга или боли она потеряла сознание и начала падать, однако… рук не разжала. Так и упала, крепко держа ребенка, но вот соприкосновение при падении ощутил уже сам мальчик, и очевидно его сильно тряхнуло, потому что он тут же закричал. Сяо Синчэнь услышал это и мгновенно обернулся. У него не было глаз, и никто не знал, на что же он опирался в своих чувствах, помимо слуха. Никто не знал, но ученик Баошань Саньжэнь не был тем человеком, который потерялся бы в этом мире, утратив зрение. У его меча, Шуанхуа, тоже не было глаз, но было «чутье» и осязание пространства. Это осязание представляло собой электромагнитное излучение и как рентгеном прошивало всё вокруг, и когда эти «лучи» соприкасались с чем-то, то сразу давали понять, что это. Частично эту способность использовал и Сяо Синчэнь. Он был связан с мечом, а потому он мог осязать пространство почти так же, как и его меч, вот только ему нужно было быть повернутым в сторону звука, чтобы суметь его поймать и очертить. И когда он обернулся… то увидел пульсирующие очертания кричащего мальчика, «остывающие» очертания девушки и… кого-то еще, с ужасно подавленной, почти сумасшедшей аурой, изможденной и… угрожающей. Это была аура убийцы. Сяо Синчэнь даже думать не стал. Он никогда не покидал дом без меча, тот всегда был при нем, спрятанный в его одежде, как в портале, никем не замеченный. И он резко высвободил его, направив на неожиданного вторженца. Сюэ Ян даже не вскрикнул, когда что-то острое пронзило его на сильной скорости. Лишь дернулся, ступив ногой назад, пытаясь удержать равновесие. Меч… торчал из его живота, полностью прохромив. Кровь стекла с губ Сюэ Яна, он пошатнулся и упал на колени, после чего повалился на бок и наконец-то оказался всем телом на земле. Его волосы разметались, бледные ноги были открыты. Рука, упав внешней стороной, была неподвижна, кончики пальцев овевал легкий ветерок. Поскольку он молчал, Сяо Синчэнь тоже не стал говорить и, осторожно подойдя, всё «смотря» на эту подавленную ауру, тихо протянул руки к ребенку, поскольку Сюэ Ян упал невдалеке от него. Как осторожный зверь он забрал мальчика и отошел. Он подошел к нему очень осторожно, опустившись на колени, когда был близко, и аккуратно взял руками, а после того, как прижал, выпрямился и снова отошел. Он молчал, был насторожен… но спокоен. Сюэ Ян смотрел на него такого, смахивая движением век накапливающуюся на глазах соленую пелену, чувствуя запах земли и травы, на которой лежал. — До-бей… — Сяо Синчэнь не поверил не тому, что услышал… а тому чьим голосом это звучало. — Добей меня… Сюэ Ян чувствовал себя… в шаге от свободы. Ветер ласкал его горячую кожу, остужал, касался теплым дуновением губ… и доносил запахи, которые были так красивы. Не вонь одежды, не вонь тела, не прелый запах влажной соломы, и копоть от свеч. Рай… да, райские сады, и райские птицы поют. Сюэ Ян лежал, много его тела было открыто, длинные волосы разметались по плечу и траве, сухие обескровленные губы всё больше бледнеют. Он был похож на женщину, которая вырвалась из лап своего мучителя, в то время как сам был мужчиной… дефективным человеком, которого насиловали всю жизнь, и который, в конце концов, родил ребенка, потерявшись в послеродильной горячке и том, что её усугубило. И всё же он был красив. Даже раздавленный цветок всё равно красив, хотя, смотря на него, чувствуешь лишь жалость. Ты понимаешь, как он был красив… и сейчас, даже когда тот раздавлен, понимаешь, что он всё равно красив. Печальная и изможденная красота… белой лилии, которую никто никогда даже не пытался полюбить, спеша забрать у неё аромата и красоты, точно так же как люди срывают цветы в саду, спеша поставить у себя в комнате, чтобы любоваться тем, как те… умирают. И назвать это красотой. Безумные, жалкие глупцы. Убийцы, воры и насильники. Рабы собственных желаний… Сяо Синчэнь подступился к лежачему не сразу. Слова, что он услышал… уничтожили его. Он уже их слышал, но иначе, и… голос был тот же. В тот раз их с призывом кричали, и он хорошо видел того, кто их кричал. А теперь… он снова услышал их, и хотя не видел, кто их произнес, но… точно знал, что это был тот самый человек. Сюэ Ян… Ребенок почти задыхался от криков. Он чуял кровь и сходил с ума. Кровь… которая просачивалась из еще зажатой мечом раны, которая прошла сквозь живот. Сюэ Ян лежал, обдуваемый теплым ветром, солнце освещало его через ветви деревьев. Он был как лесная нимфа, прилегшая в тени деревьев. Но у нимф губы краснеют не от крови… а эти уже багровели. Плохо соображая, что делает, Сяо Синчэнь подошел к девушке и ощупал её, ища повреждения. Яблоко ударило сильно, оно разбилось о её голову, но каких-то опасных травм не принесло. Зачем… зачем Сюэ Ян это сделал? Сяо Синчэнь задавался этим вопросом, всё еще не придя в себя, думая, думая… что тот пришел убить… дитя. — Зачем? — он подошел к нему. Голос его дрожал. — Зачем, зачем?! Сяо Синчэня начало трясти от страха и боли. Как Сюэ Ян сюда попал, что он вообще здесь делает? Откуда у него столько сил, как он сумел найти его? Губы Сюэ Яна шевельнулись. Взгляд его смотрел в какую-то… блаженную, освобождающую от тягот боли пустоту. — Потому что… — слабо прозвучал его голос, — я был… один. В доме. Мне было… я почувствовал себя так… — голос его задрожал от слез, — одиноко. Сяо Синчэнь, услышав его ответ, окончательно растерялся. Он… совсем не понял такого ответа. Или, быть может, не понял его именно от этого человека? Пока он терялся в этих мыслях, Сюэ Ян углублялся в свои. «Два дня… — клубилось в его голове, — два дня я просыпался в пустоте и тишине. Никого не было. Я был… один». — Всё это из-за того… — не верил Сяо Синчэнь. Он был страшно обескуражен, — что ты почувствовал себя одиноко? Он никак не этого ожидал, если Сюэ Ян придет в себя. Он ожидал… ада и уже к нему готовился. А услышать, еще и таким голосом, что Сюэ Ян, получается, так разозлился, потому что… был один? Но ведь он не был один! «Я всегда был рядом!» Но Синчэнь не понимал, что Сюэ Ян этого не осознавал, и всё, что было в его голове, это лишь моменты его пробуждения, когда в доме… он был один. — Нет… — прошептал он. Слабый ветерок овеял его бледное лицо. Он лежал неподвижно, земля была словно кровать, в которой хотелось сладко уснуть… и не просыпаться, ведь в ней так… хорошо, так… тепло и мягко. — Потому что до сих пор я всегда… был один. «До сих пор…» Губы Сяо Синчэня приоткрылись, слабый ток воздуха охладил язык. — Сюэ Ян… — голос его звучал тихо, словно не подчиняясь ему. — Ты больше… не зовешь меня «дорогим другом». Сяо Синчэнь замер. — Потому что я тебе не друг? — он слабо улыбнулся. — Пока ты не знал, кто я, ты так ласково звал меня «дорогой друг». «Его» ты любишь больше, да? Потому что его… — он закашлялся, — его ты тоже не знаешь. А знаешь, кто он? Инстинктивно Сяо Синчэнь сжал младенца сильнее. Сюэ Ян не видел этого, но собственное тело ощущало необходимость… в таком же касании. — Он… — снова повторил Сюэ Ян, и в глазах его становилось всё темнее. — Он… И потерял сознание, так и не закончив. Что Сюэ Ян хотел сказать? Что этот мальчик — сын его друга? Сын, полученный путем страшного изнасилования? И тогда Сяо Синчэнь перестанет быть с ним так ласков, отвратится? Может и так, Сюэ Ян не успел додумать это, поскольку потерял себя. А Сяо Синчэнь… чувствовал лишь боль от слез, которые хлынули в его пустые глазницы из-за слов Сюэ Яна. Но разве из-за слов? Сяо Синчэнь почувствовал… да, именно почувствовал, а не услышал эти слова. То, что было за ними и говорило куда о большем, чем слова. Он ощутил… то чувство Сюэ Яна, которое тот вложил в эти слова и в них же спрятал. Положив ребенка рядом с ним, точно ослеп разумом, не понимая опасности, Сяо Синчэнь рысью подбежал к девушке и начал приводить её в чувство. Он должен был успеть, пока кто-то не заметил. Никто… не должен был знать, никто не должен был видеть Сюэ Яна. — Госпожа, — он расталкивал её, хлопал по лицу. — Госпожа! Девушка начала приходить в себя. Она ничего не понимала, но голова её болела. — Госпожа, всё хорошо, — спешил с разъяснениями Синчэнь. — А?.. — Госпожа, в сад пробрались какие-то подростки, чтобы украсть яблок, и когда вы их заметили, они испугались и бросили в вас яблоко. Вот оно лежит, разломленное. Девушка сильнее проморгалась. — Но я не видела никаких… — Это всё от удара, — спешил Синчэнь. — Но всё будет хорошо. Я их прогнал, госпожа. — А-а… — снова протянула она. — Спа-сибо… Сяо Синчэнь быстро поднял её на руки и поспешил в дом, передав её служанкам и описав, что произошло. Он не сомневался, что ему поверят, потому что такое уже было, ведь в этом саду росли яблоневые деревья с очень хорошим урожаем, и часто в нем ловили маленьких воров, пытающихся украсть яблоки. Распорядившись немедленно уложить госпожу в постель, Сяо Синчэнь дал такие указания, которые требовали срочного похода на рынок и в глубокие помещения, где выстаивали лед. Служанки заметались, спеша исполнить, а Сяо Синчэнь очень быстро «потерялся» в суматохе, вернулся в сад, где Сюэ Ян уже был без сознания, уложил ему на грудь ребенка, потом поднял их вместе, не вынимая меч из раны. И замер. Он не мог уйти… он бы просто не успел, он… слепой, и пусть он видит энергию, но он не видит дороги, деревья и трава для него как качающиеся колосья, которые он мог спутать с другими предметами. Понимая, что иного выбора нет, и что риски будут страшно велики, он присел на колени и, сжав зубы, начал вытаскивать меч из раны Сюэ Яна. Когда он сделал это, кровь хлынула рекой, а меч, зависнув в воздухе, низко опустился. Сяо Синчэнь нащупал его ногой, стал на него и тут же меч поднял его в воздух, на сильной скорости спеша, куда и приказали — домой.