Проклятый

Сюэ Ян не умер. Во всяком случае на тот момент, когда Сяо Синчэнь замер с его ладонью в руках. В доме было темно и постепенно становилось холоднее из-за угасающего в печи огня. Казалось, похоронный дом вернулся к своему прежнему обличию холодного и пустого царства, в котором никто не хотел жить. Но однажды пришел мужчина и остался. Вслед за ним явился еще один, а потом и крохотный комочек человека, даже не сам человек. Сейчас же… всё попросту замерло. Даже тревога. Он видел кровь. Не свою. Он уже перерезал себе горло… а теперь смотрел, как кто-то другой сделал то же самое. И упал, чтобы больше никогда не подниматься. Сюэ Ян видел это и странные чувства терзали его разум. «Значит ли это… — думал он, смотря на мужчину в белом, который перерезал себе горло, — что, если я сейчас не умру, то умрет он?» Крики собственного голоса ворвались в ощущения. И другой крик, протяжной, отчаянный. А потом всё побагровело от крови. Он видел себя, упавшего на колени рядом с тем, кто был в белом. И словно выпрыгнул из своего сна, видя Сяо Синчэня, который упал на колени рядом с его кроватью, пока во сне он перерезал себе горло, выпотрошив собственное чрево. Словно грани сошлись… на этом алмазе жизни. И откуда тогда светит солнце? Да и светит ли вообще? Но как тогда алмаз переливается? Откуда… бьется источник их судеб? Словно чья-то рука держит этот камень и шевелит его, выискивая, под каким же лучом тот засверкает краше и ярче. Безжалостная рука… В какой-то момент Сюэ Ян вдохнул глубже и почувствовал холод воздуха. Но он был не на улице, а всё еще в доме. Слабо приподнял веки. Тьмы не было… но был сумрак. Кажется, приближался рассвет. Что-то дымилось, вроде как истлевшая палочка благовоний… кажется. Чей-то шаг потревожил те ощущения, которые чувствуют присутствие кого-то. Сюэ Ян открыл глаза. Рядом с кроватью, стоя возле Синчэня, на Сюэ Яна смотрела… женщина. Очень, очень красивая женщина. Такая красивая, что, кажется, таких красивых он никогда и не видел. У неё было то лицо, которое словно вылепило само добро. Оно было… если такое лицо на тебя посмотрит, ты не станешь сомневаться, что оно понимает твою боль и искренне сострадает ей. И если ты расскажешь о ней этому лицу, оно будет внимать тебе так, как ты того и ждешь — чисто и правдиво, имея на уме лишь тебя одного. Сюэ Ян не понимал, бред это или явь. Глаза женщины смотрели на него со смесью сожаления и мягкой печали. А потом опустились к неподвижно лежащему Синчэню. Сюэ Ян тоже скосил на него взгляд, удивившись, почему тот не двигается. И его рука… сжимала ладонь. Вот откуда было это ощущение тепла. Пока всё тело мерзло, согретой оставалась лишь ладонь. Он думал, что сжимал солнце. А оказалось… что «солнце» легло ему в ладонь. Сюэ Ян снова посмотрел на женщину. Как красива она была. И тоже в белом, волосы цвета темного янтаря… Янтарь. Мыслями Сюэ Ян перенесся в прошлое. Ночной рынок, двое заклинателей, помешавших творить произвол. И у одного из них… глаза цвета янтаря, очень красивого, светлого. Это были карие глаза, такие добрые, с таким чистым светом, сверкающим на поверхности зрачков. Красивые глаза. Женщина шевельнулась, приблизившись к нему. Она казалась призраком, только добрым. Потому что здесь её быть не могло. Может это лес прислал одну из своих чаровниц? Или похоронный дом явил лик одной из умерших. Но так молода она была… и красива. Вдруг она улыбнулась Сюэ Яну. Тот вдохнул воздуха поглубже. «Я буду жить, — шевельнулись её губы, но голосом… Сюэ Яна. Тот замер, сердце словно бы тяжело опустилось куда-то от веса крови, а потом… подпрыгнуло вновь, но тоже с болью. — Я буду жить. Они не уничтожат меня…» У этой фразы было окончание. «Это я уничтожу их». Но её губы этим не шевелились. Она повторяла лишь одно. «Я буду жить. Они не уничтожат меня…» Это были слова Сюэ Яна, с которыми он прорывался через свою жестокую жизнь. Это был бой в барабаны, ритм, которым он поднимал себя из земли, чтобы продолжать идти дальше. «Я буду жить. Они не уничтожат меня…» Губы девы шевелились, но голос лился его собственный. Не мигая, Сюэ Ян смотрел, уши его слышали. Сердце тяжело билось, стараясь перекачивать кровь, но та словно загустела и не хотела поддаваться. «Я буду…» — Я буду… «Они не сломают меня…» — Не сломают…» Его губы шевелились, голос прорывался через иссушенное горло. Он повторял, словно пытался продублировать движения её губ, словно хотел стать ею, приняв её лик. Она была так сильна и красива. Её жизнь явно не познала яда той боли и горечи, которые перенес он. Но из её горла звучал его голос. И говорила она его словами. Он бился в ней. Он видел воплощение своей собственной воли… «Зачем… — другой голос прокрался в его сознание. — Зачем?!» Сюэ Ян задрожал. Его рука оказалась в другой, и странно — тепло он ощутил. А потом снова оказался в яблоневом саду. Синчэнь был рядом с ним. Сюэ Ян присмотрелся. И увидел кровь, которая пропитала ткань и скатывалась по щекам. Сяо Синчэнь плакал… из-за него? Потому что он умирал? «Но ведь ты должен быть счастлив…» «Тогда зачем заботился о тебе?» Сюэ Ян не понял, кто это сказал и откуда это прозвучало. Ветер поднял листья яблонь, кончики листьев потянулись вверх. Небо исчезло, вокруг всё засияло белым. А потом «растаяло» стенами похоронного дома. Рука Сюэ Яна была в другой руке, и женщина, приблизив её к его животу, стала чертить ею какой-то символ… прямо вокруг раны и на ней самой. Сяо Синчэнь очень удивлялся быстрому выздоровлению Сюэ Яна, когда только подобрал его. Он не знал, что Сюэ Яну ведомы заклинания материи, которые он даже вырезал на своем теле, чтобы в случае близкого присутствия смерти вырвать себе хотя бы один лишний вздох, который дал бы ему протянуть дольше и, быть может, что-то спасло бы ему жизнь. Эти символы он рисовал на своем теле, пока Сяо Синчэнь еще не знал, кто он. И сейчас рука женщины вела его руку, но в более сложных символах. Они «выжглись» на его плоти, и словно тающий лед стекли голубоватым свечением в его рану. «Меч не мог понять, кто ты, — услышал он голос, звучащий то ли снаружи, то ли изнутри него, — мужчина или женщина. Он не повредил человеческое, но повредил «другое». Ты умирал, потому что у тебя началось внутреннее кровотечение. Но теперь всё позади…» Как же красив был её шёпот. Она улыбалась, и то была самая прекрасная улыбка из всех… может даже единственная, которую ему подарили. «Ложь». Сюэ Ян закрыл глаза. Он увидел другую улыбку и ему померещилось тихое «дорогой друг». И облегченное, радостное выражение лица. Женщина распрямилась, и улыбка её растаяла. Она с сожалением посмотрела на Сяо Синчэня. Тот лежал, не шевелясь, но еще дышал. Потом она обернулась, посмотрев на другого. Который тоже еще дышал. «Рассвет, — вернув взгляд к Сюэ Яну, она в последний раз улыбнулась ему, — который «зрячему» не увидеть. Но увидит другой… обещаю». И исчезла, словно её и не было. Сюэ Ян вновь оказался в тишине. Ему больше не болел живот, и в полном бессилии он себя тоже не ощущал. Только спать хотелось… спать, а не «уснуть навеки». И в мыслях проносились обрывки диалогов, где вспоминалась гора, ученики в белом и женщина, которая запрещала им возвращаться, если они однажды уйдут. Она тоже была одинока? Или знала, какой мир… Как же её звали? Веки Сюэ Яна опустились. Баошань Саньжэнь.

***

Аккуратные стуки в дверь переросли в громкие удары, от которых осыпалась пыль и гнилые щепки. — С плеча бей! Дверь с грохотом распахнулась, впуская внутрь солнечный свет и день. Тот, кто вошел внутрь, вскрикнул, когда увидел неподвижно лежащих мужчин… и вскрикнул второй раз, когда до слуха донеслось тихое пищание… доносившееся из гроба. Женщина подбежала к нему и увидела, как завернутый в халат там лежит… дрожащий, замерзший и голодный младенец. — Силы небесные! — воскликнула она и мигом ухватилась за ребенка. — А я говорила, говорила тебе! А ты: «Нет, он просто ленив». Болван! Она с ужасом понимала, что ручки и ножки мальчика холодные и стала растирать их, дуя горячим током воздуха. — На, на, — она отвела край халата, — ешь, ешь, скорее ешь. Бедное дитя, да ты совсем околело и оголодало. Кушай, кушай родной, да побольше. Губы неистово сжались вокруг соска, почти в безумном голоде зашевелился ротик. Мальчик сосал так, что почти задыхался, а лицо женщины щурилось от эмоциональной боли. — Этот живой, — сказал её муж, ощупав Сюэ Яна. — Только почему он голый? И что это за рана на его животе? Так вот кого этот упорствующий лечил. А мы-то думали… но откуда тогда ребенок? Женщина подошла к Сяо Синчэню и коснулась его плеча. Глаза её стали больше и она присела, вдруг резко спустив с его плеча халат, обнажая грудь. И взорвалась тяжелой бранью. — Ленив?! — она стала орать на мужа. — Да ты посмотри — он же весь высох! — Не я его загнал! — прикрываясь, оправдывался мужчина. — Да, но чем пытался откупиться, чтобы даже не доплачивать за его работу, а?! Да ты посмотри, он же изжил себя напрочь! Боги, он хоть живой? И почему они лежат тут, когда ребенок умирает от голода и холода! — Эй, — мужчина начал его тормошить, — эй, просыпайся? Слушай, может он того, ну… в том сне, из которого не просыпаются? — Он просто обессилел, — рявкнула женщина, чуть более сильно, чем нужно, качая младенца. Тот всё еще сосал её грудь. — Нужно его это… отваром из конопляных семечек с медом напоить. Принесешь? Я пока тут побуду. Надо же ребенка накормить… да и этих привести в чувство. Что же здесь случилось? Госпожа из того дома говорила, что он просто исчез, ушел и даже платы не забрал. И кто этот юноша… да ради всего святого, запахни этот срам! Мужчина, что всё это время послушно кивал, дернулся и тут же кинулся запахивать Сюэ Яну халат. И с ужасом закричал, когда его рука мертвой хваткой вцепилась ему в запястье, а распахнутый взгляд Сюэ Яна впился в него так, словно прогрызал себе путь изнутри мужчины. — О, очнулся, — почему-то совсем нисколечко не испугалась, даже не удивилась женщина. — Здравствуй. Ты кто? Друг или… отец этого мальчика? Мы-то думали, что вот он отец. Сюэ Ян молча разжал пальцы, цепким взглядом сканируя женщину. Кажется, он ничего подозрительного не нашел, а ребенка так вообще не заметил. — Пить… — хрипло сказал он и повернул глаза в сторону Синчэня. Взгляд его тут же сделался больше. — Что… что с ним? — Загнался, вот что, — слегка рявкнул пришедший в себя мужчина. Он совсем не понял, почему его вдруг смутила нагота Сюэ Яна. Тот же… был мужчиной, чему там было удивляться? Ровным ногам? Жидкой поросли? Повязке на груди… на груди? — А это что? Сюэ Ян увидел, куда тот смотрит, и напрягся. — Не твое дело, — довольно угрожающе ответил он и перевернулся в сторону Синчэня. Замерев на мгновение, он коснулся его рукой. — Эй… Сяо Синчэнь. И сам удивился, с каким страхом это прозвучало. Грудь мгновенно заныла, как только он её задел, и супружеская чета изрядно удивилась, когда увидела, что повязка намокла. — Ты ранен? — спросила женщина. — Да, — ровно ответил Сюэ Ян. — Он меня лечит. И вдруг зыркнул на неё так, что не хватало только сверкнувших глаз, чтобы придать «тому» его лицу того же угрожающего ужаса, который источают зажатые в угол хищники. — Почему он без сознания? — практически прошипел Сюэ Ян. Он не мигал. — Почему он без сознания?! Он так закричал, что эхо его голоса отбилось от стен похоронного дома и вылетело на улицу, где его поглотил свет. Сюэ Ян начал тяжело дышать, из-за положения своего тела он и правда походил на животное: лежа на боку, держа руки ладонями вниз, с вжатыми в ткань пальцами и ногтями, тяжело вздымающейся грудью и дрожащими волосами, взопревшим лбом и дикими, с угрожающим выражением глазами… Женщина подумала — как тигр. Тигр, который лежит возле своей убитой или раненой самки, не давая никому подойти. И действительно: казалось, что, если подойти, он сейчас вскочит и порвет им горло. Женщина предусмотрительно повернулась телом вправо, где у её груди всё еще был ребенок. Она спохватилась и быстро отняла его от неё. Нельзя было после голода допускать переедание, ведь последствия могли быть тяжелыми. Ребенок, у которого забрали грудь, начал плакать, а затем и кричать. Сюэ Ян услышал этот крик… и взгляд его стал еще больше. — Отдай, — он колыхнулся чуть вперед, касаясь грудью головы Синчэня. Взгляд его был страшным. — Отдай! То, как он низко и хрипло рявкнул, и как этот гул, расплывшийся у него в груди, затрепетал так же на макушке Синчэня, произвело странную реакцию: Сяо Синчэнь не просыпался ни от тормошения, ни от криков… но эта дрожь, словно разряд в мозг, прошила его тело покалывающей волной. Он слабо зашевелился, в его органы чувств тоже стал пробиваться плач младенца. Но странности на этом не закончились. Он еще толком не пришел в себя, но это «Отдай!» вдруг выбило из-под него почву. На мгновение он увидел себя на какой-то улице, увидел слишком густой туман и услышал звон сражения. Какой-то человек в одежде цвета зелени и хаки, с распоротой раной на груди… и лицо этого человека перекосил страшнейший ужас, и он закричал: «Отдай!» Сяо Синчэнь оглянулся и увидел, как другой человек держит что-то похожее на мешочек. Из мешочка лился детский плач… Сяо Синчэнь вздрогнул и резко подорвался. Крик был громким, но рядом так же громко ощущалось и чье-то тяжелое дыхание. Сяо Синчэнь мгновенно повернулся и кинулся искать руками… сразу же наткнувшись на другие руки. Его пальцы скользнули к повязке на груди… и сразу ощутили биение сердца. Сюэ Ян, в свою очередь, почему-то схватил его, довольно грубо впившись в руки. Он был рассержен, растревожен, рассредоточен… и пронзал Синчэня своим взглядом. Что-то странное было в этом действии. Обнаженный Сюэ Ян, тяжело дышащий Синчэнь… оба тяжело дышали, а Сюэ Ян еще и был влажным от пота. Но это был уже здоровый пот, не лихорадочный. Они оба молчали, и только их дыхания перекликались, сталкиваясь друг с другом. Сяо Синчэнь чувствовал жар, исходящий от тела Сюэ Яна, чувствовал запах… очень горячий запах, плотный, почти душный. И запах волос, в котором смешался кожный жир и пыль, слабый аромат лаванды, которую Сяо Синчэнь клал в подушку Сюэ Яна, чтобы тот спокойно спал. Сюэ Ян никак не мог прийти в себя. Он, смотря напряженным, даже сказать диким взглядом держался за Сяо Синчэня, он вцепился в него мертвой хваткой, почти ногтями впился. И держался, как за канат, словно под ним была пропасть. Но вся ситуация была со странным веянием… может потому что Сюэ Ян был обнажен, кожа его была влажной, а взгляд блестел? Но Сяо Синчэнь тоже тяжело дышал, он «смотрел» в лицо Сюэ Яна, губы его были приоткрыты. И дрожали. — Друг мой… — от того, как он улыбнулся, Сюэ Ян чуть не потерял сознание. И облегченно выдохнул, из-за чего Сюэ Ян мгновенно расцепил пальцы. — Друг мой! Мальчик на руках женщины успел затихнуть, но начал шевелиться. Она увидела, что он всё дергает носиком, словно вынюхивает что-то. Она не знала, что запах, который он с таким упорством втягивал в себя, был таким же, как и тот, который распространяют… лилии.