Проклятый

Сюэ Яну не хотелось думать о мрачном, вообще не хотелось думать ни о чем. Хотя мысли… были, и много. Но силой воли, и навеянным пустым лесом чувством невыразимого покоя, он заставил этот бурный поток успокоиться и вновь вернуть его в то состояние, с которым он проснулся. Помнил ли он о событиях ночи?.. Что он вообще помнил с тех пор, как оказался под влиянием Печати? Трава шуршала под ногами, а Сюэ Ян всё думал о вкусе масла и хлеба, который, несмотря на выпитое молоко и воду, всё еще ощущался на языке. Хлеб… очень вкусно было есть даже с ягодами, а масло становилось божеством, если добавить в него какую-то сладость. Например… масляный крем в пирожных, фруктовые и ягодные пироги из песочного теста, сладкие пирожки с масляной пропиткой. Сколько всего вкусного… ради чего даже можно было бы жить. Сюэ Ян улыбнулся этой мысли, улыбка вообще впервые затронула его губы. Он шел, чувствуя легкость и свободу, которых, как ему казалось, он не ощущал уже очень давно. Просто… от одной мысли, что он «мертв»… становилось и свободно, и тесно. Он больше не был на распутье, но совершенно не знал, что делать. Неожиданно ему открылась свобода, с которой он не знал, что делать… Постепенно выходя на открытое пространство, Сюэ Ян, в конце концов, дошел до места, облик которого хранил в своих ожиданиях. Это было большое лесное озеро, длинная глубокая тарелка водной глади, по которой вились завихрения белесого тумана. Поразившись, в самом деле искренне поразившись видом, Сюэ Ян поставил кувшинчик на землю и медленно подошел к воде. Присев у берега, он распрямил пальцы и едва коснулся ладонью поверхности воды. Холодная… и тут же встревоженно рябь пошла, устремившись крошечными волнами подальше от берега. Встав, Сюэ Ян еще с полминуты обозрел пространство впереди себя, после чего, не отнимая взгляда, потянулся руками к своему поясу. Упав к его ногам, на поясе движения не закончились, и, сняв с себя верхний халат, Сюэ Ян остался только в нижнем, но вскоре к ногам упал и он… Обнаженный, он стоял на берегу лесного озера, хорошо понимая, что вода не просто холодная, а ледяная. Но страха или отвращения не было. Было… желание. И когда пальцы его ноги коснулись едва успокоившейся поверхности, когда нырнули дальше, до косточки лодыжки, Сюэ Ян куда быстрее двинулся вперед, и вскоре в том месте раздался шум несдержанного плеска, когда тело погрузилось под воду. Оцепенения не произошло, Сюэ Ян был приучен к холоду. Перевернувшись под водой, из-за чего волосы завились вокруг головы, Сюэ Ян смотрел вверх, будучи под гладью воды. Холодная, она плотно облепила его тело, впиваясь ледяными иглами в каждую пору на коже. И на какие-то секунды он застыл, даже не зависнув, а начав очень медленно идти ко дну. Мелкие пузырьки воздуха устремились вверх, а Сюэ Ян всё смотрел на поверхность водяной глади. Он не спешил всплывать и был на тонком волоске от телесной судороги. Но он почему-то… улыбался. Тихо, почти незаметно… потому что сильнее губ улыбались глаза. Вода… была его утешением. Она очищала, насыщала, безболезненно обволакивала. Она смывала грязь, она утоляла жажду. И… целовала. Ласково, так нежно проходилась по коже, целуя, целуя… без похоти и кошмаров, безвозмездно и безусловно любя. Да, она любила… ведь каким бы грязным ты в неё ни вошел, она очистит, смоет, прильнет. Если бы у искупления была форма… это, несомненно, была бы форма воды. Над водной гладью показалась вынырнувшая голова с черными волосами, и Сюэ Ян перевернулся на спину, начав неспешно плавать. Его тело, на удивление, размякло и расслабилось, он лениво шевелил руками и ногами, наслаждаясь таким купанием. Для него это было не просто погружение, а омовение, в котором, он это чувствовал, он оживает. Холодная вода, безлюдный лес, стелящийся туман, шум ветра в листве и пение птиц… что может быть лучше? И что может быть лучше холодной воды раскаленному телу? Как она освежала, как она… любила. Его еще никто так не любил, как любила вода. В том смысле, что нигде и никак его тело не ощущало такой неги, как в воде. Без разницы, горячей или холодной — он мог уснуть и в той, и в другой. Скажем, в горячей кадке он расслаблялся почти мгновенно, а вот в холодных источниках не засыпал только тогда, когда не шевелился. Поэтому сейчас, лениво плавая на спине, он вполне мог кимарнуть, если бы отдался на волю своему томлению. И как прекрасно было небо над головой, в этом отброшенном от людей мире. Он один, его окружает лишь природа… И остаться здесь навечно казалось переделом всех его желаний. Но ничего не вечно под луной, и тем более под солнцем. Туман рассеивался по мере того, как всё выше поднималось солнце, и чувствуя, что день выдастся жарким, Сюэ Ян решил не отказывать себе в удовольствии понежиться в прохладе еще немного. Он не спеша понырял еще с полчаса, плавая довольно резво и умело, так изгибаясь и так красиво выныривая, а уж как изящно он погружался! К берегу он подплывал под водой, и когда вышел из воды, его белое тело не дрожало, но от поверхности кожи шел густой пар. Даже зубы не щелкали, и выжимая воду с волос Сюэ Ян не трусился и не дрожал. Откинув волосы назад, он погрузил пальцы в область затылка и чуть встряхнул пряди, мотнул головой, нагибаясь к своей одежде. Он надел только верхний халат, чтобы тот впитал влагу, да и был он теплее, а сам, в одну руку взяв обувь, а во вторую кувшинчик, босым пошел вдоль берега, ища себе место для лежанки. Таким оказались валуны с другой стороны озера, в той его части, где как раз хорошо падал солнечный свет. Сняв с себя халат и расстелив его на плоском, но выгнутом камне, Сюэ Ян улегся на спину и согнул ногу в колене, закинув руки за голову. Закрыв глаза, он позволил солнцу согреть его своими теплыми лучами и не счелся, как заснул, убаюканный его нежным теплом. Пару раз во сне он поворачивался, подставляя солнцу свою обнаженную спину и ягодицы. Его черные волосы, рассыпавшись вокруг него, переливчато сияли. Каким-то образом, очевидно из-за Печати, они выросли значительно быстрее и почти касались лопаток. Сюэ Ян не любил длинные волосы, так как считал, что это уподобит его женщине. И, очевидно, Печать об этом знала… Близкое урканье горлицы пробудило Сюэ Яна от довольно легкого и освежающего сна. Он открыл глаза, его нагретое солнцем тело было полностью сухим, как и одежда под ним. Не спеша вставать, он чуть потянулся, сладко зевая, и перевернулся на бок. Вид его обнаженного тела был… не был лишен красоты, скажем так. Просто удивительно, как он с такой легкостью, с такой пренебрежительной ленцой открыл свое тело, при этом словно бы не страшась, что кто-то мог бы здесь появиться. Его поведение было более чем нелогичным, учитывая, что он никогда и нигде не обнажался. Никогда. Мылся он, всегда забившись в самый дальний угол, а о том, чтобы снять с себя одежду даже до второго слоя и речи не шло. Он всегда был закутан, порой даже ладони прятал, шею. Доходило до того, что использовал плащи и накидки с широкими капюшонами, чтобы спрятать под ними волосы. А тут… Сюэ Ян не думал ни о чем. Ни о том, что делает, ни о том, что прежде не сделал бы такого никогда. Он омывался в озере достаточное время, сколько хотел, он открылся солнцу и даже уснул, притом уснул крепко, чего представить от него тоже было нельзя. С учетом его жизни спал он донельзя чутко и в глубокий сон почти никогда не впадал. Даже закрывшись на все замки, даже находясь в заброшенных домах или на дереве, что порой тоже бывало, он никогда, никогда не расслаблялся. Вот почему то, что он делал сейчас, не подлежало объяснению. Это был… не он, он словно бы забыл себя. Но это было далеко не так. Не та у него жизнь, чтобы забыть то, кем он стал… кем она его сделала. Сев, он слегка согнул ноги и осмотрелся, прищуриваясь от солнца. Больше купаться он не хотел, а желудок неожиданно заурчал от голода. Искать какие-то ягоды или травы Сюэ Яну тоже не хотелось. Сойдя с камня, он не спеша и очень лениво оделся, почти через силу, подвязался, обулся и взял свой кувшинчик. В лесу, спрятавшись под валунами, шумно бил источник, и он вернулся туда, чтобы набрать воды, так как заприметил его еще по дороге, после чего протоптанной дорогой вернулся туда, откуда и пришел — в похоронный дом. Внутри никого не было, но визит явно был. Потому что вид на столе переменился. Вместо хлеба там теперь лежали фрукты, а в чайнике уже давно остыл какой-то то ли отвар, то ли чай. Сюэ Ян проигнорировал это и взял со стола яблоки, один вид которых почему-то вызывал в его душе странную смесь отрицательных эмоций. Яблоки… сразу перенесли его к их матери — яблоневому дереву. В памяти всплыл сад, полный яблок… и боль, которая могла стать освобождением. По солнцу Сюэ Ян определил, что была уже вторая половина дня и, похоже, он весьма долго проспал. Выйдя из дома, он сел на ступеньки и откинулся на крыльцо, закрыв глаза. Хоть и взял яблоки, но так их и не тронул, а есть хотелось сильно. Так он и лежал, казалось, донельзя долго, мучаясь от голода куда больше, чем от тоски. Он не пошел полежать на кровати, вместо этого развалившись, можно сказать, у самого порога. Где-то снова завела свою хриплую песню лесная горлица, будто преследовала его. А когда урчащий хрип стих, скрипнули ворота во двор. Сяо Синчэнь вернулся с работы, ребенок бодрствовал на его руках. Сяо Бай Ян, который был выспан и накормлен, обозревал окружающие его виды своими большими темными глазами, с которых уже спала привычная новорожденным мутная пелена. Выглядел он значительно больше, и Сяо Синчэнь тоже отмечал, что мальчик быстро растет. Но он был здоровым, признаков недомогания или болезни не было. Просто обычный ребенок, такой же, как и остальные. Ну, правда ел он тоже значительно больше, но чем больше времени проходило, тем чаще Синчэнь отмечал, что мальчик… активен. Слишком. Уже в таком хрупком возрасте он был любознательным, подавал признаки своего любопытства. Он любил смотреть, любил наблюдать. Сяо Синчэнь понимал всё это по ритму его дыхания, когда оно, если мальчик был чем-то заинтересован, учащалось, становилось более шумным. Его маленькие ручки и ножки дергались, были такими хрупкими, но уже бойкими. Этот ребенок вырастет сильным, ловким и, скорее всего, очень выносливым. Сяо Синчэнь умел прочитать это уже сейчас. Он слушал дыхание, слушал пульс, прислушивался к уже проявляющимся повадкам. Ребенок… будет сильным, будет активным. Его… нужно будет учить. Но пусть вырастет еще немного, чтобы понимать его нрав. Хотя… Сяо Синчэнь уже давал ему оценку, ведь мальчик… любил Сюэ Яна, нуждался в нем. Он каким-то образом понимал, что именно Сюэ Ян ему ближе и роднее заботящегося о нем Сяо Синчэня, и хотя последнего не отвергал, отсутствие первого причиняло ему стресс и страдания. Сяо Синчэнь подметил это сразу. Он понимал, что, будучи сыном представителя другого вида, этот ребенок должен был отличаться. Вот бы поскорее наступило время, когда он бы заговорил, да хотя бы начал ходить. Сяо Синчэнь почему-то даже не волновался, сумеет ли он, слепой, справиться с существом, требующим постоянного движения. Он был уверен, что проблем не будет. Почему? Чувствовал. Казалось, это дитя уже практически срослось с его руками, заклинатель совсем не чувствовал отягощающего веса. Он держал его, этого мальчика, это дивное маленькое чудо и понимал, что если это не то, чего он желал, то не адово мучение, как к нему относился Сюэ Ян, а благословление самих Небес. Он так полюбил этого ребенка… но не потому ли, что тот был именно сыном Сюэ Яна? Потому что как избавление от одиночества… он его не рассматривал. Он понимал, что относится к нему иначе. Он… должен, просто «должен». И не отпустит, в обиду не даст. Даже Сюэ Яну. Сюэ Ян даже не шелохнулся, когда Сяо Синчэнь пересекал двор. Так и лежал, держа глаза закрытыми. Сяо Синчэнь ступил на ведущие в дом ступеньки, пройдя довольно близко от неподвижно лежащего Сюэ Яна, и вошел в дом. Сюэ Ян так и не открыл глаза, даже не пытался слушать, что там происходит внутри. Но вот порог снова скрипнул и легкий «стук» послышался совсем рядом. Вот тогда-то веки Сюэ Яна и поднялись. Если смотреть на него сбоку, то нижнюю часть лица закрыла высокая чашка, с поверхности которой поднимался пар. Практически черные глаза Сюэ Яна тускло сверкнули, когда открылись, и не сразу он перевел взгляд на эту чашку. А Сяо Синчэнь, поставив её, не был уверен, как ему лучше будет поступить: уйти обратно в дом или остаться и попытаться что-то сказать? Да и вообще, оставаться ли. Потому что настроение Сюэ Яна предугадать было невозможно, как и, впрочем, угодить ему. — Не нужно, — прозвучал его глубокий, чуть уставший голос, и Сюэ Ян поднялся. — Убери это. — Это для тебя, — ответил Сяо Синчэнь, скорее чувствуя, нежели догадываясь, что Сюэ Ян уже на него смотрит. — Не нужно, — уже более низко выдавил он, хотя хотел сказать совсем другое, то есть «убери». Но не сказал. — И не оставляй для меня еду, не прикармливай меня. -Почему? Вопрос прозвучал настолько легко и логично, что Сюэ Ян растерялся. Он прекрасно понимал «как» разговаривает, а потому ожидал какого-то накаления или перебранки. Но не такого простого, даже сказать наивного вопроса. — Просто, — ответил Сюэ Ян. — Не хочешь брать от меня? — Это-то тут причем? — Ну тогда не нагнетай, — Сюэ Ян поднял брови, услышав такой ответ. Сяо Синчэнь развернулся. — Не хочешь продолжить внутри? — Да, — всё еще слегка удивленно смотря на него, с заминкой ответил Сюэ Ян. — Нужно поговорить. Сяо Синчэнь оставил дверь открытой, когда вошел, хотя и когда вернулся, то не закрывал её. Только прикрыл, потому что ребенку вреден сквозняк. Сюэ Ян, впрочем, никак это для себя не отметил. Он, что странно, не обращал внимание почти ни на что. Казалось, после своего пробуждения он словно бы потерял львиную долю себя самого. Он был… словно бы очищен от того, что можно было бы назвать тьмой. И даже недоумевал как-то бессознательно, настолько он был… в покое с самим собой. Словно бы… тяжкого груза, который он был обречен тащить всегда, каким-то образом не было. И он, чувствуя комфорт, медленно всплывал, что позволяло ему, как и ныряльщику, не погибнуть от перепада давления. Это всплытие… происходило так, словно бы он, одетый в белое, напрочь лишился черного и владеет своей жизнью в той мере, в которой владел и своей волей. Вот почему была надежда, что этот разговор мог бы пройти благополучно… хотя Синчэнь об этом даже не мечтал. Он сам был на взводе, скрывая это внешним спокойствием, особенно слыша, как Сюэ Ян заходит в дом и шумно толкает дверь. Та не закрылась до конца, осталась щель на три пальца. Этого с лихвой хватило для того, чтобы прочертить на пыльном полу крошечный луч из чистого света…