Проклятый

Он совершенно не осознавал, что произошло. Он утратил всякую память, и каждая прошедшая минута словно стиралась с его памяти. Он… словно оказался в совершенно другом мире, даже не месте — мире… и из-за этого утрачивал старую связь с прежним собой. Он чувствовал, как эта связь словно липкие смоляные нити тянулась от спины и падала, падала глухо и тяжело, как ржавые плотные цепи. В новом мире для этой цепи не было ни места, ни пространства. А вот он был. Он там был! Он не потерял себя, и грязь не поглотила его душу. Оно всё еще может… быть свободным, быть… счастливым. Эти мысли пронеслись ураганом в его голове и тоже отняли память о себе. Так быстро… кружились его мысли, что он их даже не понимал. Было тихо, и гул биения собственного сердца звенел в ушах. И кровь в них тоже шумела, словно падающие водопадом реки, пенистый тяжелый поток, который приносил… наслаждение. Он… прятал, шумной стеной обтекая, скрывая от всего, даже от самого себя. И крики в этой стене тоже тонули, но кричать… было в радость. Сюэ Ян так и не ощутил, как шевельнулись жилы под кожей Сяо Синчэня в его слепом порыве коснуться его. Он сам не знал, не понимал ни своего тела, ни того «что» диктовало свою волю через него. Просто… словно подстраивался под что-то, ощущая потребность своего присутствия там, где его недоставало. Как кусочек мозаики, которую страстно ждет пустующее место. Сюэ Ян понял, что всё вышло за рамки понимая, когда осознал, что застыл взглядом на губах Сяо Синчэня. И он бы отскочил, оттолкнул бы его от себя… если бы по какой-то причине его ноги не подкосились, и он бы не стал падать на землю. И упал бы… если бы его не поддержали другие руки. — Прочь! — тем не менее рявкнул Сюэ Ян, и пальцы Сяо Синчэня тут же разжались, из-за чего Сюэ Ян тяжело опустился на землю, шумно дыша с широко распахнутыми глазами. То, что его колени подкосились, а ноги утратили силу… словно ощутив его порыв тело пошло вразрез с его желанием и снова… снова пошло против него. Чтобы он не отнял себя, ушла сила с ног, в то время как нарастающее сопротивление начали душить порывы, которые ослабляли еще больше. Сюэ Ян сидел на земле и был шокирован тем непониманием всего того, что сейчас происходило. Он… ничего не понимал. Он был ужасно растерян и даже напуган. Его руки резко похолодели, заледенели и ноги. Дрожь коснулась плеч и нижней челюсти. — Не трогай меня… — слабо, практически вяло прошептал Сюэ Ян, чувствуя, как теряет контроль над собственным разумом. — Не трогай… Сяо Синчэнь был взволнован не меньше, а потому, чтобы не быть у него перед глазами, двинулся в сторону и стал у него за спиной. И в тот же момент Сюэ Ян согнулся и его… начало тошнить. Услышав этот звук, Сяо Синчэнь испугался и тут же наклонился к нему, опустившись на колени. А Сюэ Ян, которого скрутил этот порыв, еще раз наклонился к земле и его вырвало еще где-то дважды. Это шокировало его еще больше. Силы почти мгновенно покинули тело, он едва держался на прижатых к земле руках, пальцы которых были грязными от того, что его так обильно стошнило. Слыша, как Сюэ Ян хрипит и кашляет, скорее всего прислушиваясь к своему телу, не захочет ли выйти еще, Сяо Синчэнь коснулся ладонью его спины, начав гладить, но Сюэ Яна больше не тошнило. Ослабевшие руки едва держали его, и Сяо Синчэнь, понимая, что иначе никак, просунул под него свои руки и аккуратно поднял Сюэ Яна, крепко удерживая на весу. Тот даже не шелохнулся, изможденно привалившись головой к его груди. Его взгляд источал болезненность, был тусклым и бессильным. Занеся его в дом, Сяо Синчэнь опустил Сюэ Яна на его постель, осторожно его уложив, потом отошел в сторону. Послышался плеск воды, и когда он вернулся, рука Сюэ Яна была поднята и по пальцам мягко проводили влажной тряпицей, стирая грязь. Сюэ Ян лежал ни живой, ни мертвый, и только слабо моргал, не понимая, что с ним происходит. Он был так истощен, как-то наравне между морально и физически, что даже на думать сил не осталось. Вытерев насухо его руки, Сяо Синчэнь отложил тряпицу в сторону и прижал ладонь ко лбу Сюэ Яна. — Ты не горишь, — тихо сказал он, — но тебя прошибает холодный пот. Очень замерз? И не ожидая ответа, молча укрыл его одеялом. Сюэ Ян скользнул по нему взглядом. — Ты… презираешь меня? — хрипло спросил он, на что Сяо Синчэнь повернул к нему свое лицо. — Я тебе… отвратителен? — А должен? — голос Синчэня был, как всегда, спокойный. — Я разожгу печь… И он уже встал, намереваясь уйти, когда пальцы схватили его за край одежды, не дав ему этого сделать. Сяо Синчэнь снова повернулся к нему. — Ответь… — снова хрип. — Отвечай. Сяо Синчэнь тихо выдохнул. — В этом нет ни смысла, ни причины, — хорошо понимая, что Сюэ Ян имеет в виду не личину преступника, а… свои секреты, Сяо Синчэнь старался ответить так, чтобы он… верил ему. Потому что говорил правду. — Уж скорее я, и не без причины, вызываю у тебя глубокое отвращение. И оно справедливое. Сюэ Ян смотрел на него до тех пор, пока ослабевшая рука не упала, разжав пальцы. Что бы ни происходило сейчас в его голове… оно было тихим. Покойным. — Укрой мои глаза, — тихо сказал Сюэ Ян, держа неглубокое и почти совсем неслышное дыхание. Самоцветы его глаз играли ярче за счет приближенного освещения в виде лампадок, которые бросали причудливые, но нисколько не страшные тени на высокую стену. Они едва качались, были почти неподвижными… как и он сам. — Так, как тогда. Я… ужасно устал. Очень. Сяо Синчэнь почувствовал, словно его застигли врасплох. Сюэ Ян замолчал, продолжая на него смотреть, и заклинатель, недолго думая, присел на краюшек его кровати, после чего не без осторожности и выразительной неспешности, дабы не нервировать опасливость Сюэ Яна, протянул к нему руку. Сюэ Ян не закрывал глаз до тех, пока она полностью его не коснулась, и опустил веки только тогда, когда это произошло, из-за чего Сяо Синчэнь ощутил, как по коже легко мазнули его ресницы, и это слабое ощущение, казалось, коснулось далеко не руки…

***

Он был загадкой. При всех его раскрытых секретах, при всей его откровенной ненависти и боли, слабости и силе одновременно, Сюэ Ян был бесконечно таинственным человеком. И дело было не в секретах, которые ему еще удавалось сохранить, и не в его поле. Суть… сущность, таящаяся глубоко внутри этого тела, этого разума… этой души. Сутью всех вещей была она, душа человека… этого человека, истерзанного жизнью и людьми человека. Как… как он сумел выжить, причем не столько физически, сколько… этой самой душой, как? Его душа сильнее всего проявляла себя через неумолимую, пламенеющую огнем волю, которая вопреки всему продолжала гореть среди удушающе-холодной ночи, тяжелый и глубокий полог которой оставлял слепым при зрячих глазах. И Сюэ Ян жестоко метался в этой темноте, не то к свету прорываясь, не то своим жаром зовя на помощь. Он… бился, сражался с этим страшным черным пологом, в котором так несправедливо оказался. И тот душил его, истязал… сводил с ума. Сяо Синчэнь не знал Сюэ Яна как человека вне этого устрашающего купола тяжелой темноты. И не узнал бы… если бы не вмешательство жестокой судьбы. То, что именно ему на пути встретился этот человек, и то, что разрушив его жизнь он явился ему во второй раз… Заклинатель тут же одернул себя. Не Сюэ Ян разрушил его жизнь — это сделала правда, разбив прежние иллюзии. Уничтожены были именно они, и что уж тут поделаешь, что под раздачу попала и та жизнь, которой он жил. Но жил он неправильно, лживо… порочно. Этот порок… был ужасней порока похоти, ибо был невежеством. Страшным, беспощадным… постыдным. Ладони сами легли на стол. Сяо Синчэнь неслышно положил палочки и понял, что, едва начав, доесть уже не сможет. Он проглотил едва ли три кусочка своей каши… но ни до них, ни тем более после, есть уже не мог. Как самого себя, не знал себя даже Сюэ Ян. Живя с ним уже довольно долго, Сяо Синчэнь подмечал и его слабые, и сильные стороны. Та темнота, которая окружала Сюэ Яна снаружи, сильнее всего окутывала его изнутри. Его гневные порывы, его крики, его страхи и его угрозы были плодом тех кошмаров, которые владели над ним и не собирались отпускать. Даже попав в спокойную, если судить по движению событий, среду Сюэ Ян всё равно не мог успокоиться, не мог вычеркнуть прошлое и жить настоящим. Он всё еще метался, всё еще… бился, и от этого исходила вся его резкость и несдержанность. Сяо Синчэнь не мог не думать об этом. Он видел Сюэ Яна как в силе, так и в слабости, и почему-то различий между этими двумя людьми не находил. Потому что пребывая в силе Сюэ Ян слабел, а пребывая в слабости был силен. Как это объяснить? Всё дело в страхе. Он у него… всегда кусался. Не пригибался к земле, как злость, не пламенел, как ярость. Не имело значения, прижат Сюэ Ян в угол или держит в руках меч — его чувство страха готово было сражаться. Не губить его, не подталкивать сдаться, а именно сражаться. И даже когда Сюэ Ян падал, он всё равно сражался, а когда осознавал в противнике силу и понимал, что может проиграть, тот же страх всё равно оскаливал зубы. Да, он боялся… но это был тот страх, который отрывает ноги от земли и заставляет бросаться в огонь. Потому что… Со стороны кровати послышалось легкое движение, и Сяо Синчэнь, который уже убрал со стола посуду и теперь не спеша пил чай, напряг слух и стал слушать. Что касается его наблюдений, то он заметил, что Сюэ Ян был довольно… нет, донельзя чистоплотным. И дня не проходило, чтобы он не мылся, и часто заклинатель улавливал в доме запах речной или озерной воды, в принципе запах воды, которая коснулась кожи. Потому что он различал эти запахи, и когда у Сюэ Яна были мокрые волосы, запах его тела усиливался из-за воды. Если без мыльного корня и благовоний, то это был немного маслянисто-горький запах, привычный для мокрых волос и кожи головы. Каждый свой день он начинал с того, что умывался, он просто не начинал свой день (или ночь) не умывшись, не ополоснув хотя бы руки. Каждый день он где-то купался и даже перед сном мог провести омовение. Тогда он брал небольшую мисочку, кусок чистой ткани и уходил за дом, в темноту, где раздевался и протирал свое тело. Сяо Синчэнь не раз слышал, как с размаха в саду пляснулась об землю вода, когда Сюэ Ян выливал её и только потом заходил в дом. Его чистоплотность, из-за частоты применений, была немного странной, ведь он совсем не вонял. Но для Сюэ Яна это была не совсем гигиена. Просто он… привык смывать свой запах, если не носил пахнущие простым потом чужие вещи. И своей привычке он не изменил и здесь, даже зная, что Сяо Синчэнь «не такой». Но страх, что тебя учуют, засел в нем слишком глубоко и никуда уже ему не деться… К удивлению, Сюэ Ян привычно не пошел к бочке. Он посидел какое-то время на кровати, и Сяо Синчэнь искренне думал, что он опять ляжет спать. Но он вопреки его ожиданиям встал и, минуя привычный угол с водой, приблизился… к столу, а обойдя его сел напротив. Напротив Сяо Синчэня. Осознанное молчание одного было удивленным и настороженным молчанием другого. Сюэ Ян молчал, и Сяо Синчэнь немного не понимал, что происходит. Вряд ли Сюэ Ян уселся есть, он вообще, кажется, брезговал есть что-то в этом доме и из этого дома. Он питался… где-то там, хотя порой всё же не брезговал чем-то из дома, в основном хлебом или ягодами, которые Сяо Синчэнь собирал. Что касается любви к хлебу, то Сяо Синчэнь отметил её уже давно. Сам он из муки мало что ел, потому что не любил, но обнаружив эту любовь у другого стал держать на видном месте хлеб. Иногда Сюэ Ян брал, а иногда днями проходил мимо. Но Сяо Синчэнь просто отдавал (иногда менял) старый хлеб у людей, которым те кормили кур и гусей, и покупал новый (или, опять же, обменивал). Того, что сам Сяо Синчэнь хлеб не ест, Сюэ Ян тоже не мог не заметить. Едва слышный, явно запрятанный выдох послышался с той стороны, и заклинатель понял, что лучше бы заговорить первому именно ему. — Угощайся… пожалуйста, — медленно, хотя он и знал, где тот стоит, пальцы Сяо Синчэня нащупали чайничек и еще одну чашку, а после аккуратно подставили его к Сюэ Яну, подвинув в его сторону. Сюэ Ян опустил на него взгляд, отметив, что вода внутри еще горячая, если судить по пару, и снова поднял взгляд на Сяо Синчэня. И продолжил молчать. Сяо Синчэня это не то чтобы напрягало — оно призывало его к настороженной осторожности. Ведь было непонятно, что там на уме у Сюэ Яна, с каким настроением тот встал и… почему впервые за всё время с такой тишиной сел с ним за один стол. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Сяо Синчэнь и к своему удивлению получил лишенный оскала ответ. — Никак, — тем не менее сухо ответил Сюэ Ян, но Сяо Синчэнь обрадовался, что тот вообще завел с ним разговор. — Ты, кажется, болен, — осторожно продолжил Сяо Синчэнь. — Тебя бросало в жар. Так обычно возвращается лихорадка, а ты слабеешь к ней. Бесшумно двинулись губы Сюэ Яна. Он… усмехнулся, правда глаза его этого не отразили. Еще не до конца, но где-то в глубине своего нутра Сюэ Ян уже понимал, что «это» такое. И к чему ведет. Но пока, сохраняя здравый рассудок и руководясь незамутненной волей, он предпочел закрыть на это глаза. Частично. — Дорогой друг, — хоть и без надменности, но всё равно со скрытной издевкой протянул он, и Сяо Синчэнь, едва заслышав это «дорогой друг», интуитивно приготовился к худшему, — мне не выразить «как» твое волнение согревает мне сердце. Сегодня ночью, когда голова моя пламенела от жаркого холода, твоя рука, равно как и твои слова, невероятно согрели меня. Благодарю. У Сяо Синчэня напряглись все жилы в теле. Голос Сюэ Яна звучал так спокойно и буднично, но слова, которые он произносил… Он ведь… благодарил. Но за шелком этой благодарности таилось что-то острое, хотя Сяо Синчэнь и не чувствовал прямой угрозы, напротив: он ощущал ленивую неспешность, усталый покой, изможденный немного. Но к чему тогда эти издевки? Сяо Синчэнь был прав и каких-то злых намерений Сюэ Ян не хранил. Успокоившись в глубоком крепком сне, Сюэ Ян проснулся с большим ощущением сил и ясности ума, а потому и не таил ничего дурного на уме — просто не было желания. Но всё же его не могло не тревожить то, что произошло ночью, определения которому он дать совершенно не мог. Этот… приступ, эта дикая неосторожность, глупость, которая повернула ситуацию в страннейший оборот… вот, что его тревожило. Как и раньше, он не мог понять этого человека, не мог его прочитать. А потому метался в противоречиях, ища в его словах и поведении затаенный корень зла. И не находил, чувствуя при этом не облегчение, а огорчение. Ей-богу, со злыми людьми дело иметь проще, ведь с ними ты всегда знаешь, что есть вероятность ножа в спину, поэтому всегда настороже. А вот с добродетельными… они тоже могут предать, но до этого могут внушить доверие, и ты… поверишь. А потом они тебя ударят… Сюэ Ян метался меж двух этих огней, и ему было бы легче, прояви Сяо Синчэнь хоть раз злой умысел. Тогда бы Сюэ Ян четко расставил все приоритеты, ведь имея дело с привычным знаешь, как себя вести. А тут… не за что зацепиться. И это напрягало. Настораживало. Пугало. Он боялся… боялся довериться хоть в чем-то, боялся… поверить. Боялся, что и этот человек тоже его предаст. Возможно именно эта неспособность найти тот злосчастный корешок зла и подстегивала Сюэ Яна вести себя хуже, пытаясь вывести на конфликт или открытые действия. Но ему, похоже, никогда до конца не убедиться, даже если бы небеса открыто сказали бы ему: «Он не зло». Из-за опыта своей жизни Сюэ Ян просто не сможет принять такую правду… во всяком случае быстро. Сяо Синчэнь не знал, что ответить и молчал, а Сюэ Ян, пальцы которого коснулись чашки, слегка пошевелил ими на ней, в мыслях уже наливая себе предложенный чай, когда вдруг насторожился. Он сидел напротив Сяо Синчэня, спиной смотря в ту часть дома, где стоял гроб. Сюэ Ян осмотрел пределы дома за спиной Сяо Синчэня, но не нашел ничего, что было бы похоже на корзинку или сверток. Нахмурившись, он, вопреки уже ускорившейся крови, что бросилась ему от ног в голову, резко обернулся и увидел, что… ребенка нет. Гроб был пустой, корзинки нигде не было. И ни одного звука, даже запаха, что в доме есть ребенок. Глаза Сюэ Яна стали больше, сердце его пустилось вскачь. Он медленно обернулся к Сяо Синчэню, и в глубине его глаз отразилось нечто такое, из-за чего выражение лица отразило эмоцию, которую он никогда не ощущал. Этой эмоцией… была пробившаяся из-под глубокой темной почвы любовь.