Проклятый

Никогда, никогда в своей жизни Сяо Синчэнь не ощущал себя счастливей, чем сейчас. Он прижимал к себе дрожащее тельце, целовал его, покрывал щеки и лицо поцелуями и … плакал, даже не осознавая, как страшно он запачкал мальчика своей кровью. Эта кровь… смотрелась тем ужасно, что ужасные роковые слова, сказанные родившим его человеком, так бесконечно нежно переплелись и с объятием ночного солнца, и с тем, с какой радостью целовал его Сяо Синчэнь. Но эта кровь… как страшное предзнаменование ужасной беды в контрасте с той нежностью и радостью, которые происходили ночью и происходят сейчас… Кто знает, инстинкт ли привел к нему Сюэ Яна или же… то самое наваждение, которое ослепило его глаза и разум, однако открыло… другие органы чувств. Ему вновь почудилось… нет, луна уже была, и она, как он сам считал, ему не мерещилась, однако в тот момент, когда он, «насытившись» близостью, наконец-то закончил, ему померещилось, что луна… укатывается от него. Она… шевельнулась и стала… уходить. Сюэ Ян, чьи глаза не мигая смотрели за ней, стал идти следом. Он улыбался, тянул к ней руки и звал её, звал так ласково как, наверное, никогда в жизни никого так ласково не звал. А она всё укатывалась и укатывалась, причем не так, чтобы точно понять, что она бежит от тебя, а медленно, словно клубок нитей вела. Сюэ Ян шел за ней и шел, пока наконец-то она не остановилась, и вот тогда-то он её и… обнял, не зная, что на самом деле схватил и прижал к себе не луну — а своего ребенка. Это был Сяо Бай. Что интересней, прижимал он «луну» к себе довольно долго и так же слепо отпустил… точнее, она просто в какой-то момент растаяла. Но… растаяла не в форме луны, а… поднялась вверх лепестками цветов. Жасмина, если быть точнее. Сюэ Ян лежал и бредил уже не луной, совершенно точно видя, как спит в обнимку с букетом, полным цветов… жасмина. И такой запах был… мягкий, молочный, нежный-нежный, как самая неприкосновенная невинность, как самая невинная… любовь. Он бредил тем, что спит в обнимку с цветами жасмина, такими… теплыми, источающими не горячее, а какое-то световое тепло, теплое веяние света — что-то от неземной природы. А потом лепестки взмылись вверх, словно дождь или снег пошли от земли к небу, и он, дабы это остановить, осторожно взял букет и положил его в колыбель, и полет лепестков прекратился. Положил, укрыл шлейфом из света, на деле же укутав ребенка в одеяльце, и… ушел, простояв еще какое-то время у колыбели на коленях. Он так никогда и не узнает, что обнимал сына, никогда не вспомнит о ночи белоснежного жасмина и призрачного света луны, клубок которой привел его к собственному ребенку. Так же слепо, не приходя в себя, он вышел на задний двор и укутался в одеяла, не пойдя к сену лишь по той причине, что на траве еще была холодная роса, а он был обнажен… и стал мерзнуть. Сяо Синчэнь ничего из этого не знал. Он целовал и ласкал ребенка, задыхаясь от счастья. Не было в его жизни прилива таких эмоций, никогда счастливей, чем сейчас, он еще себя не чувствовал. Живой… живой и теплый, кричащий от голода. Кричащий… Здравый рассудок постепенно входил в свои права, точно рассвет, прогоняющий пагубную темноту ночью. — Почему… — прошептал Сяо Синчэнь, — почему же он не плакал ночью? И… вечером. Я… должен был его покормить… должен был, время подходило. Глас разума торжествовал. Пусть счастье и не забыто, однако оно уже не правит над ним так слепо. Сяо Синчэнь не мог выкинуть из головы то, что понял еще вначале: Сюэ Ян его… усыпил. И если на пару с ним не усыпил ребенка, значит тот должен был кричать и плакать всю ночь. Челюсть Сяо Синчэня сжалась от одной мысли, что Сяо Бай задыхался в слезах, страдая от голода. Но… если бы он кричал, а Сюэ Ян был в доме, то ни за что не стал бы этого терпеть. Ребенка он не тронул… почему-то. Тогда зачем… зачем усыпил? Сяо Синчэнь абсолютно точно знал — Сюэ Ян его усыпил. Зачем? Ребенка он, похоже, тоже опоил, во рту Сяо Бая пахло не так, как должно было, но… он хотя бы живой. И кричит от голода. — Боги! — Синчэнь почти подорвался, да так резко, что не понял, как засидел ноги и чуть не упал. — Сейчас, сейчас. Прости меня, я… Задумавшись, он почти забыл, что ребенка нужно покормить. Он кинулся к молоку, но из-за того, что всю ночь в доме было слишком душно, оно ожидаемо испортилось. Такое молоко нельзя было давать, а для конопляного молочка не было зерен… закончились. Сяо Синчэнь начал бродить по дому. Он был так дезориентирован, что плохо осознавал действительность, но упрямо пытался прийти в себя, выбравшись наконец из этого тяжелого состояния тела и ума. Он вышел на улицу, покинув дом, так и не осознав, в каком пребывает виде… Почти слепо, имеется в виду разум и мысль, он шел по дороге туда, где ему могли оказать помощь. О себе он не думал, и прежде всего остального спешил накормить ребенка. Он очень, очень за него боялся, он был напуган происшествием ночи, не понимая, зачем Сюэ Ян его усыпил. И не мог отпустить эту тревогу лишь тем, что Сяо Бай почему-то… остался жив. Если не чтобы убить его, тогда зачем? Что он делал этой ночью, причем, исходя из логики, в самом доме, что ему нужно было лишить единственного свидетеля ясного сознания. Тем более, что это было впервые, когда он к такому прибег. И Сяо Синчэнь, всё больше осознавая это, сжимался от тревоги и стыда, понимая, как легко такое допустил. Он… хоть и почувствовал, что что-то не так, но, очевидно, самоуверенность сыграла с ним злую шутку. Однако… он ведь поверил ему, доверился течению происходящего. Но так ли это было? Он в самом деле… доверился? Он принял из его рук чашу, тем самым игнорируя безопасность свою и мальчика. Как… как он мог так ослабить внимание, как? Он ведь в ответе за чужую жизнь… жизнь, которую Сюэ Ян мог так легко отобрать. «Но почему он этого не сделал? — размышлял Сяо Синчэнь. — И если ему нужно было усыпить меня, тогда зачем он усыпил и мальчика? Что… что происходило этой ночью, что?» Он не мог понять. Ничего не приходило в голову, так всё было нелогично. А может… может он и пытался убить, просто не получилось? Быть может, страх овладел им настолько, что он так и не смог, не решился? Но тогда где же он? Утром его не было, он так и не показался. «Что ты сделал? — не мог успокоиться Сяо Синчэнь. — Что ты сделал…» Он не поверил бы, если бы ничего не произошло. То, что Сюэ Ян вообще на такое решился и воплотил это, уже нагнетало тревогу. Он просто не мог… ничего не сделать, иначе не решился бы его опоить. Что же тогда… Крик прервал его мысли, причем Сяо Синчэнь не сразу его и осознал, этот крик. Он долетел до него, прорываясь через купол его рассуждений, и заклинатель не сразу остановился, инстинктивно отходя назад от источника громкого шума. — О боги! — донеслось до него. — Что… что это такое?! — Позовите кого-нибудь! — Вы в порядке? Сяо Синчэнь не сразу понял, что это адресовано ему. Он инстинктивно отошел еще, не зная, что к нему осторожно подходят, но чувствуя, что звук уплотнился, а значит его окружили. Прижав ребенка посильнее к своей груди, он стал «осматриваться», дезориентировано прислушиваясь. Когда люди увидели на улице человека, чье лицо и часть одежды были в крови, да еще и с окровавленным ребенком на руках, они ожидаемо испугались и поспешили оказать помощь. Сяо Синчэнь не знал, но он выглядел так, словно ему проломили голову, так много крови было у него на лице. Ворот его одежды, рукава и грудь — всё было в крови, а потеки под глазами вообще было не описать словами. — Да он не просто слеп… — донеслось до Сяо Синчэня. — Ты посмотри. У него же глаз… совсем нет. Пронеслись шепотки. — Кто мог поступить так жестоко?.. Сяо Синчэня покрыл холодный пот. Он живо дотронулся до своих глаз, осознавая, что на нем почему-то нет повязки, а когда мазнул пальцами по щекам и принюхался, то понял, понял… Побледнев, Сяо Синчэнь невольно сделал шаг назад и чуть не упал, так резко кровь отхлынула от конечностей. Его придержали, какая-то женщина попыталась забрать у него ребенка, боясь, чтобы мужчина его не уронил, да и вообще посмотреть, что с ним. — Нет! — резко воспротивился Сяо Синчэнь, лишь зачувствовав характерные движения. Сяо Бай залился истошным криком. — Я просто… он не ранен, это я просто… плакал. — Плакали? — женщина пригляделась к его векам, видя их запавшими внутрь, и осеклась. — Боже… Сяо Синчэнь низко опустил голову. Стыд и презрение к себе охватили его, точно лесной пожар осенние листья. Он и забыл… насколько уродлив, и тем более сейчас, когда стал еще и непереносимо… страшен из-за крови. — Молю… — так и не подняв головы, прохрипел он, — отведите меня к нашей молочной матери, к госпоже. Она живет… Когда на пороге «молочной мамы» возникла молодая девушка с молодым юношей, которые придерживали залитого кровью мужчину, в котором госпожа узнала заклинателя Сяо Синчэня, она закричала не своим голосом, но не из страха самого появления — она увидела кровь, которая покрывала и ребенка. Быстро бросившись, она стала кричать вопросы, пока молодые люди усаживали Сяо Синчэня. Тот трясся и был бледен, так плохо ему стало от осознания того в каком виде его увидели другие люди. Он и так… тяжело переносил такие прогулки, стыдясь того, какой, а тут… просто кошмар. — Силы небесные! — вытирая кровь с головы и лица ребенка, женщина едва ли не плакала. — Во имя всех богов! Она думала, что мальчик… мертв. Это было первым, что пришло ей в голову от сцены, которая предстала перед её глазами. Едва разборчиво объяснив, что всё хорошо, а молодые люди подтвердили это куда более четко, Сяо Синчэнь вверил ей младенца, пока сам едва приходил в себя. — Спасибо вам, — молочная мама благодарила молодых людей, уже прикладывая Сяо Бая к своей груди. — Большое, больше спасибо… Мальчик жадно сосал грудь, да так сильно, что женщине даже стало больно. — Кушай, кушай, — она гладила его, тихонько укачивая, — ешь, сколько влезет, всё твое. Ротик Сяо Бая двигался так быстро, он успел наглотаться воздуха и его животик вздулся, однако же он не останавливался. В какой-то момент женщине даже пришлось его отстранить и перевернуть, положив животиком себе на руку, чтобы малыш срыгнул лишний воздух, и слава богам, что его не стошнило. Избавившись от лишнего, он снова был приложен к груди, и как раз вовремя — он уже начинал кричать от голода. — Как же это?.. — поражалась она. — И вечером, и ночью… детей нельзя так морить голодом, нельзя! Тем более таких крохотных! — Это полностью моя вина… — низко склонив голову, не имея сил держать её хоть на дюйм выше, шептал Сяо Синчэнь. — Простите, простите меня… — Ну а с тобой-то что? — едва успокоив себя, спрашивала она. — Силы небесные, ты себя в зеркало вообще видел? Почему ты весь в крови, почему он был в крови?! Сяо Синчэнь повторял лишь одно слово — «плакал». А она впервые увидела, что он, оказывается, не просто слеп — он вообще без глаз! И да, на это было страшно смотреть, тем более, когда лицо в крови. Однако… — Послушай, — снова начала она. Сяо Синчэнь всё еще не пришел в себя. — Ты… Она стала присматриваться, и чем сильнее щурилась, тем больше вытягивалось её лицо. Сяо Бай наконец-то наелся и почти мгновенно заснул, причем заснув он и тогда не отпустил грудь. Уложив его в мягкое одеяло, женщина поцеловала его в макушку и только тогда вернулась к Сяо Синчэню. Он всё еще сидел в крови, всё еще… не двигался. — Что с тобой произошло? — голос её переменился, став более… серьезным, взволнованным. — Ты слышишь меня? Что с тобой сделали? Она присела, и ладони её прижались к его лицу. Смотря на него во все глаза, женщина не находила слов, а Сяо Синчэнь был слишком расфокусирован, чтобы насторожиться от её тревоги. — Сделали?.. — наконец-то спросил он и поднял лицо. Женщина молчала. Сяо Синчэнь ощутил её пальцы на своих губах. — Синчэнь… — кончики её пальцев терлись друг о друга, находясь близко к её ноздрям. — Ты… Не с самого начала, но всё же её насторожили эти губы, эти мазки вокруг них, которые ни по цвету, ни по форме на кровь не были похожи. А теперь, когда она коснулась их, она полностью убедилось «что»… это было. Подняв на него взгляд, женщина прошлась им по его шее, по его чуть открытому вороту. Её руки шевельнулись прежде, чем она смогла их сдержать. Сяо Синчэнь, к удивлению, не сопротивлялся, когда ворот его одежды развернули, обнажая его грудь. Глаза женщины стали больше. — Сяо Синчэнь… — голос её звучал пораженно. — Кто… кто сделал это с тобой? Сяо Синчэнь был неподвижен. — Сделал что? — едва слышно прошептал он. Женщина сжала губы. — Скажи… — она явно не могла подобрать слов. — Ты не чувствуешь… боли? Внизу… — Боли? — удивился Сяо Синчэнь. Женщина снова сжала губы. — Сзади… — едва выговорила она. — Почему мне должно там болеть? Взгляд её стал жалостливым. — Сяо Синчэнь… — голос женщины источал сожаление. — Я не знаю, что произошло, но по тому, что я вижу, тебя, похоже… Она запнулась, не имея сил продолжить. — Меня, похоже, что? — теперь и голос Сяо Синчэня осип. Взгляд женщины стал трагичным. — Изнасиловали, — покинув пределы её рта, слово упало на Сяо Синчэня словно камень… мгновенно раздавив до самого конца.