Проклятый

Он знал, куда Сяо Синчэнь унесет ребенка. Знал даже не потому, что следил, а… знал. Сюэ Ян был донельзя внимательным и бдительным, причем это касалось не только его физической внимательности, но и… интуиции. Сюэ Ян… чувствовал, именно чувствовал, словно имел орган, принимающий те сигналы, которые являют себя вне физического пространства. Таких людей еще называли проницающими, ведь за слоем слов и охвата зрения, они умели смотреть еще и за этот полог, видя то, что называют истиной. Но дело было не только в этом. Сюэ Ян был умен, его разум работал невероятно быстро, и лишь единожды и даже на самое короткое время столкнувшись с чем-то он уже делал выводы, уже понимал истинную суть вещей. И в тот день, когда впервые увидел ту женщину, его разум сразу закрепил тот факт, что если и искать «клад», то только рядом с этим человеком. Было светло, увы, и Сюэ Яну приходилось с этим мириться. Он хорошо знал карту города, гуляя по нему самыми темными ночами, когда его никто не видел, и расположение дома той женщины тоже знал. Предчувствуя ту бурю, которая непременно должна была свалиться на него ожидаемыми последствиями и горя в страхе перед тем, что и сам не мог себе сформулировать, Сюэ Ян, тяжело дыша и страшно потея, пробивался скрытыми закоулками, порой отходя в чащу, чтобы сильнее себя скрыть. Его тело болело, его тело охватывал жар, а разум плавился от смеси боли и жажды, которую словами было невозможно объяснить. Разум туманился под тараном столь тяжелых требований проклятого тела, и Сюэ Ян чувствовал, что может «не дожить», во всяком случае своим разумом, до вечера. И поэтому… поэтому он должен был успеть забрать свою «страховку», должен был… должен был ударить раньше, чем та стрела, которую он же и запустил, вернется к нему… и ударит если не в голову, то прямиком в сердце. Женщина была повернута спиной к двери в тот момент, когда, хрипло дыша, по ступенькам кто-то взобрался и, держась одной рукой за дверную раму, в слегка согнутом положении спины смотрел не то на неё, не то на дом. Она даже не услышала, как он вошел в дом, хотя хрипы его дыхания уже можно было уловить даже не интуитивно, а физически. И когда он подошел к ней, когда его тень нависла над ней, женщина лишь тогда и обернулась, и то потому, что ей нужно было встать и взять что-то из кухни. Она вскрикнула, когда увидела над собой человека, которого даже не сразу и признала, а вот Сюэ Ян её впопыхах вырвавшийся зойк воспринял вороже и, схватив за шею, тут же откинул её, чтобы не звала на помощь и в принципе не мешала. Затем его воспаленный взгляд прошелся по комнате. Тяжело дыша он смотрел, осматривал, но в голове уже туманилось. Однако, когда его глаза приметили знакомый предмет, Сюэ Ян словно бы очнулся от наваждения… страхом, который в тот момент вцепился в него даже сильнее, чем проклятие собственного тела. Корзинка стояла на двух смещенных табуретках, краюшек одеяла топорщился вниз, легко спадая распрямленным куском белой ткани. Глаза Сюэ Яна замерли, он начал подходить. Ребенок лежал там и, кажется, спал, во всяком случае глаза его были закрыты. Смотря на него больным от состояния тела взглядом, Сюэ Ян было уже протянул руку, когда, еще не коснувшись, уже отнял её, словно перед ним было пламя, которое он пытался взять голой рукой. Дрожь сковала его мышцы, тело затряслось и даже веки пройнял трепет немой, обескровленной дрожи. Он не мог… просто не мог прикоснуться, вообще приблизиться не мог! Этот младенец… вызывал в нем только первородный страх, причем страх такой силы, что Сюэ Ян понимал — он никогда, никогда не сможет не то что убить его, а вообще прикоснуться, да даже стоять близко! Он боялся этого ребенка так же, как и своего насильника, ведь этот мальчик был кровью Сун Ланя. Сюэ Ян просто не мог не бояться этой крови, не мог. Все его инстинкты кричали ему бежать, мальчик отвращал его до глубины души… и он ненавидел его, страстно желая, дабы тот исчез из этого мира, во всяком случае пока сам Сюэ Ян живет в нем. Но на самом деле это было желанием, чтобы сам страх исчез, но поскольку он так сильно был привязан к ребенку, то и получалось, что он желал смерти именно ребенку, пусть даже тот был совсем маленьким, но именно это и пугало больше всего. Он был… маленьким, а маленькое ведь вырастет, станет большим. Сюэ Ян сходил с ума от этой мысли, понимая, что ребенок растет, он каждый день менялся, наращивая свое тело… тело, которое по капле крови украл у него, Сюэ Яна, украл, причинив боль, растя в утробе, украл, послав ему муки своего рождения. «Ненавижу… — глаза Сюэ Яна были готовы вылезти из орбит. — Ненавижу, ненавижу…» Он так и не смог его взять и понимал, что и. не сможет. Он просто неспособен взять даже корзинку, неспособен даже толком подойти, да вообще смотреть! Он не сможет, не сможет… но он должен забрать его, он обязан, для него это был вопрос жизни и смерти! Но едва попытавшись усмирить свою руку и направить её, как словно стрела прошила его тело, и он резко отошел назад. Ребёнок… пошевелился, дернул ручками. Для Сюэ Яна это стало самым кошмарным движением в его жизни, даже страшнее, чем взмах меча прямо перед его лицом. Это было самое кошмарное, что он вообще видел, и ужас, охвативший его, заставил его сделать слишком тяжелый шаг назад. Но не успел он сделать второй, когда еще один зойк вынудил его резко, словно хищника, а это был именно такой рывок, повернуть голову в сторону звука. На пороге дома стояла совсем молоденькая девушка, подросток быть может, резко побледневшая своим, чего не отнимешь, практически кукольным личиком. Сюэ Ян знавал такие лица, коих множество было в борделях и особенно на улицах самой столицы, где проституция процветала так, как ни в одной провинции. Эти пухлые губёшки бантиком, мигдалевидные глаза и овальный подбородок, заострённый вниз, были просто на вес золота, а если у неё еще и фигура была мальчишеская, то есть крошечная грудь и узкие бедра, то такая девица могла добиться в жизни многого, если бы взяла себя в руки, попав в бордель. Потому что и нынешняя императрица, да хранят её Небеса, была именно из такой породы. И какая разница, кто будет рожать наследников, шлюха или девственница из благородного семейства, если всё равно победит не долг, а похотливость императора. Подбежав к своей, очевидно, матери девушка словно бы и не видя того тяжелого, болезненно сверкающего взгляда, направленного прямо на неё, стала трясти бессознательную женщину, дозываясь её голосом, в котором уже дрожали слезы. У Сюэ Яна этот вид не вызвал ничего, кроме новой волны раздражения, которую он принял с облегчением, ведь она смыла тот страх, который охватил весь его разум. Подойдя к девице, он твердым, даже сказать грубым движением схватил её за ворот и поставил на ноги, пока она впилась в него своим большим испуганным взглядом, в котором, словно драгоценные камни, блестели слезы. — Возьми его, — голос Сюэ Яна звучал низко, — иди и возьми… ребенка. Девушка сглотнула. — Этот ребенок… — было начала она, желая сказать чей он и что она не сможет, когда глаза Сюэ Яна налились такой яростью, что она чуть не лишилась чувств. — Иди и возьми это чертово отребье! — громогласно закричал Сюэ Ян. — Тупая сука, чтоб ты сдохла! Иди и бери его или я выпущу тебе кишки прямо над телом матери! И грубо пихнул её в сторону корзины, из-за чего девушка ударилась об стол, который стоял у неё на пути. Упав на пол и снова зойкнув, она, задыхаясь слезами и страхом, всё же поползла к корзине, где, проснувшись от шума, всё очевидней шевелился Сяо Бай. — Быстрее! — голос Сюэ Яна был груб и жесток, и девушка, совершенно игнорируя его болезненный слабый вид подчинилась, хотя на самом деле могла бы даже сбежать, но… страх так её охватил, что она вообще бы не смогла ни сопротивляться, ни даже позвать на помощь. От его криков Сяо Бай тоже испугался, и он не сразу разобрал, чьи они, потому что был очень сонным и вообще… был младенцем, который еще не может контролировать свое сознание. И, ожидаемо, ребенок, который испугался, начал плакать. Сюэ Ян услышал этот плач и сблед еще сильнее. Ножи ярости, переплетенные с иглами страха, пронзили его до кончиков ногтей, и чем громче плакал ребенок, тем сильнее горел Сюэ Ян. — Заткни его! — тот, кто боится, всегда будет стремиться напугать других. — Проклятие, заткни ему пасть или я сам это сделаю! Но, разумеется, он бы не сделал этого, ибо как, если он не то что прикоснуться — даже подойти не может! На удивление крики прекратились еще до того, как девушка успела бы что-то сделать. Сяо Бай… узнал, узнал голос и носик его тихонько задерглся. Он… узнал, узнал этот голос, узнал этот запах. И затих, просто дрожа тельцем. Не имея власти над своим сознанием, пока был таким крошкой, он тем не менее мог подчиняться его зову точно так же, как и все дети безоговорочно подчиняются перепадам настроения. Их неспособность руководить эмоциями не означала, что самих эмоций нет, что нет их течений, но в случае Сяо Бая эти течения были более сложны… точно так же, как и сложен был человек, давший ему жизнь. Мальчик затих, перестав плакать, и Сюэ Ян, на удивление, воспринял это… с приятным удивлением. Однако достойного в том было мало. «Может, он как пес? — думал Сюэ Ян. — На которого можно кричать, которого можно быть палкой и тем… приручить? Может, он способен быть послушным, если на него кричать, бить палкой! И он не сможет иметь власти надо мной, если я первым ударю, если я первым испугаю! Точно — собака. Собака! Если он способен затихать от криков, тогда я буду на него кричать, а чтобы он не напал на меня, я нападу на него первым!» Радостное возбуждение охватило его настолько, что даже слабый румянец пробился сквозь бледную кожу его щек и горячил губы, сухие и искусанные. Дрожащими руками девушка взяла корзинку, и её губы затряслись, когда она посмотрела на Сюэ Яна. А тот, к удивлению, не сказал ей, что делать дальше, взамен молча подойдя к ней и смотря как-то… странно. Девушка сбледла лицом, больно затряслись поджилки. — Не смотри на него, — почему-то шепотом сказал Сюэ Ян, и девушка не сразу поняла, о ком он. О… ребенке? И почему шепот такой… темный. А Сюэ Ян продолжал на неё смотреть, опасно нависнув, и даром, что был так близко к корзинке. Потому что… совсем другие чувства охватили его и, как оказалось, они были еще сильнее чем его страх перед мальчиком. — Не смотри на него, — снова повторил он, причем еще куда более зловеще, и взгляд его стал еще опасней. — Поняла меня? Опускай глаза, если встречаешь его, держи их в пол, если стоишь близко… если осмелишься стать близко, — он наклонился к ней, и она, бледная и почти умершая от страха, смотрела прямиком в бездну этих черных, как сама ночь, глаз. — Никогда, никогда не смей на него смотреть, никогда. Поняла? Я вырву тебе сердце, если осмелишься даже думать о том, о чем думают все девушки встретив… достойных мужчин. Взгляд девушки стал больше. Но Сюэ Ян воспринял это агрессивно. — Никогда, — он вдруг резко прижал ладонь к её губам, и лицо его исказилось от ярости. — Никогда, никогда не смотри на него. Иначе попадешь в ту тьму, в которой живет он. Сяо Синчэнь… он говорил именно о нем, и она наконец-то это поняла. Сюэ Ян… угрожал ей в такой манере, что невозможно было не понять, чего он хочет. Он… ревновал? Он угрожал ей убийством и пытками, найдя в её красоте источник своих страхов и противоречий, и потому, чтобы не стать жертвой своих сомнений, решил ударить первым. Он запугал несчастную так, что та чуть не умерла, и поверьте, до конца дней своих она не поднимет глаза не то что на этого заклинателя, а вообще на мужчин, так запугал её этот человек, охваченный, возможно, даже не столько ревностью, а именно страхом, первородным и живым страхом, который призван бросать силы на защиту того, что считаешь своим. Ладонь Сюэ Яна была горячей, и рот девушки буквально горел. Но сильнее ладони обжигал его взгляд, этот больной от жара, безумный от ярости и устрашающий из-за страха взгляд. Она никогда, никогда не видела таких черных глаз и никогда не видела мужчину, который смотрел бы так из-за другого мужчины. Этот человек… был красив, и тот, другой, тоже был красив. Какие… какие у них отношения и… что он хочет сделать с ребенком, зачем он пришел? Но у неё не было времени думать об этом. Взгляд Сюэ Яна в мгновение ока стал почти отстраненным, и убрав ладонь он хоть и грубым, но не таким сильным движением толкнул её в плечо и заставил идти по направлению выхода из дома. Он сказал ей, что она должна идти в похоронный дом, а когда они туда пришли, он снова схватил её за ворот и сказал, чтобы она не скрывала от того, кто придет за ребенком, кто его унес и куда. Слушая его, девушка лишь молилась о том, чтобы настроение этого человека не изменилось, и чтобы она вышла из этого дома живой, раз уж он выбрал её на роль посланника… /// Когда женщина пришла в себя, она не сразу поняла, что сделала это, потому что её, не переставая, тормошили. Это была её дочь, которая слезливо и дрожаще дозывалась её. Когда же женщины вступили в диалог и стало понятным, что Сюэ Ян забрал ребенка, молочная мама побледнела лицом. Куда ушел Синчэнь она не знала, что Сюэ Ян собирался сделать с ребенком — тем более. Вдруг он намеревался похитить его, украсть, уведя из города? Но смущало то, что он вернулся в похоронный дом, словно… намеревался ждать. — Нужно найти его, — мгновенно отозвалась женщина, — или… — Нет! — тут же схватила её за руки дочь. — Нет, матушка, нет! Мы не пойдем в тот дом, пока он там! — А если возьмем кого-то… — Он не человек! — плача, закричала она. — И я вовсе не о том, что он, наверное, тоже заклинатель, или вообще адепт темного пути. Он… — глаза её заблестели от слез, — «не человек», понимаешь? Его взгляды, его жестокость… и что-то такое, что исходит от него… мама, я боюсь, я так сильно боюсь. Казалось, он мог бы разорвать меня одним лишь взглядом, одним своим ногтем перерезать мне горло, одним пальцем выдавить мне глаза! Он бесчеловечный, он жестокий! Не приближайся к тому дому, не приближайся! И отцу мы ничего не скажем, не скажем! Мама, молю! Мы будем молчать! Иначе… Голос её стал тише. — Он убьет нас. — Он так тебе сказал? — Нет, — она затрясла головой. — Но лучше… лучше будем молчать. Мама, он сожжет этот город за одну ночь, если захочет, он не человек! — Прекрати истерику! — напуганная её практически осязаемым страхом, крикнула женщина. — Хорошо, мы туда не пойдем, однако нужно найти хотя бы заклинателя! — Пусть сам ищет! Женщина хотела еще что-то сказать, но боль в голове заставила её склониться. Очень нескоро, совсем ближе к ночи, заклинателя удалось отыскать. И то потому, что он сам пришел. А когда узнал, что произошло… Сяо Синчэнь не произнес ни звука. Но это вовсе не значило, что он был спокоен. Просто… когда в горах случается обвал, на равнине этого не слышно… не сразу, потому что звуку нужно время, чтобы достичь диапазона слышимости. Вот так было и с ним. Что-то… уже обрушилось, уже познало разрушения, но глаза женщин этого не смогли увидеть. Бледный, лицо которого так и продолжало быть в крови, Сяо Синчэнь развернулся и ушел во тьму, в ту ночь показавшуюся настолько зловещей и беспросветной, что могло почудиться, будто заклинатель ушел не в ночь, а… в самое сердце ада, добровольно уходя в бездну из зияющей в чьей-то груди раны.