Проклятый

Не было никакого предисловия. Ни мыслей, ни черт природы… ни даже обращенного внимания на камушек, отскочивший из-под ног. «Он»… просто вошел в дом, чей нависший купол был тяжелее купола ночного неба, и даже казалось, что это не дом, а домовина, где вместо потолка — крышка, готовая в любой момент захлопнуться и погребеть то, что, казалось, уже было погребено… давным-давно. Без каких-либо чувств, даже без слов Сяо Синчэнь вошел в дом. Молчаливый, лицо в крови, но не в этом трагедия — в молчании. Он должен был испуганно и быстро вскочить — так думал Сюэ Ян. Но свечи горели слишком тускло, чтобы понять, что лицо пришедшего именно в крови, а не, скажем, в грязи. Сюэ Ян стоял поодаль от стола, спершись на печку. Его трусило, к горлу подступала тошнота. Еще чуть-чуть, еще немного… и придет тот час, когда он станет умолять о том, что ненавидит, что… убивает его. Вот почему он должен был успеть до того, как это произойдет. Столь жалкие остатки гордости, которые уже вымывал этот ненавистный ему огонь, Сюэ Ян готов был точить, как зубы, об кости этого человека. Об его череп, даже об его собственные зубы. Он был готов вонзиться ему в плоть и грызть, даже если бы его оттаскивали за волосы. Он не понимал, что ему мерещится. Страсть… в которой нет грязи — но есть ярость. Громкий, дикий, пылкий — и он видел, как кричит, сидя на этих коленях, вырывает чужие волосы, царапает чужую спину и вгрызается зубами в соленую, но такую, почему-то, сладкую кожу. Нет, не сладкую… всё же соленую — тем и драгоценную. Волна этого голода ударила Сюэ Яну в голову, и он пошатнулся, качнувшись, как от прибывшей волны качнется морская трава, гибко наклонившись, изворачиваясь во власти стихии, которой не властна сопротивляться. Задышав тяжелее, он открыл рот. Волна горячего воздуха вырвалась из его легких как пламя из пасти дракона. Мысли путались… Он обошел стол и стал прямо перед заклинателем. Пелена в глазах не давала рассмотреть — лишь белое пятно маячило перед ним, в котором он снова мог угадать клубок луны, которую преследовал ночью. Но даже при том, как в доме было жарко, тот холод, который лился со стороны входа, пробирал до костей. И не сразу до Сюэ Яна дошло, что дело далеко не в вечерней прохладе. — Верни… ребенка, — голос Сяо Синчэня прозвучал безжизненно и как-то даже отравлено, чего прежде от него Сюэ Ян никогда не слышал. — Не верну, — сказал он и издевательски добавил: — Его ты любишь больше, чем меня. На какое-то мгновение Сяо Синчэнь едва ли не задохнулся этим откровенным издевательством и оскалился, что Сюэ Ян, впрочем, принял не без улыбки. — А почему бы тебе не любить меня? — предугадывая его вопрос, сразу же вопросом ответил на него Сюэ Ян. — Что же, я так плох? Чем я не хорош? Я же… прелестней и милее этого маленького… — Я… не вижу ничего, что могло бы быть милым или прелестным, — ответил он так, что оставалось загадкой: он о слепоте своей или же… конкретизирует даже вопреки слепоте. — Ничего. — Ничего? — тон Сюэ Яна ясно дал понять, что ответ не пришелся ему по вкусу. — Беда-то какая… — Беда? — брови Сяо Синчэня надломились. — Сюэ Ян… зачем?.. Зачем?! Глаза Сюэ Яна загорелись в тот же момент, как он перешел на крик. В душе разлилось пламя и обвило его, как плющ, высвободившись, казалось, даже из самых пор. Сюэ Ян задышал чаще, и колючий терновник его души раскрылся как хищная пасть лесного зверя. Он вдохнул, возбужденно глотнул воздуха, словно втягивал в себя то страдание, которое сейчас испытывал Сяо Синчэнь. — Слышишь? — он не мог не улыбаться. — Слышишь, «друг», слышишь? Как быстро в этот дом вернулось эхо моих же слов. «Зачем, зачем?» — и вдруг, потемнев глазами и лицом, сорвался бранью: — А я не вопрошал?! Зачем, зачем зачем!!! И так наклонился вперед, словно был готов прыгнуть, что едва удержали его те цепи, что были за ним в виде его… заложника, узника его жестокого беспощадного игрища. Его крик был до того тяжелым, как оглушающая стена приближающегося цунами, что обрушившись на заклинателя погубило его в одночасье, и слезы сами хлынули от той боли, которую ему причинил этот выпад. Крик Сюэ Яна ударил Сяо Синчэня в самую душу, пробив оболочки ауры — так был силен. Он физически почувствовал, как его ударили, хотя физически удара как раз не было. Но чужая боль обладает той силой, которая пробивается даже без кулаков, и пусть эмоционально Сяо Синчэня не мог задеть этот крик, ведь его сердце сейчас молчало в отношении чужой боли, однако физически… всё равно задел. И это было… больно. Слишком темная и тяжелая ярость клокотала во всем существе Сюэ Яна — не превозмочь. Для Сюэ Яна это тоже далось не совсем легко. Он и так был измучен, а подобные выпады требовали большого количества энергии. Он стоял, тяжело дыша, и темнел от ярости, которая всё еще жаждала выплеснуться вселенским потопом и разрушить всё, к чему сможет пробиться. Сяо Синчэнь же, выстояв этот удар словно стойкое дерево, лишь плакал, не имея сил унять эмоциональную боль. — Зачем? — снова повторил он, и в его голосе Сюэ Ян услышал самую глубокую печаль, которую, пожалуй, позабыл воспринимать и у себя самого. — Зачем, Сюэ Ян, зачем? Чем я был виновен, в чем я провинился? — А я? — глаза Сюэ Яна блеснули живым огнем. Черным от ненависти. — Я чем был виновен, чем?! — В том не было моей вины! — закричал Сяо Синчэнь. — Ведь не я навлек на тебе те страдания! — Не ты! — выкрикнул в ответ Сюэ Ян. — Ну а мне что с того? Ты мирно почивал в своем раю, пока не выбрался из него, чтобы «лишить меня страданий» в моем аду. — И только? — аж задохнулся Сяо Синчэнь, но в этот раз от ужаса, а не гнева. — Только потому, что я не знал твоих бед, ты решил… — Изнасиловать тебя? — поднял брови Сюэ Ян. — Да. Да! — и засмеялся. — Для меня это тоже было впервой, ведь я никогда… никогда еще никого не насиловал, Сяо Синчэнь! Я и не знал, как это, оказывается, приятно, когда силой берешь чью-то честь, отнимаешь чью-то невинность! Да, я тебя изнасиловал, я впервые в жизни кого-то изнасиловал, и мне это так понравилось! Я был в восторге, я кричал от восторга, когда брал тебя! Сяо Синчэнь согнулся, задыхаясь от рыданий. Он плакал и никак не мог этого остановить, и чем явственней была его боль, тем жаднее пил её Сюэ Ян. Он смотрел на него не мигая, как охваченный болезнью коршун, который нашел раненую мышь и точно знает, что она принадлежит ему — ведь ей не хватит мочи убежать. И можно не спешить… можно её тоже заставить страдать, ведь она так слаба. Прогнувшись под собственным весом, Сяо Синчэнь упал на колени и едва контролировал себя, чтобы не взвыть в голос. Сюэ Ян, видя его надмерные потуги, испытал тень легкого отвращения. — Что ты плачешься? — достаточно безжалостно сказал он. — Ты хотя бы разрешился от бремени невинности как мужчина! — Невинности… — едва слышно прошептал Сяо Синчэнь. — И чем она была мне чужда, моя невинность… чем тебе не угодила, чем перешла тебе дорогу?! — Так ты хранил себя? — уголки губ Сюэ Яна поползли вверх. — Как благородно… а я взял и растоптал твое сокровище. И… — он вздохнул, — хорошо, — а затем взгляд его потемнел, и упал до низкого рокота голос, — как было хорошо и моим насильникам, когда они, уничтожив невинность, стали топтаться и по моей чести… и по моей душе, и по моим чувствам, и по моему достоинству. О боже… достоинству, блять, достоинству! Да у меня же нет достоинства, ненавистная ты тварь! Что, что ты плачешь?! Скачи от радости — ты остался мужчиной, в то время как я гнил в этой мясорубке годами! — Посмотри на меня! — закричал Сяо Синчэнь, подняв свое лицо. — Посмотри, посмотри на меня! Всмотрись! Сюэ Ян вздрогнул от его крика, как если бы его безумие натолкнулось на что-то такое, что в разы сильнее… и сразу же пришлось притихнуть, даже больше инстинктивно, чем осознанно. Сяо Синчэнь тяжело дышал и смотрел на него. Сюэ Ян не мог рассмотреть, всё же их разделяло расстояние, однако… однако тьма властвовала недолго, даже сказать «не властвовать ей вечно», как кому-то, быть может, того хотелось. Сяо Синчэнь взмахнул рукой, сделав движение дугой, и над ним разлился яркий, но не ранящий глаза свет. Увиденное заставило глаза Сюэ Яна стать больше. — Хоть раз… — трусился и дрожал он, — хоть раз твое лицо было подобно моему? — он «смотрел» на него, точно зная, куда направляет «взгляд». — Хоть раз, хоть один твой лик был подобен моему? Хоть что-то в твоих глазах было похоже на то, что ты видишь сейчас в моих? — и сорвался на крик. — Скажи же! Ну же, скажи! Так ли выглядело твое лицо, когда они уничтожили твою жизнь!!! Сюэ Ян сжал зубы и качнулся, потому что… ком тошноты вновь подкрался к его горлу, а конечности ослабели. Это было не отвращение к его виду… потому что этот вид впился в него приливной волной и проник в тело, огибая каждую его косточку, каждую натянутую мышцу. И потому он сжал зубы, что волна эта подошла слишком близко к, казалось, каменным шлюзам… в его глазах. Но они рухнули, как рухнет песочная стена от первой же приливной волны… Слезы стекли по щекам Сюэ Яна, пока он, не мигая, с каким-то безумным взглядом смотрел на то, что ему предстало. Сяо Синчэнь был без повязки, и еще никогда Сюэ Яну не доводилось видеть всю трагедию его внешнего вида. Да и не только вида. Такое лицо… с этими черными, пустующими глазницами, в крови к тому же… словно бездна истекает кровью, имея рану еще глубже; и кровь поднимается к ним оттуда… и словно в издевку не дает разрешиться даже слезами — лишь кровью. Сюэ Ян не понимал, что плачет. Он смотрел, точно его заворожили, и был нем не от шока или страха — он онемел от черноты той бездны, которая, смотря ему прямиком в душу, отразила его собственную — ту же черноту, непроглядную и темную… пустую, ужасающую своей пустотой. Он замолчал, не имея ни сил, ни слов сказать что-либо, и Сяо Синчэнь, слыша это молчание, убрал сияние. Дом снова погрузился в полумрак. — Я не дам тебе уйти… — с тем же немигающим пустым взглядом, вдруг прозвучал голос Сюэ Яна. Было непонятно, о чем он и вообще… почему это говорит. — Ты… не сбежишь. Некуда тебе бежать. Ты останешься. Его слова были столь резким изменением контраста между ними, что Сяо Синчэнь растерялся настолько, что невольно встал, на мгновение позабыв вообще обо всем. Однако страх, подступивший к горлу, быстро отрезвил его. Он вдруг понял, что… Сюэ Ян не совсем здоров. И если это то, о чем он думал… — Верни ребенка, — снова начал заклинать он. Сюэ Ян чуть шевельнулся. — Не верну, — по тону было непонятно, скалится он или улыбается… или то и другое. Сяо Синчэнь напрягся. — Ты не убьешь его, — тон Сяо Синчэня звучал уверенно, и вполовину это было именно так, а вот другая половина… Он знал, что на Сюэ Яна можно надавить. Знал, что Сюэ Яна можно испугать. Больше собственного страха его пугала только чужая уверенность. И Сяо Синчэнь задействовал это, своей уверенностью пытаясь выбить почву самоуверенности из-под ног Сюэ Яна. Он не знал, что в этом нужды не было, ведь он был прав, что ребенка… Сюэ Ян убить не сможет. И он сам это подтвердил. — Да… — голос его звучал как-то заторможено, словно и отвечал даже не он, а его собственный инстинкт. Сознание же… пребывало в бездне. — Не смогу, — и вдруг поднял на него настолько осознающий взгляд, что если бы Синчэнь видел, то осекся бы мгновенно. — Но вот что я могу. Я его… украду. Сяо Синчэнь задержал дыхание. — Заберу, — продолжал Сюэ Ян, — украду и увезу так далеко, что сам дьявол не найдет. — Ты же не управишься с ним, — взволнованно воскликнул Сяо Синчэнь. — Ты же… ненавидишь его, даже прикоснуться страшишься! — Страшусь, — с тем же странным то ли смехом, то ли оскалом, выдохнул Сюэ Ян. — Но ведь я краду его не для того, чтобы любить или воспитывать. Я… — он снова посмотрел на Сяо Синчэня, — сломаю ему жизнь, а не оборву её. Лицо Сяо Синчэня вытянулось от смеси ужаса и страха, в которые его вогнали эти слова. — Я буду держать его на цепи и заставлю просить милостыню, — продолжал Сюэ Ян. — Я буду кормить его объедками, которые брошу на пол, я не дам ему никакого образования и даже говорить с ним не стану… а значит, он тоже не сможет даже разговаривать. Я выпалю ему глаза, чтобы ему давали больше денег, я сломаю ему ноги, чтобы он ползал; я сделаю из него такого калеку, что никому не хватит совести пройти мимо и не бросить в его руки презренный металл. — Остановись! — сорвался Сяо Синчэнь. — Заткнись! — хоть и плавно, но достаточно темно протянул Сюэ Ян. — Я буду «продавать» его даже не за деньги, а за честное слово, и я превращу его жизнь в такой ад, который даже мне не снился. И я буду бить его каждый день, держа на хлебе и воде, дабы страх и отчаяние вросли ему под кожу так же, как и… мне. Сяо Синчэнь начал задыхаться, а Сюэ Ян, погрязнув в наваждении, почти потерял контроль: его конечности вновь ослабли, и он оперся на стол, слишком далеко заведя руки, забыв, что на столе лежит ребенок и что его не запеленали. Тот лежал свободно и вздрогнул, когда из-за движения Сюэ Яна качнулся стол. Сяо Синчэнь боялся хоть что-то сказать. Сюэ Ян… обыграл его, взял свой страх и в три раза сильнее обернул его против самого заклинателя. То, что он сказал… это было в разы хуже, чем если бы он просто убил его! — Так чего ты хочешь?! — в отчаянии закричал Сяо Синчэнь. — Ради всех богов мира, чего ты, в конце концов, от меня хочешь?! Взгляд Сюэ Яна снова стал осознанным. Он посмотрел на Сяо Синчэня, и зрачки в его глазах спали больше. — Спи со мной, — ровным голосом сказал он, и Сяо Синчэнь застыл. — Не ради всех богов мира… спи по принуждению, так как по доброй воле всё равно не согласишься, а если откажешь… я украду этого ребенка и воплощу вышесказанное мной в разы хуже, чем оно прозвучало. Сяо Синчэнь задрожал, будучи убитым настолько, насколько это вообще возможно при живом сердце. — Спи со мной, — снова повторил Сюэ Ян, — спи, чтобы мне не пришлось брать тебя силой, овладевать тобой во сне. Ты слишком осторожен и бдителен… мне не получится насиловать тебя, тайно подливая тебе оману в еду и питье. — Для чего? — только и смог прошептать Сяо Синчэнь. — Для чего тебе это? «Тебе»… Впервые Сюэ Ян усмехнулся. — Потому что так мне легче пережить тот ад, который мной владеет, — коротко сказал он. Сяо Синчэнь замолчал. — И я всегда знал, что легче и быстрее он проходит, если удовлетворять эту суку, живущую в моем теле, — презрительно выцедил он. — Думаешь, я удовольствия жажду? Да лучше бы я сдох, чем пристрастился бы к такому! Я не хочу получать от этого удовольствие! Почему я вообще должен был быть вброшен в это? Я… — Сюэ Ян затрясся, — этого не хотел! Меня отвращает не столько процесс — я просто не желаю этого грязного удовольствия! Оно меня ранит! Меня убивает то, что оно так властно надо мной, что я вообще должен это испытывать. Для меня это не удовольствие, а убийство! Словно меня загоняют под воду и дают вынырнуть, чтобы сделать глоток воздуха. В чем же тогда удовольствие?! Меня топят, а потом дают вдохнуть, выдавая это за величайшее благо! Они заставили меня жаждать дышать только под гнетом воды! Не потому что мне, как и другим, это естественно и должно, а именно вот так — насильно. Чтобы без их гнета я не мог свободно дышать! Вот почему удовольствие так меня отвращает! Казалось, сказано было гораздо больше, чем он планировал, и Сюэ Ян не замечал, давно уже перестал понимать, как сильно теряет контроль именно перед этим человеком… теряет именно в том, чтобы не искричать ему свою боль. Он ведь, по сути… доверял её, пусть и таким страшным способом. Но ведь и она была страшна, эта боль, так как же иначе её излить? И Сюэ Ян не видел, насколько искренен, насколько не скрывается, и что теперь его секреты, секреты его души, разоблачает не стечение обстоятельств, а он сам, всё кича и крича, совершенно точно понимая, что его… услышат. И он кричал, потому что знал, что будет услышанным. И не понимал этого. — Я человек, — неожиданно вставил Сяо Синчэнь, сумев собрать эмоции в кулак благоразумия и не быть раздавленным этой, без сомнений, кричащей именно к нему, дабы быть услышанной, болью, потому что тот гнет, которым его буквально перещил Сюэ Ян, делал сострадающему сердцу невероятно больно, — не тот «мужчина», который тебе необходим. — А это значения не имеет, — отмахнулся Сюэ Ян. — К тому же… это хорошо, что ты не такой. Можно не бояться той беды, к которой меня приговорил «один» и которой не воспрепятствовал «другой»… — он гневно посмотрел на Сяо Синчэня. — Можешь кончать в меня, мерзкое падло, сколько душе влезет. И я не буду кричать, потому что мне не залететь от простого мужчины… так, я думаю, быть должно. Последнее он сказал очень тихо, практически молвил про себя, однако каким-то чудом, возможно своим внутренним чутьем, Сяо Синчэнь распознал в этой неразборчивости именно то, что уже тогда бросило тень сомнений на подобное заявление. — Спать с тобой… — как-то странно протянул он. Сюэ Ян воспринял его потерянный тон за отвращение. — Да, со мной, — рявкнул он. — Стыдиться нечего, мы оба уже видели друг друга… голыми и опозоренными. Сяо Синчэнь сжал зубы. — Вот только вместо того, чтобы использовать твое положение, я заботился о тебе, а не насиловал, — с тенью обиды, с оттенком тоскливого оправдания сказал Сяо Синчэнь, из-за чего Сюэ Яну сжало горло. -Ты… Договорить он не смог. Чудовищный, испуганный, практически истерический крик вдруг разлился так громко и резко, что Сяо Синчэнь подумал, что едва ли не небо падает на них, или рухнул дом, так страшен был тот крик. И рванул вперед, не понимая, ни что происходит, ни что он должен сделать… прежде всего.