Проклятый

Сюэ Ян открыл глаза, едва найдя силы приподнять веки, так глубок и силен был его сон. В былые времена он бы проснулся от явственного ощущения присутствия кого-то рядом, но сейчас… его пробудило не это, хотя был он, действительно, не один. А вот Сяо Синчэнь сразу ощутил его пробуждение. То, как качнулась его голова и приоткрывшиеся губы ясно давали понять, что он… ждет чего-то. Он прислушался, казалось, даже кожей стал «слушать». Потом он, кажется, выдохнул, задержанный в легких воздух и его рука направилась в сторону Сюэ Яна. Тот не стал сопротивляться, кажется, уже привыкший, что от этой руки ждать зла… не придется. Или же он взаправду был настолько расслаблен, что уже чисто памяти не хватало помнить, что чья-то рука может принести ему зло. На самом деле всё было просто. Сяо Синчэнь положил ладонь на лоб Сюэ Яна, и температура его тела сразу дала ответ на его невысказанный вслух вопрос. У Сюэ Яна… всё еще продолжалась его течка, и потеряв сознание во время близости он дал Синчэню передышку, а тот, похоже, использовал её для своего отдыха. Сюэ Ян отметил, что на заклинателе лишь белый нательный халат и немного видны его ноги. Сяо Синчэнь же, когда Сюэ Ян открыл глаза, мысленно приготовился к тому, что «это» придется делать опять, но проснуться Сюэ Ян мог в разном настроении, и по итогу заклинатель… покорно ждал того, что бы произошло. Он уходил только обтереть свое тело, попить воды с каким-то отваром вперемешку, обмыть Сюэ Яна, пока тот спал, а после сел рядом, дожидаясь его пробуждения. Сюэ Ян ничего не говорил, прекрасно осознавая, что Сяо Синчэнь знает, что он не спит. И просто смотрел на него, поскольку передышку получил не только Сяо Синчэнь — Сюэ Ян получил её тоже. Его разум ненадолго просветлел, хотя и был в тумане, которому, увы, никуда не деться. Сяо Синчэнь был безумно красив. Халат не был плотно запахнут, немного была видна его грудь и ноги. Взгляд Сюэ Яна упал ниже и с сожалением заметил, что не видно бедер мужчины. Как оказалось, Сяо Синчэнь и правда был красивым мужчиной, у него было худое, но крепкое тело, он был худее Сюэ Яна, но так получилось, что всё же крепче его. И еще… его волосы. Немного влажные, ведь он протирал влажной тряпицей и их, они спадали более тяжелым шлейфом. Светлое лицо красил легкий румянец, а вот губы казались суховатыми. Сяо Синчэнь хоть и пил воду и отвары, но температура его тела была повышенной из-за… «усердных трудов». Не сказать, что они ему легко давались, и дело даже не в том, как Сюэ Ян себя вел — дело было во времени. Успокоить течного Сюэ Яна оказалось довольно проблематично, и отдохнуть получалось только когда тот терял сознание. В иные же моменты… унять его желание было практически невозможно. Сяо Синчэнь исхитрился применять некоторые уловки, но ему еще нужно было учиться, чтобы, так скажем, выживать во вспахивании этого «поля». Как бы само по себе оно не стремилось выпить из жатника все соки, но так получалось, что происходило именно это. Тело всё равно имеет свой предел, и вскоре Сяо Синчэнь понял, что, похоже, единственным для него выходом будет как можно дольше не кончать. Сюэ Яну было всё равно, лишь бы сам процесс происходил, а вот Сяо Синчэнь искал лазейки, чтобы выжить и не умереть в процессе. Он уже понимал, что нужно прибегать к более… нестандартным методам. Нужно было… обласкивать Сюэ Яна так, чтобы как можно дольше не задействовать собственный член. Сюэ Ян не знал в пространстве каких мыслей находился Сяо Синчэнь, и поскольку сил почти не имел, то готовился к тому, чтобы упасть обратно в сон. Однако, похоже, что-то пошло не так, и не так оно пошло в тот момент, когда, будучи убаюканным, в корзинке на столе зашевелился Сяо Бай Ян. Сяо Синчэнь не говорил Сюэ Яну, какое имя ему дал, и в его присутствии старался обращаться к мальчику нейтрально. Сюэ Ян же, чей взгляд метнулся в сторону стола, слегка потемнел взглядом и шевельнулся. Сяо Синчэнь услышал это и напряг слух. Он… готовился к тому, чтобы снова «начать». Сюэ Ян еще не спрашивал себя, как же вся эта связь дается самому заклинателю. Он был слаб и неосторожен в своих мыслях. А потому, когда заговорил, Сяо Синчэнь удивленно повернулся к нему. — Он ведь тебе чужой, — слабый голос Сюэ Яна разлился между ними скорее как преграда, равно как преградой для находящихся на разных берегах выступает река. Сяо Синчэнь услышал его, но поскольку слова еще не несли конкретики в том, чего Сюэ Ян добивался, Сяо Синчэнь не спешил открывать рот. — Почему… — продолжил он, — почему ты так над ним печешься? Его же… — Сюэ Ян слегка нахмурился, — родил я. А я тебе враг, рок твоей жизни. Как ты можешь быть так привязан к порождению падали? — Не говори так, — ответ Сяо Синчэня был быстрым, но не давящим. — Противно слышать. Никто из них не заметил, однако отношения между ними всё больше стали приобретать более четких очертаний. И характер этих отношений проявлялся даже не в том, как менялся Сяо Синчэнь, а как менялся… сам Сюэ Ян. По нему уже было видно, как он восприимчив к тому страху и трепету, нагоняемым Сяо Синчэнем именно тогда, когда Сюэ Ян переходил не ту черту. Когда Сяо Синчэнь злился, Сюэ Ян был очень чувствителен к этому, а когда Сяо Синчэнь «указывал» ему, вот как сейчас, мол, ты не прав, Сюэ Ян присмирял и становился тише. Он еще не знал, но быть обруганным этим человеком побаивался и не нарывался сверх той меры, которую ему позволял Сяо Синчэнь. А Сюэ Ян знал, словно бы нутром ощущал, что может вести себя так гадко и противно, как только захочет — Сяо Синчэнь это стерпит. Но… если он переходил черту, которая касалась его положения как родившего или самого Сяо Бая… Сяо Синчэнь был тверд и непреклонен, и Сюэ Ян сразу инстинктивно понял, что это и есть именно та черта, которую переходить нельзя ни в коем случае. Во-первых, всё равно не выиграешь, а во-вторых… это было уже опасно. Сяо Синчэнь мог не просто обидеться, он мог… рассердиться. И Сюэ Ян боялся такого его положения. Еще не знал почему, но боялся, опасался… инстинктивно пытался избегать. Поэтому и сейчас он смолчал, чувствуя, как коснулся этой черти. Но лишь чуть-чуть. — Дурак ты… — вяло отмахнулся он, — жестокий к самому себе. Поди поищи еще такого тирана, который был бы так безжалостен к себе. — Что ты имеешь в виду? — А что тут иметь? — спросил Сюэ Ян. — Всё и так очевидно. Ты принял себе на плечи чужого ребенка, да еще и, похоже, любишь его. — Любить — не грех. — Неужели? — глаза Сюэ Яна чуть сверкнули, но трудно было понять, от злости ли. — Так ты что же, может еще и признаешь его своим? Он сказал это, совершенно не думая о том, какой ответ получит… какой хотел бы получить. И вдруг почувствовав, как внутри забилась какая-то тревога, немедленно воспротивился этому, а потому… остановить себя уже не смог. — Ты ему даже не отец, — почти рявкнул он. — Сукин сын! — Не отец, — спокойно ответил Сяо Синчэнь. — Мы не связаны кровью. — Как и позором, — теперь и в улыбке, и в глазах Сюэ Яна полыхал яд. — А вот я связан. И мне не отмыться от этого… а потому как же раздражает видеть твою любовь! — Сюэ Ян, — голос Сяо Синчэня был спокоен, — ты… совершенно прав. Он твой сын, а я ему никто. Но… — Сюэ Ян бы и взревел на самый ненавистный для себя набор слов «твой сын», но не успел, — разве не каждый способен породить жизнь? Во всяком случае многие. Однако только отцу под силу выкормить, вырастить и воспитать ребенка. От услышанных слов Сюэ Ян онемел, а взгляд его стал почти нечитаем. — Если исходить из этого, — продолжил Сяо Синчэнь, — то да, я готов признать его своим. Впрочем, я сделал это еще до того, как он родился, так как понимал, что иначе всё равно не поступлю. Мы с тобой выросли без родительской опеки, мы оба знаем, что такое муки сиротства. А конкретно ты познал мук еще больше, однако сейчас мы говорим о родительстве. Это правда, в нем нет моей крови, моя жизнь пересеклась с его не через тело, а когда он уже был зачат. И что, разве это изменило то, насколько он один? Разве ему нужно быть сыном именно моего семени, чтобы я признал его своим? — Замолчи! — Сюэ Ян вдруг так неистово рявкнул, что Синчэнь невольно вздрогнул. — Закройся, сомкни свои губы и замолчи! — Сюэ Ян… — Сяо Синчэнь, к собственному удивлению, был немного растерян. — Если оскорбил тебя… прости. Сюэ Ян привстал на своей постели и тяжело задышал. Лицо его заблестело от накатившего пота, а шумное и сдавленное дыхание носом звучало устрашающе. — Подлая тварь… — прошипел он, — ты вообще слышишь, что ты говоришь? Убирайся! Этого Сяо Синчэнь тоже нисколько не понял. Но быстро сообразил, что с Сюэ Яном не имело значение насколько ты прав и что правда может быть именно на твоей стороне. Вот и разоткровенничался, за что ожидаемо и справедливо получил. — Уходи! — продолжал кричать Сюэ Ян. — Уходи и не приближайся ко мне, слышишь? Вон! Отчего-то расстроенный и даже испуганный Сяо Синчэнь быстро встал, и, забрав ребенка, немедленно покинул с ним дом. Он вышел на улицу так быстро, что сам этому удивился, как и тому, почему так… нервничает. А Сюэ Ян, взвыв, схватился руками за живот и согнулся на кровати, и в какой-то момент страдания его «плоти» достигли такой силы, что он просто начал выть, обливаясь горячим потом и сжимая бедра так, что те практически онемели. Слова Сяо Синчэня невероятным образом ранили Сюэ Яна своей… чистотой, ведь он не просто говорил, это был не пустой звук — он еще и делал то, о чем говорил, причем задолго до того, как озвучил. Признать чужого ребенка… именно его ребенка, тем более что он не знал и не мог знать, кто на самом деле отец. А потому он признаёт именно его, Сюэ Яна, ребенка, именно как его сына, а не сына Сун Ланя. Его… не отвращает то, что именно Сюэ Ян его выносил и родил, не отвращает даже то, что в нем течет его кровь и что мальчик тоже может быть дефективным… да однозначно он таким будет! Вопрос лишь в том, какая это будет сторона. То, что Сяо Синчэнь так чисто и откровенно признал его сына своим… заставило Сюэ Яна взреветь и кусать простыни. Он плакал от бессильной, слабеющей ярости, плакал от боли, которая его охватила, не имея сил противиться ей. Когда мужчина признает чужого ребенка своим, это, в понимании женщин, самое сильное признание в любви. Если признает, да еще и так любит, то как можно сомневаться в нем, как можно сомневаться в его ответственности? Все мужчины так отчаянно гонятся за «кровью», и столь немногие разделяют само понятие отцовства на «кровь» и истинного «отца». Он ведь … прав, в самом деле прав. Зачать — дело нехитрое и простое. Но разве это отцовство? Это прихоть тела. А вот… вырастить, выкормить, воспитать, заботиться… любить. «Ты не посмеешь заявить, что любишь его еще и потому, что он мой сын! — в ярости думал Сюэ Ян, не заметив даже, как впервые назвал мальчика своим, и не просто своим, а еще и «сыном». — Проклятая тварь, ненавижу! Лучше бы ты проглотил эти слова, чем сказал их. Я не выпущу эту цепь (ребенка) из своих рук, ты вечность будешь прикован ко мне! Ты будешь здесь, со мной, и делай с этим демоном, что хочешь! Хочешь — убей, хочешь — вырасти. Лишь от моих глаз подальше держи и не давай ему ко мне лезть…» Он очень измучил себя, он совершенно не подпускал Сяо Синчэня к себе. Так он и отжил вторую свою течку с этим человеком, и поскольку так себя извел, то и последствия имел соответствующие. Сюэ Ян был ужасно злой и дерганый, охватившие его в тот момент чувства всё еще не отпускали, и та ярость, которая из него буквально сочилась, была словно сопротивлением чему-то, чему он насильно препятствовал быть озвученным. Он взъелся на ребенка еще больше, кричал, когда тот хныкал, проклинал его, когда тот плакал. Сяо Синчэню приходилось лишь сжимать зубы, хотя и он понимал, что Сюэ Ян слишком переходит границы. И переходит именно потому, что Сяо Синчэнь терпит. Но Сяо Синчэнь не собирался взрываться праведным гневом, ведь за этим неизбежно последовали бы довольно печальные последствия. Обозленный на всё Сюэ Ян становился всё более буйным, и выплескивал он свой гнев цепляясь за самый ничтожный повод. Он стал вести себя так отвратительно, что даже Синчэнь ощущал — не сдержится. Не сдержится и таки столкнется с ним в открытом конфликте… без разницы, физическом или словесном. И однажды такой момент всё же наступил… и не без причины. Сюэ Ян был несколько слеп в своем доверии Сяо Синчэню, успев привыкнуть к тому, что тот ни отравит его, ни подложит ему змею, ни тем более прикоснется без спроса. А потому брал из его рук еду и питье, нисколько не задумываясь… до одного конкретного дня. Тогда Сяо Синчэнь дал ему глиняную чашку с отваром, и Сюэ Ян уже поднес её к своим губам… когда вдруг его ноздри раздулись и он, сперва принюхиваясь, вдруг сильно вдохнул теплый запах. Сяо Синчэнь сжал губы, когда резкий звук разбитой посуды накрыл его с головой. Сюэ Ян отбросил от себя чашку так, словно то была змеюка, залезшая ему в постель. Сяо Синчэнь стоял к нему спиной и не спешил оборачиваться. Он… понимал, что скрыть не сумел. — Что это? — низкий голос Сюэ Яна, тем не менее, звенел от напряжения. Неслышно выдохнув, Сяо Синчэнь полуобернулся к нему. — Раз бросил, значит знаешь. Впрочем, не пойму, почему бросил… ведь ты «знаешь». Сюэ Ян смотрел на него с таким выражением, словно, если бы мог, сам бы стал ядом, лишь бы отравить его. — Хочу, чтобы ты это озвучил, — лицо его утратило всякое выражение, а взгляд словно бы выражал усталость. Но это была лишь маска на мгновение приглушенной ярости. Сяо Синчэнь не понимал, почему его вдруг поставили в позицию виновного. Но всё же, по какой-то причине, вины… не мог не ощущать. — Белладонна, — ровным голосом ответил он и полностью повернулся к Сюэ Яну. Тот был неподвижен. — И как… используется белладонна? Будь у Сяо Синчэня глаза, он бы смотрел с осуждением. — Мигрени, преимущественно правосторонние, — начал он. — Интенсивные головные боли с покраснением лица, пульсацией сосудов, блестящими глазами и расстройством зрения, — и, сделав небольшую паузу, добавил: — Маниакальный бред с буйным поведением. Сюэ Ян, впрочем, пропустил это мимо ушей. — А для чего её принимают еще? Тон его голоса стал еще более зловещим. Сяо Синчэнь не мог не поджать губы еще раз. Он понимал, к чему Сюэ Ян ведет. — Для прерывания беременности, — он не хотел этого говорить, но всё же нашел в себе… мужество принять тот удар, к которому, без сомнений, подводил его Сюэ Ян. Невероятно, но тоже ступив на такую опасную тропу с давлением, Сюэ Ян, на удивление… улыбнулся. — Да, — его глаза охватил лихорадочный блеск, — ты совершенно прав. — Но это лишь часть того, для чего её используют… — Прерывание беременности, — перебив его, победоносно озвучил он. — И ты посмел попытаться ею меня напоить? — Что значит посмел? — Для начала: ты не сказал мне, что именно даешь. Этим ли не «попытался»? Сяо Синчэнь замолчал. Возразить на такую формулировку он ничем не мог. Сюэ Ян же, смотря на него, чувствовал, что еще немного, и этот дом взорвется вместе с ним, а он утащит за собой всё, до чего сможет дотянуться. — Я же тебе говорил, — голос его звучал до дрожи сдавлено, и видно было, как он начал трястись, — что тебя… мне нечего бояться. Ты простой мужчина, тебе меня не опорочить ненужным потомством. Или ты думаешь, что я горю желанием от тебя залететь? Сяо Синчэня кинуло в легкий жар. Он нервничал. — Сюэ Ян… — Сказал же! — вот он, взрыв. — Что тебе нечего бояться! Или ты думаешь, что я не знаю, что когда ты ложишься со мной, то никогда не кончаешь внутрь?! — Это-то тут причем?! — Причем?! — глаза Сюэ Яна выпучились, а сам он побледнел. — Тогда почему ты спаиваешь мне средство для прерывания беременности, которое, ты ведь не мог этого не знать, еще и действует как её предотвращение! Тот, кто принимает белладонну, не может забеременеть! — Я не дал тебе дозу для выкидыша! — Сяо Синчэнь сам не понял почему и его это вдруг так задело. Словно… словно они говорили о чем-то, что одинаково ранило их обоих. — Ты с ума сходишь от ярости, ты себе же вредишь! Издавна белладонну использовали и для многих иных проблем, это и для тебя не секрет. Зачем мне тайно спаивать её тебе, пытаясь, как ты говоришь, препятствовать беременности, которой, по твоим же словам, быть никак не может! — Тогда почему во время близости ты не отдаешься мне?! — рявкнул Сюэ Ян, чем откровенно поставил Сяо Синчэня в тупик… однако не такой, который по неизвестной причине прижимает к стенке. Этот тупик… вынуждал Сяо Синчэня не говорить, а оправдываться… и он понимал за что, но главным было то, что причин для этого действительно не было. Они… ничего не планировали, оба. Тогда почему столкнулись именно так, словно… это имело серьезный вес? — А я должен? — только и смог выговорить Синчэнь, что поставило к стенке уже самого Сюэ Яна. Губы его затряслись. — Л-лжец, — лицо Сюэ Яна стало выражать боль. — Лжец! Тебе противна и страшна сама мысль, что кто-то вроде меня может выносить твоего ребенка, выносить своим телом и влив в него свою кровь! И ты тайно поишь меня ядом, чтобы этого никогда не произошло! Сюэ Ян не отдавал отчета своим словам, не контролировал себя, однако то, что говорил… неправдой не было. Он не лгал, слишком уж возбужден был для того, чтобы солгать, ведь для этого нужно было думать. А он не думал. Он… только чувствовал. Сяо Синчэня его слова резанули по живому. Потому что Сюэ Ян… был прав. Но прав только в одном: да, Сяо Синчэнь боялся этой беременности. Но… — Всё не так! — он тоже потерял контроль и тоже упустил этот момент. — Ты всё изуродовал своими словами! Да, я не хочу этого, но не потому, что это ты и потому одновременно! — грудь его высоко вздымалась от глубокого спешного дыхания. — Да разве же я не видел твоих мук деторождения, разве же я не познал твоей боли? Как я смею даже подумать о том, чтобы ты дал мне такое, как? Ты так страдал… как тогда я могу подводить тебя к подобному еще раз! Как мне посметь заставить тебя пройти через такое еще раз из-за того «что» мы делаем. Ведь это же я, я буду повинен, пусть и близость наша — плод твоих жестоких стараний! — Вот как?! — глаза Сюэ Яна горели. — Как же у тебя, бедненького, вообще встает во время того, к чему тебя насильно принудили! И перестань мне заливать этот бред про безопасность и мои муки — тебя вообще не ебет, как я страдаю. — Что?.. — голос Сяо Синчэня был едва слышен, так осип. Сюэ Яна, впрочем, это нисколько не тронуло. — Скажи правду, — голос его стал давяще-низким, — что ты боишься именно того, что именно я могу стать тем, в ком взошло бы твое семя. Ведь это был бы твой первый ребенок, не так ли? И как бы ты смог пережить то, что был бы он от кого-то вроде меня, такого низкого, грязного, легшего под стольких мужиков! Сяо Синчэня так встряхнуло, что он даже сделал шаг назад, и голова его почти упала на грудь, так услышанные слова прибили его к земле. Сюэ Ян же, словно коршун, не мигая смотрел на него, выжидая того момента, когда своим ответом Сяо Синчэнь даст ему все причины с яростью наброситься на него.